Студопедия
Случайная страница | ТОМ-1 | ТОМ-2 | ТОМ-3
АвтомобилиАстрономияБиологияГеографияДом и садДругие языкиДругоеИнформатика
ИсторияКультураЛитератураЛогикаМатематикаМедицинаМеталлургияМеханика
ОбразованиеОхрана трудаПедагогикаПолитикаПравоПсихологияРелигияРиторика
СоциологияСпортСтроительствоТехнологияТуризмФизикаФилософияФинансы
ХимияЧерчениеЭкологияЭкономикаЭлектроника

Панки, хой! - 1 1 страница

Читайте также:
  1. Castle of Indolence. 1 страница
  2. Castle of Indolence. 2 страница
  3. Castle of Indolence. 3 страница
  4. Castle of Indolence. 4 страница
  5. Castle of Indolence. 5 страница
  6. Castle of Indolence. 6 страница
  7. Castle of Indolence. 7 страница

 

Могла ничего не спрашивать, чтобы не показаться полной дурой. Но впрочем, это итак уже все знали по ее тупому фейсу.

Вот как, оказывается, сильно действует на человека самовнушение. Замараева считает, что она не может жить без бомжа, а ведь по сути, все мужики, которые у нее жили, были бомжами; какой-то придурок думает, что он не может без сотового телефона, без «Мерседеса»; кто-то думает, что ему нужны внуки или правнуки. Кто-то мнит себя строителем коммунизма и т.д.

Но на самом деле человеку все это не нужно. Все эти ценности на самом деле выдуманные, высосанные из двадцать первого пальца. Человек может прекрасно жить и без всего этого! Без бомжа, без сотового, без «Мерса», правнука и строительства коммунизма. Человек счастлив и без всего этого. Ему все эти приложения на хуй не нужны. В детстве все были счастливы и без этого! Без всяких ограничений и условностей. Просто потому, что светит солнце, поют птички, и тебе хорошо! Просто так, без всяких приложений. Тебе ничто не мешает быть счастливым!

Но лишь тогда, когда появились эти приложения, все эти условности, то человек стал по-настоящему несчастным. Потому, что обусловленность - это несчастье, горе, а ее отсутствие, свобода - это большое счастье. Тот, кто это по-настоящему поймет - станет поистине счастливым!

-Ну ладно, Наташ, я тогда возьму свою травку, - прочадосила наконец Рыба, - раз Кисье пока нет.

- Бери, - безразлично ответила Замараева. - Ему же хуже будет! Меньше достанется.

- Хуже? Неужели ты такая мстительная?

- Нет, еще пока не очень. Могла бы и сильней. Почему это он со мной так поступает? Он еще пожалеет об этом!

- Наташ, а мне мама говорила, что быть злопамятной - это нехорошо, - проблеяла Рыба.

- А мне, знаешь, как-то все равно кто кому что говорил! - процедила Наташка сквозь зубы. Я считаю, что все плохое, что было в твоей жизни, нужно помнить.

- Но зачем?

- Затем, чтобы потом пересмотреть все свои поступки, их результаты и суметь в такой же ситуации проявиться по-новому, не совершая одних и тех же ошибок.

- А разве такое возможно? - проныла Рыба.

Неожиданно в разговор вмешалась Людка:

- Конечно, возможно! Мне об этом постоянно Саша Раевский рассказывал, об этом все ученые

постоянно пишут.

- А кто такой этот Раевский? - неожиданно оживилась Замараева.

- Это московский йог, очень продвинутый человек. Он обо всем этом постоянно рассуждает.

- Прикольно! А мне вот недавно мои мужики Ошо притащили почитать. Ну, вообще-то он очень

много умных вещей говорит. Я прикололась!

Рыба все продолжала не въезжать ни во что.

- А я все равно считаю, что злобной, злопамятной быть - это плохо! - тупо твердила она.

- А это никого не интересует! - отрезала Замараева, выпуская дым колечками изо рта. - Тебе это кто сказал? Мама?

- Ну да. Мама у меня хорошая!

- Ха-ха-ха! А сама-то ты как считаешь?

- Я? - Рыба задумалась, не зная, что сказать в ответ. В ее уме не находилось ответа.

- Это человек без мнения! Ха-ха-ха! За все решила мама. Тебе сколько лет, девочка?!

