Миф об избытке стали

Интенсивной атаке была подвергнута установка советской промышленной политики на развитие металлургии. Железо — «фундамент цивилизации», важнейший из всех видов сырья, сыгравший революционную роль в развитии культуры. Объем производства стали в мире непрерывно растет и в 2007 году составил 1,35 млрд т, что намного опередило прогнозы конца 80-х годов. Но еще более важным показателем, нежели годовое производство стали, является накопленный в стране металлический фонд.

С.Г. Струмилин писал в 1975 году: «Современная мировая материальная культура строится на этой базе, достигающей 5,5 млрд т накопленного металлического фонда».

Инвентаризация металлического фонда СССР проводилась в 1926-1928, 1938-1940, 1954-1955 годы. По материалам всесоюзных переписей основных фондов всех отраслей народного хозяйства, проведенных в 1962 году и 1972 году, вышла книга Л.Л. Зусмана «Металлический фонд СССР» (1975). Тогда был изучен кругооборот металла в СССР и проведены расчеты металлического фонда, необходимого для решения главных социальных задач страны. Исходя из них и была составлена программа развития черной металлургии.

Каков же был металлический фонд Российской империи, а затем СССР? В 1911 году он был равен 35 млн т. Прирастать начал только с 1924 года и достиг в 1932 году 55-60 млн т. В 1937 году в СССР было 90-95 млн т металла, а к началу 1941 года — 118-124 млн т.

В конце 60-х годов СССР обогнал США по приросту металлического фонда и начал догонять по абсолютной величине. В 1973 году металлический фонд СССР достиг 1 млрд т. Таким образом, металлический фонд на душу населения СССР вырос с 300 кг в 1920 году до 3700 кг на 1 января 1972 года.

С этой базы и началось выполнение программы, которую во время перестройки экономисты — советники Горбачева — высмеивали как абсурдную, сравнивая СССР и США.

Каков же был металлический фонд США? В 1920 году он в 12 раз превышал фонд СССР! В 1960-е годы СССР вошел с металлическим фондом, в три раза меньшим, чем у США. Динамика преодоления разрыва в объеме металлического фонда СССР и США представлена на рис. 20.

В 1970 году металлический фонд США составлял 1639 млн т (8 т на душу населения) и в два раза превышал фонд СССР.30

Рис. 20. Динамика металлического фонда Российской империи и СССР относительно металлического фонда США, %

Но и в 1975 году разрыв все еще был велик. Плановые задания на 1970-е годы предполагали, что к 1980 году СССР приблизится к размерам того металлического фонда, которым США располагал в 1970 году. К 1990 году разрыв можно было сократить еще больше, но этот процесс был сорван вследствие принятия новой экономической доктрины во время перестройки.

Тем не менее, за советское время удалось обеспечить Россию металлом на уровне развитых промышленных стран — сегодня на каждого жителя Российской Федерации приходится металлический фонд в размере 10 т, в то время как критерием отнесения страны к числу промышленно развитых является наличие металлического фонда в размере 8-9 т на душу. И рывок был сделан именно в ходе реализации той программы, которая была опорочена в 1989-1991 годы.

Книга Л.Л. Зусмана передает состояние страшного голода на металл, который испытывали все отрасли народного хозяйства (возможно, за исключением оборонной промышленности). Дефицит металла приводил к большим социальным и экономическим перегрузкам, прежде всего, ограничивая возможности строительства (на здания и сооружения приходится половина металлического фонда страны). Каким аутистическим сознанием надо было обладать обществоведам времен перестройки, чтобы возмущаться тем, что квартиры в СССР тесноваты — и в то же время призывать к сокращению производства стали! (В 1993 году А. Чубайс в предвыборной полемике призывал вообще загасить все домны в России).

Следует учесть, что в СССР для экономического освоения больших пространств требовались гораздо более крупные металлоинвестиции в сооружения, чем в США. Металлический фонд железнодорожного транспорта в США был вдвое больше, чем в СССР, хотя грузооборот советских железных дорог превышал американский более чем в два раза. Но это требовало избыточных усилий персонала.

Количество металла в автомобильном парке США в 1971 году было в 15 раз больше, чем в СССР. Запчастей у нас всегда не хватало — прежде всего потому, что СССР мог вложить в запчасти (в расчете на единицу массы металла в машинах) в два раза меньше металла, чем США. В СССР было мало хороших автомобильных дорог, что объясняли тупостью плановой системы. При этом экономисты перестройки умалчивали, что в автодороги США за 40 лет (до 1970 года) было уложено 50 млн т стали, а в СССР — всего 1,7 млн т, включая металл, пошедший на строительство мостов и путепроводов.

