Материальная культура в контексте истории повседневности Западной Европы.

Леонова Т.А.

К.и.н., доц., Башгоспедуниверситет

Материальная культура в контексте истории повседневности Западной Европы.

В обыденном представлении повседневность – это ежедневная рутина, быт, в котором человек живет и действует согласно традициям и принятым нормам, которые нарушает лишь в экстремальных ситуациях или в силу собственной нонконформности. Такой образ жизни предполагает, что человек любой эпохи физически, а не только духовно, вписывается в привычный интерьер жизни, включая дом с его привычным устройством жизни, работу и доступные его обществу развлечения.

Таким образом, в исследовании истории повседневности мы должны учитывать два аспекта – поведенческий и материально-бытовой. И то, и другое в отечественной исторической науке является недостаточно разработанной ее частью. Особенно это касается периода новой и новейшей истории. Применительно к этому времени традиционно лидирующие позиции занимает политическая история и история экономических отношений. Чем ближе тема исследования к ХХ веку, тем меньше мы знаем о человеке повседневном, невзирая на обилие источников о нем. Хотя именно в начале ХХ века русский историк Л.П. Карсавин утверждал, что «История не сводима к росту капитала, ренты, цен. Если мы за цифрой не воспримем, хотя бы смутно, человека, цифра – бесполезна…»[1].

Попытаемся коротко представить, каковы современные позиции исторической науки по проблеме повседневности и материальной культуры. Более десяти лет тому назад такой анализ был предпринят отечественным медиевистом А.Л. Ястребицкой применительно к советской историографии[2]. Одновременно в печати появилась публикация С.В. Оболенской об изучении «повседневности» в Германии[3]. Оба автора остановились на характеристике сложившихся к этому времени приемов исследования повседневности в отечественной и зарубежной историографии, отмечая обострившийся интерес к такого рода темам, равно как и растущие споры относительно определения содержания понятия «повседневность». Немецкая историография, наработавшая интересный материал по истории повседневности нацистской Германии, к концу 80-х гг. XX в. остановилась на пороге неопределенности содержания понятия «история повседневности» и методов ее исследования. Сложившуюся ситуацию относительно содержания понятия «история повседневности» известный социолог Н. Элиас охарактеризовал как состояние «ни рыба, ни мясо»[4].

Общим местом в критической историографии советского периода развития отечественной исторической науки было признание ее догматизма и отсутствия новаций, сопоставимых с поисками зарубежных ученых. Действительно, в марксистской-ленинской концепции материальная культура рассматривалась как развитие производительных сил в виде орудий труда и технологий, но не в форме бытования, отражающей историю повседневности. Тем не менее, именно советские историки поставили достаточно определенные цели и задачи исследования материальной культуры. Как считает А.Л. Ястребицкая, одним из эталонных в этом плане исследований является работа известного отечественного археолога А.В. Арциховского, посвященная истории древнерусского костюма[5]. Его работа, как и исследования целой плеяды советских историков (О.А. Добиаш-Рождественская, Б.А. Романов, М.М. Бахтин, А.Я. Гуревич и др.) показали, что исследование материальной культуры и повседневных сфер жизни возможно только на основе социокультурного синтеза, который предъявляет к исследователю высокие требования профессиональной подготовки историка[6].

Несмотря на существующие конкретные исследования историков в той сфере, которая получила название «история повседневности», и в начале XXI в.проблема ее содержания далека от окончательного решения. Понятие «повседневность» отсутствует как самостоятельное явление в макроконструкциях отечественной философии, а понятие «материальная культура» - выглядит очень неопределенно. Разберемся вначале с понятием «материальная культура». До недавнего времени, определяя культуру, учебники формулировали следующую идею, что культура – это все то, что создано руками и разумом человека. Ныне наблюдается другая крайность – абсолютизация духовной культуры или даже качественное различения продуктов ума и рук человеческих, не в пользу последних. Приведем, к примеру, формулировку в учебнике «Теория культуры» А.Оганова и И.Хангельдиевой: «материальная культура - совокупность определенных духовных ценностей. Предметы, ограниченные функционально-утилитарным назначением, строго говоря, собственно к культуре отношения не имеют. (В частности, здания, не отличающиеся архитектурными достоинствами)». Отметим, что именно такой подход ведет к изучению только элитарной культуры.

