Глава VII.

Судьбы

Передняя Азия накануне скифских походов

Взяв коня и сев на него, скиф несется куда хочет.

Климент Александрийский

Середина 70-х годов VII в. до н. э. — это момент сложного сплетения интересов целого ряда народов и государств. В Ассирии на новогодних богослужениях 680 г. до н. э. царь Синаххериб был убит сыновьями, которые не могли простить ему провозглашения наследником престола сына сириянки Асархаддона. Убийцам пришлось бежать в Урарту, правителем Ассирии стал Асархаддон, сторонник не военной, а жреческой знати.

В первые годы своего правления он занялся восстановлением Вавилона, разрушенного его отцом, отразил набеги киммерийцев, замирил их, начав широко использовать в качестве наемников. Свои военные устремления царь направил на запад — в Сирию, Сидон и Аравию (пора максимального могущества ассирийского государства была уже позади) и пытался лишь сохранить достижения своих воинственных предшественников. Мирные отношения с Урарту были для Ассирии залогом ее существования, поэтому, когда Асархаддон захватил пограничную с Урарту и Ассирией область, где скрывались беглецы из обеих стран, он передал урартских беглецов царю Русе II.

В Урарту Руса II стремился укрепить внутреннее положение страны, усилить северные границы, воздвигая города и крепости, поднять хозяйство, сооружая каналы. В эти годы Урарту находилось в союзе с киммерийцами и его экспансионистские устремления были направлены на запад. [102]

Объединяла Ассирию и Урарту подстерегавшая их с востока беда — усиление маннейцев и мидян и, главное, появление нового противника в лице скифов. Ведь как ни сильны были центральные державы Передней Азии, на их окраинах продолжали существовать небольшие самостоятельные владения, и именно в их недрах зарождалась гибель Ассирии и Урарту.

В походах 716—713 гг. до н. э. ассирийцы достигли границ Мидии1) и вторглись в ее пределы. Эта страна с ираноязычным населением, согласно источникам ассирийских царей, поставляла им дань лошадьми. В 70-х годах VII в. до н. э. Асархаддон в своих запросах Шамашу со страхом выясняет, успешно ли закончился поход ассирийских отрядов «с людьми, лошадьми и войском для сбора дани лошадьми» [7, 2, 340]. Значение для Ассирии и Урарту контактов с Мидией в отношении развития коневодства трудно переоценить. Если мы не можем утверждать, что мидийцы оказали решающее влияние на создание ассирийской конницы (следует учитывать здесь и киммерийцев), то исконность и давность традиций коневодства в Мидии — безусловный факт.

Залогом успешной борьбы, а затем и победы ирано-язычных племен над сильнейшими державами древности был иной общественно-политический строй, опора на свободный слой общинников и характер армии — преобладание в ней легкой конницы лучников.

Несмотря на то что большая часть территории Мидии к 70-м годам VII в. до н. э. входила в состав Ассирии, дань с нее, будь то кони или зерно нового урожая, получать было очень сложно. Опорой Ассирии считались только те крепости, куда в свое время были переселены жители Сирии, Палестины, Вавилона, но и она была ненадежной. Даже в завоеванных областях «владыками поселений» оставались представители родовой знати Мидии.

На территории Иранского Азербайджана, к юго-востоку от озера Урмия, находилось маннийское царство. В 70-е годы VII в. до н. э. оно также стало опасным [103] врагом. Так, в сообщении вавилонянина-предсказателя Белушезиба Асархаддону читаем: «Все войска не должны вступать туда. Конники и ополченцы пусть вступают. Колесницы и повозки пусть встанут по сторонам на перевале и с конницей и ополченцами пусть грабят полевую добычу страны Маннеев» [7, 3, 215]. То есть, даже имея вооруженный отряд, в те времена безопаснее было ограничиться грабежами на перевале, чтобы в нужный момент уйти обратно, сохраняя перевал в качестве опорного пункта.

Итак, Манна и Мидия все больше и больше откалывались от Ассирии и, по существу, стояли на пороге открытого восстания2). Как раз в этот момент на международной арене появляются новые силы, которым благодаря коннице, дающей возможность быстрых передвижений по огромным степным пространствам, предстояло сыграть решающую роль в разгроме старых властелинов Востока — Ассирии и Урарту. Этой силой были скифы. Под именами ашкуза и ишкуза они впервые упоминаются в описании событий, относящихся к 674 или 673 г. до н. э.: «Я [Асархаддон], рассеявший людей страны Маннеев, неусмиренных кутиев, которых побил оружием войско Ишпакая, скифа, союзника, не спасшего их» [7, 2, 263]. Этот отрывок свидетельствует о вполне определившейся к тому времени позиции скифов — они союзники Манны и Мидии, образовавшие с этими областями триумвират, неоднократно упоминавшийся в ассирийских документах. «Будь то Каштарити с его войском, будь то войско киммерийцев, будь то войско мидян, будь то войско маннеев, будь то какой бы то ни было враг — задумывают ли они, замышляют ли они?..» — запрашивает Асархаддон бога Шамаша в это время [7, 3, 265]. «Первыми, — как пишет Геродот, — от ассирийцев отпали мидяне. В освободительной борьбе они, мне думается, проявили доблесть и, свергнув рабство, обрели свободу» [Гер., I.95]. По просьбе нескольких правителей Мидии ассирийцы послали туда отряды, которые добились успеха, захватив отпавшие [104] мидийские земли, наложили дань, получили коней. Правда, взимать дань было гораздо труднее, чем наложить, так как мидяне либо не выплачивали ее, либо дань перехватывали по дороге скифы. В конце 674 г. до н. э. скифы появляются в Центральной Мидии.

В марте — апреле 673 г. до н. э. в трех мидийских провинциях началось новое восстание, которое через месяц охватило всю центральную часть Мидии. Ассирийцы говорят о «могучих силах» повстанцев. Ряд ассирийских крепостей оказывается в осаде. Если еще несколько десятилетий назад при приближении ассирийцев здесь все уходили в горы, то сейчас мидийцы выставили, сильную армию, обладающую техническими средствами и широко применявшую атаки конных лучников. Ассирия с ужасом узнает об осаде крепостей и, не обладая возможностью оказать действенную помощь защитникам, запрашивает Шамаша, возьмут ли они ту или иную крепость «будь то осадой, будь то силой, будь то боевыми действиями битвой и сражением, будь то проломом, будь то подкопом (осадными орудиями), будь то насыпью, будь то тараном, будь то голодом, будь то клятвой именем бога и богини, будь то доброй речью и мирным договором, будь то какой-либо хитростью для взятия городов» [7, 3, 260]. Интересны фразы о доброй речи и мирном договоре. По-видимому, Мидия с ее опорой на широкие народные массы была в этом смысле значительно гуманнее, особенно по отношению к гарнизону мидийских крепостей, тем более что он скорее всего состоял не из ассирийцев, а из покоренных народов каких-нибудь дальних провинций. Контрнаступление Ассирии с юга в конце апреля 673 г. до н. э. окончилось неудачей; в мае — июне повстанцы вновь угрожают крепостям. Поэтому все силы Ассирия бросает на то, чтобы расколоть союзников; она пытается вести сепаратные переговоры с каждым из вождей восстания, но успешными они оказываются только с Партатуа, «царем страны скифов», с которым был заключен династический брак [7, 3, 270].

Ассирийцам, видимо, на несколько десятилетий удалось найти в лице скифов верных союзников, которым не раз предстояло спасать их от гибели. Причем особый интерес этого союза, как и предшествующего по времени союза с киммерийцами, заключался в том, что [105] в ассирийской армии благодаря этим связям все большую роль начинают играть всадники.

