Как болел славочка

Славочка ходил в школу, зная, что он умрёт. Он ходил в школу, сколько мог, ходил до последнего. Печальный такой ходил, с трудом нес свой портфельчик, но всё равно ходил. И дома он тоже занимался, математику учил, и учителя к нему приходили домой. Потому что он сам мне сказал: «Как это я не буду учиться? Я же обязан учиться!» Я поражаюсь мужеству этого ребёнка. К нему продолжали ходить люди со своими проблемами. Я ему сказала: «Славочка, ты серьёзно болеешь!» Но он всё равно меня просил: «Мамочка, ну пускай они всё равно ко мне идут». И люди продолжали к нему идти, и он их принимал, разговаривал с ними – он всё это мужественно выносил до самой своей кончины. Я его спросила: «Славочка, ну как же это так? Ты ещё такой маленький. Ты ещё и не жил. Твоя жизнь – как зоренька – она только начинается… и уже надо умирать!» А он мне так на это ответил: «Мамочка, уж лучше я умру маленьким. Разве легче умирать двадцатилетним?» И он мне сказал: «Мамочка, скоро недалеко от меня столько молодых парней будет лежать. Разве им легче! Им 20-ть лет, им уже любить хочется. Им в это время свою семью создать хочется. Разве им легче в это время умирать? Пусть лучше я уж маленьким умру». Я тогда спросила Славочку: «Почему у тебя именно это заболевание?» А он сказал: «Мамочка, меня положили в эту больницу для того, чтобы я мог помочь этим больным детям. Я – говорит – и потом буду приходить в эту больницу – после своей смерти». Я уже только молчала и не стала его спрашивать, как это всё будет выглядеть, и как он будет туда приходить. Но Славочка сказал, что он и после смерти будет туда приходить и помогать больным детям. Помню, как в палату рядом со Славочкой положили 15-ти летнего мальчика. Он так переживал, так волновался из-за своей болезни. А Славочка, чтобы его успокоить, стал ему рассказывать о нём: кто он и о чём он думает. Этот мальчик так удивился, что даже забыл о своих переживаниях - он только сидел и смотрел на Славочку. А Славочка ему сказал: «Ты не печалься, твоё заболевание крови – не смертельно». И этот мальчик тогда сказал Славочке: «Славочка, я никуда не пойду учиться – я пойду в Духовную Семинарию, я священником буду, если я не умру!» Славочка ему сказал, что он не умрёт. И когда проверили все анализы у этого мальчика – у него действительно не было рака крови.

Условия пребывания в больнице были очень тяжёлыми. Славочка не был капризным, а некоторые дети были очень капризными, и я видела, как изматывались их матери. Ведь матерей не просто ложили с детьми в эту больницу – все матери там выполняли разные обязанности. Я, например, была там буфетчицей – я получала и раздавала продукты. Другие мамочки мыли полы, кто-то там что-то кипятил, кто-то там чистил, кто-то гладил – мы целый день в больнице работали, и у нас было очень мало времени, чтобы уделить его своему ребёнку. А спали тоже кое-как, отдельных кроватей для нас не было – я вот спала на кушетке в подсобке, где детские горшки стояли. Вот такие были условия. Но ради своих детей матери были готовы спать где угодно, хоть собакой на привязи – лишь бы не выгнали.

Хочу заметить, что на Урале, особенно в гематологической больнице, – просто работающий конвейер умирающих от лейкоза детей. И будучи в таком же состоянии, как и все больные дети (только в отличие от других – нелечёный), Славочка ещё старался своими советами помочь родителям больных детей. Он подсказывал, какие молитвы читать, какую траву заваривать, чтобы облегчить страдания умирающим детям.