Кратком словаре по культурологии (под ред. Г.Драча): в принципе приводится подобная формулировка. Но утверждается, что материальная культура существует в виде артефактов – предметов, явлений и процессов искусственного происхождения. Что же включается в эти артефакты? Словарь перечисляет грандиозное количество явлений. Несколько сокращая их число, назову следующие. 1) Материальные вещи, созданные или обработанные людьми (от вилок и ложек до транспорта); 2) искусственно преобразованные территории (города, окультуренные земли; 3) материальные носители идей и образов (графические, изобразительные, людей, несущие на себе отпечаток духовной культуры. В уз ком смысле звуковые, электронные записи); 4) одомашненные животные и отселектированные растения; 5) могут относиться и практические действия людей, несущие на себе отпечаток духовной культуры. В узком смысле слова материальная культура – это культура труда и материального производства, культура быта, отношения к своему телу и физическая культура. Т.о. в философской литературе нет определенно сложившегося представления о материальной культуре, как и о повседневности.

Пытаясь определить собственное представление о материальной культуре, я ориентировалась на исследования русских историков начала ХХ в. и работы представителей школы «Анналов» (Ф.Бродель, М.Блок и др.). В наши дни историческая наука осваивает новое исследовательское пространство – пространство человеческого бытия, которое охватывает то, что составляет повседневную жизнь человека. По Ф.Броделю «материальная жизнь – это люди и вещи, вещи и люди». (Структуры повседневности. С.4). Т.о. изучить человека – это «изучить его вещи - пищу, одежду, предметы роскоши, орудия, денежные средства, планы деревень и городов», т. е. его материальную культуру.

Вещи и люди неразрывны в историческом пространстве и повседневности. Попробуем теперь сформулировать эту мысль. Материальная культура – это повседневность и вещи, которые служат человеку в его обыденной жизни. Они создают для него функциональное пространство. Тем самым материальная культура обеспечивает определенный тип и уровень существования человека в определенную эпоху, в определенном обществе и географическом пространстве.

Материальная культура - наиболее приближена к реальному существованию человека. Она очень зависит от способов существования человека, его социального положения. Поэтому абстрактное или теоретическое изучение материальной культуры, оторванной от человеческого общества, его повседневности - невозможно.

Осознание повседневности, попытки ее изучения предпринимались уже на рубеже XIX-XX вв. Начиная с 80-х гг. ХХ в. в историографии произошел возврат интереса к человеческим будням. Значительную роль в этом сыграли достижения в области социологии, с одной стороны, и представления историков об инаковости человека прошлого, с другой стороны.

В области социологии можно считать знаковой статью немецкого социолога Элиаса Норберта «О понятии повседневности». Элиас считает, что «…структура повседневности не обладает составной частью структуры данного социального слоя» и соответственно – не является «частью властных структур всего общества» (с.10). С его точки зрения современные определения понятия «повседневность» имплицитно подразумевают противоположное понятие «не-повседневность». Он предложил восемь пар понятий, которые представляют категорию «повседневность» через ее противоположности.

1. Повседневность как противоположность празднику.

2. Повседневность как рутина, в отличие от чрезвычайных, нерутинизированных сфер общества.

3. Повседневность, как рабочий день – в противоположность жизненному миру буржуа, живущих в роскоши, праздности.

4. Повседневность как жизнь народных масс – в противоположность жизни высокопоставленных и могущественных лиц (королей, принцев, президентов, членов правительства, партийных лидеров и т.д.).

5. Повседневность как сфера будничных событий – в отличие от того, что считается единственно достойным изучения в традиционной политической истории: «великих» событий, действий государства и его правителей.

6. Повседневность как частная жизнь (семья, любовь, дети) – в отличие от официальной или профессиональной жизни.

7. Повседневность как сфера естественного, спонтанного, неотрефлексированного переживания и мышления – в отличие от сферы рефлексии, искусственного и особенно научного опыта и мышления.

8. Повседневность как обыденное сознание, т.е. идеологизированное, наивное, непродуманное, ложное мышление – в отличие от настоящего, правильного, истинного сознания.

Эти пары, впрочем, далеки от законченной теории повседневности. С точки зрения социальной истории, представителем которой, безусловно, является Элиас (автор прекрасного исследования «Придворное общество. Исследования по социологии короля и придворной аристократии». – М.,2002), высшие круги общества также являются носителями обыденной и праздничной культуры. Что же касается, например, средневековья, то многие пункты теории Элиаса пробуксовывают в виду отсутствия или ослабленности противоположного значения, содержащегося в паре смыслов.

