Глава 6. Я лежал на широкой кровати, бездумно щёлкая выключателем ночника

Pov Bill

Я лежал на широкой кровати, бездумно щёлкая выключателем ночника, стараясь понять, как вообще такое могло случиться? Это просто какая-то дикая Санта Барбара. Том здесь. Его сестра выходит замуж за брата моей жены, значит, мальчишка автоматически становится… а кем он становится? Никогда не разбирался в родственных связях.
Приглашённый доктор сказал, что у парнишки сильный стресс. Ему вкололи успокоительное, и сейчас он крепко спал за стеной. Стефани рассказала, что Том проиграл соревнования по прыжкам в воду и, скорее всего, именно это стало причиной нервного потрясения… но что-то мне подсказывало, причина в другом.
Когда я увидел его ошарашенное лицо, стало не по себе. Столько боли в глазах! Столько разочарования… да, мой принц, я не могу дать тебе то, что ты хочешь, ведь есть тот, кто нуждается во мне намного больше.
С Камилой мы познакомились, когда нам было по семнадцать лет. Мой отец неожиданно разбогател и, как полагается, меня перевели в одну из лучших школ Дрездена. Проблем с общением я никогда не испытывал, поэтому с первых месяцев учёбы занял место в школьной элите, где и встретил Ками - первую красавицу, отличницу и спортсменку.
Наши чувства вспыхнули, как сухие ветки от маленькой искры. Казалось, отдали нас друг от друга и дыхание оборвётся. Мы уже строили планы на будущее и хотели рассказать всё родителям, но случилось так, что они сами всё узнали. До сих пор перед глазами тот день, когда мой и её отцы увидели нас, обнимающихся, на выпускном балу. Взаимная ненависть в глазах родителей, наши непонимающие взгляды, крики - и вот нас оторвали друг от друга, растаскивая по машинам.
Сквозь тонированное стекло я не видел лица Ками, но слышал её безутешный плач, рвущий душу.
Как оказалось, наши отцы дружили много лет и даже имели общий бизнес, но моему родителю захотелось самостоятельности и он, забрав половину капитала, основал своё дело. Отец Ками, влез в долги и долго не мог восстановить пошатнувшееся положение, обвиняя в своих бедах моего отца. При каждой встрече он пытался унизить и оскорбить бывшего товарища, добившись, что дружба переросла в тихую обоюдную ненависть.
Когда умерла мать Ками, мой отец приходил на похороны, чтобы поддержать друга в тяжёлый час, но его даже на порог не пустили. Охрана выгнала его, как безродного щенка, это и стало началом настоящей войны.
Отец поставил меня перед выбором: или он, или дочь врага. Как же это было всё глупо! Я чувствовал себя персонажем из трагедии про Ромео и Джульетту, настолько всё казалось абсурдным, но, к сожалению это была реальность - жестокая и пугающая своей безысходностью.
После этого Ками не появлялась в школе две недели. Ходили слухи, что отец забрал её документы и собирался увезти в другую страну. Я не жил, а просто существовал, став похожим на тень. В один миг вдруг стало безразлично всё, что раньше приносило море удовольствия. Без моей смешливой и слегка надменной принцессы, казалось, жизнь остановилась, и начался отсчёт конца.
Когда я совершенно потерял надежду, ко мне неожиданно заявился бледный, как полотно Курт. Оказывается, Ками хотела покончить с собой, и всё это время находилась в больнице. Сначала её отец решил, всё обойдётся, что это временное помутнение, но, как только его дочь пришла в себя, попытка самоубийства повторилась и на этот раз почти удалась, что стало сильнейшим шоком для родителя. Так нам дали свободу. Мой отец продолжал жить в неведении, но отец Ками больше не препятствовал нашим встречам, что намного облегчало жизнь.
Мы были по-настоящему счастливы. Казалось, сильнее любить просто невозможно, такая любовь могла свести с ума… как же я был прав…
Не прошло и полгода, как мой отец с инфарктом оказался в больнице. Я не отходил от его кровати сутками. Молил всех богов о выздоровлении, но врачи вынесли страшный приговор: не операбелен, жить осталось от силы несколько дней. Что со мной творилось не передать словами. Ками не оставляла меня ни на минуту, а однажды за руку привела в палату Курта. Мой отец был слаб, но жестом попросил нас выйти. Они разговаривали очень долго, а когда отец Ками вышел из палаты со слезами на глазах, и ни слова не говоря, крепко прижал меня к себе, всё стало понятно.
После похорон Курт настоял, чтобы я переехал жить к ним. Выбора у меня не было - из родных никого не осталось. Так я стал частью семьи Диггер. Когда нам исполнилось по девятнадцать лет, мы сыграли пышную свадьбу. Казалось, жизнь налаживается, но в один момент с меня, словно слетели розовые очки. Ками стала ревновать абсолютно ко всему, что движется. И если раньше я считал подобное чувство признаком любви, то сейчас это стало больше походить на паранойю.
Она могла вцепиться в волосы незнакомой девчонке в колледже, только за то, что та посмотрела в мою сторону. Многочасовые истерики по поводу моей верности стали ежедневным ритуалом. Она рисовала у себя в голове такие истории моих измен, что я невольно начал задумываться о её психическом здоровье. Когда она ударила своего брата Ричи бутылкой по голове, за то, что тот, споткнувшись, обхватил меня за плечи, я решил поговорить с Куртом. Тот даже слушать не стал мои предположения, обвинив в излишней легкомысленности, а Ричи вообще обозвал малолетней шлюхой. Это было дико… и страшно. Я любил свою жену, но не мог не замечать ненормальный лихорадочный блеск в её глазах. Перекошенные в яростной гримасе красивые губы, когда она ловила очередной остановившийся на мне взгляд. И уже не мог отрицать - с каждым месяцем ей становилось всё хуже.