Мидии все-таки удалось сбросить ассирийское иго. Здесь было создано независимое мидийское царство во главе с правителями из династии Дейокидов. Мидия заслужила у историков древности чести считаться первой страной, вышедшей из-под ассирийского ига.

Иным было положение Манны. Она осталась самостоятельной, но ненадолго, так как уже через пятнадцать лет успешный поход Ашшурбанапала, который взял восемь крепостей с богатой добычей в виде скота, военного снаряжения, лошадей. Манна стала данницей и союзницей Ассирии.

Предшественники скифов

Враг, сильный конем и далеко летящей стрелой,

широко опустошает соседнюю землю.

Овидий

Вот уже более двухсот лет скифы и киммерийцы ставят новые и новые вопросы исследователям. Многие ученые умы волновали эти проблемы. Обратимся и мы к ним. Для нас эти племена интересны тем, что они были первыми всадниками евразийских степей, ставшими широко известными древнему миру и сыгравшими роль, которую трудно переоценить, как в жизни Передней Азии, так и в истории нашего Юга. Это о них читаем мы в Библии: «И пойдешь с места твоего, от пределов севера, ты и многие народы с тобою, все сидящие на конях, сборище великое и войско многочисленное» (Кн. пророка Иезекииля, 38.15). «Вот, поднимается он подобно облакам и колесницы его — как вихрь, кони его быстрее орлов; горе нам! ибо мы будем разорены». (Кн. пророка Иеремии, 4.13). «Колчан его как открытый гроб... Держат в руках лук и копье; они жестоки и немилосердны, голос их шумен, как море; несутся на конях, выстроились как один человек, чтобы сразиться с тобой, дочь Вавилона» (Кн. пророка Иеремии, 5.16; 50.42). О конных набегах скифов сообщает нам и «отец истории» Геродот: «Скифы же распространили свое владычество по всей Азии... и своей наглостью и бесчинством привели все там в полное расстройство. [106] Ведь, помимо того что они собирали с каждого народа установленную дань, скифы еще разъезжали по стране и грабили все, что попадалось» (Гер. I.104, 106).

Подобную же картину рисует грузинский историк XI в. н. э. Леонти Мровели, когда воссоздает историю Закавказья второй четверти I тысячелетия до н. э. Он пишет: «Неисчислимое множество скифов опустошало земли и города Закавказья вплоть до Урарту» [9, 11-12].

Прежде чем обратиться к скифским походам, посмотрим, что о них писали Геродот и Диодор Сицилийский. Оба автора, хотя и представляют две различные античные традиции, видели следующую последовательность этих событий: во-первых, скифы пришли в причерноморские степи, занятые киммерийцами; во-вторых, они изгнали киммерийцев в Переднюю Азию; в-третьих, туда же, вслед за киммерийцами, «преследуя их», продвигались и скифы. «Кочевые племена скифов обитали в Азии. Когда массагеты вытеснили их оттуда военной силой, скифы перешли Аракс и прибыли в киммерийскую землю» (Гер., IV.11). Следуя за киммерийцами, они проникли в Азию и сокрушили державу мидян.

«Еще в древности под управлением одного воинственного и отличающегося стратегическими способностями царя они приобрели себе страну в горах до Кавказа, а в низменностях прибрежья Океана и Меотийското озера и прочие области до реки Танаида», — пишет Диодор Сицилийский [110, I.458].

Итак, античные авторы считали, что скифы пришли в Переднюю Азию вслед за киммерийцами, более древними обитателями причерноморских степей.

Для греков (а именно к их традиции восходит принятое нами имя киммерийцев) — это были воинственные всадники, вооруженные луком, мечом и кинжалом, живущие там, «куда никогда сияющее солнце не заглядывает... лучами» [Одиссея, XI.15, 19].

Судя по описанию, речь идет о далеком севере, а между тем это всего-навсего причерноморские степи.

Греческие авторы, как правило, вспоминали о киммерийцах только в связи с походами последних во Фракию, Грецию и Малую Азию. Причем их сведения (достаточно [107] неясные, спорные) относятся уже к XI в. до н. э.

Значительно подробнее документируются более поздние походы киммерийцев, «которые в гомеровские времена или немного раньше опустошали набегами целую область от Боспора вплоть до Ионии» (Страб. I.1.10). Из причерноморских степей под натиском скифов уходили они на юго-запад, в Малую Азию.

В этой связи большой интерес представляют сведения Оросия о внезапном вторжении племени амазонок и киммерийцев в Азию. Оно произвело на широком пространстве огромное опустошение.

Трудно представить себе, как осуществлялось «господство» киммерийцев в Малой Азии, размеры подвластных им территорий, характер взаимоотношений с местным населением и т. д. Более определенно документируется на основании археологических материалов их путь через Закавказье (см., например, сочинения Л. Мровели [89, 64]).

Скифы в Передней Азии появились примерно через столетие или несколько раньше после прихода в Малую Азию киммерийцев. На протяжении полувека они упоминались на различных территориях, как правило их считали врагами, а не союзниками. Если центр распространения киммерийцев приходился на Малую Азию, то скифы вначале появились в районе озера Урмия, в стране Манны. В 70-х годах VII в. до н. э. киммерийцы упоминались в качестве врагов (679 г. до н. э.) Ассирии, входя в то же время в состав наемных ассирийских войск. Дело в том, что к 70-м годам VII в. до н.э. для Ассирии очень велика оказывается потребность в кадровом войске, а свои резервы резко истощаются.

В надписи Асархаддона и в вавилонской хронике за 679 г. до н. э. говорится о походах киммерийцев в Ассирию, битвах в стране киммерийцев и на территории ряда мелких областей, расположенных в Малой Азии. Асархаддон сообщает: «А Теушпу — киммерийца, ум-ман-манду, чье место отдаленно поразил оружием вместе с его войсками в земле Хубушна» [7, 3, 260] (юго-восточная часть Малой Азии).

Потерпев поражение от Ассирии, киммерийцы решили направить основной удар на центральную часть Малой Азии, и, возможно, в союзе с урартами, разрушили [108] Фригию. Асархаддон с тревогой запрашивал бога Шамаша о намерениях урартов и их союзников, «будь то он сам со своими силами, будь то киммерийцы, будь то союзники, которые с ним...» [7, 3, 262]. В отличие от предыдущих данных интерес этого вопроса заключается в том, что мы видим киммерийцев не только к северо-западу от Ассирии, но и к северо-востоку (правда, не исключено, что в данном случае под именем киммерийцев надо видеть скифов).

Скифские всадники и их походы

Они всюду являлись нежданными и,

своею быстротою предупреждая слух,

не щадили ни религии, ни достоинств, ни возраста.

Евсевий Иероним

Итак, скифы. Их победы и поражения, друзья и недруги, передвижения и места обитания. Они предстают перед нами зримо, хотя их бесчисленные изображения, на основании которых складывается наше представление о скифах, относятся к значительно более позднему времени.

Походы киммерийцев — это прежде всего движение конного войска с лучниками в авангарде, снабжающее припасами обширный обоз повозок с женщинами и детьми, табуны коней и стада. Скифы широко использовали коня во время своих походов, сыгравших огромную роль в дальнейших судьбах народов Азии.

На стадии военной демократии, которая существовала у скифов накануне походов, весь их народ становился войском. Каждый, кто мог носить оружие и сесть на коня, участвовал в походе, причем только воин, убивший врага, имел право пить из почетной круговой чаши во время ежегодных празднеств. Лукиан Самосатский оставил нам очень колоритное этнографическое описание подготовки скифов к походу, так называемый обычай «садиться на шкуру». Организатор похода убивал жертвенного вола, готовил мясо и выставлял его в котле. Сам же в позе мольбы, заложив руки назад, как связанный, садился на шкуру. Каждый, кто вступал на нее, будь то родственник или соплеменник, и вкусил [109] мяса, становился членом дружины, причем единственное, о чем он говорил, — это о количестве воинов, которых «на своих харчах» приводил. «Такое войско держится очень крепко и для врагов непобедимо, как связанное клятвой, ибо вступление на шкуру равносильно клятве», — сообщал о скифах Лукиан [10, I, 557].

