Партитура для Ван Гога

У нас тайм-аут. Двери на засов, с той стороны табличка: «Жильцы съехали, желающим просьба не беспокоить». Окна закрыты глухими ставнями. Штепсели из розеток. В уши — тампоны из синтепона. Кошке Зае — намордник из силикона...

Спим. И снится нам не рокот космодрома, а мирное заседание в диетическом кафе «Кашка-манашка». Мы, Петра и Петр, поднимаем бокалы за успешное продвижение по симоронской трассе тех, кто... Зачитываем список-свиток, в бокалах пенится напиток...

Бабах! Бубух!..

Вскочили. Смотрим друг на друга, как жертвы кариеса на бормашину. Кто? что? зачем? откуда?...

Бубубух!..

Три часа ночи. Очередные пришельцы. Гости, которым надо. Силикон медузами по полу, синтепон клочьями под потолком...

— Подождите хоть до утра!.. Спим. В бокалах — кашка-манаш... Бабабах!..

Пять часов. Светает.

— Вас же просили до утра...

— А мы не те, мы другие! Спим. В бокалах — какаш... Бубубух! Бабабах!..

— Мы не другие, мы — третьи...

— Четвертые...

— Пятые...

Солнце просочилось сквозь ставни, под напором гостей пала дверная броня, как Бастилия.

БАРЫШНЯ. Извините, невмоготу!

БАБУЛЯ. Тяжело!

МОЛОДОЙ ЧЕЛОВЕК. Устали!

ГРАЖДАНКА. Уморились!

ДЯДЯ. Сил никаких нет!

И—шурух ворохом бумаг, испещренных загогулинами...

Понятненько. Сами когда-то прошли через это. Носишься целыми днями с симоронскими дорожными картами наперевес, утонув в них носом, сопоставляя рисунок со встречными светлячками... В душе опасение: вдруг забудешь маршрут, перепутаешь... Симпатяга ведь — момент нездешнего бытия, просматриваемый из здешнего. Не умещается в голове. Вылезает за рамки. Как дрожжевое тесто из-под крышки. Запихиваешь обратно, а оно прет и прет...

У некоторых, правда, не прет: кастрюля, наверное, безразмерная. И крышки над нею не видно. Все, что варится-парится здесь, легко выплескивается наружу. Жили-были дед да баба, пришли в симоронскую школу, испекли себе колобок, покатились за ним туда, не знаю, куда... Ан нет — знаю, оказывается! Не допрашивая постовых, не подсматривая в путеводители...

Но это — некоторые. Другие же...

— Вот именно, другие. Третьи, четвертые, пятые...

Что ж, помочь вам можно пока одним способом: приготовив колобок из известных продуктов. Примерно так, как в киевском ресторане делают африканский деликатес из муравьев, собранных на задворках того же ресторана. Если не найдутся муравьи — сойдут божьи коровки. Или мошки. Вкус все равно будет божественный... Ибо главное — это рецепт.

Так вот, рецепты у нас есть, остается проследовать на кухню...

...где орудуют великие повара.

Гляньте-ка: Рублев и Микеланджело, Ван Гоги Марк Шагал... Перед каждым — то же, что и у вас. Загогулина. Замысел. Партитура, мелодия будущих полотен. Не ее ли расслышали земные гении в высоте, не она ли повела их кисть, как адаптер по пластинке?

Вздыхаете... Зря. Кто сказал, уважаемые, что вы мельче рангом? Проницая «рентгеновским» взором свои чертежи, залейте их кисельные берега молочными реками...

ЧИТАТЕЛЬ. Как это?

Хочешь попробовать? Запрокинь голову. В синеве плывут белые клочья, осколки, обрьшки каких-то фигур... Но дай задание воображению — и оно сформирует из них портреты зверей, растений, вещей (помнишь чеховское «облако, похожее на рояль»?)... Теперь проделай то же со своим патентом-проектом...

Что получилось? Трактор? Жираф? Барабан? Демисезонное пальто? Математическая формула?.. Любая из этих картинок — нагляднее, ощутимее для начинающего симо-ронавта, нежели лежащая за ней «арматура». Ассоциативный образ, высмотренный в загогулине, может сообщить ей ту предметность, которой так жаждет глаз.

ЧИТАТЕЛЬ. Компромисс...

Да, но - временный. Для тех, у кого ритуал «завтрак-обед-ужин» не превратился еще в смутное воспоминание. Если ты лично не относишься к их разряду, можешь закрыть на этом книжку. И, пролетая над общепитом, помахать иногда бывшим сотрапезникам ладошкой,.. Если же в холодильнике у тебя колбаска, в телевизоре — вожделенная мыльная опера, а в полушариях — мысли о том, как увильнуть от нежелаемой командировки...

Вернемся к твоим жирафам и барабанам. Не кажется ли тебе, что они попахивают симпотентами? Образы, порожденные не придумкой, а тем же внутренним нашим прибором, что и их первооснова, тоже должны выглядеть как открытия. Пусть для их обрисовки используется стандартная палитра, но важно обнажить в ней скрытые, нестандартные тона-полутона. Пока что этого не произошло — ты не позволил себе задействовать симоронский прожектор. И получил, естественно, узнаваемые по жизни картинки...

Чтобы миновать эту стадию банальной интерпретации загогулин и сразу по завершении самообгона выйти на качественную предметную ассоциацию, проведем некоторый предварительный тренаж.

