Конец первой части

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

По стенам комнаты бежало пламя, ровными, не гаснущими волнами, сверху вниз, оно горело яростным алым светом, не дававшим жара. Стены причудливо изгибались, это был помещение в форме пылающего сердца, и стол, стоявший посередине, точно повторял его очертания. В комнате все было красным: тяжелое дерево, из которого была сделана столешница и покрывающий ее странный материал с коротким чуть заметным ворсом, огромные кожаные кресла, ковер на полу. Единственное, что выделялось на этом огненном фоне, – это черные мундиры собравшихся здесь. Идеально подогнанные к фигуре черные кители с золотыми погонами и красные отметины знаков различия на груди. На столе не лежало ничего, только у места председателя, на единственном углу стола, стоял высокий хрустальный стакан с водой, выглядевшей очень холодной.

Тот, кого Стэн Марлоу безусловно опознал бы как Джеймса Торна, оглядел присутствующих и произнес:

– Я прошу Центуриона, который в данный момент выполняет функции Куратора, доложить все по порядку, с самого начала. Хотя все прекрасно осведомлены об обстоятельствах нашего дела,я считаю необходимым еще раз выслушать все целиком. Возможно, это поможет нам точнее скорректировать наши действия.

Куратор встал, отвесил собравшимся короткий церемонный поклон и начал:

– Как нам всем известно, накладки преследовали нас с самого начала. Так долго ожидавшееся нами рождение Имеющего Силу, которого я в дальнейшем буду именовать Кецаль,и его Проводника произошло в разных местах и социальных слоях, что затрудняло или делало почти невозможной их встречу. Практически сразу нашим целям начали препятствовать с Той Стороны, если вы помните, Кецаль чуть не погиб в возрасте пятнадцати лет, в то же время, Проводник, которому тогда было десять, перенес тяжелейшую форму пневмонии, так же угрожавшую его жизни. – Собравшиеся покивали. – Когда же Кецалю исполнилось двадцать шесть, только жертва, которую принесла, к сожалению, не присутствующая здесь госпожа Беатриче, спасла его от участи, которая пострашнее, чем смерть. В конце концов, ценой невероятных усилий, нашему уважаемому Художнику удалось создать ситуацию, в которой Проводник покинул Англию и оказался в нужном нам месте. Нам еще очень повезло, что Та Сторона и Даймон, в частности, не знали о его существовании, хотя и имели контакты с Звездочетом, у которого он тогда жил. Я крайне сожалею, что нам пришлось использовать этого человека, но выбора не было. – Куратор, словно ожидая возражений, обвел всех тяжелым взглядом. Никто не возразил, только Конрад, развалившийся в своем кресле, шевельнулся, скорее всего, потому, что сидеть на одном месте, не двигаясь, было вообще не в его привычках. – Итак, что же происходит дальше? Даймону все-таки удается подобраться к Кецалю, и он начинает приобретать на него определенное влияние, хотя мы все прекрасно понимаем, что никто, кроме Проводника, не в состоянии сказать, что действительно может вести Имеющего Силу. – Хауэр позволил себе короткую ухмылку, Конрад глянул на него и подавил ответную. Куратор невозмутимо продолжал. – Даймон ведет Кецаля к Звездочету. Его цель абсолютно ясна. Звездочет должен был окончательно разрушить и без того неустойчивую психику Кецаля. Всем вам известно, что если Имеющий Силу остается без своего Проводника, он достаточно скоро погибает, мучимый ничем не подтвержденной идей своего мессианства. Особенно, если мы учтем, что Посвящение они могут пройти только вдвоем, а непосвященный Избранный не может долго существовать среди людей. Кецаль был и так достаточно измучен своей беспорядочной жизнью и бесплодными поисками второй составляющей, неисполнимые обещания Звездочета только подтолкнули бы его к безумию. Но тут Даймон сыграл нам на руку. Они встретились. Я не могу не отметить, что оба действовали с поистине маниакальным упрямством, преодолевая психологические, социальные и моральные барьеры в стремлении друг к другу.

– Да, мне особенно понравилось с запиской, – проговорил Конрад, усмехаясь. – Я такого детского сада давно не видел. Спасти его он решил. Просто чудо какое-то.

Все посмеялись, даже Куратор позволил себе улыбнуться.

– Так или иначе, они сблизились с достойной уважения при их разности быстротой. Скорость их продвижения по ступеням Посвящения мне тоже кажется необыкновенной и очень многообещающей.

Хауэр хмыкнул.

– Да, – сказал он, – но их методы...

– Себя вспомни, – посоветовал ему Конрад, заработав тяжелый взгляд со стороны председателя.

– Я прошу вас быть серьезней, – заметил он.

Конрад привстал и поклонился.

– Прошу прощения, Архангел. Прошу прощения, мой друг, продолжайте, мы все внимание.

– Их методы вполне безумны, но никогда еще не рождалось Пернатого Змея такой силы. Вы же помните, что это заметно даже тем, кто не посвящен, но обладает видением.

– Эту девочку давно надо было взять к себе, – буркнул тот, кого называли Художником. – Она сойдет с ума или умрет, если мы не займемся ей.

– Я помню об этом, – ответил председатель.

Куратор подождал, не хочет ли кто-то еще взять слово, и продолжил.

– Даймон поздно спохватился, мне удивительно, как он долго он не мог понять, кто является проводником. Но, поняв и заручившись помощью Лисицы, он продолжал чинить нам препятствия всеми доступными ему способами, в том числе, организовав ту травлю, о которой вы уже осведомлены. Оба Проходящих Посвящение пытались перейти Грань в тот момент, когда опасность их потерять была наиболее велика. Я хочу выразить свою благодарность Крылатому и Мастеру за их своевременное и неоценимое вмешательство. – Конрад и Хауэр кивнули. – Итак, что мы имеем на данный момент? Оба находятся под подозрением, Даймон, очевидно, отчаявшись их разлучить, пытается погубить их физически, однако именно в этом экстремальном случае мы и можем добиться успеха. Ситуация такова, какой мы ее планировали. Именно сейчас они могут наконец задействовать свою истинную силу. И мы обязаны спровоцировать их на это, применив даже самые жестокие меры. Сейчас, как я понимаю, наступает тот момент, когда я и присутствующий здесь Художник, Куратор Проводника, должны передать свои функции Основной Паре, проводящей Посвящение.Архангел, я закончил.

– Благодарю, Куратор, – кивнул председатель. – Кто-то хочет добавить?

– Разрешите, – привстал Хауэр.

– Говорите, Мастер.

– Я прошу уважаемое собрание позволить нам с Крылатым действовать дальше на свое усмотрение. Эта ситуация очень похожа на ту, в которой когда-то мы находились. Я считаю, что необходимо провести их через то же Посвящение Высшей Ступени, которое проходили мы.

–Вот-вот, – подал голос с места Конрад, – особенно если учесть, что они сами пошли по пути Большого Огня.

На живом лице Художника отразились страх и недоумение. Председатель чуть свел брови. Куратор спокойно взглянул на Конрада.

– Я согласен. Я собственно и хотел сказать, что мы не должны занижать планку.

– Но.. – растерянно произнес Художник, – Проводник... мальчик еще так молод, я не уверен, что он выдержит весь этот ужас, да и Кецаль, он иногда перегибает, вы же понимаете...

Конрад посмотрел на него насмешливо. Художник замолчал, страдальчески заломив брови.

– Решено. Действуют Мастер и Крылатый, – подвел итог председатель. – Функции Центуриона остаются без изменения. А вас, Художник, я попрошу воздержаться от вмешательства. Все свободны.

Дневник Стэнфорда Марлоу.

28 октября 2001

Когда я вошел в довольно темное помещение, выполнявшее, по-видимому, функции рабочего кабинета господина Хайнца, я увидел то, что и положено видеть в комнате полицейского – стеллажи с папками, газетные вырезки на стене справа, компактный стол с компьютером, маленький низкий столик с пепельницей, серебряным кофейным набором и двумя креслами. Меня даже затошнило от этой стандартно-аккуратной обстановки. Но когда я глянул в другую сторону, на секунду мне показалось, что я ошибся. Но нет, я видел то, что видел: на стене слева висел внушительных размеров портрет Зигмунда Фрейда. Его присутствие в кабинете полицейского не поддавалось никакой мотивации, вероятно, это была просто экстравагантная прихоть хозяина, и ничего более. Хайнц сидел и резво стучал по клавиатуре, похоже, он спешил допечатать и отослать какой-то отчет или что-нибудь в этом роде, поскольку, учтиво поздоровавшись, он попросил меня присесть, налить себе кофе и подождать минут пять. Через пять минут он встал и присоединился ко мне. Теперь я мог его рассмотреть с достаточно близкого расстояния. Он былтемноволосым, с красиво вылепленными чертами лица, в которых было что-то восточное, черные глаза блестели холодно и любопытно. Я пытался вспомнить, на кого же он похож, он сильно напоминал мне кого-то.