Сакские лучники

В скифской армии ударной силой была конница, хотя пешее войско составляло немалую ее часть. Античные авторы, повествуя о тактике скифов, прежде всего говорили о правиле сражаться «посредством бегства», стрелять на скаку, повернувшись назад. Но если этот способ оправдывал себя в войне на своей территории, в степи, то в Передней Азии, конечно, он никак не мог [110] принести победу: ведь там скифов встретили сильные армии и прекрасно укрепленные города. В. Д. Блаватский высказал в свое время справедливое предположение, что киммерийцы и скифы в их наступательных походах использовали ударный кулак конницы, целью которого было атаковать центр неприятельской армии [38]. Сам характер скифского войска предполагал большую мобильность.

Характерные черты скифской конницы — неутомимость и неприхотливость коней — не раз были отмечены античными авторами. Это позволяло скифам двигаться быстро и совершать большие переходы за короткое время. Древние авторы рисуют нам страшные картины боя: конная лава, дождь смертоносных, напоенных ядом стрел, летящие дротики — все это наводило панику на противника. А затем рукопашная схватка. В дело шли топоры-секиры, копья, кинжалы, мечи. Этому мощному натиску противостоять было трудно. Войско скифов столкнулось с армиями древневосточных государств, стоящих на пороге своей гибели. Во время состязания или в бою скифов не могли обогнать даже такие искусные всадники, как персы. Плиний Младший писал: «Скифская конница славится своими конями; рассказывают, что когда один царек, сражавшийся по вызову с врагом, был убит и победитель приблизился снять с него доспехи, то был убит конем побежденного, посредством ударов копыт и кусанья» [21, II]3). Страбон сообщал, что лошади скифов хотя и «малорослы, но весьма ретивы» (Страб. VII.4.8), так что их следует выхолащивать, а Аппиан добавлял: «Их вначале трудно разогнать, так что можно отнестись к ним с полным презрением, если увидишь, как их сравнивают с конем фессалийским... но зато они выдерживают какие угодно труды; и тогда можно видеть, как тот борзый, рослый и горячий конь выбивается из сил, а эта малорослая и шелудивая лошаденка сначала перегоняет того, затем оставляет далеко за собой» [21, II].

Недаром Филипп Македонский пригнал в Македонию многотысячные табуны скифских скакунов. [111]

Интересен рассказ Помпея Трога о скифском царе, который имел такую первоклассную по всем статям кобылицу, что не мог найти для нее иного жеребца кроме как «рожденного ею... и отличавшегося от других прекрасными качествами» [42, 18, 4, 223]. Он скрестил кобылу с ее жеребенком, осуществив этим первый пример зафиксированного в древности инбридинга, ставшего, начиная с XVII в. до н. э. и до наших дней, наряду с кроссингом одним из основных методов чистокровного коннозаводства4). Факт этот немаловажен, он указывает еще и на то, что у скифов было конюшенное содержание коней, так как чисто табунное коневодство (этнографически зафиксированное, в частности, у казахов) показывает, что особо ценных лошадей обычно не пускали в производителей, зная, что их потомство хуже будет выдерживать бескормицу.

Скифский быстроаллюрный конь с чертомлыцкой вазы (IV в. до н.э.)

Какими же были скифские лошади? Большое количество [112] изображений, которыми мы располагаем, относится в основном к IV—III вв. до н. э. Это всемирно известные изображения коней с чертомлыцкой вазы, гребня из Солохи, по которым мы определяем два типа коней — степных, относительно коротконогих и грубокостных лошадок с крупной, несколько горбоносой головой, и верховых, более породных, похожих на среднеазиатских аргамаков, нарядных, высоко стоящих на тонких ногах, с породистыми головами, выразительным, огненным взглядом, крутой, хорошо поставленной шеей. Наилучшее представление о скифских лошадях дают нам раскопки Пазырыкских курганов на Алтае.

В племенных передвижениях эпохи походов скифов в Переднюю Азию участвовали азиатские племена саков и массагетов. Это могло способствовать притоку быстроаллюрных среднеазиатских предков ахалтекинцев в европейские степи, где их находили в погребениях Неаполя Скифского и на изображениях в керченских склепах.

Снаряжение коня и вооружение скифских конников претерпели, конечно, большие изменения за время походов и оказались генетически связанными с Передней Азией.

Это переднеазиатское наследие многолико. Контакты с народами и государствами Ближнего Востока сыграли большую роль в социально-политическом развитии скифского общества.

Нас же особенно интересует история вооружения скифов. Ведь совершенствование оружия зависит от того противника, с которым приходится сталкиваться, а скифам в Передней Азии было чему поучиться и у Ассирии (сначала врага, затем союзника), и у Урарту. Именно этот момент связан с бурным освоением скифами изготовления разных форм наступательного и оборонительного оружия не только из бронзы, но и из железа. Для многих типов оружия (например, топоры-секиры) характерно заметное влияние Кавказа. Если с луком, стрелами, копьями и дротиками скифы шли в походы, то появление ряда новых форм наступательного оружия — мечей и кинжалов, акинаков, различного типа наборных панцирей, шлемов, боевых поясов, возможно, и панцирного снаряжения коня — следует связать с Передней Азией. Не надо забывать, что скифы [113] захватили в плен большое количество ремесленников, в частности оружейников из Урарту, Ассирии, Манны, которые на них работали. Доказательством этому служа находки из различных скифских курганов Северное Кавказа, датирующихся самыми первыми годами возвращения скифов на родину.

К началу VI в. до н. э. скифы обладали оружие дальнего боя — луками и стрелами, метательным копьями и дротиками (у легкой кавалерии); среднего боя — копьями-пиками длиной до 3 м; ближнего боя — коротким копьем, длинным и коротким мечом, кинжалом, секирой. Очевидно, скифская знать составлял тяжелую панцирную кавалерию [161; 162], где и конь и всадник были основательно защищены. Кстати сказать, мечи встречались только в богатых скифских курганах.

Представление о скифской армии, как о лаве легких лучников (что неоднократно отмечалось древними авторами), следует изменить, имея в виду итоги последних находок. Тяжелая панцирная конница, сильная не только неожиданным нападением (да она и уступала здесь в мобильности легкой), но и открытым сражением с всадниками и пехотинцами, появилась не в IV в. до н. э., а в VI в. до н. э. Она, очевидно, была в начале скифских передвижений.

Снаряжение коня обладало общими чертами на очень широких территориях. Так, костяные псалии близких типов были найдены в Поволжье и на Дунае, псалии с внутренними шипами — в Микенах и Греции XVI—XV вв. до н. э., европейских степях (памятники позднекатакомбной культуры XV—XIV вв. до н. э. — Трахтемировка, Каменка, Кондрашовка, Баланбаш), Башкирии и Приуралье (Синташта). Но в евразийских степях костяные (или даже металлические в майкопской культуре) псалии долгое время употреблялись с мягкими удилами из ремней или сухожилий или в составе капцуга.