- Семнадцать лет и девять месяцев.

- Ха-ха-ха! Здоровая кобыла, а за нее все решает ее мама: как ей думать, как ей поступать, что в жизни делать! Фу, ничтожество! Ха-ха-ха!

Рыба сконфузилась и обиженно молчала. Ей было до смерти обидно, что с нею так беспардонно обращаются.

Наталья с минуту помолчала, как бы оценивая произведенный ее словами эффект, а затем продолжила в том же духе:

- Она слушает мать. И хотя матери рядом нет, она сидит в голове у этого уебыша и продолжает своим гнусавым голоском диктовать ей, как поступать в той или иной ситуации, когда радоваться, когда обижаться, дуться, а когда надо и вешаться...

Наталья улыбнулась хитрой, загадочной улыбкой, окинула взглядом всех окружающих. Все пытались всею силой своих тупых голов понять смысл ею сказанного.

- И так будет длиться всю жизнь, - продолжала она, - уже мать умрет, сгниет в могиле, ее уродливое наследие будет продолжать жить в банке ее любимой доченьки и калечить ее судьбу.

- Но ведь мне мама говорила, что добра желает! - запальчиво выступила Рыба, защищая свою погань.

- Ее добром дорога в ад вымощена!

- Но почему? Почему? Почему?

- А потому, что ты - запрограммированная биомашина, которая предназначена только для того, чтобы работать, работать и работать всю жизнь. Выращивать потомство, чтобы оно тоже всю жизнь работало. И ты точно так же, как и твоя мать, будешь воспитывать своего ребенка и стараться всеми силами, чтобы он не мог подумать сам. И как самое великое достояние ты будешь бережно вдалбливать в его голову те же стереотипы, шаблоны и установки, то убогое мышленьице, которое тебе досталось от твоей погани. И ты вырастишь такого же морального урода, как и ты сама. И будешь гордиться своим говном. С такими же убогими и узколобыми реакциями, как и у тебя самой. С такой же убогой судьбой, как у твоей матери и тебя! Вот оно - величайшее зло!

- Но ведь я буду воспитывать своего ребенка по-другому! - яростно выпалила Рыба. Наталья смерила ее презрительным взглядом.

- Ты?! - рассмеялась ей в лицо она. - Да ты даже не можешь измениться сама! Ты остаешься все той же тупой бессмысленной машиной, которой тебя сделала твоя мать. Абсолютно тупой, абсолютно бездарной, убогой как и она сама.

Наталья замолчала, испытующе глядя на Рыбу. Та молчала, закусив губу от обиды и понуро опустив голову.

- Вот, например, сейчас ты реагируешь обидой на простые слова. Всего лишь слова. «Слова, слова, - пустые звуки», как сказал поэт. Ты реагируешь на звуки, на колебания воздуха. Ничего реально не происходит, а ты реагируешь так, словно случилось что-то непоправимое. Видишь, как ты механична!? Ты просто зомби! Биомашина! Идиотка хуева!

Рыба совсем зачморилась от этих слов. Ничего понимать из всего сказанного она не собиралась. В ее голове только крутилось: «Меня оскорбили, меня унизили, со мной несправедливо поступили. Как это обидно! Как это унизительно!» Только что ей сказал, что слова - это звуки, и тут же она обиделась на какие-то колебания воздуха.

Ком подкатил к горлу и ломающимся от обиды голосом Рыба сморозила очередную хуйню:

- А Вы не могли бы не курить, а то у меня от дыма голова сильно болит?

- А мне как-то знаешь, до этого, как до лампочки! - бесшабашно ответила Наталья, выпуская дым прямо в лицо Рыбе.

- Но мне это неприятно. Я ведь не курю, а медиками уже доказано, что пассивное курение гораздо опаснее, чем активное, - не унималась Рыба.

- Ну и что! У нас еще есть и комната. Можно туда пойти. Там никого нет!

- А может мне вообще уйти отсюда? - с вызовом бросила идиотка.

- Да, вообще-то было бы не плохо тебе проветрить мозги! - рассмеялась Наташка.

- Ну, тогда я пошла?!

- А тебя тут никто и не держит! Скатертью дорожка! - поставила точку Наталья. Рыба демонстративно встала, схватила свой брезентовый рюкзак и рванула к выходу.

