Кулаков С.А.

Лечебные аспекты супервизии
(исследование единичного случая)

Супервизия (от supervidere – обозревать сверху) – это один из методов теоретического и практического повышения квалификации специалистов в области психотерапии, клинической психологии и др. в форме их профессионального консультирования и анализа целесообразности и качества используемых практических подходов и методов психотерапии. Теории рассматриваются на лекциях, описываются в учебнике, приёмы демонстрируются на практических занятиях, но психотерапия, в процесс которой вовлечены два или несколько человек, их отношения, переносы, не может быть изучена посредством традиционного способа преподавания. Супервизия отражает «ремесленный аспект» психотерапии. Психотерапия даёт возможность пациенту высказать свои переживания на приёме у специалиста, супервизия позволяет психотерапевту (супервизируемому) предоставить на супервизию выборочный материал психотерапии.

Важность неосознаваемого процесса у супервизируемого и супервизора была описана 50 лет назад в литературе по социальной работе. В 1955 году Searls внедрил концепцию «отражающего процесса», который вскоре стал известен как «параллельный процесс». Под ним подразумевались отношения в супервизии, которые повторяли поведение или интеракцию в терапии, подчёркивая взаимосвязь терапевтической и супервизорской ситуации. Параллельный процесс может начаться с конфликта в любой из трёх частей: супервизор, терапевт или пациент, – соответственно и возникать и в терапии, и в супервизии.

Ряд источников определяют супервизию как форму терапии или, по крайней мере, как терапевтический процесс. Различие состоит в том, что супервизия – это лечение лечения (а не врача). Lain (1990) определял супервизию, как «терапевтический процесс, сосредоточенный на внутри– и межличностной динамике консультируемого и его отношениях с клиентами, коллегами, супервизорами и другими значимыми людьми».

И хотя супервизор не должен лечить супервизируемого, в супервизии могут и должны решаться терапевтические проблемы. Супервизор – участник супервизорского процесса, а не посторонний наблюдатель. В шестифокусной модели фокус психотерапевта смещается от пациента к диаде пациент – терапевт, затем в супервизию включается триада пациент – супервизируемый – супервизор. Супервизия не является «чистой» терапией, но установление партнёрских отношений между супервизором и супервизируемым, эмпатическое выслушивание коллеги имеют и терапевтический аспект.

Если у специалиста возникают проблемы, мешающие успешной профессиональной деятельности, они должны стать «зёрнами» для супервизорской «мельницы». Атмосфера супервизии должна быть надёжным убежищем супервизируемому, где он мог бы исследовать личностные проблемы и проблемы профессионального роста.

Супервизия подобна терапии не потому, что супервизор проводит терапию, а потому что терапевт проводит супервизию. Другой понятный пример: личность, навыки и стиль терапевта переносятся на роль супервизора. Хотя супервизируемый не рассматривается как пациент, супервизор продолжает смотреть глазами терапевта — человека, чувствительного к переживаниям, восприимчивого к интрапсихическим проблемам и межличностной динамике и тренированного в определённой модели терапии. Всё, что делает терапевт, в большей или меньшей степени напоминает терапию, тогда как супервизия, проводимая, скажем, экспертом в бизнес-менеджменте, сильно отличается от клинической супервизии.

Супервизор должен действовать в значительной степени как консультант, ориентированный на супервизируемого, как на личность. Цель супервизора – способствовать росту супервизируемого в роли консультанта. В частности, супервизор в процессе консультирования и сеансов супервизии исследует чувства супервизируемого (включая чувства по поводу конкретных вмешательств), предоставляя для супервизируемого возможности поработать с аффектами и/или защитами последнего. Супервизия служит личностному и профессиональному росту, исследует перенос и контрперенос, защиты, аналитический процесс и использует себя (в качестве эмоциональной силы) в ходе лечения. Супервизия использует трансферентные отношения как основной двигатель профессионального роста стажера.

Супервизор облегчает самопознание супервизируемого и помогает ему выявить личностные проблемы и зоны развития.