Какие же наиболее ранние формы удил знаем мы в евразийских степях? Долгое время исследователи безоговорочно соглашались с точкой зрения А. А. Иессена о том, что ими были двукольчатые удила, выделенные в качестве I типа, связанные по своему происхождению с кобанской культурой на Северном Кавказе, распространенные [114] в причерноморских памятниках VIII—VII вв. до н. э. и в равной мере относящиеся к материальной культуре скифов и киммерийцев накануне их переднеазиатских походов [77; 78]. Первое, меньшее по диаметру отверстие этих удил служило для связи с оголовьем, второе — для повода. Иногда вместе с каждым из звеньев было отлито дополнительное колечко со стержнем, заканчивающимся двойной шляпкой для закрепления ремня повода. Кольца удил (грызла) продевались через центральное отверстие трехпетельчатых изогнутых псалии, напоминающих по форме ассирийские этого же времени, но отличающихся по оформлению концов.

Ареал этого типа удил включает Северный Кавказ, Подонье и южнорусские степи. В Передней Азии двукольчатые удила неизвестны, но в это же время здесь бытуют однокольчатые, железные, с витым стержнем, которые мы знаем по Тейшебаини (середина VIII в. до н. э.). Аналогичные им (в бронзе или железе) удила находили на обширных территориях от Италии до Средней Азии.

Вопрос о стремечковидных удилах сейчас является наиболее дискуссионным, отражая споры среди скифологов о том, пришли ли скифы в причерноморские степи с востока, или же скифская культура сложилась в степях, где было сильно влияние культурных достижений, принесенных из Передней Азии.

Для их генезиса следует привлечь более восточные памятники, происходящие с территории обитания родственных скифам массагетов и саков (Казахстан, Приаралье, Алтай). Речь идет о трехдырчатых псалиях (бронзовых или роговых) и стремечковидных удилах с дополнительным отверстием. Собственно, если говорить о каких-то конструктивных особенностях уздечки, то для нас важна двудырчатость окончания двусоставного грызла, что объединяет в одну группу двукольчатые удила со стремечковидными с дополнительным отверстием. Причем естественно предположить, что двукольчатые удила являются тем прототипом, на основании которого в VII в. до н. э. могли возникнуть стремечковидные. Появление стремечковидной формы окончания удил является аналогом, причем технически гораздо проще осуществимым, дополнительному колечку со стержнем и двумя дисками, куда, как на катушку, надевался [115] повод. В обоих случаях решалась задача более определенной фиксации повода на кольце грызла, лучшего управления конем. Именно более четкая фиксация повода делала управление надежным и эффективным, а воина — уверенным в себе и маневренным всадником.

Оседланные верховые кони. Из иллюстраций к сибирскому героическому эпосу.

О снаряжении коня у скифов мы можем судить также по многочисленным находкам, найденным при раскопках скифских курганов в причерноморских степях, Туве и на Кавказе. Рассмотрим результаты ювелирных по тщательности раскопок М. П. Грязнова [57-59] в 1971—1974 гг. кургана Улуг-Хорум (Аржан) в Тувинской АССР. Расположен этот мощный курган, имевший в диаметре 120 м и в высоту около 4 м, в центре Турано-Уюкской степной котловины. Предложенные автором и различными исследователями даты захоронения колеблются в пределах от VIII до VI в. до н. э., причем середина VII в. до н. э. представляется наиболее убедительно подтвержденной материалом. Автор следующим [116] образом реконструирует погребальное сооружение: вокруг центрального сруба (площадью 120 кв. м) из огромных вековых лиственниц, где находились ограбленные в древности «царские» погребения, кольцевыми рядами расположено около 70 срубов под общим с центральным срубом бревенчатым потолком. Все это многокамерное бревенчатое сооружение как крепостной стеной окружено каменной крепидой диаметром 105 м.

М. П. Грязнов выделяет 14 групп конских жертвоприношений, сопровождавшихся в каждом случае и человеческим жертвоприношением. 14 человек и 155 коней были принесены в жертву умершему царю четырнадцатью тувино-алтайскими племенами. В погребении найдены различные предметы конского снаряжения. Костяные или деревянные псалии — в большинстве своем прямые трехдырчатые с прямоугольным верхним и округленно-суженным нижним концом (как исключение встречается прямой стержнеобразный бронзовый псалий с тремя колечками). Удила так называемого майэмирского типа, стремечковидные с дополнительным небольшим отверстием. Уздечки богато украшены золотыми и серебряными бляшками и кольцами, накладками из нефрита и клыками кабана. У некоторых лошадей сохранились золотые пластинчатые нахвостники. Как правило, в жертву были принесены старые жеребцы в возрасте 12-15 лет.

Около 300 лошадей ушло здесь на огромную погребальную тризну — их останки (черепа, кости ног, шкуры, мелкие кости) найдены в нескольких сотнях каменных оградок в 40 м от крепиды. Подобные гекатомбы известны нам только в раннескифских курганах конца VII — начала VI в. до н. э. в Предкавказье (Келермес, Ульский аул и т. д.).

Изменения снаряжения лошади были результатом вполне определенных (хотя зачастую и неясных нам) достижений в области управления конем. Цель состояла в том, чтобы средства управления были наиболее эффективны и вместе с тем упрощались с точки зрения как изготовления, так и использования. Поэтому процесс освоения коня и совершенствования его снаряжения шел параллельно на всех территориях и взаимосвязанно, хотя локальные отличия еще достаточно существенны, [117] так, на рисунке VII—VI вв. до н. э. в Передней Азии сложился тип удил, который принято называть «азиатским», отличавшийся большей строгостью, что, очевидно, объяснялось темпераментностью южных лошадей, трудностью справиться с квадригами (данные о кастрации известны нам для более позднего времени, как раз для скифов) и меньшими навыками в верховой езде у ассирийцев, чем, скажем, у евразийских степняков. Нам это важно для того, чтобы увидеть связь в конском снаряжении скифов и воинов Передней Азии.

Азиатские удила [197; 209; 222], распространенные в Передней Азии (Сирия, Двуречье), Египте, материковой Греции и широко представленные в Закавказье, имели псалии (кстати, по общей конфигурации очень близкие к «предкелермесским» VII в. до н. э. и скифским VI в. до н. э.), отлитые в одной форме с грызлом, при сохранении двухчастности последнего; собственно, это имеет некоторую аналогию в пеламе, хотя повод прикрепляется к центральному большому кольцу, как в трензеле. Как пример упрощения технологии производства следует считать появление третьего звена в грызле, позволяющего каждую половину изготавливать отдельно, а потом соединять. Удила строгие, поскольку звенья, а иногда и звенья и кольца, покрыты выступами, что, собственно, спорадически встречается и на предскифских двукольчатых удилах.

Азиатские удила в Передней Азии (VI в. до н.э.)

Раннескифская узда VI в. до н. э. детально изучена В. А. Ильинской [79]; сравнение ее с переднеазиатскими формами и предскифскими из степей Предкавказья и Причерноморья показывает, что для нее характерны как местные черты (близость с удилами черногорско-камышевахского и новочеркасского типов и [118] трехдырчатыми псалиями VIII—VII вв. до н. э.), так и переднеазиатские.

По сравнению с предшествующей по времени степной и переднеазиатской формами скифская узда проще и менее строга, что свидетельствует в пользу большего искусства скифов-наездников. Уздечка у них состояла из нащечных ремней (концы которых разделены на три части и соединены с псалиями для более плотного прилегания к голове коня), наносного, налобного, затылочного и подганашного ремней оголовья, украшенных клыками и бляшками в месте пересечения.

Каким путем шли скифы?

Из самых далеких скал Кавказа... северные волки в

короткое время обрыскали столь обширные провинции.

