Духовные фамилии

Происхождение духовных или семинарских фамилий интереснейшая тема. Каждая имеет свою историю. Фамилии давали ученикам в конце 18 первой трети 19 века при поступлении или при приеме в духовные училища или семинариях.

Интересное описание возникновения этих оригинальных и звучных фамилий оставил в своих воспоминаниях профессор Санкт-Петербургской духовной академии Дмитрий Иванович Ростиславов (1809-1877). - сын сельского священника Рязанской епархии

В сентябре 1818 года его отец, священник села Тумы Рязанской епархии Иван Мартынович Тумский, отвез его в Касимов для поступления в Духовное училище. После экзаменов, и поступления в училище…

“Возвратился я в Туму [село] уже с высоким понятием о своей особе; я уже не был теперь какой-либо, как все мои тумские приятели, простой сельский мальчишка, а ученик 2-го приходского класса, притом не Митя, или Митька, а Дмитрий Ростиславов. Только я никак не мог понять, почему мне дали такую фамилию или прозвище, как обыкновенно тогда выражались в духовных училищах и духовенстве.

Для объяснения такого моего непонимания считаю нужным прибавить, что в то время, которое я описываю, и даже еще долго, фамильные названия у большинства духовных лиц были мало употребительны. Не учившиеся в училище даже часто вовсе не имели никакой фамилии, даже научившиеся и кончившие полный курс семинарских наук не дорожили своими фамилиями, а и сами себя называли и другими, не исключая начальства, известны были по имени и отчеству. Батьюка мой, несмотря на свою благочинническую должность, подписывался на всех рапортах консистории и к архиерею Иваном Мартыновым. Потом родные братья, обучавшиеся в духовно-учебных заведениях, часто имели различные фамилии, например из дедушкиных детей, батюшка мой прозывался Тумским, дядюшка Иван – Весельчаковым, а дядюшка Василий – Крыловым. Со мной в семинарии учился товарищ – Меньшов, и из двух его братьев назывался один Средневым, а другой Большевым.Один из академических товарищей моих был Вихров, а брат его курсом старше нас – Орлов; они были из Тверской семинарии.

На основании этого обычая, духовные лица отдавая детей своих в училище, давали им такие фамилии или прозвища, которые почему-либо им нравились. Люди простые, не изобретательные, не ученые, брали в этом случае во внимание или:

1) название села, так например, из четырнадцати сел Касимовского уезда, принадлежащих к Мещоре, только Черкасово и Фрол, сколько я помню, не дали прозвища детям своего духовенства, а из прочих вышли мне известные Тумские и Тумины, Биреневы, Лесковы, Палинские, Пещуровы, Куршины, Верикодворские, Гусевы, Пармины, Палищины и Прудины;

2) храмовые праздники: отсюда множество Вознесенских, Воскресенских, Воздвиженских, Богословских, Богородицких, Благовещенских, Никольских, Рожденственских, Сретенских, Успенских, Покровских, Троицких, Ильинских, Предтеченских и проч. и проч.;

3) звание отца: отсюда Протопоповы, Поповы, Дьячковы, Дьяковы, Пономаревы; замечательно, что слова “священник” и “причетник” не пользовались популярностью; я не помню ни одного семинариста с фамилиею Священников или Причетников;

4) имя отца или деда – отсюда Ивановы, Васильевы, Карповы, Алексеевы, Александровы, Антоновы, Петровы, Павловы и проч. По матерям слишком редко семинаристы прозывались.

Обучавшиеся же в семинариях и вообще обнаруживавшие притязание на ученость или остроумие, давали фамилии своим детям, сообразуюсь или с теми качествами, которые в них замечались, или с теми надеждами, которые на них рассчитывали. Отсюда множество Смирновых, Кротковых, Славских, Славинских, Поспеловых, Чистяковых, Надеждиных, Надежиных, Разумовых, Разумовских, Добрыниных, Добровых, Твердовых и проч. Тут, впрочем, очень любили фамилии, составленные из двух слов, - особенно те, в которые входили слова: Бог, добро и благо. Отсюда бесчисленное множество Тхомировых, Остроумовых, Миролюбовых, Миротворских, Миловидовых, Боголюбовых, Благосветловых, Благонравовых, Благосердовых, Благонадеждиных, Чистосердовых, Дбромысловых, Добролюбовых, Добронадеждиных, Доброхотовых, Добротворских и поч. Мы в академии любили смеяться над своими новгородскими товарищами; их было четверо: Боголюбов, Добронравов, Остроумов, Благовещенский.

Но русский язык казался для многих недостаточным, или может быть надобно было блеснуть знанием латинского или греческого языков; отсюда Сперанские, Амфитеатровы, Палимсестовы, Урбанские, Антизитровы, Витулины, Мещеровы.

Само начальство не хотело тоже не заявить своего участия в этом деле; иные потому что отцы им самим предоставляли дать прозвание сыновьям, а другие даже отнимали у отцов право на это. В этом отношении замечателен был смотритель Скопинского училища Илья Россов. Для фамилий учеников он пользовался всеми науками, особенно естественными и историей: у него были Орловы, Сольвьевы, Волковы, Лисицыны, Алмазовы, Изумрудовы, Румянцевы, Суворовы и проч. и проч. Однажды он вздумал отличиться перед правлением семинарии и обратить его внимание на свою изобретательность. Он прислал списки, в которых ученики внесены были, так сказать отдельными группами, по свойству своих фамилий, т.е. писались к ряду Румянцевы, Суворовы, Кутузовы, потом Орловы, Соловьевы, Птицыны, далее Волковы, Лисицыны, Куницыны. Но правление семинарии возвратило списки со строгим выговором и приказало составить их по успехам учеников, а не по значению фамилий их…

Многие отцы-ректоры, академисты, магистры любили остроумничать по части фамилий. Если им почему-либо нравился какой-либо ученик, то они переменяли его фамилию и давали другую, которая им казалась лучше. Этой затейливостью отличался ректор рязанской семинарии Илиодор… Моего товарища Дмитрова перекрестил в Мелиоранского, ученика богословия Кобыльского в Богословского и проч.