- Отменный кофе, – прервал он мои размышления этим ничего не значащим замечанием, его тон был весьма дружелюбный, – великолепный кофе, господин Марлоу.

Я кивнул и посмотрел на него выжидательно. Перед тем, как войти сюда, я еще раз повторил себе основное правило: говорить как можно меньше, а если можно, то не говорить вовсе.

- Да вы не стесняйтесь, – продолжал он, не обращая внимание на мой настороженный взгляд, – пейте. А то я Кэтрин велю пирожных принести, дело-то, как вы сами понимаете, деликатное и запутанное, – он едва заметно усмехнулся. – Вы меня правильно поймите – я вас не подозреваю, но я должен с вами побеседовать.

Его речь подействовала на меня успокаивающе. По крайней мере, я мог рассчитывать на свое право отвечать или не отвечать ему по своему усмотрению.

- Давайте начнем с самого начала, – предложил он. – Начало в этом деле не менее важно, чем его печальный финал. Итак, я хотел бы узнать, ваше полное имя и возраст, а так же то, каким образом вы оказались в этом городе.

- Мое имя – Стэнфорд Марлоу, мне 23 года, – я сделал короткую паузу и добавил, после глотка кофе. – Я приехал сюда четыре года назад.

- Вот как? – он изобразил на лице искреннее недоумение, – вы должно быть успели освоиться со здешними обычаями?

Его вопрос поставил меня в тупик. Я не понимал, о каких обычаях идет речь и не было ли подвоха в этом вопросе.

- Не думаю, – ответил я.

- Жаль, – сказал он, – ну, да это неважно, а что, собственно, привело вас в наш город? Вы ведь родились в Манчестере.

- Да, – согласился я, – я из Манчестера, но…

- Что но…? – он поднял свои удивительной правильной формы черные брови.

- Мне пришлось поменять место жительства, – уклончиво ответил я.

- Это бывает, – заметил он с пониманием. – А как вы познакомились с покойным господином Шеффилдом?

Он смотрел на меня с холодным любопытством и понял, что мое замешательство от него не ускользнуло.

- Я обязан отвечать на этот вопрос?

- Это в ваших интересах, – подтвердил Хайнц.

- У меня не было возможности заплатить за билет, и господин Шеффилд одолжил мне немного денег.

- Это был великодушный поступок, любой на его месте поступил бы также, – он улыбнулся. – Вы встречались с ним раньше?

- Нет, я первый раз видел его, – совершенно честно сознался я.

- Тем более достойный поступок, – в его напоре на этическую сторону поступка Генри было что-то издевательское. – Но как же вы оказались в таком плачевном положении?

- Это, я думаю, не имеет отношения к делу, – возразил я. – У меня были проблемы.

- Да, да, – согласился он. – Вы можете не говорить, если не хотите.А как чувствует себя господин Харди?

- Он прекрасно себя чувствует, – отрезал я, боясь, что он попытается вывести меня на разговор о Крисе.

- Какая неожиданная неприятность, – сказал он, покачав головой – Молодой, в сущности, человек, преуспевающий – и так опрометчиво рисковать своей жизнью. Хорошо, что все так удачно кончилось. Кстати, вы не знаете, что его на это толкнуло?

- Понятия не имею, – ответил я.

- А я полагал, что вы довольно близки с ним, – заметил Хайнц. – Знаете, я сплетен не люблю и газеты только ради криминала открываю, – он указал рукой в сторону стены с газетными вырезками, – но тут я все ознакомился с некоторыми деталями. Что вы можете сказать по поводу всего шума, поднятого вокруг вашего друга, да и вас тоже?

- Это обычное хамство прессы, – пояснил я, сам искренне желая верить в собственные слова. – Попытка выставить на всеобщее обозрение частную жизнь в самом неприглядном свете.

- Я так и подумал, – весело ответил он. – Любят они полоскать чужое грязное белье, а кому какое дело. Я бы вас не спрашивал, но коли такое происшествие…

Он произнес все это подчеркнуто извиняющимся тоном.

- Вернемся к господину Шеффилду, – сказал он наконец после паузы. – Вы говорите он оказал вам услугу, вам, совершенно незнакомому человеку. Он сделал это безвозмездно?

Интуитивно я понимал, что допрос ведется в какой-то не совсем обычной форме и вопросы задаются тоже не совсем стандартные, словно этот детектив решил основательно покопаться в моей жизни, используя для этого очень выгодный шанс.

- Он ничего не сказал мне, – ответил я. – Мы расстались, когда сошли с поезда.

- Я так понимаю, вы не договорились о встрече?

- Фактически нет, но он мне оставил свой телефон.

- Ах, вот как! – в его темных глазах вспыхнул огонь, но ни одна черта лица не изменилась при этом. – Это уже серьезно. С какой целью он сделал это?

- Наверное, с той, чтобы я ему позвонил, – довольно логично объяснил я.

- Да, но зачем?

- Я не знаю, – ответил я, и не выдержав, вынул из кармана пачку сигарет. – Вы не возражаете, я закурю?

Хайнц кивнул и даже дал мне прикурить, взяв со стола тяжелую бронзовую зажигалку, роскошную и вычурную, настолько насколько может быть вычурным предмет современного быта, выполненный в стиле барокко.

- И вы, разумеется, позвонили? – продолжал он с живым интересом.

- Да, я позвонил, – нехотя признался я.

- Как он отреагировал на ваш звонок, господин Марлоу?

“Что за идиотское дознание”, – подумал я, но вслух ответил:

- Мы встретились, и он предложил мне работу.

- Какую?

- Я – художник, он предложил мне делать дизайн, чертить схемы и тому подобное.

- Вы приняли его предложение?

- Да, я его принял.

- Хорошо, очень хорошо, – с удовлетворением произнес он. – Как долго вы занимались этой работой?

- Около трех с половиной лет.

- Вы жили вместе с господином Шеффилдом? – его вопрос, к которому я так старался подготовиться заранее, рассчитывая на тот ход допроса, который обычно демонстрируется в фильмах, прозвучал в тишине комнаты просто и непреднамеренно.

- Я жил с ним, поскольку этого требовали мои обязанности, выполнение срочных заказов, – пояснил я, стараясь сохранить равнодушное выражение лица.

- Вы жили за городом?

- Нет, мы жили в центре, потом он купил дом в пригороде.

- Его доходы не вызывали у вас подозрений?

- Нет, – сказал я. – Его заказчиками были состоятельные люди, у многих он был личным консультантом, и к тому же, ко времени нашего знакомства он уже располагал приличной суммой.

- Как часто вы выполняли свои обязанности? – наши взгляды встретились, и я почувствовал растерянность перед этими пронизывавшими меня насквозь рентгеновскими лучами. Хайнц, едва заметно улыбаясь, изучал мое лицо.

- По мере получения заказов, – ответил я.

- А как решался между вами вопрос оплаты?

Я молчал, размышляя, чтобы мне соврать, и наконец решился:

- Я получал процент от каждого заказа.

- Должно быть, это были неплохие деньги, господин Марлоу, – явно язвительно заметил он. Надо полагать, Хайнц, как добропорядочный блюститель закона, с презрением относился к тем, кто наживается на расхожих суевериях клиентов.

- Достаточные, – подтвердил я.

- В таком случае, может быть, вы объясните мне почему некоторые книги у господина Барнса, чей магазин находится на улице B*** вы брали в долг, а обедать вам приходилось в самых дешевых кафе? – его торжествующий тон заставил меня похолодеть от ужаса.

- Я полагаю, это мое личное дело, – ответил я, решив, что ни за что не буду открывать ему истинное положение дел.

- Вы правы, это дело вкуса, – отметил он с особым двусмысленным изяществом. – Итак, вы жили с господином Шеффилдом, что вы можете сказать о его личности?