Слух о Славочке разошёлся по больнице очень быстро. И некоторые врачи стали сами приходить – в начале из любопытства. Но как только они начинали говорить со Славочкой – я видела, как их любопытство буквально с первых секунд пропадало. И все «любопытные» становились как дети. Помню, как меня со Славочкой попросили зайти в какой-то кабинет. Мы туда зашли. Смотрю – там сидит в халате довольно представительная, уже немолодая, приятная женщина. Она представилась зав. кафедрой (не помню уже, какой кафедрой она заведовала), и попросила продиагностировать её. Славочке это ничего не стоило. Он в считанные минуты удовлетворил её просьбу. На её вопрос: «Сможешь ли ты мне чем-нибудь помочь?». Слава при мне ей ответил: «Вот вы всю жизнь лечите людей. Вылечили вы кого-нибудь?» Она ответила: «Не знаю – наверное, вылечила всё-таки кого-нибудь» Тогда Славочка ей сказал: «Почему же вы не можете себе вылечить ноги? У вас всю жизнь были самые хорошие лекарства. Самое лучшее вы оставляли себе, другое раздавали знакомым, так почему вы все не вылечились?» Она на Славочку так удивлённо посмотрела, совершенно не ожидая таких вопросов, и только развела руками. Опустив голову, она тихо ответила: «Вот, не вылечилась». Слава сказал ей, что он здесь для того, чтобы помочь умирающим детям, и если у него хватит сил, то он поможет и ей. Больше она не приходила к Славочке.

Слава носил на груди свой большой нательный крест, а в детском отделении гематологии города Челябинска помощником заведующего больницей была врач-экстрасенс. Она ругалась: «Повесил крест на всё пузо! Убери его!» Она пыталась взять пункцию костного мозга у Славочки в области груди, и тоже не смогла этого сделать. Невидимая сила выбила из её рук иглу. Пункцию потом взяли, но другие. И я помню, как она расстроенная вышла из комнаты, от своего ущемлённого самолюбия, что пункцию у Славочки взяли другие врачи, а не она. С этим врачом – экстрасенсом у нас был ещё один неприятный контакт. Как-то пришли мы к ней в поликлинику со Славой на приём. Она нас с большим удовольствием приняла, вокруг Славочки всё скакала-скакала, но коснуться его не решилась. А когда я осталась с ней наедине – она ко мне подскочила и говорит: «Я вам ауру подправлю!» И не дожидаясь моего согласия, стала своими руками над моей головой что-то делать. Это было возмутительно, потому что её никто не просил, а я даже не успела сообразить – что происходит! Я смогла только встать и выйти из её кабинета. И когда я уже вышла - я почувствовала что у меня совершенно нет сил! За какие-то мгновения меня лишили сил – а мне ещё нужно доползти с больным ребёнком до электрички, чтобы ехать домой. В моей душе поднялось такое возмущение на неё, потому что я на себе испытала, как это страшно. Меня как будто обокрали. И я сказала: «Больше я к ней в поликлинику не пойду». Правда, по промыслу Божию, это уже и не пришлось. Скоро у Славочки начался отёк на животике, и мы его уже умирающего повезли в больницу, в хирургическое отделение.

Когда умирающего Славочку наконец-то положили в хирургическое отделение, в это время в Челябинск с гастролями приехали одновременно сразу несколько столичных колдунов: приехала Стефания, прилетела Джуна, прибыл и Лонго и Кашпировский. И весь народ ринулся к ним на стадион. Даже больница опустела – я спрашиваю: «А где все? Куда все подевались?» - «Да вот – говорят – приехали «целители». Все «исцеляться» к ним побежали» А Славочка мне говорит: «Мамочка – это не целители! Это – колдуны! Из-за них, у нас сейчас в больнице два таких сильных и жутких духа появилось!» Я говорю: «Так это что же? Какая-то невидимая война идёт что ли?» А он сказал: «Да, мамочка. Идёт война – и очень страшная!»