К нашему двадцатилетию я был настолько разбит и подавлен таким существованием, что решил развестись. Понимание, что ничего не могу исправить и изменить, просто убивало, но продолжать жить в этом аду сил не осталось.
Только и тут судьба сыграла против меня. Выяснилось, что Ками беременна уже три месяца. Сколько я всего передумал, как изводил себя бессонными ночами, но решил остаться ради ребёнка. Я хотел этого малыша и уже любил всем сердцем, всерьёз опасаясь за его жизнь. Дело в том, что у моей жены проявилась новая паранойя. Теперь она ревновала меня к ещё не родившемуся ребёнку. Было страшно видеть, с какой ненавистью она разглядывала в зеркале своё отражение, задрав тунику на животе. А однажды произошло то, что утвердило меня в абсолютной невменяемости супруги.
Мы с Ричи начали строительство теннисного корта на территории особняка. Когда оно было законченно, рабочие установили пушку, которая автоматически выстреливала теннисные мячи – отличная вещь для отработки ударов!
Как-то вечером, беседуя с Куртом на веранде, со стороны корта послышались странные вскрики. Не медля ни секунды, мы побежали на голос, и пришли в ужас от представшей картины. Ками стояла перед включенной пушкой, вскрикивая от выстреливающих в живот мячей. От шока Курт замер на месте, как заведённый повторяя имя дочери, а я со всех ног бросился под дуло, автоматически отмечая, что выставлена не самая большая скорость подачи. Закрыл собой своего ребёнка и получил мощный удар выстрелившим мячом по почкам. Мой крик вывел Курта из оцепенения и он, подскочив, вырубил пушку, с ужасом глядя в обезумевшие глаза дочери.
В тот же день Ками, в невменяемом состоянии увезли в частную клинику. Диагноз был неутешительным: параноидальная шизофрения с изменением сознания, симптомами которой являются галлюцинации и бред.
Несколько месяцев Ками провела под наблюдением врачей. Ей прописали психотропные препараты и все в голос заверяли, что такой диагноз не приговор - при правильном подходе она сможет вернуться к обычной жизни.
В принципе, так и случилось. Первое время она выглядела заторможенной и равнодушной ко всему, но постепенно моя девочка начала оживать, и я уже было поверил, что всё не так страшно. После рождения сына Ками замкнулась в себе. Врачи списывали эту замкнутость на обычную послеродовую депрессию, но всё оказалось намного хуже. Её неприязнь к сыну росла, но сдерживаемая лекарствами и страхом угодить в психушку, Ками стала более изобретательной в своей ненависти. В возрасте одного года ребенка увезли в больницу с вывихом плеча. В три он попал в реанимацию с сильнейшим отравлением, а в пять, его чуть не сбила машина. Всё можно списать на случайности? Да, только в очередном приступе истерики Ками сама кричала мне в лицо о том, как жалеет, что очередной раз не удался. Когда я заявил, что заберу ребёнка и разведусь, Курт, собрав лучших адвокатов страны, мягко намекнул, что хоть я и не беден, но моих денег не хватит на борьбу с его юристами. Попытка поговорить по-хорошему с женой обошлась шрамом во весь бок, когда она в приступе истерики полоснула меня ножом. Я был загнан в угол. Бросить сына на произвол судьбы не мог, не допускал даже мысли, поэтому решил смириться и жить ради единственного любимого существа в этом мире.
Видя моё отношение и понимая, что удерживает меня лишь сын, Ками превратилась в настоящее чудовище. Ежедневные скандалы, крики и истерики сменялись длительными загулами. Она могла не появляться дома по три – четыре дня, а после притаскивала любовника в нашу спальню и трахалась, визжа на весь дом. Сколько таких кобелей я повышвыривал из её кровати, не сосчитать.
Когда истерика проходила, она становилась прежней, однако иллюзия нормальности не давала жить в своё удовольствие. Каждый раз казалось, что вот теперь всё будет хорошо. Всё прошло. Мы всё пережили, но… врачи называли это сезонным обострением. В такие дни моя жизнь превращалась в ад на земле и только мысли о сыне удерживали от того, чтобы покончить со всем одним выстрелом в висок.
Курт всё понимал, но не хотел пойти против дочери. После смерти жены, всю свою любовь он направил на её маленькую копию. Я видел фотографии мамы Камилы. Они были безумно похожи. Это превратило любовь отца в настоящее поклонение. И всё же Курт позволил мне устроиться на работу по своему вкусу, на время рейсов забирая Денни к себе.
Дорога, тёплый вагон, мерный стук колёс, случайные люди стали для меня отдушиной. И только возвращаясь в мой персональный ад, я понимал, реальность - вот она, а всё что творится за пределами особняка – мираж. Мечты о том, чего больше никогда не будет в моей долбанной жизни.
- Папа, я уснуть не могу, - сынишка прошлёпал босыми ногами по паркету и залез на кровать, удобно устраиваясь под боком, - мама сказала, что я умру, если засну.
Денни всхлипнул, крепко прижимаясь к моему плечу. Я стиснул зубы, накрыл своего ангелочка мягким пледом и, чмокнув в черноволосую макушку, прошептал:
- Не бойся, пока я или дедушка рядом, с тобой ничего не случится. Я тебе обещаю. Спи, малыш.
- Спой мне песенку.
Я обнял сынишку покрепче. На ум пришла только одна песня, которую я и запел в полголоса:

