Эвантон. В кооперативной лавке вполовину уценили рождественские пудинги

В кооперативной лавке вполовину уценили рождественские пудинги. Сточная канава завалена обрывками рождественских хлопушек. Поутру на кухнях у местных кумушек только и разговоров, что о пьянке – кто сколько принял и что из этого вышло. На школьном дворе дети скребут санками остатки снега. А елка у парковки совсем скособочилась, даже одиннадцатилетние ребятишки могут дотянуться до звезды на ее верхушке. На лицах горожан выражение усталости с легким, впрочем, оттенком торжества – изможденные, но непобежденные воины, одолевшие еще одно Рождество.

И конечно, у каждого на какое-то время «шкурка» стала потоньше – Рождество подточило обычные преграды, и все тайны, хранимые в душе, пробиваются наружу. Взять, к примеру, женщину, что как раз сейчас выходит из лавки. Вот она здоровается с соседкой и как ни в чем не бывало принимается обсуждать январские распродажи, а ведь сама только что узнала про свой диагноз. Всего минуту назад, взирая на уцененные пудинги, думала: «К следующему Рождеству меня здесь уже не будет». И вот болтает, словно ее волнуют распродажи, но подруга, не зная ничего, что-то чувствует и трогает ее за руку.

А та четырнадцатилетняя девчушка, что громко хохочет с подружками под козырьком автобусной остановки, за рождественские каникулы успела переспать с четырьмя разными мальчишками. Но это как раз ни для кого не секрет, потому что мальчишки на весь свет растрезвонили про свою победу. Секрет – депрессия, в которой она пребывает. То, как она ощущает собственное тело, – секрет. Но не такой уж большой секрет для ее матери, которая заметила, что дочка в последние дни позабросила свою косметику.

У каждого свои секреты. Но в январе их труднее скрывать, и если в это время года вам немного не по себе, если друзья сторонятся вас, то лишь потому, что нелегко хранить секреты. Роза мучается головными болями – она планирует побег. Аня в нужные моменты забывает улыбаться мужу.

Сэм

Захожу в гостиную, а там мама, опять торчит за компьютером и, само собой, моментально жмет на кнопку «удалить». Она что, думает, удаленные письма и вправду исчезают? Никогда, что ли, не заглядывала в папку «удаленные»? Все я знаю про нее и про Альпина. Сопли и слюни, вот что я вам скажу. Козлы старые.

У меня есть своя страница в «Bebo»,^[25] ну и когда мама слиняла, я заглянул в сеть – почитать, что там наговорили Джейку, моему второму «я» в «Bebo». Порядочно, признаться, наговорили. Оно и понятно – Джейк клевый парень. Тут я заметил имя Роксаны, щелкнул его – вот черт, она ему пишет! Джейку то есть. Ни фига себе!

Я-то себе представлял ее в доме, где никакого компа и в помине нет и куча всякой странной жратвы. Видал я ее родителей – у папаши усы, а мамаша расхаживает в спортивном костюме. Чума! Но против Роксаны я все равно ничего не имею. Мои предки лучше, что ли?

Но вообще-то дела хреновые. Роксане нравится Джейк. Джейк, которого я сотворил прошлым летом в один дождливый тягомотный день. Джейк – старший из семерых ребят. Родителей у них нет, а их усыновил богатый брокер, но имя его он назвать не может по соображениям безопасности. Ему пятнадцать, трахается направо и налево, играет на ударных, матерится, не дурак выпить и – высокий. Что ни слово – то хохма или подковырка. Говнюк он, по большому счету, Джейк этот. А Роксане читать бы у камина что-нибудь полезное да поглаживать сережки с дельфинчиками, что я подарил ей на Рождество.

Тут входит мама – и начинается. Чего она вечно лезет ко мне со своими разговорами? Гляжу, как у нее двигаются губы, и не отзываюсь. Прикидываюсь, что не слышу. Проще простого, когда включен iPod. Может, постоит да уйдет.

– Сэм. Сэм! Да сними же свои наушники, я с тобой разговариваю.

– Что.

– Есть хочешь? Я просто помираю с голоду. Бутерброд с беконом будешь?

– Не, мам, спасибо.

– Точно?

– Точно.

– Но ты же не завтракал?

– Ну и что?

Она смотрит в окно, вздыхает, как водится, и опять:

– Я что-то продрогла. А тебе тепло? Может, камин затопить?

– Как хочешь.

– И как это понимать? Тебе холодно или нет?

– Нет.

– Дождь кончился. Шел бы на улицу, поиграл.

«Шел бы на улицу, поиграл»? Она что, думает, мне семь?

Словом, задолбала, и, чтоб от меня отстали, натягиваю куртку и выхожу на улицу. Иду себе, глядь – Мацек впереди, то ли больной, то ли с похмелья. Я-то после Нового года отлично знаю, что при этом чувствуешь, – блевать тянет, а шевельнуться не можешь. Примерно дней десять.

