День второй 8 страница

– Конечно, почему нет? Вы можете снять с меня показания прямо сейчас, если хотите. Вон там, под одной из ножек кухонного стола, торчит Библия. Мне нужно было подложить что‑нибудь, чтобы он не шатался.

– Если вы боитесь, я могу устроить предупредительное заключение с целью защиты.

– У кого, у федералов? – Бакстер рассмеялась. – Нет уж, спасибо. Лучше я буду полагаться на себя здесь, в реальном мире.

Дарби сменила тактику.

– Мишель, то, через что вам пришлось пройти… не могу выразить словами, как мне жаль вас. – Она надеялась, что голос выдает чувства, которые она сейчас испытывала. – Вы не заслужили такого обращения. И никто не заслуживает.

– Мне не нужна ваша жалость. Я всего лишь хотела объяснить вам, как обстоят дела.

– Я могу направить вас к психоаналитику, который не возьмет с вас денег за свои услуги.

– Разговоры не изменят того, что произошло. Они не смогут стереть того, что осталось у меня в памяти.

– Это может помочь.

– Нет, спасибо. Предпочитаю амбиен и перкоцет. Вместе они способны творить чудеса.

Дарби положила на перила свою визитную карточку.

– Завтра, когда протрезвеете, позвоните мне, и мы поговорим.

Бакстер оттолкнулась от перил и затушила сигарету о карточку.

– Когда будете уходить, можете угоститься пивом на прощание. Не стесняйтесь.

Дарби закрыла за собой дверь в квартиру Бакстер. Она стояла в темном коридоре, испытывая странное головокружение и слабость в коленях. И не рассказ женщины был тому причиной. Унижения и изнасилования, которым неоднократно подвергалась Бакстер, серийные убийцы и насильники… эта история во всех ее вариантах не несла в себе ничего нового. Дарби собрала их уже целую коллекцию, начиная с той поры, когда только делала первые шаги в качестве судебно‑медицинского эксперта, когда ее вызывали в больницу для обследования очередной жертвы – всегда молодой, красивой и уязвимой. Эти рассказы, услышанные из первых рук, и проводимые ею медицинские освидетельствования стали для Дарби своеобразной прививкой, и теперь она хорошо разбиралась в бесчисленных способах, с помощью которых мужчины причиняли женщинам боль и страх. Потом, перейдя в лабораторию криминалистики, она столкнулась со смертью. Она видела ее слишком часто, снова и снова с некоторыми вариациями выслушивала те же самые истории, и ее мозг, как и у всякого нормального человека, не имея иного выбора, вынужден был защитить ее и себя. Как хозяин заколачивает окна дома досками, чтобы уберечь их от следующего урагана, ей пришлось задраить люки своей души, чтобы не сойти с ума.

Но у любой крепости, даже хорошо укрепленной, всегда найдутся слабые места. И не имеет значения, сколько бурь и штормов она вынесла, каждый новый ураган отличается от предыдущего. У Дарби подгибались ноги и сердце обливалось кровью от того безжизненного – нет, лишенного души – тона, которым Бакстер рассказывала о личной драме, которую ей пришлось пережить. Дарби казалось, что сам Господь нашептывает ей на ухо историю этой несчастной женщины. Извини, но у тебя нет выбора, тебе придется смириться с этим, и все тут.

Что, собственно, и произошло. Бакстер не могла обратиться в полицию. А ее мать, единственный человек на свете, которому полагалось защищать ее, приказала своей дочери держать язык за зубами и отработать долг собственным телом. Господи Иисусе…

Дарби распахнула входную дверь и сразу же увидела Купа. Прижав к уху мобильный телефон, он ходил взад и вперед по тротуару. Куп увидел, что она идет к нему, сказал что‑то своему абоненту и сунул трубку в карман.

Протиснувшись сквозь изрядно поредевшую толпу, он встретил ее на полдороге, прямо посреди улицы. За все годы совместной работы Дарби еще не видела его таким взбешенным. И испуганным.

– Давай расставим все точки над «i». Раз и навсегда! – выпалил он, изо всех сил стараясь сохранить спокойствие. – Все, что наговорила обо мне эта Типси МакСтейджериз «Симпсонов», о том, что я ходил на эти вечеринки, где мочил свой член, – полная и совершенная ерунда. Клянусь жизнью моей матери!

Дарби молча кивнула.

– Что, ты мне не веришь?

– Разумеется, я верю тебе, – сказала она. – Я все еще пытаюсь переварить услышанное.

– Ну давай, назови вещи своими именами. Тебе же этого хочется! Я вижу это по твоим глазам.

– Ты видел видеопленку, на которой насилуют Бакстер? Куп скрипнул зубами, и лицо его приобрело густо‑кирпичный оттенок.

– Совершал ли я поступки, которыми нельзя гордиться? – спустя несколько мгновений произнес он. – Еще бы. Но ты говоришь о том, что произошло больше двадцати лет назад. Мне было девятнадцать, и я стоял в комнате вместе с парнями, которые отмотали серьезные сроки в тюрьме. Если я бы захотел изъять эту пленку, то сейчас на место преступления мне пришлось бы выезжать в инвалидной коляске.

– Однако классные у тебя были друзья.