(Rette mich /спаси меня)

Ты знаешь, ждать не долго:
В ночи погашен свет.
Я плачу над осколками
Любви, которой нет.
А мрак живёт в твоих глазах...
Я не знаю, что сказать:
Обмани?.. Сохрани?..
Защити меня!
Это ад и это тьма.
Защити меня!
Так больно... без тебя...
Защити меня...
Сохрани...
Сохрани...

Pov Tom

Неожиданно распахнув глаза, я уставился в светлый потолок, освещённый ночником, и непонимающе огляделся по сторонам. Я не дома. Мысли, опережая одна другую, замелькали в голове, восстанавливая картину происшедшего. Стеф, Ричи, Курт, Камила… Билл!
Резким рывком принял вертикальное положение и покачнулся оттого, что потемнело в глазах. Билл женат. Грудную клетку сдавило от разрывающей боли, а перед глазами появился образ Камилы, которая с обожанием и любовью смотрела на мужа. Стало противно. Хорошо устроился, любимый: красавица жена, тесть миллиардер и гараж на двадцать машин. Для простого проводника это предел мечтаний, не так ли?
Да, Том, раскатал губу. Ты для Билла лишь дорожное приключение: трахнул и забыл. Его реальность похожа на сказку, в которой тебе делать явно нечего.
С такими невесёлыми мыслями я вышел из комнаты и прислушался. Похоже, все спали. Пить хотелось неимоверно. В какой комнате находилась Стеф, не имел понятия, так же, как не представлял, где в этом дворце кухня. Положившись на интуицию, побрёл вперёд пока не услышал из-за приоткрытой двери тихое пение. Этот голос я мог бы узнать из тысячи - Билл. Подойдя ближе, заглянул в просторную комнату, наполненную красноватым свечением ночника и замер от увиденного. Билл, полусидя, прижимал к своей груди маленького мальчика, лет шести и, нежно поглаживая длинные волосы, тихо пел со слезами на глазах:

А ты знаешь, эти стены
Помнят всё о нас.
Время постепенно
Губит меня.
Губит души и сердца.
Нет ничего, что без конца
Дарит свет... И прошлого нет...
Защити меня!
Это ад и это тьма.
Защити меня!
Так больно... без тебя...
Защити меня...
И себя...
И себя...
И себя...
И себя...