Евсевий Иероним

Отправной точкой скифских походов были волжско-донские и предкавказские степи. Диодор Сицилийский говорит о двух направлениях экспансии. Первый — степи северного Причерноморья за Танаисом (Доном) вплоть до Фракии и второй — через Кавказ вплоть до Египта. Геродот также говорит об экспансии скифов в этих направлениях, но останавливается на пути вдоль Кавказского хребта, через Дербентский проход. Наиболee подробные сведения мы можем почерпнуть у грузинского историка Леонти Мровели. Он подчеркивает, что скифские походы начались с нападения скифов на северокавказских горцев, за чем последовало объединение закавказских племен с северокавказскими горцами и выступление против скифов. Скифы были знакомы и с «Арагвскими воротами, которые называются Дарианом» [9, 11-12], и с Дербентом. Этот путь, видимо, был привычным для степных кочевников на протяжении тысячелетий.

Сначала шли они «пустынной страной» (причерноморские степи), затем переправились через Азовское море и «через 15 дней пути, перевалив через какие-то горы, вступили в Мидию» [10, II.596]. Очевидно, был использован (с VII в. до н. э.) Дарьяльский проход, а [119] для обратного пути Дербент, так как «они повернули на другую дорогу после пламени, поднимавшегося из подводной скалы...» [10, II].

Л. Мровели рисует картины опустошений, произведенных скифами в Закавказье и Передней Азии, очень близкие к сведениям Геродота. Воспользовавшись сложностью во взаимоотношениях крупнейших государств Передней Азии, о которых говорилось выше, скифы хватили большую добычу во время военных действий. Казалось бы, им следовало возвращаться на родину нагруженными богатой добычей, ведя за собой рабов и награбленный скот, в причерноморские и предкавказские степи, где остались их древние могилы, отцы, жены и дети, стада и табуны. Но, как писал Климент Александрийский: «Взяв коня и сев на него, скиф несется куда хочет» [10, II.596].

Движение скифов стало поступательным, все новые города манили их вперед и вперед, и горе тем мирным земледельческим поселениям, которые оказывались у них на пути.

События 674—672 гг. до н. э. застают скифов в центральной части Передней Азии, в окрестностях озера Урмия, на территории маннейцев. Возможно, они прикочевывали сюда из районов в междуречье Ара и Куры, где условия жизни были очень похожи на те, к которым они привыкли у себя на родине. Пришли сюда, на наш взгляд, они, как и киммерийцы, со всем своим родом-племенем и стадами, которые они умножали в результате успешных походов. В последующие времена за этой территорией закрепилось название Сакасена (Сакашена). Скорее всего, как полагаю Р. Гиршман, И. М. Дьяконов, М. И. Артамонов и ряд других исследователей [28; 29; 65], они появились здесь в 70-х годах VII в. до н. э.

Тот факт, что в запросах к богу Шамашу Асархаддон называет Партатуа царем «страны скифов», npeдполагает хотя бы примерное знакомство Ассирии с территорией этой страны. Дипломатический брак также представлял выгоду для скифов именно в том случае, если они оставались в Передней Азии, да и Ассирия могла пойти на это, поскольку была заинтересована в таком соседе-союзнике, который сможет нейтрализовать или отвлечь силами своих конных всадников ее противников. [120] Доказательством длительности пребывания скифов на территории Маннейского царства Р. Гиршман считает находку в Зивийе (Саккызский клад), относящуюся к рубежу VII—VI вв. до н. э., где наряду со скифскими и маннейскими по происхождению вещами были найдены более ранние ассирийские предметы.

Видимо, с помощью скифов ассирийцы подчинили царство Табал, находящееся «в лесах и непроходимых горах». Ему ассирийцы установили дань в виде «больших лошадей» [7, 3, 236]. Последнее для нас особенно интересно. Ведь на ассирийских рельефах мы не можем выделить по экстерьеру верховых и колесничных лошадей и соответственно не имеем оснований для вывода о появлении упряжных и верховых пород. Приведенные слова текста позволяют сделать такой вывод.

Об усилении положения Ассирии мы можем судить по тому, что впервые царь Урарту стал называть себя не братом, но сыном царя Ассирии.

К сожалению, Геродот не говорит нам о падении Ниневии и гибели Ассирии, владычество которой, по его словам, длилось 520 лет. Восполнить этот пробел «отца истории» помогают нам данные археологов, обнаруживших, в частности, в стенах и у подножия стен разрушенных ассирийских крепостей скифские стрелы. Войска Ассирии не смогли противостоять более сильной мидийской и скифской коннице; ассирийская знать, жречество и купцы, нажившиеся за многовековое господство Ассирии, вызывали ненависть как в самой стране, так и за ее пределами. Ее противники сплотились в коалицию во главе с Вавилоном, который имел в своем активе длительную традицию владычества в Передней Азии и который даже в пределах Ассирии занимал особое положение. Во главе движения стал Набопаласар, халдей, который находился ранее на ассирийской службе и защищал интересы жрецов и торгово-ростовщических кругов, знати и войска.

В союзе с Вавилоном выступила Мидия со своим царем Киаксаром, которому она обязана многими блестящими победами и упрочением своего положения в Передней Азии. В начале антиассирийского движения, вернее, именно в переломный его момент, «верные своей политике союза с сильнейшим», как писал об [121] этом Р. Гиршман [188], скифы, по-видимому, вышли из ассирийского союза, где остались Урарту, Манна и Египет, и вступили в коалицию, что и привело к успеху5).

Различные источники воссоздают эпизоды участия конницы скифов в нападениях на Ниневию, Сирию, Каркемыш. «На улицах безумствуют колесницы, теснят друг друга на площадях; с виду они как факелы, мечутся как молнии; он выкликает бойцов своих — они спотыкаются на ходу: спешат на крепостную стену его», — сообщает родившийся среди пленных иудеев в Ассирии Наум, описывая осаду Ниневии в мае-августе 612 г. до н. э. Не менее яркие образы дают нам иные библейские источники: «Солнце и Луна остановились на месте своем пред светом летающих стрел твоих, перед сиянием сверкающих копьев твоих» [Аввакум, 3.11]; «видел ночью, вот муж сел на коня рыжего, стоящего между горами осеняющими, и за ним кони рыжие, и серые, и пегие [пестрые], и белые» [1.18]. Очевидцы событий рисуют нам близкую картину. Скифы — народ «дальний, крепкий, храбрый, великий, грозный, страшный», всегда он приходит с Севера, это «беда и великая погибель», поднимается он как облака, как буря, как наводняющий все страны поток. Сотрясается земля от топота копыт, ржания коней, шума сверкающих колесниц, которые вихрем мчатся по поверженным врагам. Крепконогие кони («копыта их как кремень») несутся как орлы, а всадники в багряных одеждах и латах, с червлеными щитами, несут смерть в своих колчанах, «твердых как гроб», заостренных [122] стрелах, напряженных луках, блестящих копьях и пламенеющих мечах.

В войне Ассирии с коалицией все больше сказывалось то преимущество, которое конница давала в военных действиях. Поэтому ассирийцы, мидяне, маннейцы и скифы всячески совершенствовали свое конное искусство. Так, правитель Мидии Киаксар, по словам Геродота, «первым разделил азиатское войско на [боевые] отряды по родам оружия и каждому отряду — копьеносцам, лучникам и всадникам — приказал действовать самостоятельно. До этого все [войско] было перемешано в беспорядке» (Гер., I.103). Киаксар учел все преимущества коннострелковой тактики скифов и, как свидетельствует тот же Геродот, постарался учесть все ее достижения, отдав молодежь в обучение скифским лучникам. Поэтому находки скифских стрел не могут быть еще неопровержимым свидетельством скифской принадлежности. Мидяне и маннейцы также пользовались ими. Преимущество мидийской армии заключалось в том, что это был вооруженный свободный народ. Киаксар, очевидно, придал своему войску более регулярный характер, взяв все то лучшее, что отличало ассирийскую армию. Племенное ополчение, где родоплеменная принадлежность выступала на первое место, было заменено общемидийской армией, в которой войска делились на боевые единицы по роду оружия; последние объединялись в тактические соединения, составлявшие динамическую подвижную систему из определенных отрядов, имевших четкую функцию во время военных операций. Судя по событиям конца VII в. до н. э., эта армия, безусловно живо ощущавшая свое единство (что не было характерно уже для ассирийцев), оказалась знакомой с осадной техникой Ассирии и имела ряд типов стенобитных орудий, бывших на вооружении у последних. Недаром в это время, когда военные походы определяли направление истории, новые достижения в области вооружения и военной техники, так же как и конского снаряжения, сразу же делались достоянием широкого круга народов.