- Люд, а ты со мной или нет? - срывающимся от обиды голосом прогнусавила Рыба.

- Да мне вообще-то и здесь хорошо! - ответила та ленивым голосом. - Зачем мне куда-то идти?

- Ну, и оставайся, предательница! - психанула Рыба, наспех натягивая свои борцовки на разные ноги. - Ты мне не друг, а портянка!

И под общий смех и улюлюканье Рыба выскочила на площадку и понеслась, куда глаза глядят, громко хлопнув дверью на прощанье. Куски оставшейся штукатурки посыпались на пол. Пулей, как ошпаренная, идиотка понеслась по улице.

Только что ей говорилось, что она реагирует как запрограммированная машина, как зомби, идиотка, и тут же, через минуту, она поступает в точности так, как о ней сказали! Ей описали буквально все ее процессы, все стереотипы поведения, тут же она поступает именно таким образом. Ей сказали, что она- биоробот, и она реагирует тут же в точности так же, как биоробот. Она даже не поняла, что можно, оказывается, измениться и не быть такой тупицей, какой ее сделала ее мамаша. И вот теперь из-за своих дурацких реакций она оказалась вечером одна на улице. Никому не нужная и не интересная.

Будь она чуть-чуть поумнее, она бы не реагировала так глупо, и ей не пришлось бы на ночь глядя бежать на улицу. Проявись она чуть-чуть похитрее, поумнее, она бы сейчас сидела бы себе в квартире и не думала бы, куда ей теперь податься и все бы было прекрасно. Но из-за обидчивости, ранимости, детской психованности, инфантильности она стала поступать подобно пятилетнему ребенку. Поступать так, как ей абсолютно невыгодно, неудобно, даже вредно и опасно. И из-за своей дурости человек обрекает себя на несчастье. И Рыба не была исключением из правила. И теперь вместо уютной квартиры она тащилась по грязной улице, заполоненной равнодушными мышами, которыми всем было на нее насрать. Вместо психа Рыба должна была проявлять с Натальей хитрость и угодливость, мягкость и предусмотрительность. И тогда бы такого вовсе не случилось. Беда Рыбы была в том, что она не умела проявиться так, как бы ей было выгодно. А для этого у нее не должно было быть никаких принципов, никакой гордости, а только одна пластичность, хитрость, подстройка, ощущение, где находится выгода. Вот тогда бы ей в жизни всегда везло. Ее жизнь могла бы превратиться в сплошной праздник. Жить стало бы легко и просто. А пока что из-за своей дурости Рыба только страдала.

«Почему они со мной так поступили?! - думала про себя она. — Почему Наталья, да и вообще никто не сделал даже попытку меня остановить? Почему они так гадко надсмехались мне вслед?!»

Рыба шла по центру города, а навстречу ей шли равнодушные мыши. У них были свои проблемы, и всем было на нее наплевать. Рядом не было доброй мамочки, которая бы утирала ей сопли и утешала ее. Вот в каком плачевном состоянии была идиотка. Вдруг на горизонте замаячила знакомая физиономия. Рыба механически сделала усилие, чтобы взять себя в руки, но ее зареванная харя выдавала ее за километр. Но кто же этот, до боли знакомый мэн? Рыба не могла сходу вспомнить его. Он сам сделал первый шаг навстречу.

- Привет, Рыбеха! Как дела? - радостно произнес он, хлопая ее по плечу. И тут она вспомнила, что это оказывается Саша Бергельсон по прозвищу «Берг» из КСП.

Какая встреча! Но Рыба продолжала дурачиться.

- Да ничего, нормально, - жалобно, сквозь слезы, прошептала она.

Берг увидел явное несоответствие ее слов и поведения и еще пристальнее стал разглядывать ее зареванную пачку.

- Что случилось? - участливо произнес он

- Все хуево!... - срывающимся от обиды голосом прошипела Рыба, рванулась в сторону и бросилась опрометью наутек, куда глаза глядят.

- Эй, ты куда? - удивился Берг, провожая взглядом психопатку.

Но Рыба не хотела ничего слышать. Как ошпаренная она неслась наутек сама не зная куда и зачем. Берг удивленно пожал плечами, затем покрутил пальцем у виска и пошел дальше по своим делам. Ему тоже, как и всем остальным прохожим на улице было на нее по большому счету наплевать.