Мне вдруг стало невыносимо страшно. Сейчас Билл совсем не выглядел дорвавшимся до сказки жигало, каким я представлял его буквально десять минут назад. Передо мной был парень с неимоверной болью в душе. От его голоса, взгляда, слов веяло такой безысходностью, что слёзы сами наворачивались на глаза.

Знаешь, даже горе
Губит нас нежней.
А мы очнулись скоро
От любви своей!
Этот дождь...
Ты не придёшь...
Защити меня... Сохрани!!!
Защити меня!
Это ад и это тьма.
Защити меня!
Так больно... без тебя...
Защити меня...
Сохрани!
Сохрани!
Сохрани!
Сохрани...

Билл замолчал, поцеловал мальчика в макушку, а я не выдержал и, громко всхлипнув, прислонился лбом к холодному косяку, крепко зажмуриваясь.
- Том… Том, тебе не хорошо? – Билл осторожно переложил заснувшего ребёнка на кровать и, поднявшись, подошёл ко мне, обволакивая своим неповторимым ароматом.
Я глубоко вздохнул, стараясь запомнить этот запах и заглянул в карие глаза, не в силах произнести и слова.
- Пойдем, я провожу тебя в комнату. Зачем ты вообще встал? Сестру искал? – Билл придерживал меня за талию, а я, нагло пользуясь моментом, положил голову на крепкое плечо:
- Пить хотел.
- Сейчас принесу, а ты раздевайся и ложись, – он откинул одеяло и нахмурился, окидывая меня взглядом, – но никаких прогулок. Ты сильно приложился затылком, когда сознание потерял. Так что, надо отлежаться.
- Ты сейчас говоришь, как отец, - фыркнул я и заткнулся, от пронзившего меня потемневшего взгляда.
- А я и есть отец, Том. Опыт позволяет так говорить.
Он резко развернулся и вышел, прикрыв за собой дверь, а я в шоке уставился в пол, начиная понимать, кем являлся тот мальчик в его комнате.
Билл вернулся спустя пятнадцать минут, с графином воды и высоким стаканом. Поставив всё на тумбочку, хотел уже выйти, но я схватил его за руку и резко дёрнул на себя. Парень не устоял и всем весом придавил меня к кровати, вызывая неконтролируемый стон. По телу побежали мурашки от такой близости, а в памяти всплыл момент, когда я так же упал на него, придавив к полке. Билл посмотрел мне в глаза, опустил взгляд на губы и неожиданно нежно поцеловал, слегка лаская кожу языком. Я застонал, крепко прижимаясь к такому любимому телу, обвил шею руками, притягивая ещё ближе. Билл глубоко вздохнул и, схватив меня за волосы, потянул голову назад, открывая шею, впиваясь страстным поцелуем в разгорячённую кожу. Его вторая рука спустилась по торсу вниз, слегка сжимая мой член. Я выгнулся и громко простонал. Больше всего на свете мне хотелось оказаться сейчас в том купе. И чтобы вокруг ни души. Только он. Только наша страсть. Только сумасшедший секс…
- Том, нет. Я не могу, – Билл отстранился и сел, закрыв лицо ладонями. – Прости, там сын один. Я пойду.
- Билл… скажи, когда твой рейс до Парижа?
- Том, зачем тебе это? Я женат. У меня есть ребёнок. Я не смогу дать тебе что-то большее, чем секс…
- Согласен!
Билл посмотрел на меня долгим пристальным взглядом, словно решая для себя что-то и, усмехнувшись, поднялся с кровати:
- Во вторник, мой принц, – чмокнув в губы, направился к двери, а я не удержался и всё-таки выкрикнул то, что не давало покоя:
- Счастливые люди не поют таких грустных, наполненных болью песен.
Билл удивлённо обернулся, на мгновение замирая возле двери, кивнул, желая спокойной ночи и вышел из комнаты, тихо прикрывая за собой дверь.
В эту ночь я засыпал с уверенностью, что сегодня судьба подарила мне шанс быть с тем, кто за несколько дней стал слишком дорог. И я этот шанс не упущу. Обещаю.

Дата добавления: 2015-07-26