Пока я его догонял, Мацек уже вошел в свой фургон. Стучу – тишина. Зову по имени – никакого ответа. А я же вижу, кто-то за шторами шевелится. Снова стучу.

– Эй, Мацек! Ты дома? Это я.

Что за чертовщина.

Потом дверь открывается и он говорит:

– Сэм, извини. Заходи.

Внутри – как ураган прошел. И самого Мацека зацепил.

– Бороду отпускаешь, да? Мацек?

– А! – Он ощупывает подбородок, будто только сейчас заметил щетину.

Я бы, кажись, душу заложил за такую.

– Ты думаешь, с бородой я прекрасный мужчина? Может, мне перестать бриться, порастить эту бороду?

– Ты что, рехнулся? Борода – это для лохов. Хиппари только с ней ходят.

– Ну ладно, ладно.

Вид у него невеселый какой-то.

Я сам ставлю чайник, раз уж Мацек не утруждается. А он зевает и чешет живот. Вообще-то, это неприлично. И воняет у него гадостно.

– Ну, Мацек, что новенького?

– Что новенького? Я пропащий, вот что.

– Пропащий? Это по-польски – «с похмелья»?

– Это по-английски – «пропащий». Я влюбленный, а она замужем.

– А я тебе еще тогда сказал – она замужем за моим преподом по английскому.

– Да, помню. – Он трет глаза, а я наливаю нам обоим по чашке чаю. – И она ждет ребенка.

– Чума! От тебя?

– Нет, от мужа.

– Вот хрень. Можно я себе бутерброд с беконом сделаю, Мацек? А то просто с голоду подыхаю.

– Пожалуйста!

– А ты хочешь?

– Нет.

– Ну и что теперь будет? Если она ждет ребенка?

– Не знаю. Может, и ничего.

Я зажигаю газовую горелку, наливаю масла на сковородку, шлепаю кусок бекона. Вот, сразу приятнее запахло. А мне и вправду есть хочется адски.

– Так в чем проблема? Она беременная и замужем, стало быть, ты не должен ни жениться на ней, ни нянчиться с детишками. Так? Разве ты не можешь просто спать с ней при случае, и все? А пройдет время, глядишь, ты и вообще ее разлюбишь. Как если б вы с ней были женаты.

– Думаешь? Мы можем быть счастливы, просто оставаясь любовниками какое-то время?

Выражение лица у него сейчас в точности как у моей старой собаки. Никакой гордости. Словно косточку выклянчивает или еще что. А я сам? Мечтаю получить от Роксаны… хоть что-нибудь. Один взгляд. И ведь никто же заранее не предупредит, как любовь сушит.

– Знаешь, я понятия не имею. Прости, друг. Просто подумал – ты же можешь попробовать. Терять-то нечего, верно?

Люблю, чтоб бекон хрустел на зубах. Отличный получился бутерброд, жаль только, Мацек сегодня плохая компания. И эта хрень с Роксаной никак из головы не идет. А Мацек, между прочим, в той рубашке, что я подарил ему на Рождество. И все равно мне чего-то не хватает. Все равно чувствую себя последним дураком. Вроде как есть два лагеря: люди, типа нас с Мацеком, которым что-то нужно, и те, которым на все плевать.

Аня

Он мне нужен. Только о нем и думаю. Но в то же время – не хочу, чтобы все открылось. Мне и Йен нужен. Передать не могу, до чего легкомысленной я стала, всякое чувство реальности утратила. Точно по краю пропасти хожу, а голова так кружится, кружится. В жизни своей столько не смеялась, но, видит бог, я как выжатый лимон. Стоит присесть – и сразу наваливается сонливость. Люди кругом о чем-то толкуют, я веду машину или смотрю кино – мне все равно. Это довольно весело – ни на что не обращать внимания. Ничего теперь не знаю. И от этого жить стало совсем просто. Разве что – опасно.

Впервые у меня было такое гадкое Рождество. Нет, я, конечно, и раньше знала, что это самое мучительное время для несчастливых браков (по официальным данным, 17 января – излюбленный день для подачи заявлений на развод), но я как-то не задумывалась, что это означает. Нестерпимая боль от беспрестанного веселья. Горькая досада при виде чужого счастья.

Мой малыш уже существует. Ему больше четырех месяцев. У него есть глаза, уши, ногти. А по мне и не скажешь. Йену нравится класть руки мне на живот и разговаривать с ним, что приводит меня в замешательство. Не знаю почему. Ведь это довольно мило на самом деле.

На сегодняшней встрече с Розой и Гарри события развиваются с угрожающей скоростью. Они оба встревожены, а для меня это старо как мир. Слишком часто супружеские пары, оказавшись на грани развода, бросаются очертя голову вперед, полагая, что если изменить внешние условия, то внутреннее смятение развеется как по волшебству. Все идет как надо, думают они, и один за другим вычеркивают выполненные пункты из списка.

Дата добавления: 2015-07-20