Как правило, центральной точкой супервизии должен быть клинический материал. Однако, если консультант обнаруживает личностную проблему, мешающую клиническому процессу, супервизор должен видеть, что консультант хочет поддержки для выхода из тупика. Проблема границы здесь в том, где, когда и как следует провести консультирование. Общее правило большинства клинических супервизорских ситуаций (особенно к тем, где супервизор является начальником консультанта): клинический супервизор не обязан и обычно не должен проводить личностное консультирование супервизируемых. Тем не менее, адекватной будет адресация к внешнему терапевту. Я, лично, даю рекомендации пройти супервизируемому терапию и – сразу координаты психотерапевтов.

Такая адресация необходима во избежание двойственности отношений (интерролевого конфликта), что компрометирует супервизорские отношения. В особенности – терапевтические отношения, которым в целом присуща некоторая доля зависимости, должны быть вне супервизии.

Примером параллельного процесса и как иллюстрация, что супервизия может служить ещё методом профилактики синдрома профессионального сгорания, может служить следующее наблюдение.

Супервизируемая Наталья С. 43 года, врач психотерапевт со стажем 10 лет, обратилась за супервизией в связи с трудностями, возникшими при работе с пациенткой (Ниной).

Нина Г., 33 года.

Семейный анамнез.

Мать Нины, Алла, по профессии врач-гематолог, родилась в деревне, была вторым ребёнком в семье. Старший брат Аллы умер в возрасте около 1 года, поэтому её мать, испытывая сильное чувство вины, всегда особенно тревожилась за дочь, оставила работу, чтобы заботиться о ней. В возрасте 5 лет Алла с родителями переехали в город после попытки нападения на их дом местной банды «Чёрная кошка». Семья была сильно напугана и решила сменить место проживания.

После переезда мать Нины поступила в школу, затем в медицинский институт.

На 5 курсе вышла замуж за отца Нины, Андрея, преподавателя технического вуза. На 6-м курсе во время государственных экзаменов родилась Нина. Мать Нины по характеру – тревожная, деятельная, энергичная, всю жизнь сильно опекает и контролирует дочь. В семье была лидером, её мнение было решающим. Мнением ребёнка в семье интересовались мало, она делала то, что считала нужным мать. Отец – слабовольный, «не умел никогда зарабатывать», безынициативный. Часто играл в карты, проигрывал значительные для семьи суммы, поэтому семья постоянно нуждалась в деньгах. «Мать помню с трудом», так как в семье постоянно не хватало денег, и мать Нины часто брала по 7-8 ночных дежурств в месяц. Атмосфера в семье постоянно была напряжённая, характеризовалась частыми конфликтами, драками, в которые вовлекалась и Нина – «сижу у отца на шее и таскаю его за волосы, было обидно за мать». Воспитанием Нины больше занимался отец.

История пациента.

Родилась от первой беременности. Беременность во второй половине протекала с частыми обмороками. Роды в срок, ребёнок родился «крепким и здоровым». Закричала сразу, грудное вскармливание до семи месяцев. Начала ходить с 9 месяцев, говорить с полутора лет. С детства была спокойным, покладистым ребёнком, часто замыкалась в себе – «нельзя было узнать, о чём она думает». С четырёх лет посещала детский сад, ходила очень неохотно, «тащили» с истериками. В саду была тихой, «забитой».

В школу пошла с 7 лет, была старательной, ответственной, тихой. Училась всегда хорошо, родители проверкой уроков не занимались. Любимые предметы: математика, литература, история. Была в классе формальным лидером – председатель совета отряда, в старших классах – капитаном команды КВН. С первого класса по решению матери пошла в музыкальную школу, занималась фигурным катанием. Однажды мать вручила без ведома Нины преподавателю подарок, и 11-летняя дочь отказалась ходить в музыкальную школу «по блату». Мать вспоминает об этом как о «не характерном для её ребёнка поступке».