И в этой ситуации, даже когда человек проявил к ней участие и внимание, Рыба не смогла воспользоваться этой уникальной возможностью. На ее месте нужно было взять себя в руки, перестать ныть и начать активно взаимодействовать с ним. Или жаловаться на жизнь и что-то для себя выпрашивать, или подлизываться и хвалить Берга, или кокетничать и напрашиваться в гости. А вместо этого она по-детски психанула и ломанулась, сама не зная зачем и почему. Так ее приучила действовать мамочка. В детстве Рыба чуть- что психовала, убегала в другую комнату или закрывалась в кладовке. А ее разлюбимая мамочка металась по всему дому в поиске психованного чада и старалась всячески ей угодить. Приносила ей туда еду, питье, да еще и уговаривала и шла на поводу у ее прихотей. И таким образом, выработала в ней механизм пассивного требования, молчаливого протеста. И вот выросла такая здоровая кобыла с такими дебильными реакциями.

Но мир - это уже не добренькая мамочка! И протестовать в нем бесполезно. Жизнь - это не квартира, где можно убежать в другую комнату и ждать, когда придут тебя уговаривать. Законы жизни очень суровы. Здесь нет того, кто принесет тебе еду и питье, пока ты психуешь. Мир, наоборот, стремится нас уничтожить, жизнь хочет только нас эксплуатировать, выкачивать из нас все соки. А человек, такой как Рыба, беззащитен вдвойне. Вместо ожидаемых уговоров и утешений жизнь дает ей как следует под сраку. Психованные, ранимые, инфантильные люди никому не нужны и не интересны!

Чтобы человеку стало хорошо, он должен увидеть, каким же дураком его сделала его любимая мамочка, какую же она подложила ему жирнющую свинью, воспитав таким долбоебом. И увидев все это- какое же он психованное ранимое уебище - начать работать над собой. Начать менять свои психические реакции на мир, на меняющиеся обстоятельства жизни. Тогда бы и ее жизнь изменилась, стала бы очень благополучной, счастливой и беззаботной. Исчезли бы все проблемы, высосанные из двадцать первого пальца. И ей бы стало очень-очень хорошо!

 

* * *

Солнце клонилось к горизонту, садясь за высокие здания домов. Повеяло прохладой. Небо стало заволакиваться тучами. Подул холодный пронизывающий ветер. Первые капли дождя стали редкими очередями «обстреливать» прохожих. К вечеру в центре города их скопилось на центральных улицах города особенно много. В ожидании дождя весь этот огромный муравейник задвигался, ожил, зашумел, зашевелился. Рыба до последнего металась весь день в толпе мышей и под конец начала кое-как отходить от своей обиды и самосожалений. Весь день понадобился ей на то, чтобы прийти в себя.

Застигнутая врасплох дождем, она вдруг стала отчаянно соображать, что же ей теперь делать. А капли дождя становились все сильней и сильней, и уже самые крупные стали больно хлестать Рыбу по лицу. Она отчаянно заметалась в поисках убежища и, в конце концов, юркнула под козырек одного из подъездов.

* МЭН - «мужчина» (англ).

 

Ливень расходился все сильней и сильней. И тут-то Рыба вдруг задумалась: а где же она будет ночевать? (Единственная умная мысль, которая пришла ей в голову за этот день!). И вдруг ей стало страшно: «Ой, куда же я пойду? На дворе ведь почти ночь! - мысленно заныла она. - Неужели мне придется заночевать прямо здесь, в этом подъезде? А уже становится холодно!»

Рыба сидела и обреченно думала над своей судьбой. Вдруг ей в башку долбанула мысль: «А что если вернуться к Наташке, попросить у нее прощения? Податься-то некуда». И тут же Рыба отвергла ее.

«Как это так? Я поступлюсь своей гордостью?! Ведь со мной там так несправедливо поступили! Так со мной обошлись! Нет, это ниже моего достоинства! Уж лучше я заночую в подъезде, чем попрошу у нее прощения!»

Мама ведь научила ее быть гордой - вот теперь она и страдала из-за своих принципов. Хорошую услугу ей оказала ее мамочка! Ха-ха! Рыба стояла и, молча, глядя на здоровые пузыри на луже, ощущала полную безвыходность своего положения. Идти ей было абсолютно некуда.