- Я не психолог, господин Хайнц, – возразил я. – Мне это не понятно.

- Я вам поясню, – терпеливо и строго продолжал он. – Во-первых, я хотел бы узнать, не наблюдали ли вы у него склонности к суициду, тайной или явной, не было ли у него дегрессий или, напротив, приступов агрессивности?

- Я не замечал ничего подобного, – ответил я и против собственной воли, не удержавшись задал вопрос, который запретил себе задавать. – Как его убили?

- Его застрелили. Три пули, одна из них в голову. Смерть наступила мгновенно, – заверил он меня с видом знатока. – Это было еще то зрелище, вам просто повезло, что вы этого не видели.

- Кто это мог сделать? – я продолжал задавать недопустимо дерзкие вопросы.

- У нас есть ряд вариантов. Среди возможных подозреваемых находится господин Харди, ваш друг, – он с какой-то особой интонацией произнес слово “друг” и посмотрел на меня с интересом.

- Я это знаю, но он не убивал, – твердо возразил я. – Он не мог его убить.

- Почему вы так полагаете?

- Потому что я знаю, Крис не такой человек, он может ввязаться в драку, но лишить человека жизни он не может.

- Я вам охотно верю, – согласился Хайнц и внимательно проследил за тем, как я зажигаю следующую сигарету.

- Кого еще вы подозреваете, если это не секрет?

- Никакого секрета, господин Марлоу, следующая кандидатура – домработница господина Шеффилда, Хелен Портер. Затем ряд его клиентов, но, главное, разумеется, – это вы и ваш друг.

Он снова сделал ударение на слове “друг”.

- Вам, вероятно, предстоит очная ставка с мисс Портер, – сказал он. – Я думаю это кое-что прояснит, наконец.

При мысли о том, что мне вновь придется увидеть Хэлен, мне стало дурно. Бог знает, что она, тайно и безответно влюбленная в Генри, способна была наговорить на меня.

- Итак, вы жили в центре, – продолжал Хайнц. – Затем господин Шеффилд купил дом в пригороде. Вы часто виделись?

- Да, каждый день, – ответил я, не понимая смысла его вопроса.

- Прекрасно, значит вы были в курсе всех дел господина Шеффилда?

- Я не могу этого сказать. У него были свои дела, о которых он не распространялся.

- Но вы знали приблизительный круг его клиентов?

- Некоторых – да, – я говорил чистую правду. – Но не всех.

- Вы знаете, что господин Харди обвиняется в убийстве из мести? – он спросил об этом почти весело, как бы между прочим.

- Что значит – из мести?

- Это значит, что у него были причины и мотивы, господин Марлоу, и одной их этих причин были ваши с ним отношения, о которых достаточно открыто распространялся прессе господин Шеффилд. Что вы можете сказать по этому поводу?

- Я уже сказал, что Крис не мог его убить.

- Конечно, это может быть только версия, но я должен задать вам еще кое-какие вопросы, вы готовы на них ответить?

- Я полагаю, да, – произнес я довольно твердо, но на самом деле я едва мог пошевелиться от тягостного ожидания какого-нибудь подвоха.

- У вас были вполне определенные отношения с господином Шеффилдом, об этом свидетельствовала мисс Портер. Я вынужден спросить вас об этом подробнее.

- Я не буду отвечать, господин Хайнц, – возразил я, догадываясь, к чему он клонит.

- Вам придется ответить, господин Марлоу, – настоятельным тоном заметил он. – От этого зависит ваша собственная жизнь и жизнь вашего друга.

Он снова сделал упор на слове друг.

- Вы признаете, что состояли в любовной связи с господином Шеффилдом?

Я посмотрел в его черные, как уголь, глаза, спокойные и ироничные.

- Нет, – я произнес это с плохо скрытым отчаянием, которое вероятно не ускользнуло от него.

- Вы отрицаете это? – переспросил он.

- Да, – подтвердил я.

- На сегодня нашу беседу можно считать оконченной, – с удовлетворением сказал он. – Я сообщу вам о времени очной ставки с мисс Портер. Всего доброго.

Он поднялся и, кивнув мне, пошел назад к столу. Я тоже встал и поплелся к двери, не чувствуя под собой ног.

Криса я застал в крайне растерянном состоянии с контрактом в руке, он размахивал листом перед носом Майкла Флана и с горящими от ярости глазами спрашивал его:

- Ты меня подставил, да, ты с ними снюхался с JT, ты же видел что там за условие, я никогда не проверял контракты, я тебе доверял, а ты меня продал, да?

Совершенно ошалевший от этого напора и агрессивного вида Харди Микки, только открывал рот и судорожно глотал воздух, как рыба выброшенная на песок.

- Что думаешь, тебе это пройдет? – спросил Крис, нападая на него и приближаясь к своей жертве так, словно он собирался прыгнуть на грудь несчастного адвоката и растерзать его. В его движениях было что-то напоминавшее о пантере, черной, разъяренной и раненной в самое сердце.

- Подожди, подожди, – закричал я, поняв, что дело серьезное, и бросился между ними, загораживая Микки от глаз Харди. – Что случилось? Объясни мне!

- Этот кретин, эта продажная адвокатская шкура, он нас подставил, Тэн, – не в силах подавить гнев, ответил Крис, – он заставил меня подписать это контракт, а там оказывается был еще пункт о рекламе, о которой мы ни слухом ни духом.

- Не было, не было, – отчаянно завопил Микки, прячась от Харди за мою спину, – я его не видел, на Библии готов поклясться…

Крисом овладел новый приступ ярости, и он попытался отстранить меня, но несмотря на всю его силу, правда была на моей стороне, я защищал слабого.

- Уйди, Тэн, – он схватил меня за плечо.

- Я тебе не дам его тронуть, можешь мне дать в морду, – я отстранил его руку, продолжая закрывать притихнувшего и приунывшего Флана.

- Да, ты что охренел что ли, – заорал он, – ты хоть понимаешь, что нам теперь платить придется из-за этой твари!

- Крис, давай выйдем, и ты мне все расскажешь, я ничего не понимаю, идем, – я потянул его за собой вон из комнаты.

В коридоре он прислонил меня к стене и страстно поцеловал. Я обнял его, и мы, немного постояв, и помолчав, прошли в соседнюю комнату.

- Так в чем дело? – спросил я.

- Все плохо, – относительно успокаиваясь, начал Харди, – хреново все, платить придется этой Vist’е. Мы ее официальное название использовали и сами под этим подписались, чтоб ему провалиться. Это все ты – комната, комната, пылающая.

Я вспомнил наш разговор с Бобби, состоявшийся на фоне незабвенной неаполитанской помойки, вспомнил о той статье “Сколько заплатили Крису Харди”, вспомнил парня-хакера, и игру, о которой мне приходилось уже слышать немало, и которая, кажется, на сей раз грозила обрести вполне конкретные очертания.

- А почему ты контракт не изучил как следует, – отвечая ему также резко. – Ты все сваливаешь на чужую голову, я виноват, Микки виноват. А ты куда смотрел?

- Это не мое дело – читать эти долбаные бумаги, я ему плачу, чтобы он их на ощупь проверял, с этими компаниями только отвернись, обязательно нож в спину, а уж это мне Даншен подсунул, сволочь…

- Не думаю, что он так глуп, как ты полагаешь. Может у него, и спросим, в чем дело?

- Да пошел он! – Крис махнул рукой и повалился в кресло. – Сам все решу.

- Давай найдем эту корпорацию, поедем в JT, спросим. Мне говорили, что их главный офис в Америке. Может, они откликнутся, а нет, так съездим туда, а?

- Да как мы съездим, Тэн, – закричал он. – Мы не можем никуда выехать из-за полиции, они нас не выпустят, как будто нарочно нас к стене приперли!

Я совсем забыл, что и я, и он не могли покинуть пределы страны, пока шло расследование, мы находились под постоянным контролем и не должны были исчезать из виду. Действительно нас приперли к стене.

- А большая сумма, которую надо выплатить?

- Еще бы! Почти половина от всех продаж, концертов, записей, со всего 40%. Они небось, думают, что все от их названия тащатся, а не от нашей музыки.

- Ну, может доверим кому-нибудь, Джимми, например, он знает об этом, он же тоже пострадает, как и все остальные.

- Да я ему позвонил, он даже заикаться начал от такой новости.