В 13 лет у Нины заболел, а спустя год умер дедушка по линии матери (инсульт), который постоянно помогал семье материально, и семья вынуждена была съехаться с бабушкой – матерью Аллы. После этого отец Нины стал чаще играть, на этом фоне участились конфликты, и вскоре мать ушла из дома – вначале к подруге, а затем к своему бывшему пациенту – будущему мужу Николаю. Андрей вскоре ушел к другой женщине, а Нина осталась жить вдвоём с бабушкой, сильно переживая разрыв между родителями. Для того чтобы их «помирить», выпила пять таблеток элениума, но, несмотря на это, вскоре родители развелись.

В связи с переездом перешла в другую школу, отношения с одноклассниками сложились формальные, чувствовала себя одинокой. Сильно скучала без матери, устраивала по телефону истерики, один раз не хотела её отпускать – бежала за ней по улице с плачем.

Отчима первые два года «не принимала», отношения наладились после совместной поездки к нему на родину, когда увидела, как уважительно к нему относятся известные там люди. В настоящее время с отчимом отношения доверительные, тёплые. Мать после развода испытывала сильную вину за переживания дочери.

После успешного окончания школы Нина по совету матери поступила в медицинский институт, и самой было интересно стать врачом – часто вместе с матерью была на ночных дежурствах. Училась хорошо, переживала за оценки. Получив «несправедливую» тройку по латинскому языку, дома дала бурную реакцию – была истерика, возникло непроизвольное отделение мочи.

На шестом курсе вышла замуж. Муж, Борис, был самым «красивым и активным» студентом на курсе, брак с ним вызвал удивление окружающих. Отношения вначале складывались хорошо, Борис оставил медицину, стал заниматься бизнесом. Спустя 1,5 года в семье обострились отношения. Нина не удовлетворяла желания мужа в сексе, «была незрелой», и они развелись.

После ухода от мужа жила одна на квартире бабки, возникло чувство одиночества, внутренней пустоты. Мать устроила её работать терапевтом в больницу, ходила вместе с Ниной на дежурства. В течение нескольких лет Алла организовала для дочери 14 специализаций по различным специальностям, о которых сама мечтала, в том числе три по психотерапии. Так как, со слов матери, после специализаций по психотерапии дочь возвращалась повзрослевшей и воодушевлённой, решили, что Нина будет работать психотерапевтом. С работой справлялась, «опекали всей больницей».

В 27 лет познакомилась со вторым мужем Муратом из ортодоксальной мусульманской семьи. Он характеризуется как целеустремлённый, заботливый, педантичный, занимается бизнесом. Отношения до настоящего времени не зарегистрированы. Семья Мурата встретила Нину настороженно. Его мать, властная женщина, вызывает у Нины страх. До встречи с Ниной, Мурат значительно помогал своей сестре с ребёнком, рождённым вне брака, после стал меньше уделять им внимания, что послужило причиной неприязни свекрови. Мужа мать Мурата «выгнала» из дома, до настоящего момента он живет с Ниной и Муратом.

В 2000 году Нина перешла на новую работу в реабилитационный центр, оставив занятие психотерапией. Новое место нашла мать, посчитав его более оплачиваемым и перспективным для дочери. Через пять месяцев Нина ушла в декретный отпуск, беременность протекала без патологии, муж уделял много внимания, заботился о ней.

На восьмом месяце беременности дочери Алла решила сделать операцию на бедре в плановом порядке, Нина постоянно ездила в больницу, «выхаживала» мать.

В декабре 2001 г. родился мальчик, роды в срок, без осложнений. Рос и развивался без особенностей. В декабре 2002 г. у ребёнка поднялась температура, на второй день был госпитализирован в больницу, где в течение суток умер от менингококкового сепсиса.

Нину, Мурата и Аллу изолировали в инфекционный бокс. Проведённые анализы показали наличие менингококков только у Нины. В боксе у неё развилось «необычное» состояние: была возбуждена, говорила про Бога, вину, наказание.