Ум Рыбы отчаянно метался в поисках выхода, но не находил его. От этой безысходности становилось тухло и невыносимо.

«Что теперь делать?! Что теперь делать?» - отчаянно думала она, пытаясь найти выход из этого дурацкого положения.

Она стала отчаянно перебирать в памяти всех знакомых, которые были у нее в N-ске.

К родственникам идти она не хотела однозначно, т.к. одна только мысль о них у нее вызывала тошнотворный рефлекс.

К Энджи идти? А дома ли сейчас она? К Наташке? Ни за что на свете! Это ниже ее достоинства! Адреса других знакомых она плохо помнила. «Что же делать? Что же делать?» - крутилась в ее голове одна и та же мысль. Паника и отчаяние заставляли ее тупую репу шевелиться. Мозгени активней заработали в ее голове. Безвыходность положения создала в ней полную панику и хаос.

Рыба стояла на крылечке и кусала свои короткие грязные ногти. Мыши, стоящие по случаю дождя с ней рядом, брезгливо поглядывали на нее. Но она настолько была отождествлена со своими мыслями, что просто даже не замечала, как к ней относятся люди. (Вообще-то она мало над этим задумывалась). И вдруг ее осенила гениальная идея. До того, как попасть к Замараевой, она жила у Иорданских в Сокуре. Значит, можно вернуться к ним! Ура! Дурища была спасена! Теперь было куда вернуться, где переночевать!

Очень обрадованная своей находчивости Рыба тут же побежала на вокзал. Прыгая чуть ли не метровыми шагами между луж, она неслась к своей цели. Ей уже не был страшен дождь, ей было наплевать, что ноги ее уже насквозь промокли в дурацких бутсах. Ее несло, как очумелую. Прохожие шарахались в стороны, некоторые крутили пальцем у виска. Один мужик, которого она обрызгала грязью, обложил ее четырехэтажным матом и чуть не съездил по морде. (Благо он не успел ее поймать). Один раз она даже чуть не попала под машину. Вот до чего доводит импульсивность и необдуманность! Плохо человеку, когда им в жизни руководят только эмоции! «Если рана в голове, надо пить зеленку!»

Но как бы то ни было, Рыба все-таки добралась до вокзала, впрыгнула в последнюю электричку, идущую в сторону Сокура. Счастливая и довольная, она прикатила в Сокур и впотьмах, на ощупь нашла дом Иорданских. Зайдя в темный предбанник, она пнула-таки ногой злосчастное ведро, стоявшее под умывальником. На этот раз оно оказалось пустым. Жуткий грохот раздался по всему дому. Рыба запнулась и вместе с ведром ебнулась посреди прихожей.

- Еб твою мать! Понаставили здесь всякой херни! Ходи тут из-за них, спотыкайся, как проклятый! - зачертыхалась Рыба, делая попытки в темноте найти входную дверь.

- Кто здесь шумит в пол двенадцатого ночи?! - раздался неожиданный голос Жени.

Через распахнутую дверь на Рыбу ливанул свет лампочки, и она непроизвольно зажмурилась с непривычки.

- Это я, Рыба, - пробубнила она, - можно к вам?

- Ну, заходи, коли уж пришла, - гостеприимно произнес хозяин - цыган.

Рыба с виноватым видом вошла в комнату, и тут же ее взгляд упал на его ебанутую мамашу, которая сидела на своем сундуке и молча тихонько рвала на себе волосы. Услышав посторонние шумы и звуки, она замерла с клоком волос в руке и громко закричала:

- Жорж! Жорж! Кто это к нам пришел? У тебя гости? Познакомь меня с ними!

- Мама, успокойтесь, пожалуйста, это мои гости, но я - не Жорж, я - Евгений. Я - Ваш сын!

- Не Жорж? — задумалась старая квочка.

- Нет, не Жорж. И перестаньте пожалуйста портить свои волосы, - с этими словами Женя сделал отчаянную попытку высвободить волосы у старухи из лап. Но тщетно. Старушенция еще сильнее сжала свои клешни и что-либо достать из них стало совсем невозможно.