...Дождемся вечера. Выйдем во двор. В доме напротив светятся десятки окон. В одной квартире люди ссорятся, в другой — мирятся, в третьей кто-то рождается, в четвертой — умирает... Но никто из участников этих сцен не знает, что делается за стеной. Наше же преимущество в том, что мы можем одновременно созерцать любые сюжеты. И не только созерцать, но и монтировать из них вполне пристойную повесть. Ну-ка...

ЧИТАТЕЛЬ. Пожилая дама играет на рояле... молодой папаша с малышом на руках помешивает поварешкой суп... девочка листает учебник алгебры... собачка плачет, тоскуя по хозяину., на экране телевизора танцовщица с испанским веером... кто-то ввинчивает дрелью шуруп в стену...

Теперь — вы, друзья. Плохо видно? Бинокля нет? Ничего, что заметите — то ваше. Итак, что там, в окнах?

ДЯДЯ. Пожилая дама играет на... на...

БАРЫШНЯ. На поварешке, по-моему...

ГРАЖДАНКА. Нет, это поварешка играет на... на...

МОЛОДОЙ ЧЕЛОВЕК. На даме.

БАБУЛЯ. Да, да... Только поварешка — пожилая. А задушевно-то как...

Прекрасно. А если отойти еще дальше от дома?..

ГРАЖДАНКА. Мм... кто-то плачет по собачке... Ага, это учебник алгебры. Точно. Алгебра рыдает...

МОЛОДОЙ ЧЕЛОВЕК. Я вижу как танцовщица... ввинчивает поварешку.. в хозяина...

ДЯДЯ. Это что! Вот у меня картинка так картинка! Учебник, хозяин, телевизор и собачка помешивают испанским веером суп!

БАБУЛЯ. Смотрите: рояль листает папашу!

БАРЫШНЯ. Малыш с роялем на руках танцует... тоскуя по шурупу!

Как видите, на расстоянии четкость изображения теряется, вещи меняются местами, вступают между собой в свободные, непредсказуемые отношения. Каждая такая композиция безгранично расширяет наши представления о возможном-допустимом. Нет, конечно, мы не станем немедленно внедрять в повседневную жизнь плачущую алгебру или рояль, листающий папашу, но и относиться к алгебре только как к учебнику или к роялю — только как к музыкальному инструменту теперь тоже не будем. Ради осознания данного факта мы и поставили с вами, уважаемые гости, этот безобидный эксперимент.

Повторять его, делать произвольный перемонтаж любых наблюдаемых предметов можно когда угодно и где угодно — дома, на улице, в транспорте. Если такой практикум станет для нас постоянным, мы будем готовы к тому, чтобы в нужный момент выйти к подлинным симоронским открытиям. Подлинным — то есть не подделкам, не тракторам и жирафам, сконструированным хитромудрым умом.

Пока наши гости отходят от потрясений, связанных с разрушением устойчивых причинно - следственных связей, у тебя, дружище, есть возможность потренироваться...

ЧИТАТЕЛЬ. Хорошо. Свежая проблемка сейчас — научиться качественной живописи. Самообгон: я обращаюсь в академию художеств... мэтры, соревнуясь друг с другом, пытаются передать мне свое искусство... работаю, как многостаночник, десятком кистей, на десяти холстах... их вывозят в парижский Центр Жоржа Помпиду, выбрасывают все тамошние экспозиции, заменяют моими... после смерти меня укладывают в мраморную гробницу рядом с Наполеоном Бонапартом... Наполеон мне малость мешает, потесняю его плечом... Все. Надоело. Теперь — загогулина?

Можно сразу выйти к ассоциативному образу. Хочешь — зарисуй его на бумаге, запиши словами или просто озвучь — как тебе удобно.

ЧИТАТЕЛЬ. Ну вот, симпатяга у меня родился: сахарница, наполненная фетровыми гиляпами. Что дальше?

Как что? То же, что и прежде: путешествие по беспрепятственной трассе. Только теперь нет надобности сверяться с абстрактным маршрутным планом, бояться, что отойдем от него. Загогулина наполнилась красками, отложилась в нашем сознании в виде конкретной картины. Вспоминать о ней проще, удобнее...

Ну и, соблазнившись какой-либо общепитовской приманкой, мы тут же наткнемся на светлячка, в той или иной степени напоминающего наше создание. К примеру, продолжение твоей сахарницы со шляпами. Смотри, перед тобой целый набор:

...книги, беспорядочно сваленные на полке...

...начатая пачка сигарет...

...пестрый букет цветов в вазе...

...бигуди в волосах у родственницы, которая только что мелькнула в дверях...

Все это — намеки на твоего симпатягу, которые могут быть высвечены в окружающем житейском пространстве. С тем, чтобы вернуть тебя на симоронскую верхотуру.

ЧИТАТЕЛЬ. Но декоративное оформление у этих светлячков — разное. Имеет ли значение, скажем, то, что сегодня я встретился со вскрытой сигаретницей, а завтра — с букетом цветов? Не увлекусь ли я распознаванием, сопоставлением со стартовым образом?

Если образ этот не сконструирован, если исторгнут из недр раскрепощенного воображения, как жаркий гейзер из земных глубин, любая его проекция будет мгновенно узнана, признана как «законная». Важно лишь не залюбоваться ею, не превратить в фетиш, не настроиться непроизвольно на ожидание новых приятных встреч.

Дата добавления: 2015-07-26