В электричке

Галька

Перебираю камешки в руке, Они стучат и бьются в кулаке. С далекого морского побережья Их нежный шелк и ласковость медвежья. Когда с тобой мы собирали их, Они сверкали среди волн морских, И солнце жгло босые наши пятки, Когда играли камни с нами в прятки: Ведь, высохнув на солнце, бриллиант Оказывался вдруг "не вариант", Настолько сер он становился и бесцветен, Что выбор наш был невелик и беден. Из целой кучи набранных камней Осталась горстка, я пишу о ней В декабрьский вечер, за окном блестит Студеный снег, как будто антрацит...     Прохор харкнул в темную полночь Прохор харкнул в темную полночь. Долетел до низа плевок, И прохожего смутная сволочь Совершила к парадной рывок. Между тем, траекторией свыше Освещаем лучом фонаря, Так плевок замечателен вышел, Что он сделан был явно не зря.  

Another

Портрет Дориана Грея Утром в зеркале, я старею, Все, что было во мне от злодея, Я уже повторить не сумею. Я добрею, я щеку брею, Словно над Аризоной рею На серебристом самолетике бритвы, Мой скорбный дух не взыскует битвы. Уже обжигая портрет лосьеном Я думаю, что мог бы быть Люсьеном Или, мать вашу, Джоном, Другим каким-нибудь джентельменом.

Ммм

Я говорю, говорю, говорю... Словно там за шторой, Спрятался некий Полоний, Я слышу шорох Скользящей мыши. Не говори, не говори мне: тише! Время острей клинка, солонее соли Кровь, нам зачитывали права, это бывало - в школе. И права эти куцы, ты прав Гораций, Сдохнем все вместе, нас вынесут без оваций И выбросят вместе с остатками декораций. На бесполезном сгорая огне, не горит эпоха, Господи, как увижу Марсово - так мне плохо. Невесты, как мотыльки, летят на пламя, Бьющееся на ветру, как лоскут, умыкнули знамя. Яблоко надкуси, дай мне сказать, подруга, Нас подметает всех баба Яга, как вьюга, Это пурга, порожняк, нет ни слов, ни страсти, Что мне Гертруда? Баба. Яблоко в красной пасти. Вот Фортинбрас - мужик, он хорош на фоте, Там, где застыл на Кронштадском безлюдном форте С таким выраженьем лица: вот вам, суки! Все это можно выразить так, в бесконечном согласном звуке: Ммммм...

Пингвины

Я сижу посередине Жизни своей, как пингвин на льдине. Таянье льдов превратилось в мультик, Я уже сплю на второй минуте. Зал переполнен детьми, смеются, Пусть лучше смеются, чем все сопьются. Добрые мысли во сне приходят, Добрые мысли меня не портят, Но и не делают краше, старше Я становлюсь, это точно, старше. Мне было на все наплевать с начала, Но раньше хоть музыка выручала, Она звучала в ушах, урчала В животе, на руках качала В оперблоке, она на меня кричала Из кустов позабытым летом. Я был этим тогда... поэтом. Теперь в пингвина переодетым Я на пару с Джимом Керри Ковыряю пустыми очами льдину В платоновой выморочной пещере. Что сказал бы Платон – пингвину?     *** Всех вас укроет почва, Вот это - прочно. Это понятно, ясно, как два на два С половиной. Ругнуться красиво, сочно, В землю воткнуть лопату, подковырнуть провал. К людям он относился терпимо, к деревьям - нежно, Дерево пьет корнями из тьмы такой, Что подбирая сучки для костра, валежник, Трогаешь пальцы дриад под сухой корой. Все что растет, все в итоге врастает в сумерк: Люди, деревья, дома, города, кресты. Это как будто некто родилcя - умер, Посередине черточка пустоты.

