Репрессивная политика

Основные статьи: Убийство Кирова, Большой террор, Сталинские репрессии

На шифровке 1937 года из Кирова(адресованной Ежову) с информацией о необходимости «изъятия» свыше 500 человек и с просьбой увеличить «лимиты», виза Сталина гласила — "по первой категории «не на 300, а на 500 человек, а по второй категории на 800»

Внутренняя политика в СССР во второй половине 1930-х годов характеризуется жёсткими репрессивными мерами, проводившимися советскими государственными органами при участии партийных органов ВКП(б). Вместе с тем переход к массовому государственному террору был очень медленным, и растянулся более чем на десятилетие. По окончании Гражданской войны в России возникло фундаментальное противоречие между политическим режимом, установленным внутри партии и вне её. Тогда как вне партии существовала жёсткая государственная цензура, были разогнаны все партии, кроме большевистской, и уничтожена любая оппозиционная деятельность, внутри партии существовала свобода мнений по любым вопросам. Оппозиционеры могли свободно собираться, высказывать свою точку зрения, в том числе в центральной печати.

Начало «закручиванию гаек» положил Ленин, на X съезде (1921) лично настоявший на принятии резолюции «О единстве партии», запретившей фракционную деятельность. Признаками фракции считались в том числе даже наличие собственных программных документов, замена общепартийной дисциплины на общефракционную.

Однако сам процесс переноса внутрь партии режима, установленного вне её, стал очень медленным. Первые исключения из партии за оппозиционную деятельность произошли уже в 1922 году, и были направлены против рядовых членов «рабочей оппозиции». В 1922—1923 годах произошли первые репрессии по линии ОГПУ против оппозиционных «Рабочей группы» и «Рабочей правды», исключённых из партии, но не прекративших свою политическую деятельность. Весной 1924 года «тройка» Зиновьев-Каменев-Сталин организовала массовую «чистку» военных и вузовских партячеек, массово поддержавших Троцкого.

Резкое обострение отношений произошло в период борьбы Сталина-Бухарина с «объединённой оппозицией» («троцкистко-зиновьевский блок»). Сталин начал вытеснять оппозиционеров из «легального поля»; на заседаниях их подвергали обструкциям, в зданиях отключали свет. В ответ оппозиция начала всё больше склоняться к организации нелегальных «смычек» (собраний) с рабочими. После попытки организовать нелегальную типографию и, наконец, организации «альтернативной» демонстрации 7 ноября 1927 года лидеры оппозиции были исключены из партии. Многие из них были отправлены в ссылку.

XVII съезд (1934) впервые вообще за всю историю партии собрался без каких-либо оппозиций. Однако, несмотря на свои публичные выступления с «покаяниями», на деле бывшие оппозиционеры, как левые, так и правые, продолжали и в 1930-е годы в частном порядке вести «фрондирующие» речи, составлять программные документы. В 1932 году ОГПУ разгромила подпольную организацию Рютина-Каюрова. Сталин лично потребовал расстрела Рютина, обнаружив в его программных документах («платформе Рютина») призывы к терроризму, однако на тот момент Рютин получил лишь 10 лет тюрьмы.

Предметом особого раздражения Сталина стали тайные переговоры «троцкистов» и «бухаринцев» с целью составить объединённый «право-левый» («троцкистко-бухаринский блок»). Также Сталин не был уверен в лояльности армии; РККА фактически была создана Троцким, и уже в силу этого многих военных можно было считать «выдвиженцами Троцкого».

Кроме того, Сталин не был вполне уверен и в лояльности ОГПУ, многие из высших сотрудников которой также поддерживали Троцкого. Крайнее раздражение Сталина вызвал скандал вокруг Гая Г. Д., в 1935 году спьяну сказавшего в частном разговоре, что «надо убрать Сталина, иначе его всё равно уберут». Гай был арестован, однако при пересылке в тюрьму умудрился бежать, для его поимки пришлось задействовать огромные силы, организовав сплошное кольцо радиусом 100 километров.

Как считают многие историки, сигналом к началу массовых репрессий в СССР послужило убийство Первого секретаря Ленинградского обкома и горкома ВКП(б)С. М. Кирова, совершённое 1 декабря 1934 года в Ленинграде. Несмотря на то, что в 1990 году в ходе расследования, проводившегося прокурорско-следственной бригадой Прокуратуры СССР, Главной военной прокуратуры и Комитета госбезопасности СССР совместно с работниками Комитета Партийного Контроля при ЦК КПСС, было дано заключение: «В указанных делах каких-либо данных о подготовке в 1928—1934 гг. покушении на Кирова, а также о причастности к этому преступлению органов НКВД и Сталина не содержится», в литературе нередко высказывается точка зрения о причастности Сталина к убийству Кирова.