На девятый день Нину с родственниками выписали домой. Мать Мурата при встрече заявила – «не уберегла ребёнка, какой же ты врач». Сама Нина сильно переживала смерть сына, считала себя виноватой в трагедии. Через месяц Мурат отправил жену в Индию, учиться на гомеопата, чтобы отвлечься от переживаний. По возвращению, в сентябре 2003 вышла на работу, где получила задание, связанное с организацией подобного реабилитационного центра в другом городе. Очень ответственно отнеслась к делу, сильно переживала, так как были выделены большие материальные средства. На фоне этого отмечала тревогу, нарушился сон. В целом с организацией справлялась. Презентацию центра должна была проводить женщина, похожая на мать Мурата, Фарида – властная, жёсткая татарка. Она постоянно уничижительно отзывалась о проделанной работе, и Нина понимала, что та в результате может дискредитировать её труд, «погубить её детище». Тревога усилилась, началась «истерика», плакала, была возбуждённой, просила не допускать Фариду к презентации объекта. Так как после инъекции реланиума подобное состояние продолжалось, Нину поместили в больницу, где работала её мать. Там состояние ухудшилось, стала высказывать бредовые идеи виновности, была возбуждена, дезорганизована, речь монологом, каждые десять минут то умоляла позвать мать в палату, то выгоняла её, в связи с этим была переведена в психиатрическую больницу. Такое психотическое состояние продолжалось две недели, врачи отмечали значительное ухудшение после визитов матери, когда та начинала её жалеть. После того как посещения ограничили, Нине становилось лучше. В стационаре был поставлен диагноз: «Затяжной реактивный психоз».

После перевода на дневной стационар Нина по рекомендации врачей обратилась к психотерапевту (Наталье), с запросом разобраться в себе и в семейных отношениях.

На первом приёме – садится на самый край кресла, растеряна, подавлена, погружена в свои переживания, речь медленная, с паузами. Легко отвлекается на собственные мысли, говорит «не могу понять смысл, связать, что со мной происходит». Жалуется на навязчивые мысли, крутящиеся постоянно в голове, звучат слова свекрови – «не могла спасти ребёнка, плохая мать», своей матери – «ты больная, Мурат тебя бросит». Контакт с Ниной устанавливается быстро, охотно делится переживаниями. В течение 12 проведённых до супервизии сессий, работа была направлена на проработку проблем, с которыми приходила Нина – взаимоотношения со свекровью, с матерью, принятие решения ухода с работы. Использовались приёмы психодинамической и когнитивно-поведенческой терапии. Тема гибели ребёнка избегалась Ниной, и любой вопрос психотерапевта на эту тему, приводил к реакции ухода в себя, растерянности, слезам, дезорганизации. Такое состояние отмечалось и после длительных контактов Нины с матерью, что вызвало необходимость проработки и осознания границ «Я». В период работы мать Нины, встречаясь с лечащим врачом-психиатром, заявила, что психотерапевт оказывает плохое влияние на дочь, – Нина стала более самостоятельной и меньше прислушивалась к её (матери) советам. Попытка Натальи встретится с ней ни к чему не привела из-за её сопротивления и акцента внимания на проблемах Нины.

В процессе психотерапии также возник ряд проблем, связанных с взаимоотношениями «пациент–терапевт». При обсуждении чувств Нины к терапевту она сообщила о своём доверии, желании «вцепиться» в Наташу, желании переложить на неё решения своих проблем, искать «как у матери» защиты.

У Наташи возникло ответное чувство жалости, сочувствия, желание опекать и защищать Нину – «взять птенца под крыло». Она отмечала, что Нина вызвала более сильные чувства, чем другие пациенты, и характерная для последних двух лет дистанция во взаимоотношениях «пациент – психотерапевт» сократилась. Наташа связала это с тем, что Нина – тоже психотерапевт, «свой человек», и работать с ней надо с большей ответственностью. С другой стороны наличие собственного годовалого внука в семье Натальи вызвало сильную жалость к Нине и понимание тяжести её потери.

Наряду с проблемами, связанными с непониманием тактики дальнейшего ведения, Наталью тревожило, не могут ли возникшие чувства мешать дальнейшему развитию психотерапевтического процесса.