Когда я уже был в академии, Синод как-то догадался, что надобно положить конец этой безурядице, которая была причиною многих недоразумений при делах по наследствам. Он издал указ, которым предписывалось, чтобы все священно- и церковнослужители проименовывались и подписывались по имени и фамилии, чтобы дети их имели фамилии своих отцов. В это время мой батюшка решился поступить довольно оригинально. У него уже было четверо детей: я при должности, а прочие еще обучались, но имели все мою фамилию. Он подал прошение архиерею, что бы ему самому дозволено было именоваться Ростиславовым. Точно так же поступил мой дядя Иван Мартыновыч: он из Весельчакова стал Добровольским, потому что так прозывался его старший сын, обучавшийся тогда еще, кажется в семинарии. Я очень жалел, что не знал о намерении батюшки переменить свою фамилию. Не знаю почему он захотел назвать меня Ростиславовым, но я не любил этой фамилии, мне приятнее было бы быть Тумским”.

По воспоминаниям священника Евгения Евсигнеевича Голубинского, родившегося в 1834 году.

«Когда мне исполнилось семь лет, отец начал помышлять о том, чтобы отвести меня в училище. Первым вопросом для него при этом было, какую дать мне фамилию. В то время фамилии у духовенства еще не были обязательно наследственными. Отец носил такую фамилию, а сыну мог дать, какую хотел, другую, а если имел несколько сыновей, то каждому свою особую (костромской архиерей Платон прозывался Фивейским, а братья его — один Казанским, другой Боголюбским, третий Невским). Дедушка, отцов отец, прозывался Беляевым, а отцу, в честь какого-то своего хорошего знакомого, представлявшего из себя маленькую знаменитость, дал фамилию Пескова. Но отцу фамилия Песков не нравилась (подозреваю потому, что, учившись в училище и семинарии очень не бойко, он слыхал от учителей комплимент, что у тебя-де, брат, голова набита песком), и он хотел дать мне новую фамилию, и именно — фамилию какого-нибудь знаменитого в духовном мире человека. Бывало, зимним вечером ляжем с отцом на печь сумерничать, ион начнет перебирать: Голубинский, Делицын (который был известен как цензор духовных книг), Терновский (разумел отец знаменитого в свое время законоучителя Московского университета, доктора богословия, единственного после митрополита Филарета), Павский, Сахаров (разумел отец нашего костромича и своего сверстника Евгения Сахарова, бывшего ректором Московской Духовной Академии и скончавшегося в сане епископа симбирского, речь о нем ниже), заканчивая свое перечисление вопросом ко мне: "Какая фамилия тебе более нравится?" После долгого раздумывания отец остановился наконец на фамилии "Голубинский". Кроме того, что Федор Александрович Голубинский, наш костромич, был самый знаменитый человек из всех, перечисленных выше, выбор отца, как думаю, условливался еще и тем, что брат Федора Александровича, Евгений Александрович, был не только товарищем отцу по семинарии, но и был его приятелем и собутыльником (еще во время учения в семинарии оба были весьма не дураки насчет водки, как большая часть семинаристов)”.

Еще один забавный эпизод из воспоминаний сельского священника. В 1835 г. отец повез его в Саратовское духовное училище.

“Несколько сот учеников толпилось на дворе… Некоторые из новичков, прижавшись к стенке, с клочком бумажки в руках, заучивали свою фамилию. У нас, духовных, как известно уже всем, фамилии есть забавные. Откуда они взялись? Это было так: привозит какой-нибудь отец своего мальца в училище, ставит на квартиру, непременно в артель. В артельной квартире непременно уже господствует какой-нибудь великан-синтаксист, лет 10 трудящийся над латинскими и греческими спряжениями. Иногда таких господ собиралось и по несколько на одной квартире. Отец обращается к какому-нибудь и спрашивает: какую бы, милостивый государь, дать фамилию моему парнишке? Тот в это время долбил: типто, типтис, типти…- Какую фамилию дать?!..Типтов! Другой, такой же атлет, сидит в это время, где-нибудь верхом на коньке сеновала или погребицы и долбит: diligenter – прилежно, male – худо… Слышит, о чем спрашивают и орет: Нет, нет! Дай своему сыну прозвание Дилигентеров, слышишь: Дилигентеров! Третий, такой же скотина, сидит верхом на заборе и орет урок из географии: Амстердам, Гарлем, Сардам, Гага… «Нет, нет, - перебивает, - Дай прозвище сыну Амстердамов!». Сбегаются все, делается совет, т.е. крик, ругань и иногда с зуботрещинами, и чья возьмет, того фамилия и останется. Дикий малец не может и выговорить-то, как его окрестили эти урванцы. Ему пишут на бумажку и он ходит и заучивает иногда, право, чуть не месяц. С месяц, по крайней мере, было, что спроси кого-нибудь учитель, и человек десять бросятся в карманы за запиской, что бы справиться, не его ли вызывают? Вот причина, почему у нас духовных, образовались фамилии Превышеколокольниходящинских! Я не раз бывал свидетелем подобных сцен. Я был уже в последнем классе семинарии, в 1847 году, когда последовало распоряжение Синода, что бы дети носили фамилию своих отцов. Но, за то, Превышеколокольниходящинские закрепились навек”.

Дата добавления: 2015-07-26