После того, как многие из мед. персонала побывали у этих колдунов, один из врачей сказал мне, что у больных тяжёлыми заболеваниями бывают видения будущего, и что у Славы появились такие способности от болезни. Такой вот Славочкиному дару «диагноз» поставили, но настоящего диагноза его болезни так и не было. А один из врачей мне так сказал: «Способности у вашего сына – от болезни. У него, наверное – опухоль в головном мозге». Я ему тогда говорю: «Так «наверное» у него в голове опухоль – или она есть?! Вы же столько раз проверяли!» Он только пожал плечами. Я говорю: «Нет у него в голове никакой опухоли!» И он ушёл. Потом он ещё раз приходил и сказал мне: «Вот вы знаете, я поверил бы в Бога, я бы поверил во что угодно, если бы он сам себя излечил!» Я ему тогда сказала: «А вы читали Евангелие? Там сказано, что распинатели тоже кричали: «Сойди с Креста, и мы уверуем». Он на эти слова ничего мне не ответил, только посмотрел на меня и снова ушёл. Но я знала, что ему очень жалко Славочку, потому что именно он был тем вторым врачом, который буквально ходил по пятам за хирургом и всё просил его: «Ну, сделай для него хоть что-нибудь!»

Помню, что потом ко мне подошла ещё одна врач и сказала: «Не слушайте вы их! 30 лет я работаю здесь. Всяких раковых ребятишек повидала, но провидца из них, ни одного не было. Я вообще впервые в жизни вижу такого человека! Слава Богу, что увидела в своей жизни такое!»

Перед тем, как Славочка попал в хирургическое отделение, он ещё по дороге, в электричке мне сказал: «Мамочка, я буду умирать, а они будут петь и плясать». Я ничего не ответила. Я даже не спросила его, потому что это в уме не укладывалось. Кто будет петь и плясать? Я даже вообразить не могла, чтобы это значило. А получилось вот что. Славочку перевели в хирургическое отделение накануне 8-го марта. Первые два дня, проведённые в палате, были ещё спокойными. За стеной у нас была – так называемая ординаторская, а почти, напротив, в коридоре, стоял большой телевизор, где больные ребятишки из отделения смотрели вечерами телепередачи. Накануне 8-го марта в этой ординаторской у нас за стенкой началась гулянка. Славочке в это время было очень плохо после лапароскопии. Гулянка постепенно усиливалась, а ребятишки постепенно увеличивали звук телевизора. Гулянка с песнями и плясками уже всё отделение сотрясает, телевизор орёт на полную мощность, больные дети, подражая разгулявшимся медработникам, скачут и пляшут возле телевизора… Я выглянула в коридор, и у меня от ужаса на голове зашевелились волосы. Это не иносказательно. Волосы от ужаса действительно шевелятся. А Славочка лежит тихонечко, чтобы меня не расстраивать: вроде как спит. Я тогда открыла дверь из палаты – что толку, было, её держать закрытой и встала на пороге двери. Я просто стояла и смотрела: как умирает Славочка, и как все скачут и пляшут вокруг телевизора. И стояли волосы дыбом…

Буквально через два дня после этого безобразия Славочка запросился домой. Он сказал: «Мамочка, я так хочу домой! Поедем домой!» И ещё он сказал: «Мамочка, когда мы подъедем к дому, у нашего подъезда будет стоять Лариса Глазунова, и я её скажу: «Привет, Лариска». Так всё и было. Военному водителю, который вёз Славочку домой, от переживания стало плохо. От волнения, он временами вёл машину не совсем аккуратно. И я даже ему сказала: «Ну, что же ты так трясёшь?» И потом, мне уже жена его рассказывала: «Он - говорит – когда приехал, то был вне себя, его тошнило, трясло, я его таблетками отпаивала. Так он переживал». Когда мы уже подъезжали к дому – всё было так, как и предсказывал Славочка: накрапывал дождь, как Славочка и сказал. Славу выносили из машины на носилках и военный врач, сняв свою фуражку, держал её над головой Славочки. Кругом никого не было – у подъезда стояла одна Лариса Глазунова, Славочкина одноклассница. Взяв из рук врача фуражку, Славочка, фуражкой отвесил ей поклон и сказал: «Привет, Лариска!» И мы занесли его домой.