- Не хулиганьте, Жорж, не безобразничайте, - приговаривала она, багровея от злобы, - не нужно со мною так обращаться. Жорж! Жорж! Евгений потерял самообладание и заорал на тупую идиотку:

- Да неужели Вы не понимаете, мама, что так вести себя некрасиво?! Прекратите уродовать себя! Совсем Вы из ума выжили!

Старуха не сразу поняла, о чем идет речь, но эмоциональный напор вышиб ее из колеи, и она молча уставилась на Евгения, не понимая, что ей теперь делать.

- Ну что Вы так на меня смотрите? - бесился Евгений, еле сдерживая себя.

- Так значит Вы - не Жорж?

- Нет, я не Жорж!

- А кто же тогда Вы?

- Я Евгений! Я же объясняю Вам. Я Ваш сын!

- А где Жорж?

- А его уже давно нет здесь!

- А у меня нет никакого сына, - дурачилась выжившая из ума старуха. - А где Жорж?

- Умер Ваш Жорж! Умер!

- Как умер?! Давно?

- Давно! Давно! Уже десять лет как умер.

- Не может быть, Вы меня обманываете! Куда вы спрятали его? Немедленно мне его верните! Отдайте Жоржа!!! Отдайте!

Евгений уже не знал, как с ней разговаривать. Он хватал как рыба воздух ртом и не мог вымолвить ни слова.

- А идите-ка Вы, мама, куда подальше! - в конце концов махнул рукой Евгений.

Старуха сидела, словно огорошенная этой новостью, не веря своим ушам, как будто эта мысль для нее была новой.

- Ну, что Вы замолчали, мама? - подтрунивал над ней Евгений.

- Жорж! Жорж! Милый мой Жорж! На кого же ты меня оставил?! - выла шизофреничка.

- Мама, ну он же давно умер! Что Вы так удивляетесь?

- Как?! Как давно? Не может этого быть!

- Ну, не придуривайтесь Вы, он десять лет как уже умер! - отмахнулся от нее Евгений. Старуха молчала. В комнате наступила подозрительная тишина.

Евгений обернулся и воззрился на старуху. Она сидела на своем сундуке, прикрыв лицо руками, и беззвучно рыдала.

- Мама, что с Вами? - одернул ее Евгений

- Жорж! Жорж! Почему вы от меня это так долго скрывали? - упрекала его старуха.

- Что мы скрывали?!

- То, что он умер десять лет назад!

- Да никто от Вас этого не скрывал! Вы ведь и сами его хоронили! Своими руками!

- Не может этого быть!

- Как не может? Может! Я еще тогда молодым был. А теперь вот уже вся голова в седых волосах. А тогда у меня все волосы еще были черные. Я сам все это помню.

- О!... Горе-горе-горе..., - выла как заведенная бабка. - Горе мне, горе горькое - е-е!!! - Бабка залилась беззвучными рыданиями и завалилась на свой топчан.

Евгений было вздохнул свободно, как вдруг на сцене появилось другое действующее лицо. Из другой комнаты в кухню вползла заспанная Ольга. На ней была мятая розовая ночнушка, волосы были растрепаны, лицо помято, а глаза посылали друг друга на хуй.

- А что здесь происходит, Женечка, что тут за шум? - пропищала она занудливым голосом.

- А, это ко мне гости пожаловали, Оленька, - радостно ответил ей Евгений.

- Гости? Да какие тут могут быть гости в первом часу ночи? Уже спать пора.

- Ну и что? Человек к нам приехал, значит, он гость. А с гостями надо проявляться соответствующе. Мы, цыгане - такой народ!

Евгений радостно хохотал, не понимая Ольгиной мрачности. Та совсем вышла из себя, выскочила из комнаты, громко бабахнув дверью. Евгений еще больше захохотал над своей психованной инфантильной женой. Из-за двери доносились рыдания, вопли и причитания:

- Боже мой! Да что же это делается-то такое?! Это квартира или цыганский табор? И связалась же я с этим цыганом! Не дом, а проходной двор какой-то!

Евгений реагировал на это весьма спокойно и даже весело.

Рыба ошарашено смотрела на эту семейную сцену, не зная, что теперь дальше делать: уходить, мирить супругов или просто ничего не делать и завалиться спать?

- Да, не обращай внимания, покричит-покричит и перестанет, - успокаивал ее Евгений. - А ты лучше вон полезай на полати и ложись спать. А с утра поговорим. Лады?

