Всякое наказание в настоящее время кажется не радостью, а печалью; но после наученным через него доставляет мирный плод праведности.

(Евр.12:6-11)

Правда я никогда не обращал внимания на предыдущий стих, где речь идет об обличении.

Пока я был рядовым членом церкви, этот перекос в учении о любви не был для меня таким уж заметным. Только став членом команды пастора, я по настоящему испытал на себе суровость «пасторской любви». Опишу только один случай, наиболее ярко характеризующий стиль руководства пастора.

Для меня – лидера поклонения и еще для одного служителя (вдвоем мы составляли мужскую часть пасторской команды) пастор ввел физическое наказание. Заключалось оно в том, что провинившийся ложился на стол, а второй из нас один раз сильно ударял резиновым шлангом его по спине. Пастор же следил за тем, чтобы удар был достаточно сильным. Если удар был слабым, то экзекутор занимал место наказуемого и тогда уже бил сам пастор. Моя жена, узнав причину появления на моей спине красных полос, разрыдалась. Все, что я смог тогда ей сказать: «Пусть лучше пастор меня наказывает, чем Бог» (я считал, что Бог наказывает еще более сурово). Эта процедура стала регулярной. Я стал утверждаться в мысли, что если тебе не больно, значит, тебя не любят.

Это не описание средневекового уклада жизни какого-нибудь монашеского ордена. Это происходило в современной полноевангельской церкви, известной всему городу динамичными проповедями, ярким прославлением, своим библейским колледжем и своими евангелизационными усилиями, охватившими тысячи людей.

Как я мог такое терпеть? Разве я не видел, что это чудовищное заблуждение?

Мой земной отец любил и любит меня. Но для того чтобы эта любовь проявилась, у меня должна была случиться серьезная проблема. Тогда он бросал все, чтобы мне помочь. Но как проявляется любовь в ежедневных отношениях, я не видел. Поэтому здесь у меня образовался вакуум, который втянул в себя учение и опыт общения с пастором. Отсутствие примера ежедневной любви привело к тому, что я принял отношение пастора ко мне за истинную любовь. Ему просто достаточно было сказать: «Я так поступаю по отношению к тебе, потому что люблю тебя» - и мне этого было достаточно.

Я пытался относиться к пастору как к отцу и действительно считал, что он все делает для моего блага. Он имел неограниченное влияние на меня: я родился благовествованием пастора, я обучался в его колледже, я изо дня в день слышал только его проповеди, в которых утверждался непререкаемый авторитет пастора. Поэтому я запрещал себе и кому бы то ни было обсуждать его поступки или его учение. Опыт руководителя в миру, сильнейшее желание любой ценой построить большую влиятельную церковь, недостаток духовного опыта, отсутствие подотчетности (у пастора не было личного духовника и вышестоящего руководителя) – все это способствовало превращению его в жесточайшего контролера, подавляющего всякое инакомыслие и инициативу. Неудивительно, что в такой атмосфере, в конце концов, не осталось ни одного человека способного обличить пастора или противостать его мнению. Оставшиеся же, даже в эмоциональных срывах пастора винили себя.

Последние пол года моего пребывания в церкви стали особенно невыносимыми. Мы, члены команды пастора, жили в недостроенном здании церкви, работая по 12-15 часов в день на его строительстве. Даже моего друга, дьякона, у которого недавно родился ребенок, пастор отпускал домой раз в неделю. Пища была весьма скудной, а жалованье пастор мог не заплатить без объяснения причины, а мы были настолько подавлены морально, что боялись его спросить о ней. Но хуже всего были ежедневные унижения и оскорбления, которым мы подвергались за любую оплошность.

Оправдывать поведение пастора становилось все сложнее.

Дата добавления: 2015-07-26