ДЕЙСТВИЕ IV

Сцена 1 представлена главным образом арией, которую поет Арнольд («Asile hereditaire» — «Приют мирный родимый»). Он вернулся домой, и мысль о смерти его отца в плену у Гесслера продолжает угнетать его. Группа швейцарских патриотов сообщает ему об аресте Вильгельма Телля, и, побуждаемый к действию, он в конце концов отправляется во главе отряда швейцарцев, чтобы освободить своего предводителя (кабалетта с хором «Amis, amis, secondez ma vengeance»; «Друзья, друзья, за отца отомстим»).

Сцена 2 происходит в скалистой местности у Фирвальдшетского озера (озера Четырех Кантонов), неподалеку от родного дома Телля. Джемми в сопровождении Матильды вбегает к своей матери Гедвиге (их терцет: «Je rends a votre amour un fils» — «Вот сын вам возвращен»). Маленький мальчик полон надежды, что Телль спасется в лодке, несмотря на шторм, который разразился на озере. Он вдруг вспоминает о послании своего отца. Он поджигает отцовский дом, что служит сигналом для кантонов к восстанию. Пока шторм бушует, они все молятся о спасении Телля. Неожиданно герой сам появляется из лодки. За ним гонятся его преследователи, в том числе Гесслер. Но Телль берет свой лук и стрелы у Джемми, который успел вынести их из горящего дома. Телль точно попадает в цель — Гесслер замертво падает в озеро. В этот момент входит та часть швейцарских патриотов, которой руководит молодой Арнольд, они объявляют, что укрепленные замки австрийцев взяты повстанцами. Опера завершается весельем всех тех, кто теперь на стороне швейцарцев. Матильда покинула стан врагов и согласилась стать женой Арнольда.

Генри У. Саймон (в переводе А. Майкапара)

Опера была закончена за пять-шесть месяцев — необычно долгий для Россини период. Премьера не оправдала надежд на горячим прием у публики, тогда как критики расточали восторженные похвалы.

В Италии и других странах «Вильгельм Телль» неизменно получал очень благосклонный прием, хотя не всегда легко было найти тенора, способного исполнить партию Арнольда, особенно после того, как Жильбер-Луи Дюпре переделал многие сверхвысокие до в «грудные» ноты, тогда как у певшего на премьере Нурри эти ноты были «головными» или фальцетными.

Россини не одобрял реформу Дюпре (столь понравившуюся, напротив, публике) и заявил ему об этом вполне откровенно: «Я не люблю противоестественных эффектов, и это до с его резким тембром коробит мой итальянский слух, как визг каплуна, когда его режут». К тому же неуравновешенность вокальной ткани этой теноровой партии служит характеристике героя, еще не нашедшего места в водовороте жизни и чувствующего неудовлетворенность. Известие о смерти отца, принесенное Вильгельмом и Вальтером, заставляет бурную вокальную линию Арнольда, с неожиданными скачками и смелым рисунком, взлететь до высочайших вершин. Друзья побуждают его посвятить себя борьбе за свободу родной земли. Перемена в душе Арнольда в полной мере отмечается музыкой, голос его перекрывает мягко модулирующие голоса сочувствующих ему друзей.

Партия тенора особенно выделяется в опере и почти превосходит по значению партию главного героя, Вильгельма Телля, которому, впрочем, принадлежит самая известная ария: в ней он умоляет сына выдержать ужасное испытание. Это «поистине крик души, страдающей и полной любви,— пишет Ронкалья,— сопровождаемый плачем виолончели... Перед нами ария, но она лишена обычной структуры, представляя собой чистую мелодическую речитацию. Здесь нет строфики, но ритмически совершенный музыкальный период течет спокойно, смиренно, мелодия льется естественно и постоянно варьируясь: настоящая бесконечная мелодия». Ария Телля — монумент, стоящий особняком, быть может, неожиданный, которого опера не обещала и потому еще более удивительный. Он поражает не только публику, но и самих персонажей, в конце концов взрывающихся от гнева.

Другая знаменитая, вошедшая во все антологии ария принадлежит Матильде (замечателен ее фон — волшебный лесной пейзаж, освещенный луной), она полна властной, гибкой мелодической красоты, которую Берлиоз считал образцом для подражания. Это внутренний портрет героини. Грустная, колеблющаяся, нисходящая линия оркестрового сопровождения переплетается с линиями основного мелодического рисунка — одного из самых широких, плавных и связных за всю историю музыкальной драмы. Настойчивый, взволнованный ритм в конце концов становится скорее частью смиренного созерцания, чем тревоги, хотя признаки затаенного страдания сохраняются, как следует из беспокойного чередования основного мотива в оркестре и угрожающего рокота литавр.

Вера в природу как в судью поступков отдельных людей или общества — одна из опор мощной оперной конструкции. Не надо напоминать о том, как важна в этом отношении удивительная увертюра, состоящая из четырех частей,— самостоятельная симфоническая структура, почти не оперная. И не очень обосновано замечание Берлиоза о ее изображающей бурю второй части, которую он сравнивает с «Пасторальной симфонией» Бетховена и говорит, что в последней слышен подлинный разгул природных стихий, тогда как у Россини слишком ощутимо присутствие его собственной личности.

Но это делается как раз для того, чтобы придать интродукции Россини верное направление, сделать ее отображением национального характера, разделяющего стремление своего народа к свободе и участвующего в его драме (не случайно в Италии, Германии и России «Телль» не был одобрен реакционной цензурой). Проекция всех событий на такую панораму способствует созданию ярких хоровых, сопровождающих, изобразительно симфонических страниц и великолепных танцев, в которых чувствуется стремление уйти от старых форм. «Фантазия Россини — всегда свободна,— заключает Ронкалья,— композитор выбирает, изменяет, разрабатывает, полирует: огромный труд... который наверное стоил ему большого напряжения и которого хватило бы на двадцать лет работы».

Столь зрелое произведение французы не оценили: в парижской Королевской академии музыки (или в «Гранд-Опера», как угодно) после пятидесяти представлений опера была возобновлена с большими сокращениями (неприкосновенным осталось только второе действие, считавшееся лучшим). Открытия «Вильгельма Телля» закладывали основы французской большой оперы, но величие делает его скорее итогом этого направления, нежели исходным пунктом.

Г. Маркези (в переводе Е. Гречаной)

Дата добавления: 2015-07-26