К огромному перерасходу средств вела в СССР нехватка трубопроводов (и промысловых, и распределительных), вызванная прежде всего дефицитом стали. Если бы программу развития металлургии сорвали на десять лет раньше, Россия сегодня осталась бы без металла, нефти и газа. А значит — без хлеба, жилья и тепла.

Когда хозяйство работает при дефиците какого-то важного ресурса, это создает множество узких мест и приводит к перерасходу всех ресурсов. Острая нехватка металла в СССР прежде всего приводила к перерасходу самого металла — возникал порочный круг. Перерасход был вызван повышенными удельными нагрузками на металл при эксплуатации металлических изделий. Это видно на примере эксплуатации и железнодорожных рельсов, и тракторов, и большинства других машин.

Имея достаточно металла, американцы могли себе позволить не возвращать использованную сталь на вторичную переработку, если это было экономически невыгодно. Безвозвратные потери металла за срок его службы составляли в США 43-45%, а в СССР — 12-15%. С точки зрения экологии, советский тип использования металла был более перспективен, нежели американский, но экономическая эффективность страдала.

Из этого видно, что антиметаллургическая кампания, развязанная в конце 1980-х годов ведущими обществоведами, исходила из ложных посылок и содержала фундаментальные методологические ошибки. Результат известен. Накопленный в советское время металлический фонд России тает. Сокращение производства стали в 1991 году приняло обвальный характер: к 1998 году более чем в два раза — с 94,1 млн т до 43,6 млн т (рис. 21). Металлоинвестиции как в строительство, так и в машиностроение, сократились в РФ за годы реформы в четыре раза. В 1990-е годы Россия получала конечной металлопродукции разного рода в среднем 50 кг на душу населения, в то время как средняя норма на Западе превышала 300 кг. В 2006 году в стране осталось по 190 кг произведенного металла на душу населения, но десятилетний спад металлоинвестиций будет компенсирован не скоро.

Рис. 21. Производство стали в РСФСР и РФ, млн т

В России резко возросли безвозвратные потери металла. Инвентаризация металлического фонда страны не проводится. Железный фундамент нашей цивилизации подточен. Черный миф об «избытке стали» был важным фактором в развитии глубокого кризиса металлургии. По состоянию на 2001 год, свыше нормативного срока использовалось 88,5% доменных печей и 86% прокатных станов. За 1990-е годы произошло резкое технологическое отставание от мирового уровня. Парадокс в том, что именно в 1990-е годы спрос на металл на мировом рынке начал быстро расти, и отрасль стала рентабельной (в 2006 году она достигла в России 34,5%). Металл стал одной из важных статей экспорта. Реформа не успела «добить» металлургию, и после 2000 года в нее начали делать инвестиции и обновлять основные фонды.

Здесь мы говорим не об экономике и не о технологии, а о тех методологических установках, с которыми обществоведы подходили к оценке промышленной политики в области металлургии. Хорошим учебным материалом может служить книга Н. Шмелева и В. Попова «На переломе: перестройка экономики в СССР» (1989). Авторы — влиятельные экономисты, профессор Н.П. Шмелев (сейчас академик РАН) к тому же работал в Отделе пропаганды ЦК КПСС и был депутатом Верховного Совета СССР. Рецензенты книги — академик С.С. Шаталин и член-корр. АН СССР Н.Я. Петраков.

Примечателен сам тип изложения, который применили в этой книге экономисты: мысли изобилуют объединением настолько разнородных понятий и явлений, что в каждом тезисе возникает большая неопределенность, необычная для людей, связанных с научной деятельностью. Это синкретический язык мифа.

Крайне размыта мера, которую прилагают авторы к тому или иному явлению, хотя вполне доступны точные достоверные данные. Вот, авторы пишут об СССР: «Мы производим и потребляем, например, в 1,5-2 раза больше стали и цемента, чем США, но по выпуску изделий из них отстаем в 2 и более раза».

Рассмотрим это утверждение. Прежде всего, в один ряд в нем ставятся две категории разной природы — «производим» и «потребляем» — и большинство читателей сразу оказывается в ловушке. Например, многие страны потребляют сталь, не производя ее ни грамма. В открытой экономике США очень велик импорт и стали, и металлоемких изделий; а в СССР экспорт намного превышал импорт. Как же можно было об этом не сказать?