В ассирийской армии соотношение между различного типа воинами было примерно таково: на одну колесницу (в которой находилось от 2 до 4 человек) приходилось два всадника (из них один был вооружен луком, [123] а другой — копьем и щитом) и четыре тяжело вооруженных пехотинца, а также восемь лучников, не считая инженерных отрядов с пехотинцами-саперами.

Основой боевого порядка было построение в центре колесниц, на флангах — всадников, а за колесницами всадников и нескольких рядов пехоты. Мидийские и скифские войска отличались, очевидно, более значительным удельным весом подразделений конных лучников, что давало отдельным отрядам большую мобильность, позволяло совершать неожиданные нападения на небольшие крепости и преследовать противника. В целом же осада крупных городов и крепостей, как всегда, требовала пехоты и саперов. Позднее персидский царь Кир I, имея в своей армии тяжелую конницу, с которой мы встречались уже у скифов, для обучения верховой езде ввел состязания в гладких скачках, где были важно не только то, какой всадник одержал победу, ни и на лошади какой породы. Сам царь Кир был выдающимся конником. Ксенофонт, описывая его бесчисленные охоты, которые Кир считал военным упражнением для всадников и лошадей, подчеркивает, что тренингу лошадей персы уделяли огромное внимание. В результате персидские кони долго не имели себе равны среди других пород. Во время похода в Грецию персидский царь Ксеркс «устроил конские состязания своих и фессалийских коней (он слышал, что фессалийская конница — лучшая в Элладе). Тут эллинские кони, конечно, остались далеко позади» (Гер., VII.196). Здесь мы видим уже другой, созвучный нашему времени, подход к состязаниям как проверке преимуществ тех или иных конских пород.

Победы и поражения

Хорошо управляемый маленький городок на утесе

Лучше необузданной Ниневии.

Фокилид, по Диону Хрисостому

Летом 614 г. до н. э. был разграблен Ашшур, куда сотни веков стекались баснословные богатства из неси Передней Азии, а летом 612 г. до н. э. осаждена Ниневия. Союзники подошли к городу со свежими силами. Ниневия встретила их подготовленной к осаде. Вдоволь [124] было и воды, и припасов, и фуража, разрушенные стены тут же подновлялись защитниками — день и ночь в Ниневии месили глину и обжигали кирпичи. Но после трехмесячной осады нападающие сумели разрушить плотины над городом, и в Ниневию ринулись потоки воды, сделавшие то, что было не под силу воинам. Вслед за водой хлынули в город и враждебные полчища. Теснятся на площадях и мчатся по улицам сверкающие как молнии колесницы, не отстают от них и всадники — вступило в силу оружие ближнего боя — копье и меч. Защитники Ниневии один за другим падают на улицах своего города, всадники спотыкаются о груды их трупов. Начались грабежи. Три месяца осады накалили атмосферу — по жребию хватают себе воины ниневийскую знать, в наложницы берут их жен, младенцев же разбивают о камни на перекрестках. Не только военной тактике научились у своих врагов союзники, но и той жестокости, с которой расправляются с побежденным городом. В «Хронике Гэдда» об этом говорится сухо и коротко: «многочисленный полон города свыше счета они полонили, город обратили в холмы и развалины» [31, 102].

Египет, продолжая выступать на стороне агонизирующей Ассирии, рассчитывал увеличить свои территории за счет Сирии. Тогда Навуходоносор со скифами летом 605 г. до н. э. дает бой фараону Нехо в Каркемыше. С описанием этих событий мы знакомимся по следующему тексту из Библии: «Готовьте щиты и копья и вступайте в сражение. Седлайте коней, и садитесь, всадники, и становитесь в шлемах; точите копья, облекайтесь в брони» (Кн. пророка Иеремии, 46.3-4). Враг силен. Египетское войско кроме основного состава включает и наемников — «сильных» эфиопов, вооруженных щитами ливийцев (очевидно, подразделения колесниц), лидийских конных стрелков из лука. И все же египтяне были разгромлены и бежали в панике.

К 90-м годам VI в. до н. э. относится скифско-мидийский конфликт, в результате которого скифы были разгромлены Мидией. После этого часть скифов вернулась на Северный Кавказ и в причерноморские степи; другие же остались в Передней Азии (войдя в состав наемных войск у различных правителей, что подтверждают [125] находки стрел, их литейные формочки, отдельные погребения и терракоты всадников), а часть осела Закавказье.

И позднее, повествуя о Закавказье, Страбон упоминал воинственные племена, живущие по обычаям скифов и сармат и выставляющие войско для защиты страны (Страб. XI.3.3). На территории Западного Закавказья найден ряд комплексов VII—VI вв. до н. э. со скифскими акинаками, стрелами и погребениям взнузданного коня, документирующих пребывание скифов на территории Картли и Колхиды.

По мнению М. Н. Погребовой, «сильная концентрация памятников, содержавших скифское оружие, по низменным районам Западного Закавказья, а также по Куре, вплоть до Мцхета, позволяет предполагать здесь в VI в. до н. э. наличие определенной части скифского населения» [124]. Причем именно эти скифы оказались связующим звеном между Урарту и закавказскими племенами, с одной стороны, и прикубанскими скифами с другой. [126]

--------------------------------------------------------------------------------

1) Анализ имен правителей списка 713 г. до н. э., тщательно произведенный Э. А. Грантовским [52], показал, что только около 15% имен можно связывать с местными неиранскими корнями, тогда как 60% безусловно иранские.

2) Антиассирийское восстание 674—672 гг. до и. э. мы рассматриваем, опираясь на обоснованные и хорошо доказанные построения И. М. Дьяконова [65], где все основные события этого периода поставлены в определенную логическую и хронологическую связь.

3) Возможно, это сообщение Плиния связано с текстом Геродота о коне персидского полководца Артибия, который, «становясь на дыбы (перед пешим противником. — В. К.), бьет копытами и кусает зубами врага» (Гер., V.111).

4) Инбридинг — близкородственное скрещивание с целью закрепить в потомстве определенные черты выдающихся производителей; кроссинг — скрещивание животных, относящихся к разным и, как правило, далеким линиям.

5) Споры среди исследователей об участии скифов в разгроме Ассирии не прекращаются до самого последнего времени. Дело в том, что вавилонская «Хроника Гэдда» [186], основной источник для восстановления этих событий, содержит ряд лакун, которые различными исследователями реконструируются по-разному. Так, И. М. Дьяконов [65] считает, что скифы к этому времени уже были разгромлены Мидией и в указанных событиях не участвовал тогда как В. А. Белявский [31] предлагает свое прочтение неясных мест «Хроники Гэдда», убедительно свидетельствующее о тройственном союзе Вавилона, Мидии и скифов. В дальнейшем изложении мы будем придерживаться точки зрения В. А. Белявского, тем более что ряд других источников очень убедительно подтверждают его правоту.

Экскурс о древних мастях написан по устным сообщениям В. О. Витта, специально занимавшегося генетикой их наследования. Ему я обязана приводимыми цитатами из «Ригведы».

