В БАТАРЕЮ

Обмундирование наконец прибыло. Я тотчас же его погрузил в вагон и с двумя солдатами отправился искать батарею. Генерал Колзаков дал мне письмо к своей матери Волконской в Белгород и поручил мне ее эвакуировать. Но оказалось очень трудно найти все время движущуюся батарею, да еще двигаясь поездом и при отступлении. Никто не знал, где находится дивизия.

— Позавчера дивизия была тут, но снова ушла.

— Куда?

Комендант станции только пожимал плечами.

В городе Льгове я услыхал орудийную стрельбу, быть может, нашей батареи. Но без повозок ничего не мог сделать и решил уходить отсюда, чтобы не попасть в руки к красным. Настоять на том, чтобы прицепили вагон к отходящему поезду, было трудно. Приходилось прибегать к подкупу, а раз к угрозе револьвером. При этом сам убеждался, что действительно прицепили, и ставил одного солдата сторожить, чтобы не отцепили. Я изъездил много дорог, и все впустую. Нужно ехать на подводах, в вагоне ничего не выйдет.

Однажды состав так рванул, что наша печка упала и вагон сразу наполнился дымом. Я испугался, что обмундирование загорится, и хотел уже выкинуть печку наружу. К счастью, солдаты мне этого сделать не дали, поставили печку, собрали рассыпавшиеся угли и подключили печку к трубе. Что бы мы делали без печки? На дворе был мороз.

Наконец я попал в Белгород и пошел разыскивать мать Колзакова. Нашел ее в маленьком уютном домике с мебелью красного дерева, с фарфором в горке и гравюрами на стенах. Я передал письмо Колзакова и предложил свои услуги, чтобы вывезти ее в Сумы к сыну. Но она мне объявила, что решила остаться и никуда не эвакуироваться. Я стал ее уговаривать и предупреждать об опасностях, которым она себя подвергает. Но она осталась тверда и, сознаюсь, мне это импонировало. Осталась ли она жива? Шансов мало, не знаю. Она дала мне письмо к сыну. Я вернулся в свой вагон, и мы поехали обратно в Сумы. Мне было очень стыдно, что я не сумел исполнить задание и найти батарею, но без повозок это было невозможно.

Сумы как раз начали эвакуировать. Обозы уходили на юг. Я отдал письмо Колзакову и сказал ему, что мать его отказалась эвакуироваться. Но еще не поздно, он сможет поехать и ее уговорить.

Несколько офицеров присоединились ко мне, чтобы ехать в батарею. Среди них поручик Мальцев, которого я ценил за его энергию. Он был пехотным офицером, но старше нас и опытней. С ним я был уверен — мы найдем подводы и батарею. К моей большой радости, в мой вагон попросилась моя сумская красавица и ее кузина. Я, конечно, был в восторге, и мы их довезли до Мерефы.

В Мерефе нам удалось достать несколько подвод, частью санных, частью на колесах. Лежал снег. Мы сгрузили на них обмундирование и пошли на север. Шли всю ночь, и под утро услыхали орудийные выстрелы, и пошли на них. И встретили отступающую нашу дивизию. Встреча произошла у Дергачей, там, где мы стояли с Терской дивизией. Брат ехал на Дуре, оба выглядели устало. Но были живы, и это было главное. Я двинулся со своими повозками за батареей. Шли весь день и всю следующую ночь и пришли опять в ту же Мерефу. Харьков отдали без боя. В эту ночь пошел дождь, снег сошел, и дорога обратилась в сплошную грязь. Сани шли по лужам с трудом. Мне пришлось переложить поклажу с саней на колесные повозки. Сам я ехал на последних санях, которые едва тащились по грязи. Вдруг на краю дороги я увидел худого, изможденного, больного офицера-дроздовца.

— Ради Бога, не бросайте меня. Я болен тифом и идти больше не могу.

Что делать? Я положил его в свои сани и, чтобы их облегчить и самому не заразиться сыпняком, проделал всю дорогу от Харькова до Мерефы пешком, по грязи. Пришли в Мерефу с темнотой. Я ужасно устал. Два дня и две ночи мы только и делали, что шли. Посадил больного тифом в санитарный поезд. Он меня горячо благодарил.

Брат и несколько офицеров поехали поездом в обоз. Я же сел на Дуру, закинул карабин за плечи и принял команду над нашим первым орудием. Дура была в плохом состоянии, а запряжка, особенно корень, в хорошем виде. Солдаты встретили меня улыбками. На одной из следующих остановок распределили обмундирование и отпустили повозки.

Обозненко остался за командира батареи. Было начало ноября 1919 года. Часто лил дождь, и было неуютно. Мы отходили с боями. Люди были хмуры. И все же я был рад снова очутиться в привычной батарейной обстановке среди своих людей и лошадей. Тут не было угрызений совести, которые меня мучили в Сумах из-за безделья. Тут я был на своем месте.

Дата добавления: 2015-08-05