- А может, в суд подать, сказать, что контракт подменили?

- Нет, это не дело, неизвестно, на кого подавать, я ведь сам подписал в присутствии адвоката, и группа. Все привыкли, что Флан нам все обеспечивает, и подмахнули. Хотя постой, Пэт, он дотошный, он его читал, сейчас спросим.

Крис схватил телефон со стола и набрал номер ударника.

- Привет, слушай тебе все рассказали? – спросил Крис. – Нет? Ну потом поясню. Ты мне скажи: там в контракте был этот пункт о процентах для корпорации, никто ее и в глаза не видел? Нет, не было, ты уверен, точно? А ты это подтвердишь, да, почему? Ты же говоришь, видел. Да ну тебя к черту, потом договорим.

Крис бросил телефон на стол, на его лице было выражение досады и гнева, не находивших выхода.

- Влипли мы, Тэн, – сказал наконец, – не отвертеться, ладно, выплатим им эту сумму, пусть Микки считает сколько и занимается этим.

- А может, доберемся до этой Висты, я что, не понимаю, каким образом они хотят снять с нас эти деньги посредством другой компании, какое они отношение к ним имеют?

- Да, так бывает, это трюк такой, по закону такие штуки как-то проделывают, только, по-моему, берут меньше за это, ну, у них игра эта, видно, раскрученная, вот и заломили. Черт, лучше было не называть его так.

Он посидел молча, затем подошел к бару и налил нам обоим выпить.

- Я на допросе был, у Хайнца.

- И что он там спрашивал, тоже привязался?

- Про все. Где жил, когда, с кем, что Генри делал, с кем встречался.

- А ты что?

- Я отвечал, говорил только по делу.

- Правду? – Крис спросил это не без тревоги.

- Практически, да, но он о тебе, о нас, то есть, спрашивал, газеты, наверное, просматривал.

- Ну и?

- Я сказал, что это ложь, что нас просто грязью поливают, и про Генри, когда он спросил, спал я с ним или нет.

- Что, прямо так и спросил? – глаза Криса расширились от изумления. – Ему-то какое дело?

- Генри убили, вот он теперь и копается во всем, они ведь думают, что это мы, ты или я, сделали.

Мы молчали выпили, и Крис отправился к Микки в соседнюю комнату, продолжать терроризировать несчастного адвоката. Мне было уже все равно. Казалось, весь мир возмутился против нас, я понимал, что как бы ни была велика сумма, подлежащая выплате, как бы ни было это неприятно, все это было только началом какого-то другого, еще более страшного и опасного разбирательства, в которое нас постепенно втягивала чья-то злая воля, а теперь я в этом не сомневался, и больше всего боялся потерять чувство реальности, а вместе с ним и рассудок, просто сойти с ума.

Вечером Крис уехал к Джимми обсудить проблему с корпорацией. Я остался один в его набитой всяким дорогим дерьмом доме, наедине с собственными мыслями, раздавленный всем случившимся. Воспоминания в моей голове мешались с фантастическими бредовыми картинами. Оживало все: мертвый Генри Шеффилд с его подозрительным взглядом, Хэлен с пылесосом, Джеймс Торн, вежливый и корректный, и тот странный сон о замке, и бледное лицо Криса в ванне с водой, мутной от крови. Я не знал, как мне отделаться от этого бесконечного потока видений. Я бродил из комнаты в комнату, включал и выключал освещение, пытался слушать музыку, курить, пить, внезапно у меня даже возникла безумная мысль позвонить домой Сью. Я уже было взялся за телефон, но тут же отказался от этой идеи. Только не ее, ее нельзя впутывать в этот кошмар. К тому же, скорее всего, я нарвался бы на отца, а этого я даже представить себе не мог без содрогания. В конце концов я позвонил Айрону. Спокойный, как всегда, он без всяких объяснений согласился ко мне подняться. Когда он вошел и встал в дверях, очевидно, ожидая моих распоряжений, я почувствовал себя крайне неловко. У меня не было к нему никакого дела, я просто хотел поговорить с ним, предложить ему со мной выпить.

- Что-то случилось, господин Марлоу? – он спросил меня серьезно и даже с тревогой.

- Ничего, ничего, пожалуйста, садитесь, куда удобно.

Он прошел в комнату и сел напротив меня у столика, заваленного пустыми пачками сигарет, бокалами, пепельницами, полными окурков, посреди которых как будто назло всему этому хаосу красовалась большая золотая ваза с персиками и виноградом, не тронутыми и сияющими первобытной гармонией.

- Хотите кофе? – спросил я.

- Не беспокойтесь, – возразил Айрон, выжидательно глядя на меня.

- Я приготовлю, подожди, не уходите.

Я вскочил и выбежал на кухню, там я на скорую руку сварил кофе, поставил кофейник и чашки на поднос и, разыскав в баре коньяк, со скоростью звука вернулся обратно. Айрон сидел в кресле и, увидев меня с подносом в руках, не выдержал и встал. Я видел, насколько ему было неудобно.

- Сядьте, Айрон, мы будем пить кофе, я просто хочу поговорить с вами.

Телохранитель глубоко вздохнул и сел в кресло. Я поставил перед ним чашку и налил кофе.

- Сколько ложек вы предпочитаете? – спросил я, открывая коньяк.

- Четыре, – ответил он.

- Вот, пожалуйста, – я подал ему чашку.

Он взял ее осторожно, словно боясь, что она расколется от одного его прикосновения. Затем откинулся на спинку кресла и сделал несколько глотков.

- Можно я задам вам вопрос? – спросил я.

- Конечно, господин Марлоу, – ответил он.

- Не называйте меня по фамилии, лучше просто Стэн. Я не выношу, когда мне напоминают о моем прошлом. Я хочу спросить вас, вы работали в полиции, когда-нибудь? Некоторые так делают?

- Да, – спокойно отозвался Айрон. – Работал года четыре. Бестолковое занятие.

- А почему?

- Карьеры не сделаешь, там свои сложности. Работай себе с проститутками, студентами, кого за травку загребают, с женами, которых мужья бьют. Настоящих дел не было, но мне и по должности они не полагались. Надоело, в конце концов. Притащат какую-нибудь красотку под утро вместе с ее сутенером, и начинается, пока поневоле подумаешь, а не отпустить ли их к Богу. Так всегда и кончалось, если, конечно, без особых претензий дело.

- Что вы называете настоящими делами, Айрон? – я полез в карман и обнаружил, что в моей пачке пусто. Мой собеседник тут же вынул из кармана свою и учтиво протянул мне ее. Это у него, видно, было профессиональное.

- Настоящее дело, серьезное: убийство запутанное, ограбление, не мелочь, а хорошо спланированное.

- Вы знаете, что нас с Крисом в убийстве обвиняют? – спросил я.

- Да, слышал, но это они так, видно, доказательств нет, а голова не работает, подумать не на кого, или просто лень разбираться.

- Да нет, они тщательно во всем разбираются, копаются по крупному, и, я думаю, целенаправленно нас подводят.

На лице Айрона отобразилось сомнение.

- Помяните мое слово, ничего не будет, правда, помотают они вас, конечно, крови попортят.

- Это верно.

- Вы знаете, кого убили? – спросил я.

- Я слышал, Генри Шеффилда, астролога какого-то, вашего знакомого, я правильно понимаю?

- Почти. Ну вот скажите, зачем мне или Крису его убивать?

Айрон сосредоточенно молчал. Казалось, он хорошо знал, зачем, но говорить не собирался. И у меня промелькнула страшная мысль, что если Крис действительно убил Генри, он мог это сделать. Я вспомнил набережную в Неаполе, его настойчивое стремление заставить меня признать его превосходство над Генри.

- Хорошо, допустим версию полиции. Крис его убил за эти грязные статейки, за болтовню и клевету. Но уже поздно. Какой смысл убивать, когда все произошло?

- А как убили? – спросил он с живым профессиональным интересом.

- Застрелили, три пули, одна в голову, – повторил я сведения, услышанные от Хайнца.

- Нет, это явно по найму, вы уж мне поверьте.

- Ну, допустим, Крис заплатил и его убили, зачем?

Айрон закурил и посмотрел на меня очень внимательно.

- Вы что-то хотите сказать? Говорите?

- Мотив может быть личный – ревность.

Я уставился на него с изумлением.