Если Элиас предлагает разграничение противоположных смыслов, их расчленение, то, с точки зрения известной отечественной исследовательницы А.Л.Ястребицкой все наоборот. Она считает, что изучение истории повседневности должно осуществляться посредством творческого синтеза дисциплин практически всего гуманитарного цикла, где переосмысляются, дополняя друг друга, данные археологии и лингвистики, литературоведения и фольклористики, экономической и социальной истории. Здесь традиционные для исторического анализа методы могут сочетаться с приемами исследования, характерными для этнографии, психологии и социальной антропологии». (А.Л. Ястребицкая - с.98).

В настоящее время приходится признать, что универсального, пригодного для любой эпохи и общества, понятия «повседневность» просто не существует. С точки зрения ряда исследователей - это условная конструкция, и она возникает в тот момент и приобретает такие очертания, когда и какие разграничения мы проводим между сферами общественной жизни. (М.М.Кром)

Возможно, что обращение историков к междисциплинарным исследованиям с привлечением методов и данных исторической психологии, социальной и культурно-исторической антропологии, этнологии дадут результаты в оформлении границ и предмета исследования истории повседневности. Например, наиболее очевидным вкладом этнологии в историю, наверняка, является повышение статуса материальной культуры. В этой области можно выделить три важных для историка исследовательских направления. Первое – техническое, т.е. создание истории техники и материалов. Второе – история питания и т.о. физиологии человека. Третье – исследование жилища и одежды с выходом на проблемы вкусов и моды. Впрочем, последнее может быть исследовано со всей полнотой только при использовании дополнительно истории искусства, эстетики и для более тонкого анализа – семиотики.

Парадоксально, но при отсутствии сколь-либо общепринятых представлений о содержании понятия повседневности, исследовательское поле, которое может, образно говоря, вспахать историк, буквально напичкано источниками.

- Письменные: описания предметов, орудий труда, технологии их изготовления и использования, а также письменные документы личного характера: дневники, письма, мемуары.

- Макеты и модели. Таковые сохранились с глубокой древности, например: детские игрушки; уменьшенные копии реальных предметов, положенные в могилы и др. Также современные модели и макеты, сделанные специально в целях технического и эстетического проектирования.

- Изображения реальных предметов – в произведениях изобразительного искусства; чертежи, графические изображения (Виллар д´Онекур, Леонардо да Винчи и др.); фото и кино документы, особенно важные для реставрации и реконструкции (Храм Христа Спасителя).

- Реальные предметы – археологические и этнографические памятники; сохранившаяся архитектура; музейные предметы и функционирующая материальная культура, включая современную.

Названные источники неравномерно распределены во временном пространстве истории. Так, в медиевистике почти нет таких прямых источников для изучения повседневной жизни, как дневники, и др. документы личного происхождения. Поэтому – огромное значение имеет анализ символических форм: слов, образов, институтов, поступков, посредством которых люди в рассматриваемых обществах реально представляют себя самим и другим людям. Т.о. главным в реконструкции становится, словами известного отечественного историка Л. Баткина, «бездны экзегетики» – толкование смыслов и символов, связанных с предметным миром и миром явлений, обнаруживаемых при чтении сложившегося корпуса источников.

В заключении заметим, что история повседневности – это не история идей или отдельно взятых предметов, а именно история реального человека определенной эпохи. Эту историю можно изучать, используя два современных подхода – историко-антропологический, предполагающий в некотором смысле реконструкцию обобщенного образа человека конкретного общества и региона. Микроисторический подход, т.е. воссоздание конкретной личности, обладающей индивидуальным характером и особенностями поведения, семьей, домохозяйством и др., с ее конкретными отношениями не только с миром людей, но и предметным миром. Таким образом, повседневная история все-таки замыкается на дихотомии, которую обозначил Ф. Бродель – это люди и вещи.

[1] Карсавин Л.П. Философия истории - с.99-100.

[2] Ястребицкая А.Л. Повседневность и материальная культура средневековья в отечественной медиевистике//Одиссей. Человек в истории. 1991. – М.: Наука, 1991. – 84-102

[3] Оболенская С.В. «История повседневности» в современной историографии ФРГ//Одиссей. 1990. – М.: Наука, 1990. – С.182-198.

[4] Оболенская С.В. «История повседневности» в современной историографии ФРГ, с.184.

[5] Арциховский А.В. Древнерусская одежда//История культуры Древней Руси: Домонгольский период. – М.,1951. – Т.1.

[6] Ястребицкая А.Л. Повседневность и материальная культура средневековья в отечественной медиевистике, с.96.

Дата добавления: 2015-07-18