За 1981-1988 годы, т. е. за тот период, на изучении которого в основном и базировались авторы книги, США импортировали 134,8 млн т стали, что составляет (за вычетом экспорта) прибавку к металлическому фонду, равную 121,6 млн т. В 90-е годы импорт стали в США превысил 30 млн т в год (например, в 1998 году он составил 37,7 млн т). Это огромные величины.

При той степени интеграции, какой достиг к концу 80-х годов мировой капиталистический рынок, сравнивать производство чего бы то ни было в СССР с какой-то одной страной (скажем, США) вообще абсурдно. Например, в России добывается сейчас по 14 кг поваренной соли на душу населения в год (кстати, вдвое меньше, чем в РСФСР). А в США — по 160 кг, в Австралии — по 470 кг, а съедают соли на душу населения не намного больше, чем в России. Значит ли это, что надо равняться на США или Австралию? Или, наоборот, снизить добычу соли до уровня Японии (11 кг)?

Почему в качестве примера для СССР в производстве стали были взяты США? Почему было не сказать здесь же, что в 1990 году СССР произвел стали на душу населения в 1,7 раза меньше, чем Япония, и почти в 2 раза меньше, чем Чехословакия? Авторы-экономисты использовали цифры некорректно (или недобросовестно).

Иными словами, сравнение производства стали в СССР и США, даже если бы оно было проведено корректно, не могло служить никаким аргументом для оценки промышленной политики СССР. Но сравнение к тому же было проведено еще и с грубыми ошибками. Вывод: если все рассуждение построено по канонам мифологии, то к приводимым количественным аргументам надо отнестись с большой осторожностью. Мера здесь служит художественным средством.

В книге утверждается, что СССР с его плановой системой производит избыточную сталь (160 млн т), в то время как эффективно регулируемая рынком экономика США разумно производит небольшое количество (70-80 млн т). Как же обстояло дело в действительности?

Только за два десятилетия, с 1951 года по 1970 год, США произвели 1946 млн т стали — почти 2 млрд тонн! Иными словами, они в течение двадцати лет стабильно держали средний уровень производства в 100 млн т стали в год. За это же время в СССР было произведено 1406 млн т стали — на 540 млн т меньше, чем в США. Накопленное же в течение всего XX века преимущество США над СССР в количестве произведенной стали было огромно. Что же делают экономисты, чтобы убедить граждан в избыточности производства стали в СССР? Они сравнивают пик нашего производства с временным спадом в США.

Да, в начале 80-х годов на какое-то время США снизили свое производство стали (причем компенсировали это снижение резким увеличением импорта). Самой низкой точкой был 1982 год, когда в США произвели 67,7 млн т. — тогда всего за один год производство стали в США упало почти вдвое. После этого производство начало расти. Да, бывали в США такие резкие колебания. — Ну и что? Почему это должно было повлиять на производство стали в СССР? Сравнение объемов производства стали в СССР и США в момент перестройки, как аргумент для развала отечественной черной металлургии, неосновательно.

Звучали призывы сократить производство стали по примеру США — и в то же время говорилось об остром «голоде» на металл во многих отраслях хозяйства СССР. Это признак когнитивного диссонанса — видеть голод, но создавать миф об избытке и даже верить этому мифу. Нет и симптомов преодоления этой болезни. Выступая в Новосибирском государственном университете 1 декабря 2003 года, академик А.Г. Аганбегян сказал о производстве стали в СССР: «Если столько продукции не нужно, то и выплавлять 146 млн т стали (когда Америка выплавляла всего 70 млн т) бессмысленно — с падением платежеспособного спроса производство стали сократилось в 3 раза».

Значит, совершенно ложное утверждение можно повторять в одном из ведущих университетов страны даже через 15 лет после начала катастрофического кризиса, созданного с опорой на это утверждение.

Иррациональны и рассуждения о потреблении стали. При том соединении категорий производства и потребления, к которому прибегли авторы книги, читателям внушается ложная мысль фундаментального, общего значения — будто потребление стали, скажем, в 1985 году, равно производству стали в этом же году (даже если отвлечься от импорта и экспорта).

