Про холопа примерного — Якова Верного

Был господин невысокого рода,

Он деревнишку за взятки купил,

Жил в ней безвыездно тридцать три года,

Вольничал, бражничал, горькую пил.

Жадный, скупой, не дружился с дворянами,

Только к сестрице езжал на чаек;

Даже с родными, не только с крестьянами,

Был господин Поливанов жесток;

Дочь повенчав, муженька благоверного

Высек — обоих прогнал нагишом,

В зубы холопа примерного,

Якова верного,

Походя бил каблуком.

Люди холопского звания —

Сущие псы иногда:

Чем тяжелей наказания,

Тем им милей господа.

Яков таким объявился из младости,

Только и было у Якова радости:

Барина холить, беречь, ублажать

Да племяша-малолетка качать.

Так они оба до старости дожили.

Стали у барина ножки хиреть,

Ездил лечиться, да ноги не ожили…

Полно кутить, баловаться и петь!

Очи-то ясные,

Щеки-то красные,

Пухлые руки как сахар белы,

Да на ногах — кандалы!

Смирно помещик лежит под халатом,

Горькую долю клянет,

Яков при барине: другом и братом

Верного Якова барин зовет.

Зиму и лето вдвоем коротали,

В карточки больше играли они,

Скуку рассеять к сестрице езжали

Верст за двенадцать в хорошие дни.

Вынесет сам его Яков, уложит,

Сам на долгушке свезет до сестры,

Сам до старушки добраться поможет,

Так они жили ладком — до поры…

Вырос племянничек Якова, Гриша,

Барину в ноги: «Жениться хочу!»

— «Кто же невеста?» — «Невеста — Ариша».

Барин ответствует: «В гроб вколочу!»

Думал он сам, на Аришу-то глядя:

«Только бы ноги господь воротил!»

Как ни просил за племянника дядя,

Барин соперника в рекруты сбыл.

Крепко обидел холопа примерного,

Якова верного,

Барин, — холоп задурил!

Мертвую запил… Неловко без Якова,

Кто ни послужит — дурак, негодяй!

Злость-то давно накипела у всякого,

Благо есть случай: груби, вымещай!

Барин то просит, то песски ругается,

Так две недели прошли.

Вдруг его верный холоп возвращается…

Первое дело — поклон до земли.

Жаль ему, видишь ты, стало безногого:

Кто-де сумеет его соблюсти?

«Не поминай только дела жестокого;

Буду свой крест до могилы нести!»

Снова помещик лежит под халатом,

Снова у ног его Яков сидит,

Снова помещик зовет его братом.

«Что ты нахмурился, Яша?» — «Мутит!»

Много грибков нанизали на нитки,

В карты сыграли, чайку напились,

Ссыпали вишни, малину в напитки

И поразвлечься к сестре собрались.

Курит помещик, лежит беззаботно,

Ясному солнышку, зелени рад.

Яков угрюм, говорит неохотно,

Вожжи у Якова дрожмя дрожат,

Крестится. «Чур меня, сила нечистая! —

Шепчет, — рассыпься!» (мутил его враг),

Едут… Направо трущоба лесистая,

Имя ей исстари: Чертов овраг;

Яков свернул и поехал оврагом,

Барин опешил: «Куда ж ты, куда?»

Яков ни слова. Проехали шагом

Несколько верст; не дорога — беда!

Ямы, валежник; бегут по оврагу

Вешние воды, деревья шумят..

Стали лошадки — и дальше ни шагу,

Сосны стеной перед ними торчат.

Яков, не глядя на барина бедного,

Начал коней отпрягать,

Верного Яшу, дрожащего, бледного,

Начал помещик тогда умолять.

Выслушал Яков посулы — и грубо,

Зло засмеялся: «Нашел душегуба!

Стану я руки убийством марать,

Нет, не тебе умирать!»

Яков на сосну высокую прянул,

Вожжи в вершине ее укрепил,

Перекрестился, на солнышко глянул,

Голову в петлю — и ноги спустил!..

Экие страсти господни! висит

Яков над барином, мерно качается.