Славочка был очень мужественным человеком. Когда мы его привезли домой умирать, он всё равно просил меня чтобы я пускала к нему приходящих. Без посетителей перед кончиной он пробыл всего одни сутки. В больнице ему вывели трубочку из живототика и повесили ему бутылочку. И когда мы его на носилочках домой занесли, он сказал мне: «Мамочка, когда я приду к Богу – я не пойму – почему у меня заклеен живот? Какая-то заплатка у меня на животе?» Он увидел то, что произошло потом: когда Славочка умер, я сняла у него эту трубку с бутылочкой, а дырочку в животике я ему заклеила лейкопластырем. Вот и получилась у него «заплатка», которую он увидел ещё до своей смерти.

Уже незадолго до своей смерти он как-то проснулся и сказал что снова видел того человека в тёмном монашеском облачении, который держал горящую лампадку. Славочка сказал, что «он сидел в большом храме, и у него также на кончике пальца висела лампадка, но уже гаснущая» (где этот храм находится – я тогда даже не поинтересовалась – мне уже было не до этого). И ещё Славочка сказал, что видел, как рядом с этим храмом стояла высокая колокольня, и звонили колокола. И с колокольни спускался священник. А колокола звонили так сильно, что от звона эта колокольня как бы начала разрушаться. Но священник не обращал на это внимания. Он спустился с уже полуразрушенной колокольни и зашёл в храм. И этот человек с гаснущей лампадкой спросил Славочку: «Как бы ты поступил на месте этого священника?» А Славочка сказал: «Я бы жизнь свою отдал ради исправления нарушений» (Славочка говорил мне – какие это были нарушения, просто я этого не помню). А лампадка висела у этого человека на кончике пальца и гасла… Вот такое было у него видение накануне смерти.

Перед самой смертью, как я уже говорила – мы пригласили к Славочке священника, чтобы он его пособоровал и причастил. Пришёл священник Владислав Катаев из Чебаркульского храма. Пришёл не один – со своим приходом. Весело разделись – весело прошли. Пришли они очень поздно. Славочка не ел и не пил, у него во рту всё пересохло. А священник и не торопился. У него там какие-то гости были, он праздновал и задержался. А мой муж когда привёз его – он места себе не находил – его аж трясло от переживания за Славочку. Когда, после соборования священник узнал, что Славочка ничего не ел и не пил, то он сказал: «Ну, что же вы ему не давали воды?» Я тогда говорю: «Ну а как я ему дам воды, если всё нужно делать, как положено?» И он тогда сказал Славочке: «Давай я тебе сейчас из одной бутылочки налью святой водички попить». Он с собой привёз две бутылочки со святой водой, поставил их на подоконник и с такой гордостью сообщил, что эту воду он сам освящал. А Славочка на него посмотрел и сказал: «Такой водички, как у вас в этой бутылочке, у нас с мамочкой из-под крана много» и, тяжело вздохнув, сказал: «Дайте мне из другой бутылочки, та вода хоть «святее». Отец Владислав удивлённо спросил: «А ты откуда знаешь?» Оказалось, что в первой бутылочке святой воды оставалось мало, и он долил в неё простой воды. И Славочке мы дали водичку из второй бутылочки. Слава прекрасно видел структуру воды, и обмануть его было невозможно. Но пил он всегда не много – так, глоточек воды выпьет и всё. Ещё отец Владислав, таким весёлым, бодреньким голосом спросил Славочку: «Ну что такое? Мы никак не можем церковь построить. Славик, у меня будет свой храм?» Славочка так внимательно и строго на него посмотрел и говорит: «У вас? У вас будет,… но он сгорит». Так оно потом всё и было – он построил себе личный храм и он у него сгорел. И сам священник этот уже на том свете.