Работа с вышеизложенными выше проблемами пациентки давала ей временное облегчение, но существенного улучшения состояния не наблюдалось, что вызвало тревогу и растерянность терапевта и послужило одной из причин для обращения за супервизорской поддержкой.

Для лучшего понимания трудностей, возникших в ходе психотерапии ниже приводится история жизни супервизируемой.

Наталья К., 43 года

Семейный анамнез.

Дед по линии отца по национальности поляк, в период нэпа был раскулачен, лишён прав и вместе с семьей был вынужден прятаться в тайге в Сибири, где он с семьёй проживал пять лет. Его жена, учительница начальных классов, была по характеру сдержанной, с чувством собственного достоинства, плохо переносила жизнь в изоляции. Бабушка по линии матери, родилась в Петрограде, в 16 лет с младшими братьями попала в бело-чешский мятеж, в результате чего оказалась в Сибири. Её муж, мордвин по национальности, был убеждённым коммунистом с очень развитым чувством долга.

Отец Наташи, Михаил, бывший партийный работник, по характеру замкнутый, малообщительный, «принимающий», всегда относился к жене и детям с уважением. Мать Наташи, Ольга, заботливая, ответственная, сдержанная в проявлении чувств, всю жизнь проработала преподавателем. Имеют двоих детей, брат Наташи, Сергей, старше её на 2,5 года. Отношения между родителями – тёплые и уважительные.

Анамнез жизни.

Родилась от второй беременности, роды в срок, росла и развивалась без особенностей.

Была послушным, ответственным ребёнком, ходила в детский сад. Рано научилась читать, и воспитатели поручали ей читать книжки вслух всей группе. Любила бывать в компании взрослых, слушать их разговоры. Отношения в семье были тёплыми, доверительными, часто выезжали на природу, много времени проводили вместе.

В школу Наташа пошла с семи лет, училась хорошо, активно занималась спортом. К учёбе относилась ответственно, занималась общественной работой – была председателем совета отряда. Учителя и одноклассники относились с уважением. После окончания школы поступила в медицинский институт. На третьем курсе вышла замуж за бывшего одноклассника и в 21 год родила сына. В институте проблем с учёбой не было, после окончания стала работать участковым психиатром, а после ординатуры психотерапевтом.

Выбор профессии Наташа объясняет тем, что всегда интересовалась психологией и что в работе психиатра не устраивал «формальный, однобокий» подход к больным, хотелось более глубоко помогать людям. К работе психотерапевта относилась ответственно, с интересом, «взахлёб училась».

В 2001 году главный врач учреждения, в котором работала Наташа, поручил ей вести, как опытному специалисту, приём родственников людей, погибших в авиакатастрофе. В тот момент Наташа была единственным психотерапевтом в своём районе, поэтому отсутствовала возможность обсудить свои проблемы и поделиться переживаниями. После полученного задания почувствовала нежелание браться за него, страх и чувство неуверенности, с одной стороны, – «как я могу им помочь, ведь родных не воскресить», и чувство долга, с другой, – «если не я, то кто».

Первая обратившаяся – женщина, потерявшая мужа, зашла в кабинет со словами: «помогите, сделайте, чтобы мне стало легче». Эти слова на мгновение вызвали у Наташи растерянность – «как, я же не могу вернуть погибшего» – и ощущение беспомощности.

Но через минуту она поняла, что реальная помощь – это быть рядом, разделить горе пациентки. Описывая свои ощущения в тот момент, Наташа использовала метафору, «я как будто прикоснулась к ней распахнутой душой».

За месяц Наташа помимо своих пациентов, приняла четырнадцать человек родственников погибших (среднее количество посещений 2-3 раза). После окончания работы отмечала сильную усталость, ощущение «близко стоящих слёз». Решила посетить проводившийся в это же время семинар по теме «Оказание помощи при остром травматическом горе». В ходе семинара произошло погружение в ситуацию горя, где у Наташи появились слёзы, чувство безысходности. В тот же день у её матери случился инсульт, вся ответственность за принятие решения, организацию лечения легла на Наташу. Ей приходилось одновременно ухаживать за матерью и посещать семинар, так как понимала необходимость отреагирования своих чувств после проведённой работы. Но участие в семинаре не принесло ожидаемых результатов.

