Наступление» Керенского

Ответные шаги Керенского отличаются нерешительностью: он не может обратиться за помощью к военным, понимая, что в случае своего выступления они уничтожат вместе с большевиками и его самого. По собственному выражению Керенского, Временное правительство оказалось «между молотом корниловцев и наковальней большевиков»^[65]. Ещё в мае 1917 Керенский выразил сожаление, что не умер два месяца назад, «пока революция ещё была молода», и заявил, что «Неужели русское свободное государство — это государство взбунтовавшихся рабов?»^[66]

Буквально за один день до восстания, 24 октября (6 ноября) 1917 года, умеренные социалисты предпринимают последнюю попытку спастись: по инициативе эсеровской и меньшевистской фракций Предпарламентпринимает резолюцию с призывом к Временному правительству немедленно передать землю крестьянским земельным комитетам, и также немедленно начать переговоры о мире. По мнению исследователя Ганелина Р. Ш. подобная «формула перехода», «перехватывающая» лозунги большевиков, была предложена представителями США Робинсоном Р. и Томпсоном У. Б. Однако глава Временного правительства отказался следовать этой резолюции. Кроме того лидер самих же эсеров Чернов В. М. охарактеризовал «формулу перехода», как запоздалую: «уж если не удержался за гриву — за хвост и подавно не удержаться»^[67].

С утра 24 октября штаб округа предпринял слабые полумеры: выставил охрану Зимнего дворца, отключил связь Смольному, закрыл типографии двух большевистских газет, «Солдат» и «Рабочий путь» (одно из названий «Правды») и развёл мосты над Невой. Силы, которые предполагалось перебросить в столицу с фронта, остановились, не дойдя до неё, а к самому Зимнему дворцу удалось стянуть не более 3 тыс. человек, что было значительно меньше сил, которыми располагал большевистский ВРК. Командование Петроградского военного округа запрещает покидать казармы без особого разрешения, а Керенский в 11⁰⁰ выступает на заседании Предпарламента, пытаясь склонить его на свою сторону, после чего отправляется в штаб Петроградского военного округа лично руководить действиями юнкеров.

Однако на заседании в 19⁰⁰ Предпарламент отказался предоставлять Керенскому чрезвычайные полномочия для подавления большевистского выступления, левый эсер Камков позднее отмечает, что Керенский «требовал полномочий, чтобы подавить большевистское восстание, не сознавая того факта, что некому подавлять это восстание, какие бы санкции он ни получил». В своём выступлении в Предпарламенте 24 октября он заявляет, что «Когда председатель Совета министров приходит сюда и объявляет, что поднимается какая-то чернь, и требует от нашего собрания санкцию для расправы с нею, то, быть может, подавляющая часть эту санкцию даст. Но я не знаю, даст ли её русский народ, революционная армия и трудовое крестьянство. Не будем играть в прятки. Разве есть сейчас кто-нибудь, кто бы доверял этому правительству?.. Оно не опирается на революционную армию или пролетариат, и против него сейчас идет не чернь, а как раз самые сознательные элементы революционной демократии. Если мы хотим серьезно уничтожить почву, на которой назревают ужасы гражданской войны, мы должны открыто сказать, что единственный выход из положения — создание единородной, революционной демократической власти, в которой не будет элементов, устраивающих демонстрации в честь Корнилова».

Меньшевик Мартов также заявляет протест высказыванию Керенского про «взбунтовавшуюся чернь».

практиковаться массовые партийные мобилизации коммунистов, как правило — на фронт, но в некоторых случаях также на административно-хозяйственную деятельность^[77] (см. также Партийная мобилизация). С марта 1920 года проводятся массовые мобилизации на практически разрушенный войной транспорт, после окончания Гражданской войны широко практикуются партийные мобилизации в самые разные отрасли.

В общих чертах создание новой государственной машины заканчиваются к лету 1918 года с принятием Конституции РСФСР 1918 года, которая унифицировала систему Советов, и устранила накопившийся в ней хаос. Так, на местах «рабочая милиция» могла дублироваться Красной гвардией, стихийно возник целый ряд различных судебных органов («народный суд», «пролетарский суд», «суд общественной совести» и др.). До принятия Конституции не были окончательно урегулированы отношения местных Советов с центром; так, некоторые из этих Советов отказались признавать Брестский мир, и считали себя в состоянии войны с Германией. Кроме того, на местах могли существовать самые разнообразные Советы (Советы военных депутатов, Советы матросских и офицерских депутатов, Советы безземельных крестьян, Советы казачьих депутатов, Советы рабочих старост, Советы депутатов трудовой интеллигенции и т. д) с самыми разными нормами представительства и разной структурой (некоторые местные Советы даже имели в своём составе «наркоматы иностранных дел»; так, Съезд Советов Центрально-Сибирской области, собравшийся в Иркутске в феврале 1918 года, отказался признавать условия будущего Брестского мира, и назначил собственного «комиссара по иностранным делам»).

Земельный вопрос после октября 1917 года.

Большевистский Декрет о земле фактически легализовал массовые самозахваты крестьянами земли, начавшиеся ещё с апреля 1917 года, и ставшие особенно бурными с лета 1917. По оценке Ричарда Пайпса, крестьянское большинство населения страны после принятия Декрета вплоть до весны 1918 года полностью отходит от всякой политической деятельности, с головой уйдя в «чёрный передел» земли. Помимо земли, ранее принадлежавшей помещикам, купцам, духовенству и царской семье, крестьяне также захватывают земли «отрубников», вышедших из общин во время столыпинской аграрной реформы, имели место и столкновения между общинами.

Передел земли привёл к новой вспышке дезертирства в армии, крестьянской по своему составу: многие солдаты стремились успеть в свои деревни к разделу земли. Дезертирству также способствовал окончательный развал продовольственного снабжения армии. К весне 1918 года передел земли был, в общих чертах, закончен, и прибывающие к этому времени дезертиры уже опоздали.

Оценки количества земли, полученной крестьянами в результате принятия Декрета о земле, разнятся. По официальным данным Наркомзема на 1920 год было получено 21,15 млн десятин (23,27 млн га), «прирезки» составили 0,4 десятины на едока, то есть 23,7 %. Крестьянство избавилось от ренты до 700 млн руб. в год, кроме того, большевики отменили задолженности деревни Крестьянскому поземельному банку, дошедшие до 1,4 млрд руб. С другой стороны, гиперинфляция, резко возросшая с 1918 года, полностью уничтожила сбережения крестьян, которые Ричард Пайпс оценивает на октябрь 1917 года в 5 млрд руб.

Ещё до революции большевики, по оценке исследователя Восленского М. С., решили сделать своей опорой не крестьян, а рабочих, не таких многочисленных, но лучше организованных и более дисциплинированных. Вместе с тем рабочих в стране было не более 10 % населения, а большинством по крайней мере в 80 % населения являлось «мелкобуржуазное» крестьянство. «Диктатура пролетариата» была установлена, с точки зрения большевисткой идеологии в «мелкобуржуазной» стране, «мелкобуржуазность» которой, в результате принятия большевистского Декрета о земле, только возросла. Все крупные хозяйства к 1918 году были уничтожены, сменившись мелкими. В первую очередь крестьяне-общинники ликвидировали немногие наиболее эффективные хозяйства, принадлежавшие купцам и помещикам, и ориентированные на поставки продовольствия на рынок. В итоге товарность резко падает.

Дата добавления: 2015-07-26