***

Снеговика слепили дети, Прекрасного снеговика, Он в сумраке, как ангел, светел И даже светится слегка. Вот первый снег ненастоящий, Но принимающий легко Какой-то облик, леденящий Лицо нездешним ветерком. Все обретает форму, тает, воспоминания храня О чем то бывшем, снег порхает, Как призраки средь бела дня. Куда иду я непогожий, В какую трепетную даль? Шепчу себе я: Боже, Боже, Верни, исправь, отдай, отдай... А снеговик белеет тихо, Оказывается - не один, С ним рядом баба, как купчиха С лубочных липовых картин. И все так слеплено на свете По признаку, по образцу, Как будто ангелы, как дети, Старались угодить Творцу.   В маленьких городах В маленьких городах, Дрейфующих, как Папанин, В поле, в полярных льдах, В Северном океане. В маленьких городах, Гордых, вершащих подвиг, С родиной не в ладах, Те, на кого всем пофиг. Где-то, Бог знает где, Населенные пункты Светятся в темноте, Как на витрине - унты.   8:36

Когда приходит ранний поезд,
Огнем сверкая, электричка,
Перон становится напорист,
Но это у людей привычка,

(Ведь столько снилось мне, Гораций,
Как пассажиру между станций.
Трепало пригород унылый,
Как флаг державы давно постылой.

Стучали звонкие копытца,
И где-нибудь в районе Лахты
Родными становились лица,
Хотя и были мне не рады.)

Тогда уже само явленье,
Назначенное в час урочный,
Дает душе отдохновенье.
Ход мысли мелочный, но прочный.

14 12 2009

Этот   Этот город придумал хер Питер, отсель до карельских шхер Он леса и бока повытер. Этот город без бакенбард Только памятниками богат, Он прекрасен, как лысый бард. Этот город не виноват, Что расплывчат и сыроват. Мелодичен – Таврический сад. Этот, эта, не то, не та… Здесь не ткнешь в нее – красота, Не узрев таинственных литер.

  *** Пройду по прозрачной аллее По синим следам водолея От перекрестка до школы, Как будто я снова нашел их. Здесь было вот так и вот это, Здесь я задыхался от ветра, прекрасно, что многое в прошлом, Последний свидетель - опрошен. Ну, может быть, не свидетель, А некий вредитель-радетель, которому в прошлом не место,- О нас отзывался нелестно. В пушистых и насекомых Оснежных ветвях невесомых Трепещет устало добыча, О счастье-несчастье талдыча.

Вчера, в мае

Я торопился утром на работу и проходил зеленый детский садик, когда из-за ограды, заплетенной в кустарник и прильнувшие фигурки двух девочек, - меня вдруг попросили, о чем-то, я не сразу уловил, что от меня хотят, вернее - не расслышал. Я маленьким девчонкам удивился. Они вдвоем боялись черной кошки, и я решил, что кошка сдохла, хвост облез... И нечего об этом. Они меня просили: уберите, там кошка черная, и нас она пугает! Я им сказал испуганно: а я-то чем помогу? Пусть воспитатель Ваш... с ней разберется, с этой черной кошкой. И я ушел, а девочки смотрели, как мне казалось, вслед, так было неприятно. А день был свежий, милый и погожий. И я, почти дойдя до остановки, сказал себе: ну, что ты за мужчина? Вслух произнес столь женственную фразу, что девушка навстречу улыбнулась. И я почти дошел до остановки и пропустил трамвай и развернулся. Девчонок не было уже, они играли. Кошак был жив, был худ необычайно, взъерошен, грязен, мрачен и несчастен. Он, как девчонки, вжался весь в решетку, мяукал и смотрелся странновато, как будто он просился на площадку, к детишкам, роющим песок и землю, с ведерками в руках с кошачью лапку. И ничего ведь кошке не мешало туда пролезть, и я пролез бы сквозь решето с моею худобою, взял совочек. Подкармливали, что ли, животину? Но девочки тогда чего боялись? Я сам вопросов этих испугался, и взял худое тельце за шкирятник рукой привычной (у меня есть кошка), и отнес подальше.

Николай Дроздов

Николай Дроздов Выглядывает из кустов Моих детских воспоминаний, Чуть позже Жак Ив Кусто Ковыряется в океане, Как в стакане пустом Или в аквариуме или в ванне. Сидя в "Двух палочках", вижу птиц, Вспоминаю любимый голос, Снова падаю ниц, Ворс ковра - мой колючий космос. Так уютно глазеть На полет беспонтовый рыб, тюленей, китовых, и газелей, за коими гонится смерть.

В электричке

В коротких шортах и с велосипедом
Зеленым, как травинка на футболке,
Он щерится на солнце, словно следом
За пацаненком в бесконечной гонке.

Ему за сорок, мужику, чей велик,
Хоть скоростной, мне времена напомнил,
Когда едва витавший всюду запах денег
Весь пригород спортсменами наполнил.

