|
Собственно, никаких уроков стрельбы Бурцев давать не собирался – поджимало время. Просто показал, что и как надо делать, и позволил каждому желающему выпустить по паре очередей из трофейных «шмайсеров». Лучше всего получилось у Сыма Цзяна. Этот китайский мудрец любую науку буквально схватывал на лету. Даже умудрился сразу попасть в дерево с пятидесяти шагов. Радости было!
Еще дюжину толковых бойцов – новгородцев Дмитрия, лучников Бурангула и пару пруссов из ватаги дядьки Адама Бурцев тоже рискнул вооружить скорострельными «МП‑40». Ребят выбрал тех, кто меньше других тушевался перед «магическими» громометами и оказался в состоянии понять, откуда вылетают «невидимые стрелы» и как следует держать «шмайсер», чтобы самому не угодить под пулю или случайно не изрешетить соратников.
Конечно, ожидать от этих коннострелков прицельного огня не стоило: даже фон Грюнинген, с которым явно занимались дольше и тщательнее, дал бы фору любому из них. Но, по крайней мере, новоявленные автоматчики могли запутать и озадачить противника своей беспорядочной стрельбой, а это уже кое‑что.
Тяжелые пулеметы с танков и «цундаппов» снимать не стали: лишний балласт. Мотоциклы – даже те, что были еще на ходу, – не брали. Научить управляться с техникой воинов тринадцатого столетия гораздо сложнее, чем нажимать на спусковой крючок пистолета‑пулемета. Да и боеприпасами понапрасну не нагружались: одного полного рожка, уже вставленного в «шмайсер», – вполне достаточно. Все равно перезаряжать в бою огнестрельное оружие для новгородцев и татар – занятие чересчур хлопотное и непозволительно долгое. Ручные гранаты доверять своим бойцам Бурцев тоже поостерегся – слишком опасные игрушки даже для такого знатока гренадерского дела, как Сыма Цзян.
Себе он взял укороченный «МП‑40» убитого танкиста. Еще один, точно такой же, вручил китайцу. Раз уж старик делает успехи в стрельбе… Освальд от «шмайсера» отказался наотрез. Недолюбливал поляк это дело с тех самых пор, как в него выпустили очередь в подвале Взгужевежи. Зато снять с себя меч и латы шляхтич не пожелал. Пленного унтерштурмфюрера, разумеется, вооружать не стали.
– Дмитрий, Бурангул, вы поведете конницу по льду напрямую – через Узмень, – распорядился Бурцев. – Я, Сыма Цзян и Освальд поедем в обход. Встречаемся на Соболицком берегу у Мехикоормы.
– Погоди‑ка, Васильке, – князь Александр Ярославич, внимательно наблюдавший за упражнениями на импровизированном танкодроме и стрельбище, стоял перед ним. В окружении всей своей свиты. – Нам надо поговорить. Желательно наедине.
– Но, князь…
– Не беспокойся, надолго я тебя не задержу. Прокатимся до Вороньего Камня и обратно. Я просто хочу кое в чем разобраться. Это важно. Очень важно.
Во взгляде Ярославича читалось упертое упрямство. Человеку с таким взглядом лучше не перечить. С таким человеком лучше не спорить. Если не хочешь понапрасну терять время.
– Хорошо, княже, – вздохнул Бурцев. – Прокатимся…
Крикнул через плечо Дмитрию и Бурангулу:
– Готовьтесь к походу. Я скоро вернусь.
Княжеские дружинники и бояре намылились было следовать за Александром. Тот раздраженно отмахнулся:
– Ждите здесь. Все!
Гаврила Алексич неодобрительно покачал головой:
– Не добре то – князю без охраны ездить. Савва тебя нипочем бы не отпустил.
Александр помрачнел:
– Мертв Савва. А мне тут ничего уж не грозит, Гаврила. Немец разбит наголову. А кто уцелел – давно сбежал на Соболицкий берег. Едем, Василько…
Через береговой лес Чудского озера они ехали молча, друг подле друга. У князя – меч в ножнах. У Бурцева – «шмайсер» в седельной сумке.
Пару раз сзади шелохнулись кусты, потом далеко впереди упал снег с потревоженной еловой лапы. То ли зверь какой, то ли птица. А может, ослушался Гаврила князя – приставил‑таки незримую охрану.
Выбрались на истоптанный озерный лед.
– Кто ж ты такой, а, Василько? – неожиданно начал разговор Александр.
– Я ведь уже говорил, что…
– Перестань, – Ярославич нервно дернул плечом. – Я правду хочу знать.
Бурцев призадумался. А князь‑то вовсе непрост. Наблюдателен, проницателен и умен у новгородцев князь. Осторожно спросил:
– Какую именно правду ты хочешь знать, княже?
– Правда – она завсегда одна, Василько. Кто ты?
Он вздохнул:
– Все еще считаешь меня колдуном?
– Нет. Это Игнат в тебе до сих пор ведунские знаки выискивает да на ухо тайком нашептывает. А мне сдается, тут иное. Совсем иное. Невидимые стрелы, телеги самоходные, танки‑змеи эти железные с людьми во чреве, птицы, извергающие гром, огонь и смерть. Ведь не заморские же это штучки. Не водится таких чудес за морями‑то. Купцы новогородские далеко заходят, но ни о чем подобном слыхом не слыхивали. А тебе, я смотрю, хорошо известны все эти диковинки. И как управляться с ними, ты тоже разумеешь. Так объясни, откуда они взялись на головы наши горемычные? И откуда ты сам взялся?
Бурцев молчал. Размышлял…
– Почему ты не хочешь открыться, Василько? Али боишься? Так глупо это. После всего, теперь‑то…
В самом деле, почему?! Он хмыкнул. Чего, в самом деле, таиться? Новгородский князь – из тех, кому не страшно и правды открыть. А от Бурцева не убудет. Что, выложить ему все как есть на прощание? Вкратце и быстро. А там уж пусть сам решает Ярославич – верить ли, нет ли…
– Ладно, слушай, княже. И не говори потом, что не слышал…
Дата добавления: 2015-07-24; просмотров: 80 | Нарушение авторских прав
<== предыдущая страница | | | следующая страница ==> |
Глава 45 | | | Глава 47 |