«Я БУДУ ТАМ, ГДЕ БОГУ ХВАЛУ ПОЮТ»

Первый раз Славочке стало очень плохо 14 марта. Мы думали, что он умрёт, но Славочка взмолился Богу и сказал что «если мне и суждено умереть, то только не на день рождения папы…попозднее» А мы всё время дежурили у его постели, боялись его «проспать». И вот, с 14 на 15 марта около полуночи мы с мужем, до этого всё время дежурившие у Славиной постели, враз уснули необычно крепким сном. Когда очнулись от сна, тоже враз и мгновенно, с ужасом посмотрели друг на друга: не проспали ли мы сына?! Муж заглянул к нему, а Славочка, улыбаясь, поздравил его с днём рождения и сказал: «Папочка, поспи. Ты, наверное, устал, проговорив со мною всю ночь». Изумлённый муж ответил ему, что мы спали всю ночь. А удивлённый Слава спросил: «А кто же всю ночь держал меня за руку и разговаривал со мной, успокаивал и говорил: «Ничего не бойся, Славочка, всё будет хорошо»? К нашему удивлению, он сказал, что у него ничего не болело всю ночь.

Видя Славочкины страдания, я его спросила: «Славочка, ты такой маленький! За что тебе такие муки?» А он так строго и проницательно посмотрел мне в глаза и ответил: «Какие муки – такая и награда». И ещё Славочка сказал, что «после его кончины ему лучше будет удаваться излечивать болезни глазные и нервные, а находиться он будет там, где Богу хвалу поют» А чтобы я за него не безпокоилась, он мне сказал, что будет приходить и помогать нам и после своей кончины.

Расскажу, как умер Славочка. Он умер 17 марта, а накануне 16-го марта, после обеда я стояла на кухне, а Славочка уснул. Я подумала: я же не знаю, что он попросит, чем его покормить, может его чем-то попоить? Когда Славочка болел, я минут за 10 уже чувствовала, что он вот-вот откроет глаза, а я не знала – чего он попросит: или водичку, или еще чего-то? И я старалась все это заранее приготовить, потому что не знала – что он попросит. И я помню, как он открывает глаза, смотрит на меня и говорит: «Мамочка, ты что, вообще не спишь?» Я говорю: «Нет, Славочка, я сплю». А он говорит: «Ну, а как? Как я открою глаза – ты всегда стоишь». Я тогда говорю: «Славочка, за 10 минут до того, как ты откроешь глазки, я уже думаю: что же тебе надо? И поэтому, я беру с собой водичку и все остальное, и стою. И думаю: что же тебе подать?» Помню, Славочка тогда слегка улыбнулся и спросил: «А как ты это чувствуешь, мамочка?» Вот так – даже в таком тяжелом состоянии, Славочка еще пытался меня утешить и поддержать своим настроением. А я до сих пор не знаю, почему я так чувствовала Славочку, но это всегда было, и мне, казалось, что так бывает у всех, и поэтому, я особо не обращала на это внимание. Я отчетливо помню, как в последний день я стояла не кухне и уже не думала ни о чём – у меня была только одна мысль: чего сейчас захочет Славочка? Других мыслей у меня уже просто не было. И вдруг – я слышу, как кто-то крыльями так порхает, и порхает и порхает… Я поворачиваюсь к окну и вижу, как за стеклом порхает голубь. Он был больших размеров и совершенно белый. Когда он крылья свои размахнул, то я обратила внимание, что перышки у него одинаковые – один к одному, и что как, будто эти пёрышки светятся. Я думаю: да что же это – голубь всё порхает и порхает на одном месте, уже, наверное, устал. Я тогда подошла поближе к окошку, потому что знала, что птицы обычно сразу же пугаются и улетают. Я подхожу к окну, а этот голубь не улетает и мне прямо в глаза смотрит. Я стою на своей стороне окна и на него смотрю – а он порхает с другой стороны на уровне моих глаз, и тоже на меня смотрит. Я так постояла, посмотрела, думаю: что же это за птица? И попутно обратила внимание ещё на одно странное явление – я почему-то вдруг услышала урчание грома. Получается, что вначале за окном птица появилась, а потом я услышала урчание грома, как в летнюю грозу. Я думаю: какой же может быть гром, ведь на улице мороз – минус 20 градусов, откуда может быть гром? Но он уже гремел. И тогда я посмотрела на небо и увидела нечто, для меня непонятное. Я не поняла – каким образом, – но я явственно видела своими глазами, что на двухэтажном садике лежало огромное, кучевое облако, очень пушистое. Это облако было – ярко белое, а края у него были такие синеватые. И внутри этого летнего облака были раскаты грома, как во время летней грозы, самой настоящей, но не слабенькой, а мощной и сильной. И я очень удивилась – как это так может быть? А потом я подумала: так не бывает, – наверное, Господь Славочку заберёт, может быть, это за ним? Потому что перед этим я очень долго думала: ну как же так – он видел духовный мир, для нас невидимый, мир духов - он прекрасно его видел. И сейчас душа его может выйти и что потом? Неужели он увидит этих мрачных демонов? А где Господь? Ведь Он же за него обязательно заступится. Вы знаете – вот такие мысли у меня тогда были, потому, что помочь я ему ничем не могла. У меня было абсолютное безсилие. Я себя ощущала абсолютно безсильным человеком, потому что я ничем не могу помочь своему ребёнку в том, что с ним сейчас должно произойти. И глядя на этого необыкновенного голубя, на это странное облако и слыша раскаты грома, я подумала только об одном – что это пришли за Славочкой.… А без десяти пять утра Славочки уже не стало.