- Я говорю, как в полиции принято думать, особенно если принять во внимание всю эту мышиную возню в прессе.

- Нет, это бред, – возразил я.

- Вы меня, извините, – заметил он. – Мне необходимо быть на месте.

Он поднялся с кресла, поблагодарил меня за кофе и оставил мне пачку сигарет. Когда он ушел, я допил коньяк, его, по счастью, оставалось немного, и лег в постель. Я не заметил, как заснул, беседа с бывшим полицейским подействовала на меня благотворно. Я проснулся от невыносимого жара, исходившего от тела прижавшегося ко мне Криса. Я попытался осторожно отодвинуться от него, но он тут же глубоко вздохнул и открыл глаза.

- Стэн, – тихо позвал он меня.

- Чего? – ответил я шепотом.

Он приподнялся на локте и посмотрел на меня. Меня охватило жуткое беспричинное чувство страха, словно со мной рядом находилось существо иного происхождения, приобретшее надо мной безграничную власть и полностью подчинившую меня своей нечеловеческой природе.

- Завтра придут из полиции, – сказал он, положив руку мне на грудь. – Чего ты психуешь?

- Я в порядке, – возразил я, чувствуя как виски и лоб у меня становятся влажными от пота.

- Я слышу, – настаивал он. – Ты их боишься?

- Кого?

- Этого Хайнца и напарника его.

- Нет, веселые ребята, вполне корректные, – вымучено сострил я.

- Врешь, ты их боишься, боишься, что они нас сломают, да?

- Они не смогут, у них доказательств нет, если, конечно… – я остановился не решаясь продолжить.

- Если что? – спросил он. – Что “если”?

- Так, ничего.

- Говори, что “если”, – его рука передвинулась и сжала мое горло.

- Если ты его не убил.

Крис горько усмехнулся.

- Ты думаешь, я это сделал? – спросил он. – Я убил Шеффилда, потому что он тебя трахал?

- Не поэтому. Потому, что ты сумасшедший.

Он отпустил мою шею и откинулся на подушку.

- Ты тоже, – ответил он и рассмеялся. – Он тебя трахал?

- Нет, – искренне сознался я. – Это я его трахал.

Крис снова резко поднялся и склонился надо мной.

- Я не убивал его, – сказал совершенно серьезно, кажется даже с явным сожалением.

- Я знаю, я просто так сказал, чтобы позлить тебя.

- Тебе это нравится?

- Иногда.

Он снова улыбнулся. Я собрался встать с постели, но он схватил меня за плечо.

- Мне надо отлить, – пояснил я. – Я вернусь через минуту.

Я вошел в ванную и прижался спиной к прохладной плитке. Мне стало немного легче. Хотелось еще принять ледяной душ, но делать этого я не стал. Когда я вернулся, то застал Криса лежащим на спине и курящим. Он протянул мне сигарету:

- Пришло горячее время, – сказал он совсем тихо.

- Да, – согласился я. – Все превращается в пепел. Я не хотел быть твоим мальчиком, Крис, – произнес я, с трудом узнавая свой собственный голос, – но я твой мальчик. – Я положил ему голову на грудь и затаив дыхание прислушивался к стуку его сердца. – И все знают об этом, даже Айрон.

- Ну и пусть, – он обнял меня и молча продолжал курить. – Я тебе расскажу, никому никогда не рассказывал, не мог, Тэн, но ты послушай. Мне тринадцать было, когда меня отчим трахнул. У него браунинг был, кажется, он кого-то замочил, но доказать не смогли, моя мать этому не верила, она, по-моему, вообще его плохо знала на самом деле. Он его хранил в трубе вентиляционной, он думал, никто не видел его, когда он его доставал, а я за ним следил. Потом, когда его дома не было, залез в его комнату и спер этот чертов браунинг. Так мне хотелось его иметь. Я думал, он не скоро хватится, а он на следующий же день ко мне подошел и говорит: “Ты, щенок, пушку взял?”. Я покраснел тогда, он сразу понял. “Пойдем разберемся” – и потащил меня в свою комнату. Двинул мне так, что вся морда в крови была, а я молчу, он говорит: “Я тебя здесь же прикончу, если сейчас мне его на стол не положишь”. Он и вправду мог это сделать. “Иди” – и вытолкнул меня вон. Я тогда подумал из дома сбежать, но я не знал еще, что делать, и потом, он бы меня нашел все равно. Ну, я достал тогда пистолет и принес ему. Положил на стол, а он усмехнулся так странно, даже не знаю, злобно или, наоборот, как перед кайфом, и дверь запер. Я ждал, что он меня опять бить начнет, а он подошел, расстегнул штаны и говорит мне: “Давай, Крис, поработай…” У меня ноги подкосились, зря я тогда этого ублюдка не пристрелил, надо было только до стола дотянуться.

Крис замолчал, а я чувствовал, как кровь бешено пульсирует во всем его теле, и это дикое волнение предавалось мне и до боли сжимало каждый нерв.

- Ты это сделал, – глухо шепотом переспросил я.

- Сделал, – ответил он прижимая меня к себе так крепко, что мне стало трудно дышать. – Но ему мало было, он мне сказал, чтобы я разделся. Я даже не понял, что он делать собирается, когда мне дуло к затылку приставил, на меня какое-то оцепенение нашло, но когда он мне его всадил, я заорал от боли. До сих пор не могу забыть его голос, когда он сказал: “Только заскули, щенок, я в тебя весь свинец спущу”. Я молчал, пока он меня трахал, теперь я помню, что он все на Лори смотрел, на сестру мою, но трогать ее боялся, а про меня знал, что я ничего не скажу, некому просто мне жаловаться было.

- Почему ты потом его не убил? – спросил я. – Ты ведь мог и оно того стоило.

- Не знаю, я хотел это все забыть, как будто не было, как будто не со мной, я даже себе потом повторял “Это все не с тобой”, – и мне легче становилось. Когда я с Дениз переспал, мы пожениться хотели, я думал все прошло, я такой же, как все, люблю женщину, все ОК. А потом все вернулось, я понял, что хочу, но себя не дам.

- Зачем же ты тогда согласился со мной?

- Я хотел, чтобы ты меня трахнул, именно ты, Тэн, больше никто.

- Почему?

- Я сам себя считал полным дерьмом, даже когда кучу денег получил, у меня его член в горле стоял, а в тебе что-то было, чего у меня не было никогда, Тэн, никогда. Я знал, что ты мне нужен, даже если я для тебя ничто.

Казалось все, что он рассказал, происходило со мной, и его унижение было моим, его муки – моими. Я лежал, снедаемый желанием хоть как-то заглушить его страдания, заставить его забыть обо всем, что было до нашей встречи, вырезать из его памяти этот кусок, как вырезают кусок пленки, случайно запечатлевшей нечто чудовищно-отвратительное. И должна же была существовать для нас та Пылающая комната, тот конклав, где всей этой грязи суждено наконец превратиться в золото.

1.

Парк в центре города был ярко освещен, хотя и почти безлюден. Кто-то сидел в кафе, окна которого мерцали приятным желтоватым светом живого пламени свечей, несколько парочек сидели на скамейках. Крис со Стэном медленно шли по дорожкам, стараясь выбирать не слишком освещенные. На Крисе была черная широкополая шляпа и длинный черный плащ. Когда он вырядился во все это, Марлоу осмотрел его скептически и сказал, что Харди похож на шпиона из дешевого старого боевика. Крис только расхохотался в ответ. Сам Стэн в белой болоньевой куртке и клешеных джинсах выглядел совсем юным, он шел, сунув руки в карманы, глядя под ноги, на то, как рассыпается листва под их ногами.

– Мы должны что-то делать, – настойчиво повторил Крис в который раз. – Тэн, этого нельзя так оставить. Они ведь нас достанут. Потом, опять началась эта свара, теперь я не только фашист, садист, импотент, гомосексуалист, но еще и убийца. Это уже перебор, как сказал бы Арчи. Из дома выйти невозможно, сегодня прицепилась какая-то девица из “Overkill”, вот вынь ей да положь, что я думаю о правах гомосексуалистов на брак, а заодно не могу ли я сообщить ей некоторые пикантные подробности моей интимной жизни. Не морду же бить, я, конечно, на нее гаркнул, а толку, она до вечера около студии ошивалась.

– Что ты предлагаешь? – спокойно спросил Стэн.