– Послушай, мне очень жаль, что с Мишель все вышло именно так. Это настоящая трагедия…

– Нет, Куп, это преступление.

Он поднял руки над головой, сдаваясь.

– Никто не спорит. Но ты должна простить меня за то, что сейчас я… ну, не знаю… не ползаю по земле, вымаливая прощение. Многие люди, включая меня самого, изо всех сил старались помочь Мишель. Я могу составить список длиною в милю из тех, кто из‑за нее загремел за решетку, кто просил за нее знакомых, чтобы те дали ей нормальную работу, на которой она имела бы медицинскую страховку… Но всякий раз она со скандалом увольнялась и снова возвращалась к шесту стриптизерши. Если хочешь, я могу познакомить тебя с человеком, который оплачивал ее пребывание в реабилитационном центре. Причем дважды.

– Что вас связывает?

– Нас ничего не связывает.

– Нет, что‑то происходит. Ты все время пытался выпроводить меня из ее квартиры.

– Мне просто не хотелось еще раз выслушивать ее историю. Рано или поздно приходит время перестать изображать из себя жертву. Следует принять решение продолжать жить дальше, взять на себя ответственность и прекратить валяться в грязи, вырывая на себе волосы и взывая о помощи.

– Ты говоришь это исходя из собственного опыта?

– Все, с меня хватит!

Куп развернулся и пошел прочь.

Дарби поймала его за руку.

– Я просила тебя наблюдать за тем человеком. Почему ты не позвонил, когда тот ушел?

– Я пытался, но в трубке были слышны одни помехи.

– Дай мне твой телефон.

– Зачем?

– Просто дай его мне.

– Я устал от твоих…

Она сорвала телефон у него с пояса, открыла и просмотрела журнал исходящих звонков. Куп не звонил ей.

– Почему ты лжешь мне?

Он отвернулся, глядя на многоквартирный дом на другой стороне улицы.

– Этот полицейский, с которым разговаривала Бакстер… – сказала Дарби. – Ты ведь знаешь, кто он такой, правда?

Он не ответил.

– Бакстер сказала мне, что этот человек – призрак, – продолжала Дарби. – И еще она добавила, что ты скажешь то же самое. Откуда ты его знаешь?

– Давай оставим эту тему, о'кей?

– Я не намерена оставлять эту тему. Если тебе известно что‑то… Куп, если ты намеренно утаиваешь нечто такое, что мешает проведению расследования, то ты должен…

– Я хочу, чтобы меня отстранили от этого дела и уволили из твоего отдела. Я больше не хочу работать в лаборатории криминалистики.

От изумления Дарби не могла вымолвить ни слова, хотя прекрасно расслышала Купа – его слова эхом отдавались у нее в голове.

– Я сейчас поеду в участок и напишу заявление о переводе, – сказала он.

– И какую причину ты укажешь в качестве основания?

– Конфликт интересов.

– С кем? С Кендрой Шеппард? Или тебе известны имена всех женщин, останки которых мы обнаружили в подвале?

– Я не знаю, как их звали.

– Но у тебя есть некоторые предположения, верно?

– Нет.

Ложь. Она видела это по его глазам.

– Почему ты так торопился попасть в дом Кевина Рейнольдса?

Он не ответил.

– Почему ты мне не доверяешь?

– Дело не в доверии, – пробормотал он.

– Тогда в чем?

– Мое заявление будет у тебя на столе, когда ты вернешься в лабораторию.

– Я его не подпишу.

– Это твое дело, – ответил он и ушел.

Дарби все еще смотрела ему вслед, когда зазвонил телефон. Она сняла его с пояса и взглянула на экран. Это был Рэнди Скотт.

– Отпечаток, который Куп снял с рассверленной пули, отыскался в базе данных, – сообщил Рэнди. – НБОП утверждает, что отпечаток пальца принадлежит человеку по имени Фрэнсис Салливан из Чарльстауна, штат Массачусетс.

– Это невозможно. Фрэнк Салливан…

– Мертв, я знаю. Здесь сказано, что он погиб в июле тысяча девятьсот восемьдесят третьего года.

– Значит, произошла ошибка.

– НБОП говорит, что вероятность совпадения составляет девяносто два процента. Не думаю, что это ошибка.

Дарби отыскала взглядом Купа и увидела, что тот разговаривает с Арти Пайном.

– А как насчет других отпечатков в доме, есть новости?

– Пока нет.

– Не исключено, что мне понадобится твоя помощь здесь. Твоя и Марка.

– Хорошо. Мы почти закончили обрабатывать улики.

Дарби сунула телефон в карман. Она собиралась еще раз поговорить с Купом. Он что‑то знал, и она не могла понять, почему…

Дом взорвался. В воздух взлетели щепки, обломки досок и куски тел. Следующий взрыв прогремел под ее служебным автомобилем, «фордом‑эксплорером», и Дарби почувствовала, как невидимые руки отрывают ее от земли и подбрасывают в воздух. Она сделала безнадежную попытку ухватиться за него обеими руками, а потом рухнула на припаркованную машину, врезавшись головой в ветровое стекло. Во все стороны брызнули осколки, и она провалилась в темноту.

Дата добавления: 2015-07-20