Мечется барин, рыдает, кричит,

Эхо одно откликается!

Вытянув голову, голос напряг

Барин — напрасные крики!

В саван окутался Чертов овраг,

Ночью там росы велики,

Зги не видать! только совы снуют,

Оземь ширяясь крылами,

Слышно, как лошади листья жуют,

Тихо звеня бубенцами.

Словно чугунка подходит — горят

Чьи-то два круглые, яркие ока,

Птицы какие-то с шумом летят,

Слышно, посели они недалеко.

Ворон над Яковом каркнул один.

Чу! их слетелось до сотни!

Ухнул, грозит костылем господин!

Экие страсти господни!

Барин в овраге всю ночь пролежал,

Стонами птиц и волков отгоняя,

Утром охотник его увидал.

Барин вернулся домой, причитая:

«Грешен я, грешен! Казните меня!»

Будешь ты, барин, холопа примерного,

Якова верного,

Помнить до судного дня!

* * *

«Грехи, грехи, — послышалось

Со всех сторон. — Жаль Якова,

Да жутко и за барина, —

Какую принял казнь!»

— «Жалей!..» Еще прослышали

Два-три рассказа страшные

И горячо заспорили

О том, кто всех грешней.

Один сказал: кабатчики,

Другой сказал: помещики,

А третий — мужики.

То был Игнатий Прохоров,

Извозом занимавшийся,

Степенный и зажиточный

Мужик — не пустослов.

Видал он виды всякие,

Изъездил всю губернию

И вдоль и поперек.

Его послушать надо бы,

Однако вахлаки

Так обозлились, не дали

Игнатью слово вымолвить,

Особенно Клим Яковлев

Куражился: «Дурак же ты!..»

— «А ты бы прежде выслушал…»

— «Дурак же ты…»

{!V6!— «И все-то вы,

Я вижу, дураки! —

Вдруг вставил слово грубое

Еремин, брат купеческий,

Скупавший у крестьян

Что ни попало, лапти ли,

Теленка ли, бруснику ли,

А главное — мастак

Подстерегать оказии,

Когда сбирались подати

И собственность вахлацкая

Пускалась с молотка. —

Затеять спор затеяли,

А в точку не утрафили!

Кто всех грешней? подумайте!»

— «Ну, кто же? говори!»

— «Известно кто: разбойники!»

А Клим ему в ответ:

«Вы крепостными не были,

Была капель великая,

Да не на вашу плешь!

Набил мошну: мерещатся

Везде ему разбойники;

Разбой — статья особая,

Разбой тут ни при чем!»

— «Разбойник за разбойника

Вступился!» — прасол вымолвил,

А Лавин — скок к нему!

«Молись!» — и в зубы прасола.

«Прощайся с животишками!» —

И прасол в зубы Лавина.

«Ай, драка! молодцы!»

Крестьяне расступилися,

Никто не подзадоривал,

Никто не разнимал.

Удары градом сыпались:

«Убью! пиши к родителям!»

— «Убью! зови попа!»

Тем кончилось, что прасола

Клим сжал рукой, как обручем,

Другой вцепился в волосы

И гнул со словом «кланяйся»

Купца к своим ногам.

«Ну, баста!» — прасол вымолвил.

Клим выпустил обидчика,

Обидчик сел на бревнышко,

Платком широким клетчатым

Отерся и сказал:

«Твоя взяла! не диво ли?

Не жнет, не пашет — шляется

По коновальской должности.

Как сил не нагулять?»

(Крестьяне засмеялися.)

— «А ты еще не хочешь ли?» —

Сказал задорно Клим.

«Ты думал, нет? Попробуем!»

Купец снял чуйку бережно

И в руки поплевал.

«Раскрыть уста греховные

Пришел черед: прислушайте!

И так вас помирю!» —

Вдруг возгласил Ионушка,

Весь вечер молча слушавший,

Вздыхавший и крестившийся,

Смиренный богомол.

Купец был рад; Клим Яковлев

Помалчивал. Уселися,

Настала тишина.

Дата добавления: 2015-08-05