По мнению историка Хлевнюка О. В., Сталин использовал факт убийства Кирова для «собственных политических целей», прежде всего, как повод для окончательного устранения бывших политических оппонентов — лидеров и участников оппозиций 20-х—начала 30-х годов.

После осуждения (16 января 1935) Г. Е. Зиновьева и Л. Б. Каменева при участии Сталина было подготовлено и разослано всем организациям партии закрытое письмо ЦК ВКП(б) от 18 января 1935 года «Уроки событий, связанных с злодейским убийством тов. Кирова». В письме утверждалось, что террористический акт против Кирова был подготовлен ленинградской группой зиновьевцев («ленинградский центр»), вдохновителем которой — по мнению ЦК ВКП(б) — был т. н. «московский центр» зиновьевцев, во главе которого стояли Каменев и Зиновьев. По мнению ЦК ВКП(б) эти «центры» являлись «по сути дела замаскированной формой белогвардейской организации, вполне заслуживающей того, чтобы с её членами обращались, как с белогвардейцами». 26 января 1935 года Сталин подписал постановление Политбюро ЦК ВКП(б), в соответствии с которым подлежали высылке из Ленинграда на север Сибири и в Якутию сроком на три-четыре года 663 бывших сторонников Г. Е. Зиновьева.

С сентября 1936 по ноябрь 1938 года репрессии осуществлялись под руководством наркома внутренних дел Н. И. Ежова, и, как отмечает О. В. Хлевнюк, существует большое количество документальных свидетельств о том, что деятельность Ежова в эти годы тщательно контролировал и направлял Сталин. В ходе репрессий второй половины 1930-х годов были устранены не только потенциальные политические соперники, но и многие лояльные Сталину партийные деятели, офицеры силовых ведомств, управляющие заводов, чиновники и скрывавшиеся на территории СССР иностранные коммунисты.

В ходе массовых репрессий периода «ежовщины» (1937—1938) к арестованным применялись меры физического воздействия (пытки), которые согласно подписанному Сталиным циркуляру ЦК ВКП(б) от 10 января 1939 года «О применении физического воздействия к арестованным в практике НКВД», могли применяться «в виде исключения» «в отношении лишь таких явных врагов народа, которые, используя гуманный метод допроса, нагло отказываются выдать заговорщиков, месяцами не дают показаний, стараются затормозить разоблачение оставшихся на воле заговорщиков, следовательно, продолжают борьбу с советской властью также и в тюрьме».

Как указывает историк О. В. Хлевнюк, 20 марта 1934 года Сталин давал указания о включении в законопроекты положений в карательных акциях по отношению к совершеннолетним членам семей военнослужащих, совершивших побег из СССР.

Начиная с 1937—1938 гг. Сталин перестал выезжать в отпуск из Москвы. О психическом состоянии Сталина в этот период свидетельствуют многочисленные пометы и резолюции, которые он оставлял на протоколах допросов, а также на различных докладных записках НКВД. По мере прочтения документов он давал указания об аресте тех или иных упоминаемых в них людей и рассылал красноречивые уточняющие распоряжения: «Тов. Ежову. Очень важно. Нужно пройтись по Удмуртской, Марийской, Чувашской, Мордовской республикам, пройтись метлой», «Избить Уншлихта за то, что он не выдал агентов Польши по областям», «Тов. Ежову. Очень хорошо! Копайте и вычищайте и впредь эту польско-шпионскую грязь», «Вальтер (немец). Избить Вальтера» и т. д. В публичных выступлениях того периода помимо повышенной путанности и косноязычия их характеризует постоянное присутствие идеи заговора и вездесущности врагов. В речи на заседании совета при наркоме обороны 2 июня 1937 г. Сталин заявил: «Каждый член партии, честный беспартийный, гражданин СССР не только имеет право, но обязан о недостатках, которые он замечает, сообщать. Если будет правда хотя бы на 5 %, то и это хлеб». На приёме передовиков металлургической и угольной промышленности в Кремле 29 октября 1937 г. Сталин огорошил присутствующих таким заявлением: «Я даже не уверен, что все присутствующие, я очень извиняюсь перед вами, здесь за народ. Я не уверен, что и среди вас, я ещё раз извиняюсь, есть люди, которые работают при советской власти и там ещё застрахованы на западе у какой-либо разведки — японской, немецкой или польской». При публикации официального отчёта о встрече эти фразы были вычеркнуты. В следственном деле А. П. Розенгольца зафиксировано, что говоря о Сталине, тот отметил: его «подозрительность доходит до сумасшествия». Если ранее во время докладов Сталин спокойно подписывал приносимые документы, то теперь он пребывал в «припадке, безумном припадке ярости».

На совещании комбайнёров в 1935 году на реплику башкирского колхозника А. Гильбы «Хотя я и сын кулака, но я буду честно бороться за дело рабочих и крестьян и за построение социализма» Сталин выразил своё отношение к данному вопросу фразой «Сын за отца не отвечает».

Дата добавления: 2015-07-26