Спустя два месяца Наташе было поручено написать доклад на тему «Работа с острым горем». Попытки осмыслить и обобщить опыт своей работы, чтение литературы привели к возникновению сильной тревоги. Это сопровождалось нежеланием работать; отношения с пациентами стали более формальными, возникало чувство облегчения, когда пациент не приходил, ощущение дистанции; пропало желание общаться с людьми. Появились симптомы ОРЗ, головные боли, в связи с чем Наташа взяла больничный лист, лечилась дома, принимая противовирусные и противотревожные препараты. Через две недели состояние улучшилось, Наташа вышла на работу, но отмечала, что стала быстро уставать, хотелось остаться одной, ни с кем не разговаривать. Также отмечала снижение интереса, обесценивание своей работы – «кому я действительно могу помочь», стала регулярно болеть ОРЗ и брать больничные листы, чего не было раньше.

Супервизия проводилась в заочной форме. Использовалась шестифокусная интегративная модель. Она реализовалась через вариант групповой супервизии с целью расширения концепций, стратегического и тактического арсенала практиков, обнаружения «слепых пятен» и ошибок контакта с пациентом, распознавания и отреагирования эмоций («вентиляция чувств»). В этом случае значение придавалось также умению обосновать психотерапевтический диагноз.

Приводим супервизорский разбор данной ситуации.

На обсуждение были выдвинуты следующие вопросы.

1. Правомерность диагноза.

2. Выбор тактики и модели работы.

3. Не мешают ли возникшие у терапевта «материнские» чувства эффективности работы.

В ходе дискуссии пришли к следующим заключениям. У пациентки имели место черты нестабильной семейной системы в виде конфликтно-симбиотических отношений дочери с матерью, конфликтных отношений со свекровью, незарегистрированного брака с мужем (разные вероисповедания). В семье существует «трансгенерационная передача симптома» в виде ранней смерти ребёнка в сочетании с гиперопекой и чувством вины. Нина является «нарциссическим расширением» своей матери, демонстрирует гистрионические черты в сложных ситуациях, в виде демонстративной суицидной попытки при разводе родителей, энуреза и истерики при получении не устраивающей её оценки, в сочетании с зависимостью и перекладыванием ответственности на других. Психотические эпизоды носят кратковременный характер, пациентка быстро возвращается к исходному состоянию, есть критика реальности.

На основании этого можно предполагать, что уровень организации личности пациентки пограничный; типологически расстройство личности представляет комбинацию гистрионических и инфантильных черт (мозаичное расстройство личности, пограничный подтип по МКБ-10).

Необходима индивидуальная длительная динамическая психотерапия, направленная на созревание, воссоздание границ личности, осознавание своих собственных потребностей и желаний, механизмов, вызывающих подобные состояния, и их проработку. Данной пациентке показана коммуникативная групповая психотерапия в сочетании с индивидуальной терапией для исследования ситуаций, ведущих к срыву в случае собственной неуспешности, для выработки навыков конструктивного спора. Наличие дисфункциональной семьи, поддерживающей симптоматику, свидетельствует о необходимости работы со всеми членами семьи, в первую очередь с матерью Нины (акцент – что будет, если дочь будет здорова) и со свекровью (акцент на отсоединение от семьи сына и принятие Нины).

Возникшие сомнения терапевта по поводу возможности существования в работе с пациенткой «материнских чувств» связаны с тем, что в родительской семье Натальи мать была сдержанной в проявлениях ласки, нежности к дочери. Таким образом, у терапевта возник препятствующий контрперенос, который и вызвал трансферентные чувства и потребовал супервизии. Важным для Натальи стало понимание осознания контрпереноса и его полезности, возможности использовать его на благо терапии, необходимости делиться возникшими чувствами с пациенткой.

