Территория и агрессивность

Опыт, о котором рассказал Эдмонд Уэллс, приводит всех в замешательство. Так значит, какой бы путь мы ни выбрали, все усилия будут напрасны, поскольку такова природа живых существ. Они всегда распределяют между собой одни и те же роли: эксплуататоры, эксплуатируемые, автономы, козлы отпущения.

Зависнув перед нами в воздухе и шевеля время от времени золотыми крылышками, Гермес подтверждает:

— Как и крыса, человек является животным территории и иерархии. «Территория» и «Иерархия», два фундаментальных понятия, важных для понимания всего человеческого общества.

Пометить территорию охоты, помочиться в углах зоны воспроизведения, найти место между стоящим выше и ниже тебя, эти виды поведения успокаивают и приносят облегчение.

Ну а потом начинаются словоизлияния, чтобы облегчить свою совесть, сказать, что любишь свободу и не хочешь больше начальников, но если внимательно посмотреть на всю Историю, то все как раз наоборот. Люди любят быть в рабстве и поклоняться вождю. И чем страшнее их начальники, тем более защищенными они себя чувствуют.

Бог путешествий и воров делает разочарованное лицо.

— Но ведь есть и автономы! — восклицает Жорж Мельес.

— Ах да, несколько несчастных, которые цепляются за свои принципы… Действительно, они есть. Свобода дорого им стоит. Они трудятся больше, им нужно зарабатывать хлеб насущный и драться, чтобы его не украли. Они в противофазе с остальным населением, разделенным на угнетателей и угнетаемых, а значит, обречены на одиночество и отчаяние. Ах, насколько нужно быть готовым переносить одиночество, чтобы чувствовать себя свободным.

Гермес снова разочарованно улыбается.

— Вот вы сами, Жорж Мельес, вы знаете, чего стоит быть независимым. Вы разорились, изобретая различные трюки и спецэффекты. Вы были вынуждены продать свой кинотеатр и от досады сожгли свои бесценные пленки.

От этих воспоминаний о временах презрения Мельес растроган. Он кусает губы. Камилла Клодель обнимает его рукой за плечи, чтобы успокоить. Она тоже разрушила свои произведения, видя непонимание окружающих.

— А козлы отпущения, — спрашивает Мата Хари, — зачем нужны они?

— Это ключ к социальному равновесию. Искупительное жертвоприношение. Козлы отпущения служат оправданием всех официальных должностных преступлений. Начальник совершает убийство, кражу или несправедливость, после чего, чтобы не беспокоиться, выдумывает козла отпущения и предает его народному преследованию… Вы сами это хорошо знаете, мадам, вы ведь сами стали козлом отпущения в заговоре двух шпионских сетей. Козлы отпущения служат своего рода катарсисом. Прудон это прекрасно понял, используя убийства невинных людей как объединяющий массы спектакль. В вашей последней жизни вы хотели управлять людьми, как большими стадами, которые нужно обучать, не правда ли, Прудон? Для того, чьим девизом является «Ни Бога, ни начальника», это по меньшей мере парадоксально. Анархист не соглашается. Он встает и заявляет:

— Важно образовывать людей, чтобы научить их свободе!

— Насилием? Массовыми убийствами? — спрашивает Гермес, уже уставший от всех нас.

Прудон в некотором замешательстве, однако не собирается отказываться от своих убеждений.

— Если необходимо принуждать людей быть свободными, что ж, тем хуже. Извините, но я их заставлю. Если им нужны начальники, которые научат обходиться без начальников, я их найду.

— А если им нужны боги, которые научат их обходиться без богов? — мягко спрашивает Гермес. — Ах, Прудон, ваша точка зрения меня поражает. Вы первый анархист, придумавший власть.

Озадаченный теоретик нигилизма садится на место.

Трудно спорить с таким опытным профессором, исходившим столько дорог.

— В прошлом даже было выражение, которое защищали не анархисты, а другие экстремисты: «диктатура пролетариата». Ах, сколько в этих словах парадоксов… Диктатура пролетариата…

— А что в этом такого сметного? — возмущается Мария Кюри, которая в свое время выступала в поддержку коммунистической партии и запомнила выражение, сотни раз повторявшееся на митингах.

— Это значит «тирания эксплуатируемых», если вы хотите синоним. Как говорил один из юмористов «Земли 1»: капитализм — это эксплуатация одного человека другим, а коммунизм… — наоборот, другого человека первым. Наконец, дорогая Мария Кюри, если у вас короткая память, я хотел бы напомнить вам про советско-германский пакт. В то время думали, что противоположностью коммунизму является нацизм. А потом оп-ля! Гитлер и Сталин пожимают друг другу руки. Вот так вы попадаете в ловушку, наклеивая ярлыки. В то время как для нас, богов, кровавый диктатор есть просто диктатор, будь он под черным флагом, красным или зеленым. Как только появляется милиция с дубинками, а интеллектуалов сажают в тюрьму, все ясно. Нужно понимать «знаки».

Меня тоже мучает один вопрос:

— Значит, все наши люди будут навсегда зажаты в тех же самых ролях, что и общество крыс?

— Нет, не обязательно, — говорит Гермес. — Но вести себя как крысы — их самое естественное стремление. Насилие их завораживает. Система иерархий успокаивает. Они обеспокоены, когда у них есть ответственность, и успокаиваются, как только лидер освобождает их от нее. Все ваши усилия свернуть их с этого пути могут потерпеть неудачу, поскольку они противоречат их глубоким естественным устремлениям.

Встав между нами, бог путешествий и воров склоняется над тяжелой сферой «Земли 18» и надевает на нее покрывало, скрывая таким образом от нас дальнейшие приключения наших племен.

— На настоящий момент на этой планете нет наций, нет королевств, нет границ. Есть только охотничьи угодья, население которых мигрирует, исчерпав их запасы. Технологии распространяются в зависимости от вторжений и альянсов, и не забывайте: чем меньше территория, тем больше агрессивность.

Во время следующей партии игры «Игрек» подумайте, как создать столицу и действовать из этой определенной точки.

Появляется Атлант, чтобы забрать свой тяжкий груз, который он взваливает на спину со вздохами, которые говорят сами за себя о том, что он думает об обязанностях внука по отношению к деду.

Кентавры уносят проигравших, которые на этот раз не сопротивляются, они смирились.

— Детство цивилизации, — заявляет наш профессор в заключение, — как детство человека. Именно на этой стадии все решается. Люди и народы воспроизведут позднее те же реакции перед лицом всего нового, и их трудно будет изменить.

Дата добавления: 2015-07-26