Гниение и возрождение

Зато на Западе все сложилось иначе. Развитие инженерной техники (дороги,
акведуки, гигантские галеры) позволило обеспечить снабжение двухмиллионного
населения Рима. Туда везли хлеб из Сицилии и Северной Африки, вино - из
Греции и Прованса, шерсть - из Испании. Только свежее мясо и цветы в те
времена не поддавались перевозке, и потому Италия была превращена в
пастбища для рогатого скота и плантации фиалок, ибо дамы всегда любили
цветы. Рим ничего не производил, он только потреблял. Но если в I-II вв.
римские чиновники умели организовать эксплуатацию провинций и вознаградить
их ограбляемое население установлением твердого порядка при некоторой
законности (далеко не всегда соблюдаемой), то в III-IV вв. об этом уже не
было и речи. Солдатские императоры превратили страну в арену гражданских
войн за власть. А так как легионеров надо было вознаграждать, то шли
повальные конфискации владений богатых латифундистов и выжимание денег из
бедных парцеллярных земледельцев. Последние, в свою очередь, насиловали
землю своих участков (парцелл), стараясь прокормиться сегодня, ибо думать о
завтрашних экзекуциях было страшно и бессмысленно. Численность населения
неуклонно падала, а оставшиеся в живых теряли волю к сопротивлению. Не
живые силы этноса, а общественная структура и государственная традиция
держали в эту эпоху грандиозное здание Римской империи. Долго это не могло
продолжаться.

Обессиленный Запад легко подчинился бушующему Востоку и после последней
попытки сопротивления - заговора 393-394 гг., возглавленного франком
Арбогастом, превратился в периферию Византии, уже оформленной
административно в православную империю. Это мероприятие было осуществлено
Феодосием и имело весьма важные последствия: "этнос по Христу" расширился
настолько, что превратился в суперэтнос, а течения христианской мысли стали
символом самоутверждения этносов, враждебно настроенных к централизованной
власти, светской и духовной.

Готы сохранили у себя арианство, осужденное в 381 г. Вселенским
Константинопольским Собором. Этим они выделили себя из византийской
целостности. Берберы Нумидии поддержали донатистов, даже не еретиков, а
просто раскольников... и Африка ушла из рук императоров Рима. Зато потомки
язычников Галлии и Испании обращались за поддержкой к Вселенской Церкви и
ждали помощи от императорской власти; увы, безуспешно. Лишних военных сил
не было и на Востоке.

В этой сверхтрудной обстановке жил, побеждал и погиб Аэций, сын римлянки и
германца, защитивший Галлию от полчищ гуннов и германцев, но убитый лично
императором Валентинианом во время разговора о делах в 454 г. Ни в Аэции,
ни в Валентиниане не было ничего римского, но первый был храбрец и умница,
а второй - завистливый развратник. В любом суперэтносе бывают разные люди.
Но на Востоке людей, подобных Аэцию, оказалось больше, чем на Западе. Вот
почему подлые преступления, которые были часты и в Константинополе, не
погубили этот город, а Рим был разрушен вандалами сразу после гибели Аэция
- в 455 г. Будь там подлинные римляне? они отстояли бы свой "Вечный город".

Некоторые полагают, что "варвары, разрушив Римскую империю, не уничтожили
римский народ, а слились с ним". Так ли? Вот демографические данные:
население Италии в I в. н.э. - 7-8 млн, около 600 г. - 4-5 млн[17].
Уменьшение вдвое, несмотря на прилив лангобардов, герулов? рутов, готов,
иммигрантов из Сирии и Малой Азии, т.е. семитов-христиан. Именно последние
составили основу населения городов северной Италии: Милана, Вероны, Падун,
Равенны, Аквитании, в то время как латинское население Италии резко
сократилось из-за того, что большая часть бедного мужского населения после
реформы Мария служила в легионах и возвращалась столь усталой, что не
заводила семей. Богатые же, нобили и всадники, имели наложниц из числа
рабынь или предавались противоестественным порокам. От них еще со времен
Цезаря не отставали римские матроны[18]. Итак, сокращение численности
населения почти вдвое вместе с зафиксированной иммиграцией с севера и
востока говорят о смене этноса в Италии в V-VI вв.: старый исчез, а на его
месте появился этнический конгломерат.

Когда готы и лангобарды захватили Апеннинский полуостров, он был
редконаселенным; именно поэтому-то им и удалось его подчинить. Мы
остановились на этом примере столь подробно, чтобы разъяснить всю сложность
проблем этногенеза, которые невозможно решить вне этнической истории. Не то
было на восточной окраине бывшей империи, где христианская струя оказалась
жизнеспособной и породила целостность, не имевшую самоназвания. На базе
раннехристианской общины, разросшейся к V в. на все пространство Римской
империи и ряд соседних стран, создался этнос, называвший себя старым словом
"ромеи". С VI в. Македония, Фракия и Пелопоннес были заселены славянами,
Эпир - албанцами, юг Малой Азии - исаврами, центр ее - галатами, север -
лазами, восток - айсорами, а Сирия хотя и имела греческую прослойку, но
только в городах, да и та была немногочисленной. Коренное греческое
население дольше держалось на островах, но Крит и Кипр были в VIII в.
завоеваны арабами, и их греческое население было продано на невольничьих
рынках. Итак, остается городское население Константинополя, где население
было весьма пестрым, но использовало греческий язык как общепонятный и
литературный.