Помимо этого, в данном случае необходимо обратить внимание на имеющуюся у терапевта проблему в виде синдрома «эмоционального сгорания» (СЭС). Данный термин (burnout) введён в 1974г. Фрейденбергом для описания деморализации, разочарования и крайней усталости, которую он наблюдал у работников психиатрических учреждений.

Имеющиеся у терапевта (Натальи) личностные особенности: ответственность, желание помочь «любым путем», тревожность, высокий уровень эмпатии, слишком критическое отношения к себе, – в ситуации повышенной профессиональной нагрузки (работа с родственниками погибших в авиакатастрофе) при отсутствии помощи коллег с которыми можно было поделиться, привели к возникновению проявлений «эмоционального сгорания». В течение двух лет регистрировались такие симптомы, как нежелание работать, установления формальных отношений с пациентами, усталость после общения с ними, снижение интереса к работе, ощущение бессилия, тревоги, наличие психосоматических проявлений в виде головных болей, ОРЗ. Непрерывный характер симптомов, не редуцирующихся после выходных, позволяют судить о сформированной стадии «сгорания» [Пайнс Э., Маслач К., 2000].

В это же время у Натальи появилась возможность стать участником психодраматической группы (длительность 5 дней) и попытаться проработать свои проблемы. На одной из сессий Наташа выдвинула проблему неотреагированного горя, возникшую во время работы с родственниками погибших в авиакатастрофе людей, – «хлебнула горя». В процессе психодрамы у Натальи были выделены две части – «профессиональная» и «тревожная». Каждая из частей рассказала, что происходило с ней во время работы с родственниками пострадавших. «Профессиональная» часть Наташи описала, что она пыталась поддержать этих людей, разделить с ними горе, нормализовать процесс горевания, при этом Наташа держалась и говорила уверенно. «Тревожная» часть говорила о своём испуге, чувстве бессмысленности, и когда Наташа говорила от имени этой части, на глазах появлялись слёзы и она выглядела подавленной. Затем ведущий, обращаясь к «профессиональной» части, попросил рассказать, в чём она видит смысл жизни. Наташа перечислила ряд смыслов, в том числе и в профессиональной деятельности.

После того как были отреагированы эти чувства, Наташа отметила облегчение, «как будто от чего-то освободилась», изменилась поза – распрямилась спина, расправились плечи.

Таким образом, данный тренинг позволил Наташе проработать проблему, мешавшую ей в полном объёме выполнять профессиональные обязанности в течение последних двух лет.

Таким образом, вышеизложенный случай показал наличие у супервизируемой одновременно двух проблем, мешавших терапии с пациенткой: препятствующего контрпереноса, с одной стороны, и «синдрома эмоционального сгорания», с другой.

СЭС возник в результате взаимодействия определённых личностных особенностей терапевта с особенностями профессиональной деятельности и условиями работы. В результате процесса супервизии и участия терапевта в психодраматической группе эти проблемы были выявлены и частично проработаны.

Список рекомендуемой литературы.

1. Кулаков. С.А. Практикум по супервизии в консультировании и психотерапии. – СПб, Речь. 2002.

2. Кулаков С.А. Супервизия в психотерапии: учебное пособие для психотерапевтов и супервизоров. – СПб.: ООО «Вита». 2004.

3. Пайнс Э., Маслач К. Практикум по социальной психологии. СПб., 2000.

4. Орел В.Е. Феномен «выгорания» в зарубежной психиатрии: эмпирические исследования и перспективы. – Психологический журнал, №1, 2001.

5. Очерки динамической психиатрии. Транскультуральное исследование. // Под ред. М.М. Кабанова, Н. Г. Незнанова. – СПб.: Институт им. В.М. Бехтерева, 2003.

6. Психотерапия: учебник (2-е изд.). // Под ред. Б. Д. Карвасарского. – СПб.: Питер, 2002.

Дата добавления: 2015-08-05