– Я не знаю, – нахмурился Крис. – Единственное, что я могу сказать, что у нас две проблемы. Что делать с полицией и что делать с этой оголтелой помойкой вокруг нас. Мне знаешь, кто звонил вечером?

– Ну? – полюбопытствовал Стэн.

– Председатель Лиги сексуальных меньшинств, – с непередаваемой серьезностью сообщил Крис. Стэн посмотрел на него с недоверчивой улыбкой. – Именно. Приглашал выступить в телешоу. Охренеть. Полчаса уговаривал. Солидный такой дядька по голосу, даже как-то послать неудобно. Я уже сам не могу понять, на каком я свете.

– Да, – Стэн покачал головой и пнул пустую банку из под сока. Харди поглядел на него и мрачно предупредил. – Ты поосторожней, а то еще Гринпис привяжется.

Тут Стэн уже не выдержал и начал смеяться, он хохотал до слез, сгибаясь пополам, потом закашлялся, и Крис, сохранявший мрачную мину на лице, похлопал его по спине.

– Успокойся. Лучше подумай, что делать.

– Надо с кем-то посоветоваться, – предложил Стэн, утирая слезы с глаз.

– Правильно мыслишь, – внезапно оживился Харди. – Я даже знаю, с кем.

– С кем?

– С Джимми.

– А почему с Джимми? – Стэн ничего не имел против, ему просто было интересно, как Крис мотивирует свой выбор.

– Знаешь, какая у него голова? Компьютер! Он как-никак математический заканчивал. Он здорово соображает. Сейчас к нему и поедем.

– Ты хоть позвони, – скептически порекомендовал Марлоу. – Вдруг он не один?

– Позвоню из машины, – невозмутимо ответил Харди и зашагал к выходу из парка.

Джимми им искренне обрадовался. Он был совершенно один в огромной квартире, в которой Стэну еще не удалось побывать. В отличие от Харди, предпочитавшего пошлую роскошь, Джимми руководствовался скорее собственным удобством, хотя обстановка была отнюдь не дешевой. В огромной комнате, служившей гостиной, весь пол покрывал ручной работы ковер с индейским орнаментом, а на стенах Стэн обнаружил коллекцию различных предметов того же происхождения. Еще в комнате находился низкий прозрачный стол, пара вполне подходящих к нему кресел и диван, в углу был маленький бар, к которому Джимми тут же подошел, чтобы налить гостям выпить.

– Может, вы есть хотите? – осведомился он.

– Тэн? – вопросительно посмотрел на приятеля Крис, Стэн помотал головой, разглядывая индейский томагавк на стене. Он был явно настоящий, с какими-то хвостами на ручке, и выглядел настоящим орудием для убийства.

– Может, потом, – решил Крис. А Джимми, заметив интерес гостя к его коллекции, подошел ближе и, отдав Марлоу его бокал, сказал. – Это все настоящее. Я из-за него поехал на этих делах, – он мотнул головой в сторону Харди, который развалился в кресле, вытянув длинные ноги. – Я уже года четыре их собираю, хочешь, расскажу что-нибудь?

– Потом расскажешь, – не терпящим возражений голосом сказал Харди. – Нам с тобой поговорить надо.

Когда все сели у стола, Джимми включил напольный светильник, сиявший ровным матовым желтым светом, и Стэну показалось, что они собрались у костра. Харди, не торопясь, объяснял ситуацию, а Стэн смотрел на его резкое лицо с залегшими под глазами тенями, на узкое лицо Джимми, который слушал со всем доступным ему напряжением внимания, и думал, что здорово иметь друзей, которые просто принимают тебя таким, какой ты есть, и что у него никогда ничего подобного не было. Ему было приятно чувствовать, что он не безразличен тем, кого Крис называл “мои ребята”. Он, может, и не отважился назвать их друзьями, но отлично понимал, что они-то как раз считают его другом, и не ради Криса, а ради него самого.

– Понял, – сказал Джимми, когда Крис закончил. – Надо подумать.

Он откинулся на спинку дивана и зажег очередную сигарету. Красный огонек, на мгновение вспыхнув, осветил его сосредоточенное лицо.

Думал Джимми недолго.

– В общем так. Слушайте. Я начну со второй проблемы, первая сложней. – Стэн, не удержавшись, улыбнулся – с Джимми мгновенно слетели все богемные привычки и тот жаргон, на котором он общался с Крисом. Перед Марлоу сидел человек его круга. – Я считаю, что пересиживать это все бесполезно. Нам нужно объявить войну.

Крис встрепенулся.

– Какую войну?

Джимми взглянул на него ярко блеснувшими глазами.

– Обычную, скандал против скандала. То, что ты уже начал, надо продолжать. Мы будем демонстрировать вашу связь при каждом удобном и неудобном случае. И то, что группа полностью тебя поддерживает. Стэн даст интервью какому-нибудь фэн-журналу, я договорюсь с Лиззи, она сама его возьмет, как нужно. Достаточно лирическое интервью, чтобы всем стало стыдно, что они губят такое прекрасное чувство. Вытащим его на сцену, он же автор текстов, а от них даже ребята из Университета балдеют, как от героина. Появишься с ним в паре клубов. Они хотел узнать все о вас? Пусть узнают. Они блевать будут от этой информации. Самое главное – убедить поклонников, что это не прихоть, не извращение, а настоящая любовь, которую пытаются уничтожить. На это все купятся.

Крис ухмыльнулся, похоже, идея ему понравилась. Стэн аж похолодел при мысли о том, что ему теперь придется стать центральной фигурой в скандале, который он про себя уже называл с большой буквы – Скандал.

– Хорошо, – сказал Крис. – А что будет с моим имиджем?

Он произнес это слова так, как будто говорил о старой куртке, которую и носить уже невозможно, и выбросить жалко.

– Ничего, – успокоил его Джимми. – Все останется, как было. Мы сделаем из этого романтическую легенду. Да, Крис Харди всегда искал свою настоящую любовь, но так получилось, что ей оказался парень. Ты не то что, там, педераст паршивый, просто так получилось, даже необычно, согласись. Ну, а дальше там всякая фигня насчет того, что ты делаешь то, что хочешь, что для тебя нет запретов и свою мужественность ты собираешься доказывать не в постели, а другими способами. А кто не понимает, пусть ему будет стыдно.

Крис ударил себя по бедру.

– Отлично, Джимми, ты молодец. Стой, а ты, а Арчи, Пэт, с вами-то что?

– А с нами все в порядке. У Арчи двое детей и скоро будет третий, даже если он будет заниматься с тобой сексом прилюдно, никто не поверит. Пэтти пройдется с новой девицей, я тоже продемонстрирую что-нибудь, а потом мы все хором скажем, что вот вам мы, стопроцентные гетеросексуалы, а очень за, и Стэна просто обожаем. Что, кстати, правда, – повернулся он в сторону Стэна. Стэн покраснел от удовольствия.

– Отлично. Принято. А первая проблема? – глаза Криса снова стали настороженными.

– Тут хуже. Честно говоря, я думаю, что если мы устроим компанию в твою пользу, это тоже поспособствует. Но, я думаю, что вам самим придется разбираться. Надо просто сесть и подумать, что произошло. Все в подробностях. Но для этого надо подготовиться и все вспомнить, может, даже записать. Ну, к завтрашнему вечеру, к примеру. Соберемся здесь, я чего вспомню, только все, ребята, все странности, хорошо?

– Мы сделаем, – кивнул Марлоу. – Завтра с утра сядем.

Разговор на этом закончился и плавно перешел в треп. Крис и Джимми ужасно развеселились и, стараясь развлечь Стэна, принялись рассказывать ему про свою бурно проведенную юность. Стэн искренне веселился, слушая, как Джимми передразнивает Криса, его манеру говорить и вести себя.

– Ты не представляешь, – говорил он. – Я когда с ним познакомился, понимал два слова из пяти. А у него была только одна цель в жизни – влить в меня столько, чтобы я не мог двигаться. А я после трех рюмок все отдавал обратно, так что можно было начинать сначала.

Крис хохотал. Потом он вдруг сказал:

– Джим, неси гитару. Давай ему споем? Ну, не эту всю лабуду, а то, что мы пели, помнишь?

– Про птичку? – прищурился Джимми.

– Ну да. И про “волны черного океана”. Давай. Тащи.