Металл — ресурс исключительно долгоживущий, срок его эксплуатации составляет около ста лет: за год теряется всего 0,5% металлического фонда от коррозии и 0,4-0,5% — от истирания. Отслуживший свой срок в изделиях металл возвращается на переплавку, а оттуда — опять в изделия. Поэтому ставить знак равенства между производством стали в таком-то году и ее потреблением — бессмыслица.

В 1985 году мы потребляли сталь, сваренную из всего чугуна, выплавленного в Российской империи и СССР — за вычетом безвозвратных потерь. Чтобы сравнить действительное потребление стали в СССР и США, авторы должны были бы сообщить величину металлического фонда СССР и США — количество стали, «работающей» в зданиях, сооружениях, машинах двух стран. Сказать об СССР, что «мы потребляли стали вдвое больше, чем США» — ложное утверждение, но ни авторы, ни рецензенты, ни большая часть интеллигенции этого не увидела. Вот где главный симптом кризиса обществоведения того времени.

В экономической науке уже с середины XIX века четко различались понятия «поток» ресурсов и «фонд» или «запас» ресурсов (stock). Годовое производство стали — это прирост запаса, часть «потока», а «потребляем» мы весь действующий в хозяйстве металл. Точно так же, как живем мы в домах, построенных за многие десятилетия, а не только за последний год. Может ли экономист не различать две категории — жилищный фонд в 1990 году и ввод в действие жилья в том же 1990 году?

Обратим теперь внимание на меру: «мы производим и потребляем стали в 1,5-2 раза больше, чем США». Число оказывает на читателя магическое воздействие. Но давайте сбросим с себя очарование цифрой и вникнем в суть.

Бросается в глаза широкий диапазон количественного показателя. Почему такой разброс — верхний предел на треть больше нижнего? Что-что, но статистика производства и потребления стали ведется в цивилизованных странах более века, а регулярно проводившаяся в СССР инвентаризация металлического фонда даже удивляет своей дотошностью. Все строчки в переписи металла даются с точностью до сотых долей процента, и это реальная точность. То же и в других странах. В США учет этих показателей ведут несколько независимых друг от друга организаций, да к тому же за металлическим фондом США тщательно следят их партнеры и конкуренты — например, Японская федерация черной металлургии. Изучение металлического фонда промышленных держав — одна из главных задач экономической разведки. Почему же у Н.П. Шмелева такая неопределенность? Только потому, что определенная мера заставляет использовать определенные понятия, а в этом случае вся конструкция мифа сразу обрушилась бы.

Уберем из утверждения Н.П. Шмелева нюансы и напишем суть: «В СССР стали производили вдвое больше, чем в США, а стальных изделий производили вдвое меньше, чем в США». Вывод: советская промышленность была черной дырой, в которой пропадала сталь, поэтому следует сократить производство стали до уровня США. Рассмотрим сначала логику вывода.

Предположим заведомо невозможное: в силу каких-то причин из болванки стали в СССР действительно производили в четыре раза меньше тех же изделий, что из такой же болванки в США. Например, из болванки весом 500 т в США делали четыре танка, а в СССР — один. Можно ли сказать, что раз мы получаем из одной и той же болванки в четыре раза меньше танков, чем в США, следует уменьшить производство стали и давать на наш танковый завод лишь четвертушку той болванки? Нет, это было бы несусветной глупостью. Из четвертушки болванки мы как раз получили бы не танк, а его четвертушку. Чтобы получить из болванки сначала два, а потом и четыре танка, был только один путь — улучшать инструменты и квалификацию работников — и тогда уже, по мере этого улучшения, урезать количество стали, даваемое заводу. Как мы знаем, реформа в СССР и России свелась не к улучшению технологии, а к сокращению производства металла.

Теперь о достоверности суммарной оценки — о том, что потребление стали у нас якобы было вдвое выше, чем в США, а производство изделий из нее — вдвое меньше. Как такое можно сказать? Только нарушив правила логики. Как говорилось, металлический фонд был почти вдвое меньше, чем в США. Это и было наше потребление стали. Что же касается «изделий», то утверждение авторов не имеет смысла, ибо сталь и не может потребляться иначе как в виде изделий — рельсов, балок, листа и т. д. Все утверждение иррационально, независимо от того, какая его часть ошибочна. Две части не стыкуются между собой.