- Лады... - бессмысленно прошептала Рыба и полезла наверх, на полку над дверью.

Бабуся уже тоже успокоилась и тихонечко шубуршала своими клешнями в своей одежде. Очень ловко, на ощупь, она выискивала в ней вшей, а потом давила их своими страшнющими ногтями.

- Ой! Что это такое? - с испугом спросила Рыба у Евгения, показывая на бабку.

- А, да это она вшей у себя выискивает, - отмахнулся он. – Видишь, как ловко у нее это получается! Еще с войны сноровка осталась!

- А откуда у нее вши? - с ужасом спросила Рыба. - Сейчас же вроде бы уже нет войны!

- Да это ты же сама наш адрес хиппарям дала.

- А причем здесь хиппари? - не въехала Рыба.

- Да при том, что они тут к нам целое нашествие устроили. Пока тебя тут не было, они к нам пришли. Целую неделю тут жили. Я на них все свои последние деньги ухлопал. Попробуй, такую ораву прокорми! Ольга сильно бесилась против них. А в конце недели выяснилось, что у них оказывается вши.

- Вши? - вытаращилась Рыба. — Но ведь те хиппари, которым я давала ваш адрес, жили в приличных условиях и не могли иметь вшей!

- А это не важно! Они дали наш адрес тем, у которых они были. И они пришли к нам. И вот теперь у нас всех вши завелись. Особенно у Дианки. Ольга взбесилась из-за всего этого и запретила кому-либо у нас появляться.

- А! Так вот почему у Вас так тихо и пусто!

- Ну, в частности и из-за этого тоже..., - сконфуженно произнес Евгений и вдруг замолчал...

«Что-то здесь не то! - просекла Рыба. - Чего-то он недоговаривает».

Неудобную заминку в разговоре прервала Ольга. Она высунулась из двери и опять напала на Евгения:

- Женя! Мы пошли спать! А ты - как хочешь! - демонстративно выкрикнула она и с Дианкой под мышкой поперлась спать. Дверь бабахнула в последний раз. За стеной послышалась мышиная возня, какие-то разговоры, а затем все смолкло и стало тихо.

Евгений молча пожал плечами и как побитая собака осторожно стал пробираться в комнату в надежде найти приют на каком-нибудь диване.

- Что ты сюда пришел?! Тебя сюда не звали! Какого черта ты опять здесь?! - послышались воинственные крики из-за двери.

- Оленька, подожди, не спеши, я ведь как-никак все-таки хозяин в этом доме, - миролюбиво увещевал он свою неуемную женушку.

- Ну и что! А я - хозяйка! И ты сюда не лезь!

- Но ведь я хочу спать!

- Я тоже хочу, и Дианка тоже. А ты не даешь

- Оленька, я тебя тревожить не буду. Я вот тут отдельно от тебя на диванчике прилягу. А если хочешь, даже на полу. Я тебе мешать не буду!

- Ну ладно уж, так и быть, ложись вот тут на полу. А нас не трогай! - воинственно произнесла Ольга и завалилась сама дрыхнуть вместе со своей дебильной доченькой.

Некоторое время еще слышалась какая-то возня, капризный голос ебанутой Дианки, а потом все стихло. Бабуся так и заснула с убитой вошью в руке.

Ночная тишина нарушалась тиканьем часов, трелью сверчка да равномерным похрапыванием бабуси. Рыба погасила свет и долго думала, глядя в темноту ночи:

«Странное это дело - семья. Все наперебой твердят, что в ней счастье, что когда двое человек живут вместе, то им должно быть как-то особенно хорошо, а на самом деле все получается совершенно по-другому. Муж с женой постоянно грызутся, постоянно кто-то кого-то бьет или ругает. Кто-то пропивает деньги или ходит «налево». И никакой идиллией там совершенно не пахнет. Как все-таки отличается то, что люди мечтают о семье, и то, что есть на самом деле! Почему же все происходит именно так?»

Это противоречие поставило ее в тупик, и она стала мучительно размышлять над ним. «Почему? Почему? Почему?» - вертелось в ее голове. - Почему люди говорят одно, а делают совершенно другое?»