Так можно ли считать византийский этнос продолжением римского или
эллинского, хотя он получил от предков богатое культурное наследие: языки с
прекрасной литературой, города с водопроводами, дороги, сады и крепости на
границах? Часть этих благ новые люди использовали, частью пренебрегли,
часть утратили со скорбью. Но весь настрой "византийцев" - римских христиан
был иным, чем у эллинов и латинов. И самое главное, при кардинальном
изменении этнической доминанты пассионарное напряжение системы росло, а не
снижалось.

Возникший из христианских конфессиональных консорций, новый этнос проявил
энергию, казалось бы, полностью утраченную в Римской империи. Эта энергия
толкала египетских монахов Фиваиды и сирийских начетчиков с берегов Оронта
и Евфрата в Ирландию, в Индию, Среднюю Азию и даже в Китай. Это была
духовно-интеллектуальная экспансия, тем более удивительная, что она не
подкреплялась силой оружия, не преследовала никаких практических целей или
материальных интересов. Поводы этой деятельности лежали в ней самой. Это
были деяния ради удовлетворения от сознания того, что выполнен долг. Такая
искренность влияла на сердца обращаемых и обеспечила проповеди православия
успех, неизмеримо превосходивший фактические затраты за счет высокой
пассионарности проповедников.

Но та же самая особенность внутри империи толкала людей на религиозные
споры, переходившие в политические раздоры. Почему было необходимо, чтобы
диспут об отношении

Бога-Отца к Богу-Сыну, трактовавшемся то как единосущее, то как
подобосущее, влек за собою кровавые экзекуции, которые не давали реальной
выгоды ни православным, ни арианам? Наоборот, выгодами экономическими и
политическими византийцы IV-VI вв. жертвовали ради принципов, большая часть
которых оказались нежизнеспособными и исчезли.

Но ведь какая-то их часть, и, по-видимому, самая ценная, сохранилась. Это
были те принципы, которых не знала античность, не усвоил христианский Запад
и переделал на свой лад мусульманский Восток. Византия включила в систему
государственных отношений элементы духовные, в частности категорию совести,
без которой строить внутренние взаимоотношения очень трудно, и нашла способ
совмещения их с нуждами государства. Последнее от этого не проиграло.

Византия не знала "язвы", разъедавшей Западную Европу - борьбы светской
власти с духовной. Начиная с Константина Равноапостольного, император при
вступлении на престол получал чин диакона, благодаря чему мог участвовать в
церковных Соборах и диктовать им решения, которые считались обязательными,
ибо "император является для церкви высшим господином и хранителем
веры"[19]. Это ставило патриарха на второе место, но и давало ему такие
возможности, которых не имел римский папа. Ведь император был не только
венценосным самодержцем, но и человеком, грешным и слабым. Патриарх как
духовник мог наложить на него церковное покаяние, запретить вход в церковь,
отказать в венчании или разводе. Правда, император командовал армией, но та
без благословения патриарха не шла в бой. И если у императора была
бюрократическая администрация, то патриарху подчинялось войско монахов и
богословов. Силы духовная и светская уравновешивали друг друга, вследствие
чего новая этническая целостность была крепка. Но культура?..

ПАССИОНАРНЫЙ "ПЕРЕГРЕВ"

Оба направления античной мысли: натурфилософия, породившая эллинистическую
географию, и этика сократиков, стоиков и эпикурейцев - перестали быть
актуальными для тех людей, которые поверили в воскресение из мертвых.
Загробное существование считалось столь же непреложным, как и реальное, а
следовательно, возникла забота о спасении своей души после смерти. Это
представлялось более важным, чем сохранение теперешней краткой жизни,
потому что потусторонняя жизнь представлялась вечной, и в том чтобы
обеспечить себе в ней благополучие, был практический смысл. Вечное спасение
от печалей мира лучше всего обеспечивала мученическая смерть. Поэтому уже
после Миланского эдикта некоторые африканские донатисты, называемые
"циркумцеллионами" (т.е. "вокруг бродящими"), составляли шайки фанатиков,
которые, застигнув одинокого путника, требовали, чтобы он их убил во славу
Христа. Человек умолял избавить его от такой обязанности, потому что ему и
курицу-то зарезать страшно, но они давали ему выбор: убить их или быть
убитым самому. Ведь им можно было совершать любые поступки, ибо
мученическая смерть искупала все грехи. И бедняге приходилось принять от
них дубину и бить их по очереди по головам. А они умирали в чаянии вечного
блаженства.