Глава VIII.

Древние кони

Чередой прошли перед нами древние кони ассирийцев и персов, скифов и греков, египтян и хеттов. Внимательный взор ипполога мог бы подметить в них много черт, свидетельствовавших об особенностях древнего коневодства, хотя из всех проблем, связанных с конем, эта — одна из самых сложных. Сравнивая между собой изображения коней разных эпох, мы должны оценить, какую часть подмеченных особенностей следует отнести за счет реальных отличий и какую — за счет различных художественных школ. Нам следует оценить различия в росте, мастях и экстерьере, плотности и развитии мускулатуры, величине головы, высоком или низком выходе шеи, гармоничности сложения и т. д.

Разные ли это породы? Разные ли типы? Что мы ложем сказать о происхождении и родстве древних лошадей из разных стран? Все эти проблемы тесно связаны между собой.

Породы и масти

Сильные и лучшие родятся от сильных и лучших.

Гораций

Начнем с того, что в настоящее время в мире зафиксировано около 250 пород лошадей, причем у нас в стране их около 50 [92, 143]. Есть здесь и всемирно известная порода английских чистокровных лошадей, родословные книги которых существуют с XVII в., и якутские кони, как бы сошедшие с росписей палеолитических пещер и действительно не отличающиеся от своих [127] древних собратьев, и монголки, и ахалтекинские скакуны, и еще десятки пород, создающихся иногда в наши дни.

В разное время в основу классификации пород на первое место выдвигались различные принципы: по уровню селекции (естественные и искусственные), по характеру использования или же по аллюру (верховые, упряжные, вьючные, шаговые, быстроаллюрные), по зональному признаку (западные и восточные, северные и южные), по экологическому (лесные, степные, плоскогорно-пустынные), по индексам телосложения, по происхождению. Иногда классификация пород производится по сочетанию нескольких групп признаков (например, зональный тип и характер рабочей производительности) Само введение названий пород для рассматриваемого времени условно, поскольку материала в нашем распоряжении недостаточно. Кроме того, в древности не сложилось представление о породе с точки зрения зоотехнических требований к ее чистокровности или же чистопородности, но каждый владелец стремился получить таких лошадей, которые казались выдающимися своим рабочим качествам и экстерьеру. Сами названия пород давались по географическому признаку, породы были достаточно многочисленными для конца I тысячелетия до н. э. и начала I тысячелетия н. э., хотя и не отличались должной стандартностью.

Начиная с первых упоминаний о конях, в письменных источниках сообщается об излюбленных мастях. При этом следует иметь в виду, что генетика мастей очень сложна. Мы имеем ряд исследований, созданных в последнее время на огромном материале родословных книг чистокровного коннозаводства, которые вскрывают сложную механику наследования масти у лошадей. Например, у серого коня (он обычно называется белым, так как альбиносов среди лошадей нет) родители могут быть только серой масти. Но это не исключает того, что жеребята от той же матери могут быть рыжими, вороными, гнедыми и булаными. Зато у двух рыжих лошадей могут родиться только рыжие жеребята, и особенности в наследовании мастей выражаются записью всех мастей в соподчиненный ряд (рыжая-вороная-гнедая-буланая и т. д.), который отражает тот факт, что у рыжих лошадей рождаются только рыжие, у вороных [128] — рыжие и вороные, у гнедых — рыжие, вороные и гнедые и т. д. В древности уже выделялись дикие масти — серо-бурая тарпана, более светлая у лошади Пржевальского, мышастая (серо-коричневая, светло- или темно-зольная окраска тулова с ремнем по спине и темными гривой и хвостом), саврасая (рыже-, булано- и гнедо-саврасые лошади с блеклыми волосами по тулову, часто ремнем по спине, зеброидностью и рыже-бурым хвостом и гривой).

Противопоставлялись им рыжие с золотым отливом или бурые египетские кони. В «Ригведе» упоминаются «золотистые кобылы», лучи солнца сравниваются с конями «свободными и невзнузданными, которые носятся по равнинам», а гривы коней с «чистым золотом».

Названия мастей, по «Ригведе», aruchas, haritas rohitas, по мнению В. О. Витта [46, 22], говорят о существовании лошадей с рыже- и булано-золотистой окраской.

Гомер тоже рассказывает о лошадях рыжей масти. Это те же златогривые кони, что и в «Ригведе» (ξανθός). Сами кони рыжие, но гривы их светлые. Плутарх говорит о том, как жертвоприношением рыжей лошади с желтой гривой было заменено жертвоприношение девушки [74]. У греков существовала масть βαλιος. Это пятнистый цвет или желтый в яблоках. Гнедые кони упоминаются Гомером только один раз, когда он говорит о конях Ганимеда [168, 16; 216, 10]. Чаще всего такой масти были красно-коричневые ливийские кони.

Особое место в древнем коневодстве занимают очень редкие белые, а вернее сказать, серые лошади. Они болеют меланосаркомой, страдают аллергией к кормам и поэтому недолговечны. В наши дни, несмотря на красоту, серую масть искусственно устраняют из ряда пород, даже у орловских рысаков, для которых так типична была серая в яблоках масть. Все чаще мы видим их гнедыми. В древности серые лошади ценились очень дорого; поэтому именно их (например, в храме Диомеда) приносили в жертву богам. По Геродоту, у Ксеркса в посвященную богам колесницу было впряжено восемь белых коней.

Возможно, сведения Геродота о табунах диких белых коней у истоков р. Гипанис (Гер., IV.52) свидетельствуют [129] в пользу серой масти местных коней из южнорусских степей, попадавших оттуда в Подунавье. Эти соответствует и сведениям Гомера о лошадях вождей фракийцев, которые были «белее снега и быстрее ветра» [216, 6].

Среди современных ахалтекинцев, потомков несейских и парфянских скакунов, «радостно отливающие светлым», серая масть не редка. Попадали несейские скакуны не только на Запад, но и в Индию, «белые и пестрые, отливающие цветами радуги». Однако и там они были редки.

Если подытожить те данные, которые мы можем ни черпнуть из древних письменных источников и из изучения фресок Египта и Ассирии, то можно сделать вывод, что в древности больше всего ценились кони золотисто-рыжей и серой, в меньшей степени — гнедой, вороной и пегой масти.

Очень интересно наблюдение В. О. Витта о том, чти среди захоронений рыжих лошадей в Пазырыкских курганах скифского времени отсутствовали кони с белыми отметинами-звездочками или пролысинами и «в чулках» [47]. Для лошадей с ногами «в чулках» характерен рыхлый и недостаточно прочный копытный рог. В условиях же трудного грунта, горных дорог и при отсутствии подков (они появились только в середине или конце I тысячелетия н. э.) хорошие копыта особенно ценились. Недаром Ксенофонт при выборе коня предлагает прежде всего обращать внимание на копыта [168, 176-177].

Сведения как о темных мастях, так и о смешанны сохранились в Нартском эпосе Кавказа. В нем описываются две породы коней — арашь и хуаре — небольших, удобных для передвижений в горах, сильных и выносливых.

Арашь с известной натяжкой можно сравнить с кабардинскими и карачаевскими местными породами коней. Очевидно, они были гнедыми; недаром табуны карачаевско-кабардинских коней отливают сейчас всеми оттенками гнедой масти.

Хуаре отличались особой выносливостью, ценными боевыми качествами и необыкновенной быстротой; в их экстерьере подчеркиваются те черты, которые свойственны древним предкам ахалтекинских скакунов. Такие [130] кони в I тысячелетии до н. э. были распространены в Дагестане, Закавказье и на пранском нагорье.

Изображение жеребенка на навершии из Дагестана (середина I тысячелетия до н.э.)