Если же авторы считают, что в СССР много стали превращалось в отходы при изготовлении изделий, то они ошибаются (не будем предполагать здесь сознательной лжи). Вес металлоизделий, полученных из металла, — один из важных показателей, которые обязательно учитываются статистикой, тем более при инвентаризации металлического фонда. Этот показатель приводится даже в обычных статистических ежегодниках. Легко узнать, что выход изделий из единицы металла в СССР был выше, чем в США. Это происходило именно вследствие нехватки металла в СССР, из-за которой у нас металлический лом собирали для нового оборота почти полностью, а в США — только то, что было экономически выгодно.

В 1970-1980 годы в СССР при изготовлении изделий из черных металлов образовывалось отходов объемом в 22% от потребленного металла, а в 1985-1990 годы — 21%. Следовательно, чтобы в США смогли произвести из тонны стали в четыре раза больше металлоизделий, чем в СССР, американские фабриканты должны были бы суметь из одной тонны стали произвести как минимум 3,2 т металлоизделий. Таким образом, искажение реальности в количественной мере, допущенное авторами-экономистами, граничит с абсурдом.

Н. Шмелев впадает в утопию и считает первой по значимости причиной гипотетического перерасхода металла в СССР нехватку пластмасс: «В машиностроении доля неметаллических конструкционных материалов составляет у нас всего 1-2%, тогда как в США — 15-20% (в Японии к 2000 году эта доля должна составить около 50%)». Такое поклонение чудодейственным технологиям и материалам, которое сродни низкопоклонству, иногда охватывает экономистов. Можно ли себе представить, чтобы наполовину из пластмассы были построены самые тяжелые машины — экскаваторы и башенные краны, корабли и турбины? Академик Ю.В. Яременко так говорил об этой иррациональной вере в пластмассы: «Находились люди, которые писали книги о том, что можно делать станки целиком из пластмасс, включая даже станину. Появление безголовых, но агрессивных технократов — это важный и отчасти трагический момент нашей истории».

Далее авторы вводят еще одну абсурдную меру: «На ту же единицу национального дохода у нас уходит в 2,4 раза больше металла, чем в США». Здесь вводится неопределимая категория: что значит «та же единица национального дохода»? Чему равна эта единица в США и СССР? Понятия эти в хозяйстве СССР и США очень различны, они не имеют смысла, если не объясняется, как одно пересчитывается в другое. В 1989 году читатель понимал под национальным доходом продукт реальной экономики — произведенные товары и услуги, а не движение денег и ценных бумаг. Да, расход металла на одну проданную на бирже акцию невелик. И из-за этого в СССР надо было сократить производство стали?

Сами же Н. Шмелев и В. Попов пишут, что объем промышленной продукции СССР составлял 80% от американского, а продукция сельского хозяйства — 85%. Металлический фонд в СССР был намного меньше, чем в США. Каким же образом «на ту же» единицу национального дохода у нас могло уходить в 2,4 раза больше металла? Металлоемкость продукции в СССР была заведомо ниже, чем в США — намного меньше у нас было сооружений и машин, а это главный фактор металлоемкости производства.

Проще сравнить металлоемкость единицы национального дохода в тех отраслях хозяйства, где имеется однозначно понимаемая абсолютная единица измерения продукта. Например, при сравнении единицы услуг, произведенных на транспорте, есть единица измерения — тонно-километр перевозок; она одинакова и в США, и в СССР, и в Африке. В книге Л.Л. Зусмана читаем: «Использование 1/5 металлического фонда США, содержащейся в железнодорожном транспорте, в 3 раза менее интенсивное, чем в СССР, вызывается в большой мере особенностями капиталистической экономики и приводит к избытку массы металлического фонда железнодорожного транспорта США примерно на 120-150 млн т».

Здесь все ясно: известна масса металла, заключенная в рельсах и мостах, в подвижном составе, известен объем перевозок и т. д. Металлоемкость одного тонно-километра перевозок на железнодорожном транспорте в СССР в три раза меньше, чем в США. Известны и причины этой разницы, которые здесь нет места обсуждать. Если уж называть цифру для всего хозяйства, то требовалось представить подобный расчет металлоемкости по отраслям.

Развернутая во время перестройки кампания по дискредитации советской черной металлургии важна для изучения как представительный пример деградации всей когнитивной структуры рассуждений в обществоведении. Положенный в основание доктрины реформы миф привел к фундаментальным ошибкам. Этот миф не преодолен до сих пор и является важным фактором в развитии кризиса современной России.

Дата добавления: 2015-07-24