Перед самой кончиной Славочке суждено было претерпеть искушение. Когда ему стало совсем тяжело, он, обратившись к лику Христа, сказал как бы с сомнением: «Вот я умираю… А может, моя смерть напрасна? И муки мои напрасны? Может, Тебя вовсе и нет? И всё это напрасно?» У меня волосы на голове зашевелились от ужаса. Через некоторое время ему стало получше. Он с большим изумлением, широко распахнутыми синими глазами посмотрел в иконный уголок, где стояли старинные иконы, и сказал: «И всё-таки Ты есть! Слава Богу!» И Славочка начал Ему навстречу подниматься… и умер. Я положила его на кроватку, и как будто меня что-то задержало – я просто стояла над его головой и смотрела на него. Я помню, как в начале он перестал дышать, потом прошли какие-то мгновения и у него, – вот эта его грудка – она у него стала как живая, она вся зашевелилась, заколыхалась, и отрылся ротик, и было такое чувство, как будто что-то из него вышло. И только после того, как когда из него вышла душа – как я это поняла – только тогда я смогла закрыть ему ротик. До этого я чего-то ждала, – сама, не понимая чего. Вот такими были последние мгновения жизни Славочки.

Как только Славочка умер – часы в его комнате остановились. И что самое удивительное – необычная музыка, которую мы слышали накануне его рождения – она звучала без десяти пять утра! И Славочка умер тоже без десяти пять утра! Я невольно взглянула на часы – было 4 часа 50 минут утра. И эти часы в его комнате, которые остановились в момент его кончины, они каким- то образом прибавляют в год по минуте. Хотя, из уважения к памяти смерти Славочки, мы их больше никогда не заводили. Славочка умер 17 марта (в 1993 году это была среда третьей седмицы Великого поста)– прямо в день своего Ангела, когда празднуется память Перенесения мощей св. блгв. кн. Вячеслава Чешского. Славочка не дожил пяти дней до дня своего рождения (22 марта 1982 г.).

Дата добавления: 2015-07-26