Джимми принес акустическую гитару и приготовился играть. Стэн не знал, что ему предстоит услышать, и Крис с Джимми спели ему все старые уличные песни, которыми, очевидно, юный Крис Харди доводил до исступления местных девчонок. Пел он очень старательно, сверкая глазами и с нарочитой аффектацией. Стэн хохотал, как сумасшедший, глядя на то, как Крис, уставившись на него с мрачной, даже роковой страстью, повествует о трагической истории любви негра к белой леди. Когда негра в конце концов прикончили, Стэн уже не знал, плакать ему или смеяться. После пятой песни Крис посмотрел на Джимми весело и сказал:

– Давай про машину, Джимми.

Гитарист почему-то покраснел, как маков цвет, и спросил:

– Может, не надо?

– Надо! – заорал Крис. – Надо, Джимми, ты будешь водить машину! – и пояснил. – Это песня так называется. Мы ее сами написали. И даже пели, раньше, когда в клубах выступали. Давай, Джим, не тяни.

Гитарист вздохнул и заиграл. Песня действительно была смешная, речь шла о Джимми, который никак не может управиться с машиной, вечно ему все мешает. Крис старался вовсю, Джимми тоже смирился с позором и подпевал.

– Джимми – это я, – пояснил он зачем-то в конце.

– Ладно, – Крис усмехнулся, и в его взгляде, устремленном на них, Марлоу увидел глубочайшую нежность. – Давай споем что-нибудь приличное. У нас же есть новая песня, Джимми. Давай ему споем, он все равно ее услышит.

– Давай, – и глаза у Джимми хитро блеснули.

– Это любовная песня, – предупредил Крис, – ну, про любовь, то есть. Мы их вообще принципиально не пишем, ни одной не было, кроме твоих, конечно, Крошка все нам пытался впарить, но мы ему не дали. Но тут уже делать нечего. У нее нет названия.

Это была совсем простая песня, и Харди пел ее так, как когда-то пел Стэну “Шелк”: без малейшего аффекта, просто и серьезно. Это было признание в любви, которое могло быть обращено к кому угодно, к девушке или к мужчине, но Стэн знал, что Крис поет ему. Но больше его поразила странная фраза, в которой говорилось, как герой песни идет к черной реке, туда, откуда нет возврата, и единственное, что останавливает его, это голос его любви.

Дневник Стэнфорда Марлоу.

29 октября 2001

Джимми уговорил нас приехать в гости. Крис с неохотой согласился. Он был настроен провести в постели весь день. Я и сам не возражал против такого положения дел. За последнее время мы оба настолько были настолько измотаны и настолько отупели от нескончаемой войны с неприятностями, обступавшими нас со всех сторон, что день в полной изоляции и отключении ото всего и вся нам был очень кстати. Звонок Грэмма отнял у нас эту возможность, но зато помог нам подвести итоги и кое в чем разобраться.

Бобби отвез нас, Грэмм радовался нашему появлению так искренне и с таким удовольствием потчевал нас коктейлями и салатами всех видов, как потом выяснилось, приготовленными его знакомой из ресторана “DF”, что Крис вскоре перестал зевать и отвечать на все вопросы коротким репликами.

- Есть еще фруктовый пирог с ананасами, рецепт негритянской кухни, – сказал Джимми.

При упоминании о пироге Харди оживился и немедленно потребовал его принести.

Пирог оказался необыкновенным. Крис не мог от него оторваться, а Джимми наблюдал за ним с гордым удовлетворением на лице, так что можно было подумать, что он сам его приготовил.

- Чума, охренеть можно, – комментировал Крис, поглощая кусок за куском. – Надо этой твоей Минне предложить ко мне перейти.

- Ничего не выйдет, – возразил Грэмм, – она надеется рано или поздно получить все заведение.

- Мы ей откроем наш персональный ресторан, – сказал Харди. – Назовем его “HM” или “KS”.

- И все сразу станет ясно, – рассмеялся Джимми. – Хотя куда уж яснее.

- А мне вот ничего не ясно, – отозвался Харди, запивая половину пирога коктейлем. – Что от нас эти ребята из полиции хотят? Засадить меня им все равно хрен удастся.

- Это еще как посмотреть, – сказал Джимми серьезно.

- Да, нет у них ничего, правда, Тэн, – он повернулся ко мне и еле заметно улыбнулся.

- Я так думаю, но, может, они чего-то скрывают, – ответил я.

- Можно пораскинуть мозгами, – предложил Джимми, – глядишь, чего-нибудь выцепим и все проясниться.

- Хорошая идея, – согласился я. – Кто начнет?

- Я, – ответил Крис. – Вот что, – он закурил и развалился на диване. – Я Крис Харди, клянусь говорить правду, только правду и ничего, кроме правды. Призываю в свидетели моего друга Стэнфорда Марлоу.

- Задавать вопросы буду я, – прервал его Джимми. – А ты будешь отвечать.

- Согласен, – ответил Харди.

- Кто такой этот Шеффилд, в убийстве которого тебя пытаются обвинить?

- Астролог, врун и скотина. Он мне предсказал успех, а вместо этого я втрескался по уши и чуть не тронулся.

- А ты у Даншена выяснял, как он на него вышел?

- А он, как всегда, извернулся: случайно нашел, по рекламному объявлению.

- А теперь вопрос к тебе, Стэн, – продолжал Джимми свой допрос с профессионализмом настоящего детектива. – Что ты думаешь обо всем этом?

- Я уже сто раз повторял, – ответил я, не испытывая особого желания вспоминать этот период своей жизни. – Я от Генри слышал только то, что он собирался хорошо заработать на этом деле, я имею в виду предсказание.

- Еще бы, – отозвался Харди. – Я ему пять тысяч за этот сеанс отвалил.

- А еще что-нибудь подозрительное ты замечал, Стэн?

- Да, пожалуй, кое-что было. Через некоторое время после приезда Криса, он меня послал к адвокату, и дал свою кредитку. У него на счету были довольно большие деньги, триста тысяч, я еще очень удивился.

- И как ты думаешь откуда?

- Не знаю, – ответил я.

- Ну, сколько ему обычно за сеанс платили?

- От двухсот до шестисот. Бывали и дорогие заказы, на тысячу, но не больше.

- Он мог эту сумму накопить?

- Не думаю. У него был капитал, но он купил дом. По дешевке, правда, срочно продавали, ну и место не очень удачное, пригород.

- А может, он чем-то еще занимался?

- Не похоже. Чем он мог заниматься? Наркотиками или секретной информацией торговать?

- Рассказывай дальше, Крис, что было.

- Сам знаешь, после этой поездки JT нам контракт предложили, мы еще два дня думали, Даншена подключили, он так и уверял нас в успехе.

- Да, точно, – согласился Грэмм. – Он очень усердствовал. А ты говорил, потом в Неаполе Генри встретил.

- Да, пусть Тэн расскажет. – Харди положил мне руку на колено.

Я в общих чертах передал краткий разговор с Генри в Неаполе.

- То есть он вас видел обоих и, небось, все понял, – сделал безупречно логический вывод Грэмм.

- Я еще кое-что могу добавить, – заметил я, вспомнив о том странном рисунке, который Генри заставил меня скопировать и затем повесил в спальне над своей кроватью. Я подробно попытался описать все, что мне пришло в голову по этому поводу.

- Это как-то совсем уже непонятно, ну, ладно, запомним, – сказал гитарист. – Припомни-ка, Крис, что необычного было, ну, как вы познакомились. Кроме крыши съехавшей.

- Было, – воскликнул Харди. – Даншен приутих, замолк и перестал лезть не в свое дело. Я его даже иногда доискаться не мог.

- Да, учтем, – сказал Джимми. – А у тебя, Стэн?

- Я ничего особенного не видел, – ответил я, совершенно искренне, поскольку не мог припомнить ни одного факта, стоящего внимания прагматически настроенного собеседника. – У Криса браслет сломался. Он заказал новый, “Сердце девственницы не знает пощады”. А копия потом опять исчезла.

- Так-так, – Джимми уцепился за эту информацию, – помню, ты на презентации еще все не в себе был. Так это из-за него тебе обвинение предъявили?

- Может быть, – отозвался Харди. – Может, они его нашли, этот браслет?.

- Еще есть что-нибудь?

- Да ничего нет, – раздраженно ответил Харди. – Дрянь в голову лезет, сон один я видел…

- Какой? – поинтересовался Джимми.