Вот как рассказывает об этих конях Нартский эпос:

«С шеей змеиной — конь сухопарый.

Пики удары — грозам сродни» [20].

Чистым хуаре считался конь буланой масти с черной гривой и хвостом и черной полосой вдоль хребта (например, конь у одного из героев эпоса — Сосруко). У некоторых нартов кони были и других мастей: «чегый» (очевидно, буланый с белой мордой) — у Бадыноко; вороной — у Батраза; «черный как смоль» — [131] у Ашамеза; темно-гнедой — у Шауэя; «смолисто-черный» — у Тлебицы [20]. Правда, среди коней нартов отмечаются и «огнеподобные кони» (очевидно, рыжие) и «множество одинаковых коней серой масти». Раннесредневековые амулеты, выполненные в виде коней или всадников, которые найдены в VIII—IX вв. н. э. на Северном Кавказе, подтверждают существование этих двух пород коней на Северном Кавказе от верховий Кубани до Дагестана.

Экстерьер

Взорам нашим предстанет живая,

полная движения картина: отрывистый, с

ухой удар копыта в землю, ржание веселое коней,

храп вздернутых ноздрей и умный взгляд красивой г

оловы пленяет душу тем чудным впечатлением, к

оторое тому понятно, кто испытал всю силу этих чар.

Ксенофонт

Об экстерьере древних лошадей мы получаем представление как на основании анализа остеологического материала, так и изучая древние рельефы и фрески. В искусство оценки лошади по экстерьеру входит xарактеристика рабочих качеств коня на основании внимательного изучения его статей, роста, гармоничности сложения. Как уже говорилось, первый исследователь экстерьера, Ксенофонт, предлагал начинать осмотр с ног [168, 176]. Римский ипполог Палладий считал необходимым описывать лошадь с головы — правило, которое сохранилось до наших дней.

На основании внешнего осмотра можно судить о тех достоинствах, которые нужны коню, — смелости, быстроте, темпераменте, желании подчиняться воле всадника, достаточно высоком росте. Ведь древние авторы, в частности Геродот, видели препятствие для использования коня под верх именно в маленьком росте, подчеркивая, что такие кони годятся только для колесниц.

Древние лесные лошади Восточной Европы, использовавшиеся в качестве мясомолочного скота, в холке в среднем не превышали 115-118 см; ненамного выше [132] были до римского завоевания лошади Германии и Британии — они имели рост 120-125 см; славянские кони достигали в среднем 122,5 см. В Риме, куда доставлялись лучшие лошади Запада и Востока, средний рост кавалерийского коня составлял всего 136-140 см и только для состязаний в цирке применялись самые крупные кони, доходящие до 150 см. Античные авторы считали мелкими коней сигиннов (Геродот), гетов и иллириков (Оппиан), венетов (Страбон) и всегда подчеркивали крупный рост несейских, а позднее парфянских и персидских коней. На этом фоне большой интерес представляет высокий рост коней из евразийских степей, составлявший в среднем 139 см (для коней позднесрубных и андроновских памятников). Отдельные кони в Причерноморье и на Алтае превышали даже 150 см [из Дереивки (150 см), Луки Врублевецкой (153 см), Пазырыка (152 см), Шибе (152 см), Неаполя Скифского (154 см)].

Колесничные кони Древнего Востока были небольшими. По мумии египетского коня XVI в. до н. э. мы можем судить о том, что их рост не превышал 130 см в холке.

Мы уже говорили, что предки современных лошадей были ростом с кошку и на протяжении миллионов лет достигли среднего роста 130-140 см. Если же обратиться к спортивным лошадям наших дней, то можно констатировать направленное выведение крупных лошадей (особенно для конкурных) на Западе. Однако оно себя не оправдало, поскольку высокий рост (а для итальянских всадников были выведены лошади около 200 см в холке) оказался связанным с недостаточной крепостью конституции. Обычный рост спортивной лошади в наше время — 165-175 см в холке, хотя для всадников высокого роста стараются подбирать высоких лошадей. Так, тракененская вороная кобыла из конноспортивной школы в Тарту, имевшая в холке около 190 см, принесла своему всаднику титул чемпиона СССР по троеборью.

Остеологические данные говорят об уменьшении роста лошади благодаря изоляции и ухудшению условий содержания. Так, появились небольшие лошади, похожие на пони, с породистой головой, которых мы видим на фризе Парфенона. В. О. Витт справедливо считает [133] их захиревшими степными лошадьми, пришедшими сюда из южнорусских степей через Подунавье. Так же появились, например, и шотландские пони в Англии. Направленным же выведением нескольким американским фермерам удалось получить карликовых лошадок ростом с небольшую собаку.

Начнем характеристику экстерьера лошадей с Передней Азии и Египта. Как считают исследователи, лошади, известные нам по рельефам, росписям и предметам мелкой пластики Передней Азии II—I тысячелетии до н. э., имеют один источник происхождения — южнорусские степи и появились здесь после передвижении индоевропейцев во II тысячелетии до н. э.

Изображения середины II тысячелетия до н. э. дают нам один тип лошади, будь то колесничные или верховые кони египтян или хеттов: это некрупные, тонконогие, сухие, с высоко поставленной шеей, изящной головой, подтянутые быстроаллюрные животные. Не сила, а быстрота и живой темперамент — вот что ценится и культивируется в них.

Хороший уход и кормление были особенно важны для воспитания высокопородных лошадей. Поэтому еще в тренинге Киккули с любовью и тщательностью рассчитывался рацион коня.

В первые века I тысячелетия до н. э. можно уже говорить о выведении различных пород лошадей. Длительное и внимательное развитие коневодства привело к тому, что лошади стали плотнее, художники подчеркивают хорошее развитие мускулатуры, сухожилий и связок, сформированные стати, выделенное плечо и холку, сильную, мускулистую шею, несколько более крупную голову, обычно с прижатыми ушами. Таких коней выводили в Ассирии. Несмотря на то что типы верховых коней не выделились здесь из колесничных, но в письменных источниках уже говорится о «больших» конях, «быстроходных верховых» и «упряжных». На древних изображениях всадников, встречающихся от Кавказа до Луристана (IX—VIII вв. до н. э.), выделяются два типа верховых коней: более массивных, возможно верхово-вьючных, и более легких, типа современных ахалтекинцев. Как уже было сказано выше, Ассирия, так же как и Урарту, получала коней из окрестностей озера Урмия. Здесь располагались конные [134] заводы, где паслись тысячи первоклассных лошадей; находились выпасы и луга, с которых собиралось сено на зиму.

Несейские скакуны

Кони Несеи превосходят всех своею красотою.

Это кони, достойные могущественных царей,

прекрасные с виду, мягко выступающие под всадником,

легко повинующиеся удилам, высоко несут они свою

гордую горбоносую голову, и со славой реют в воздухе

золотые их гривы.

Оппиан

Из пород лошадей, которые очень высоко ценились в древности, лучшими считались кони Несеи, или Нисеи. Геродот описывал 10 священных коней в роскошной сбруе, которых вели перед священной колесницей Ахурамазды в войске Ксеркса. Он же и объяснял это название тем, что «таких больших коней» (Гер., VII.40) разводили на Нисейской равнине в Мидии.

Потомок несейских скакунов — ахалтекинский конь производит неотразимое впечатление не только на специалиста-коневода, но и на самого неискушенного зрителя. Стройный, с длинной, тонкой и гибкой шеей, линия которой не искажается гривой, точеной головой и с каким-то особо выразительным огненным взглядом, тонкими, стройными, но крепкими ногами, играющими под тонкой кожей жилками; золотом горит его масть, и весь он кажется сошедшим со старинных гравюр.

Дата добавления: 2015-07-20