Рыба стала вспоминать свое детство, всех людей, которые ее окружали, родственников, и думала: «А было ли у кого-нибудь из них какое-то счастье?» И ни у кого его она не могла припомнить. Вот вечно грызущиеся бабка с дедом. Их разнимает их сынок, дядя Дима. Дед говорит свое последнее мужское слово. Бабка грозится, что отравится уксусом. Дед говорит: «Ну и травись!» И она хлещет 70%-й уксус «из горла». Потом месяц лечится в больнице. Долго мучается и страдает после этого. Месяц семейство «отдыхает» от скандалов.

Вот мамаша, которая нетерпеливо отвечает отцу: «Ну и не буду гладить тебе штаны!» И швыряет их ему в лицо. Вот тетя Маруся, которая живет с безногим мужем-пьяницей. Муженек напивается, приползает «в дрязину» пьяный, ругается, требует денег и бьет ее, ковыляя за нею на «култышках». Потом засыпает беспробудным сном, а под утро обсирается себе в штаны. Вот тетя Оля, подруга матери. Она «тащит» на себе двоих близняшек. Муж только пропивает свою зарплату, сидит у нее на шее, требует еще денег и приходит потихоньку в состояние, совсем не похожее на человеческое.

И, наконец, сама мать теперь, решившая, что жить без семьи ей будет гораздо спокойнее, чем с семьей. Живущая в одиночестве.

«Где это, обещанное счастьице? Кто достиг его? У кого оно было? - размышляла Рыба. - Ромео с Джульеттой? Так они умерли молодыми. Неизвестно, что бы было, если бы они жили вместе всю жизнь. Наверно бы так же всю жизнь ругались как бабка с дедом. Грей и Ассоль? Про них тоже написано только до момента их встречи. А дальше как будто специально умалчивается обо всем этом. Почему не пишут об их совместной жизни? Почему у всех сказок конец сразу после свадьбы? А потому, что дальше ничего и нету: лишь грызня двух эгоистов. Только и всего!»

Мать просто обманула Рыбу. Обманывала постоянно, систематично. Для того, чтобы дочь повторяла точь-в-точь одни и те же ошибки матери и обрела точно такую же несчастную судьбу, как и она.

На память Рыбе пришел еще один эпизод из ее детства. Она стоит у закрытой двери в кухню, где уединились поганая и ее подруга с работы. Рыба тихонечко стоит и подслушивает, о чем идет речь. Поганая рассказывает подруге, как плохо живется в семье, как тяжело выносить все занудства мужа, как почти все ее мужья пили и вымазживали из нее деньги. Рыба вслушивается во все эти откровения и с жадностью «наматывает их себе на ус». Вдруг резко распахивается дверь, и на пороге появляется поганая и с разгону наскакивает на Рыбу:

- Ой! А ты что тут делаешь?

Рыба в растерянности не знает что сказать. Мямлит.

- А, так ты подслушиваешь! - еще больше расходится погань. - А ну-ка, марш отсюда!

И Рыбу запирают одну в комнате. Она делает еще несколько попыток начать подслушивать, но все бесполезно: поганая нарочно выходит из кухни и прогоняет ее каждый раз.

Рыба сидит и размышляет: «Почему же меня не пускают в их компанию? Они что-то от меня скрывают. Но что? Вот ведь вопрос. Вот вырасту большая, и тогда от меня уже никто ничего не скроет!» Конечно! Никто уже от нее не спрячет правду жизни. Потому что тогда жизнь сама уже предстанет перед ней, так сказать, «во всей своей красе». Но до этого с нею очень хорошо поработает ее матушка, втемяшивая в ее тупую башкень идиотские мыслишки о счастьице, убогом, ебанутом, которые, в конце концов, и приведут ее к семейному болоту. И выбраться из него самой ей просто не хватит ни сил, ни ума. А пока... Поганая закончила секретный разговор с подругой и, открыв дверь кухни, громко произнесла:


Дата добавления: 2015-07-20; просмотров: 48 | Нарушение авторских прав


Читайте в этой же книге: Уроки Силы | Воспитательная работа | Полезная перчатка | Тарелки с дискомфортом | Новогодняя елка | Становление мужиком | Дурбат Р.Ф. | Спецодежда | Тайна дурбатовской формы | Бесславный конец Нарады |
<== предыдущая страница | следующая страница ==>
Дорога в ад| Панки, хой! - 1 2 страница

mybiblioteka.su - 2015-2024 год. (0.031 сек.)