Они неслись на жигулях, на явах,
На запах сказочный шашлычный,
А там деды на великах корявых
Уж возвращались из лесу с добычей

Солнечный велик Деревья, кивающие мне вслед, Мальчик, седлающий старый велосипед, Вот, что запомнилось, что положу под спуд, Все остальное пятна листвы сотрут, Двигаясь, постоянно в движении - вот ответ, Прочее все разгадано, не рассекречен свет. Спицы, мелькающие в солнечном колесе, Снова сияют и снова зияют все.
Plymouth Prowler
Что мы знаем обо всех этих герцогах и герцогинях савойских, Кроме запанибратских, свойских, Свинских восторгов: красиво жили! Офицер британской разведки, разворачивая в Алжире Страницу светской хроники, узнавал,что принц Луиджи Амедео Савойский Покорил северный полюс ценой двух пальцев, Отмороженных и ампутированных. Приятно, наверное, было думать, Что безрассудное мужество свойственно и людям особой расы, По сути дела – актерам, державшим в повиновеньи массы Искючительностью жеста,благородством осанки, С кавалерийской выправкой превращающейся в останки. Глядя на авто, припаркованное на углу Маяковского и Спасской, На этот удивительный гибрид из металла и вспорхнувшей выше насеста Дизайнерской мысли, предполагаю: не он ли здесь гений места, Припаркованный, как мне показалось, с некоторой опаской.   *** Отодвигай рассветный сумрак. Прохожие уже спешат Всю душу вытряхнуть из сумок, Так энергичен каждый шаг. Земля железная, как поезд, К перрону подает состав. Завязывает дева пояс, В прическу локоны собрав. Столбцы мелькают цифровые, В обратном направленьи сна Несутся пробки, постовые, Каморка в полтора окна. Проносится перед глазами, Закрытыми в коварном сне, Твое куда-то опозданье Непоправимое вдвойне.   16 10 2009   Новый снег
Снег за окном так ярок, ярок, Истоптан вдоль и поперек, Он совершенно без помарок Светло и чисто в ноги лег. Еще не вышел я из дома, Но холод чувствую щекой, Мне ощущение знакомо, Хотя неведомо - на кой. А мне известно повторенье, По сути дела - ничего, Как только снега проторенье, Кружение и разрушенье, Крушенье белизны его. Снег за окном так ярок, ярок, Как белый лист, - не для письма, А просто от судеб подарок, И в плане мизерных поправок Незаменимая - зима.   Сумеречный пейзаж с тигром На Лиговском проспекте пиво пьют, Хотя уже почти таежный вечер, И сумерки, как хвойный лес, встают И лапы алкашам кладут на плечи. На все кладут ответно алкаши, На Бродского и благородных римлян, они одни, пустынно, ни души, Не токмо что пейзаж кругом пустынен. Не в этом ли причина всей тоски, что бродит тигр, листья приминая Опавшие, шаги его легки, Неслышимы, не к ночи поминая.   Джунгли со стен проросли в меня Джунгли со стен проросли в меня, Сам я уже изменился в побег, в сорняк, Он проползает насквозь, не остановишь и не оставишь Пальцы лиан на костяшках беззубых клавиш. Книги, которые в детстве читал, заглядывая в конец, Даже зачем – непонятно - читал мертвец. Лес двигается со стен, словно бирнамский лес На гобеленах повытерся и облез. Словом, это все ощущения, дискомфорт, Прочно к стене превращениями приперт, Пора оборачиваться лианой, вплетаться В рисунки цветов на обоях фигурой танца. Превращение В новогодние праздники оброс бородой, Как Санта Клаус, почти седой. Можно путать пятницу со средой, Можно праздничной пировать едой, Можно грешить, не каясь, Поскольку почти святой И не знаешь, что там осталось В мешке за твоей спиной. Может там дыра в мешке, пустота и старость, Вон и пузо на ремешке, И "хо-хо", словно кашель чужой за стенкой, Обведенной секундной стрелкой. В сотый раз бокалом блестя, тарелкой, Вспыхнув нимбом над головой, Тридцать семь лет оказываются примеркой, А сейчас на ощупь знаком покрой, И костюмчик на дедушке, как влитой, В темноте проскользнув под веткой.   ***   Надо выйти в поле и лечь, распаться На пятна снега и больше не просыпаться. Это моя мечта - расползтись по пригоркам Придурковатым белесым оком.

Дата добавления: 2015-07-20