Это движение уничтожил путем гонений Блаженный Августин, епископ города
Гиппона в Северной Африке.

В Сирии и Египте фанатизм принял менее острые формы - монашество. Люди
подвергали себя истязаниям, лишениям, посту, безбрачию ради вечного
блаженства. Те из них, кто сидел в пустыне - отшельники, никому хлопот не
причиняли, но бродячие монахи, которых было много, составляли постоянную
заботу правителей провинции и даже императоров, потому что они ничего и
никого не боялись, ни от кого не зависели, а действовали крайне активно по
наитию, не всегда без вреда для ближних. Вот крайняя степень
пассионарности, которая не поддавалась ни собственному рассудку, ни силе
обстоятельств. Поэтому монахи быстро погибали, но ведь они этого и хотели.

К счастью для юной Византии, фанатики были все-таки в меньшинстве. Ведущую
роль в церкви и государстве занимали люди пассионарные, но разума не
терявшие. Для них тоже была важна доктрина спасения, но они хотели ее
понять. Пока церковь была гонима, а христиане жили под угрозой смерти, они
держались друг за друга. Когда же им разрешили свободно исповедовать свою
веру, выяснилось, что основные принципы ее воспринимаются и понимаются
различно. А огонь пассионарности, сжигавший сердца людей того времени,
вызвал вместо дружеских споров и бесед пожары, гасимые проливаемой кровью.

С точки зрения предложенной концепции при развитии и нарастании
пассионарности, через 300 лет после толчка и по окончании инкубационного
периода, должны возникать консорции, облекающиеся в общественные формы. В
Византии этими формами были секты, оформлявшиеся как исповедания тех или
иных тезисов христианства. В каждом исповедании (секте) было ядро из
искренних адептов, оболочка из разделяющих мнение и сочувствующих ему и
среда из людей безразличных, но использующих коллизии на личную потребу. К
числу последних относились почти все императоры, за исключением Юлиана
Отступника, искреннего митраиста. Однако Юлиан был тонкий политик. Он не
прибегал ни к каким религиозным гонениям, давая полную возможность
представителям разных течений религиозной мысли бороться друг против друга,
но не против его власти.

Самую жуткую роль в этой ситуации играло население городов. До Константина
они жаждали крови христиан и писали на них столько доносов, что Траян
запретил принимать доносы к рассмотрению; по его эдикту христианина
следовало казнить лишь тогда, когда он сам заявлял на себя. После победы
христианства эти подонки стали писать доносы на язычников, гностиков и
еретиков, устраивать погромы философов и мятежи против властей. Но
собственного исповедания веры они не имели, да и не хотели иметь.

Нетрудно заметить, что для нужд государства ни пассионарное монашество, ни
субпассионарные массы не могли быть использованы. А поскольку положение на
границах было крайне острым, нужда в солдатах и чиновниках была велика.
Приходилось брать на эти должности иноземцев, больше всего готов, так как
они были несколько деликатнее вандалов, гепидов и герулов.

Готские юноши охотно поступали на службу в Константинополь, делали карьеру
вплоть до генерала и часто совершали государственные перевороты, потому что
готского полководца поддерживали соплеменники, которые верили ему, а он им.
Это были естественные консорции в урбанистическом ландшафте столицы. Они
принимали христианство в обязательном порядке и примыкали к какому-либо
исповеданию, без сомнения не разбираясь в теологических тонкостях, но
твердо зная, что их противники не правы и в высшем смысле, а почему-то
знают богословы.

Противовесом германцам были дикие исавры, потомки киликийских пиратов.
Разгромленные Августом, они во время смут III в. освободились от всякого
влияния римских властей и возобновили грабежи на суше и на море. Их дикая
храбрость обеспечивала карьеру в Византии, где один из их атаманов-Зинон
стал императором (474-491), а другой- полководец Лев Исавр основал в 717 г.
собственную династию. Будучи соперниками готов, исавры держались другого
вероисповедания, опять-таки вне зависимости от его содержания.

В начале IV в. в Александрии начался спор между пресвитером Арием,
человеком ученым и безупречным, и епископом Александром, которого поддержал
диакон Афанасий, аскет и искренний борец за свои убеждения. Они не
помышляли о готах и исаврах, но их спор стал символом борьбы и индикатором
процессов этногенеза.

Точно такую же тягу к самостоятельности и оригинальности проявили Египет и
Сирия с Месопотамией. И тут, и там возникли консорции с конфессиональными
оттенками. Последствия этих процессов определили историю и культурное
развитие Азии и Северной Африки на многие века. Но о том влиянии, которое
оказал уровень пассионарного напряжения на динамику этнических систем и
идеологическое преломление этого процесса, следует сказать подробнее.

Дата добавления: 2015-07-20