- Что, рассказывать, что ли? – спросил Харди нерешительно.

- Конечно.

- Мне замок снился, Замок Ангелов, ну, мы туда со Стэном приезжаем, я срываю цветок и ему даю, всегда хотел ему цветы подарить, но не выходило как-то. – Он усмехнулся. – Красный цветок, а у меня с собой нож был, которым я потом… ну, не важно, Стэн знает, а там нас встречает тип такой в черном, вроде я его раньше знал, мне так показалось, я почему-то решил, что это тот самый Хауэр, о котором болтают, что он дружком был хозяина замка, и он нас ведет, открывает дверь, а там…

- Там сидит Торн и спорит с Даншеном, – невольно продолжил я.

Крис вскочил с дивана и посмотрел на меня с любопытством. Джимми ждал объяснений от нас обоих.

- Ты откуда знаешь? – спросил Харди. – Точно, Даншен там был, а этот второй, как ты его назвал?

- Джеймс Торн, – пояснил я, описав примерно, как выглядел второй участник сцены. – Это начальник тюрьмы F***. Я был у него пару раз, по делу, не относящемуся к нашей истории. – Я сказал это, сам сильно сомневаясь в собственной правоте.

- Но откуда ты знаешь? – повторил Харди свой вопрос.

- Я знаю, что дальше было, – ответил я. – Он открыл другую дверь, а там офис и за столом сидел Конрад, да?

- Да, – тихо ответил Крис. – Ты, что, читаешь мысли, Тэн, или ты меня разыгрываешь? Я же тебе не рассказывал об этом?

- Нет, не рассказывал, – подтвердил я. – Но я этот сон видел, я даже их рисовал, но потом, когда за твоим барахлом приезжал, взял рисунок и выбросил.

- Этого не может быть, – возмутился Харди. – Ты видел этот сон? Бред какой-то.

- Почему? Нет, – вмешался Джимми, который внимательно следил за нами во время этого диалога. – Такое бывает, я слышал о таких вещах.

- Все равно бред, – настаивал Крис. – И потом, это не имеет отношения к делу. Как бабы, сны обсуждаем. Вы мне Эмбер напоминаете, она мне все говорила: “Скажи, что тебе снилось?”. Достала меня этим вопросом.

- Хорошо, – согласился Грэмм. – Оставим сны. Что, еще было-то? Стэн?

- Я не могу сказать толком, было много странного, но это опять-таки из области совпадений.

- Говори, – велел Джимми.

- Когда Крис… был в ванне… кто-то позвонил, ты же меня сам позвал, и сказал, где он находится, я даже не знаю, кто это был, но мне показалось, что я голос этот где-то слышал.

- Хватит, – Крис, махнул рукой и снова принялся за пирог. – Все, к черту, мы только путаемся еще больше, сейчас начнем про предчувствия, откровения, наслушался я этой муры, ну вас на хрен.

- Ты не прав, – спокойно возразил Джимми. – Надо все восстановить, как было.

Но беседа больше не клеилась. Крис не хотел принимать в ней участие, а я не мог больше ничего добавить. Джимми разочарованно посмотрел на нас обоих и заметил:

- Я ничего страшного не вижу, еще неизвестно, нашли они браслет или нет. И вообще, это только предположение. Хотя, если тебя кто-то подставил, то браслет – идеальная улика.

Мы вернулись к обсуждению дальнейших проектов, перспектив нашей совместной работы с Крисом, и больше уже не поднимали вопрос с убийством.

30 ноября 2001

Ночь Всех Святых. Мы только что вернулись из “Бостона”, где по случаю праздника было устроено нелепое, но забавное шоу. Крис хохотал до слез, и я был рад, что он хоть немного отвлекся ото всех наших проблем.

Встретили Золотого Ангела в ослепительно шикарном голубом платье, которое было ей очень к лицу. Она всю ночь танцевала с какой-то молоденькой девушкой, коротко стриженной, в черном костюме, не отходившей от нее ни на шаг.

- Ты еще не забыл наш поцелуй, Тэн? – спросила она, когда подошла к нам с Крисом с бокалом коктейля в руке, а другой держа за руку свою подругу. – Правда, он был прекрасен?

Крис лукаво улыбнулся и сделал странный жест рукой, вероятно, он что-то означал, но истолковать его мне было не под силу.

- Отличный запах, – сказал Крис, чуть наклонясь к ней и вдыхая запах ее одуряющих сладких духов с легкой примесью мужского аромата. – Что это такое?

- Это “Шамбала”, правда, хороши? Никогда еще не встречала ничего подобного и как раз для меня, – сказала она, улыбаясь открыто и наивно, как ребенок.

- Да, хороши, – согласился Харди, надышавшись наконец вволю ароматом страны исполняющихся желаний.

- Это Дана, – представила она свою застенчивую спутницу. – Мы познакомились неделю назад на фестивале, она журналистка.

При слове “журналистка” меня невольно передернуло. Крис заметил это и нахмурился.

- Про что пишешь? – спросил он девушку.

- Я сейчас не пишу, – ответила она, удивительно приятным мелодичным голосом. – Я ей помогаю, – она взглянула на Джейн с едва заметной улыбкой.

- У тебя готовится сингл? Не ври, я слышал от Джима, – потребовал раскрытия тайны Крис.

- Ну, это пока все только задумки, – туманно, с непередаваемо кокетливым выражением лица ответила певица, – и больше я тебе ничего не скажу. Пошли танцевать.

Она подхватила Дану за талию, и они затерялись в гуще народа.

- Когда ее вижу, – сказал Крис после того как Джейн упорхнула, – понимаю, что она лучше и несчастнее многих.

- По-моему, наоборот, – возразил я.

- Нет, ты не знаешь, она в приюте воспитывалась, ее родители погибли в катастрофе. Жизнь там не сахар, я точно знаю.

Я ничего не ответил.

Мы прошли в отдельное помещение, где в начале вечеринки собирались любители кальяна, закрыли дверь и погасили свет. Раздевали друг друга на ощупь. Потом стояли в темноте, обнявшись и прислушиваясь к шуму и музыке, доносившимся откуда издалека, как с другой планеты.

Крис лежал на разбросанных по ковру подушках, глядя сквозь тьму с таким выражением лица, которое бывает у человека, когда он мучительно пытается что-то вспомнить.

- И все же, мой браслет, Тэн, – громко произнес он. – мой браслет, я не мог его найти, еще когда клип делали.

- Ну и что, – возразил я. – он же все равно сломался.

- Нет, это неважно, я его не выбросил, потому что Марта не успела заказать новый.

- Найдешь ты свой браслет, может, он остался на нашей квартире?

- Ты же с Бобби все привозил, то есть то, что я просил.

- Да, все, что ты сказал, а нож я тогда в ванной подобрал, он у меня.

- Черт, – Крис был явно озабочен пропажей. – Черт с ним.

2.

Стэн проснулся и некоторое время лежал, закрыв глаза. Он здорово измотался за последнее время: проблемы с полицией, постоянные нервы, дикое беспокойство, которое он испытывал при мысли о том, что Крис тоже оказался в центре этого безумного скандала, все это сводило его с ума. Но сегодня он чувствовал себя почти хорошо. Сегодня был его день рождения – первое ноября. “Двадцать четыре года, – подумал он, – наконец-то”. Когда-то Томас говорил ему, что этот возраст – очень важный рубеж в жизни человека. Два раза по двенадцать. “Случаются всякие странности, – сказал он тогда, и взгляд его темно-серых глаза стал отсутствующим. – Ты должен помнить, что, когда тебе двадцать четыре, может случиться все, что угодно”. Хотя, подумал Стэн, со мной уже случилось все, что угодно.

Никто не знал о том, что у него день рождения. Кроме Генри, царствие ему небесное. Он еще в самом начале спросил об этом у Стэна и составил ему гороскоп. Но о результатах не сообщил и, казалось, забыл об этом напрочь. Во всяком случае, ни разу не поздравил его в этот день. Крис тоже ничего не знал, Стэн думал, что ему надо об этом сказать, но как-то все не к случаю приходилось, можно было сделать это сегодня, будет сюрприз. Стэн вскочил с кровати, быстро оделся и пошел в ванну. Крис вроде был дома, с кухни доносились звуки врубленного на полную мощность радио.

Дата добавления: 2015-07-20