Глава 1. Природные и социальные условия и их последствия

Ричард Пайпс. Россия при старом режиме

RUSSIA UNDER THE OLD REGIME. RICHARD PIPES. ББК 63.3(2)5 П 12 Текст печатается по изданию: Ричард Пайпс США, Кембридж, Массачусетс, 1981 Перевод с английского ВЛАДИМИРА КОЗЛОВСКОГО Художник Александр Анно COPYRIGHT 1974 RICHARD PIPES. All rights reserved. 0503000000-002 П -------------- A 71(02)-93

ISBN 5-86712-008-2

M., "Независимая газета", 1993 (C) P. Пайпс (C) A. Анно, оформление Посвящается Даниэлю и Стивену

ПРЕДИСЛОВИЕ К РУССКОМУ ИЗДАНИЮ

Мне очень приятно, что "Россия при старом режиме" делается доступнойхотя бы для небольшой части русской аудитории. Мне всегда хотелось думать,что я работаю в рамках русской историографической традиции и обращаюсь впервую очередь к русскому читателю. Не знаю, право, пожелал ли бы япосвятить более тридцати лет жизни изучению истории России и писанию работна эту тему, не питай я надежды, что рано или поздно смогу найти выход нааудиторию, для которой прежде всего предназначались мои исследования. С момента первого появления книги в 1974 г. некоторые рецензенты,особенно русского происхождения, высказали на ее счет ряд критическихзамечаний, на которые я хотел бы сразу же вкратце ответить. Согласно одним критическим отзывам, мое изложение эволюции русскогополитического устройства слишком односторонне, слишком "гладко" в томсмысле, что я, по словам этих критиков, уделил недостаточно вниманиясопротивлению общества поползновениям вотчинного государства. В ответ натакое обвинение я могу лишь заметить, что существует уже обширнаяпревосходная литература о борьбе русского общества против самодержавия,тогда как, насколько я знаю, моя книга впервые подробно разбирает инуюсторону этого процесса, а именно рост государственной власти в России.Каждый, имеющий хотя бы самые минимальные познания в области русскойистории, знаком с Радищевым, с декабристами, с Герценом, с "Народной волей".Однако многие ли, даже среди профессиональных историков, слыхали обУголовном уложении 1845 г. или о "Временных законах" от 14 августа 1881 г.,которые, возможно, наложили еще более глубокий отпечаток на ходисторического развития? Спору нет, сопротивление русского обществасамодержавию получает у меня поверхностное освещение, но толковать этоследует не как безучастие с моей стороны, а как результат решенияпридерживаться главного предмета книги, то есть роста русского государства иего способности отражать нападки на свою власть внутри страны. Иные критики поставили под сомнение разумность моего решениязавершить изложение 1880-ми годами, вместо того, чтобы довести его до 1917г. Причины этого решения разбираются в Предисловии к английскому изданию иобсуждаются еще более подробно в завершающей главе книги. Могу еще добавить,что я начал работу над продолжением "России при старом режиме", а именно наддвухтомной "Историей русской революции", которую я поведу с конца XIX в.,примерно с того времени, на котором обрывается настоящая книга. Бессмысленно, да и просто недостойно, отвечать тем критикам, которыеусматривают в моих работах враждебность по отношению к России и к русскимлюдям. В истории русского общественного мнения выстраивается долгая чередагорячих патриотов, которые страстно изобличали изъяны в психологии своегонарода и в учреждениях страны, но притом любили Россию ничуть не меньшедругих. Моя книга укладывается по большей части в рамки западнической, или"критической" традиции русской мысли, которая уходит своими корнями глубоков толщу русской культуры по крайней мере со времени Петра I. Более того, вмоей книге нет ничего, отдаленно напоминающего пессимизм Чаадаева, Гоголя,Чехова или Розанова. Я отдаю себе отчет в том, что русские люди, критическиотзывающиеся о России, менее уязвимы обвинениям в антирусских настроениях,чем высказывающие подобные же взгляды иноземцы. Но ведь это проблема чистопсихологическая, а не интеллектуальная: я никак не могу принять довода отом, что критическое отношение, если оно высказывается посторонним,изобличает какую-то враждебность. Каждый, кто прочтет мою книгубеспристрастно, обнаружит, что я особо подчеркиваю влияние природной средына ход русской истории и отношу многие его моменты на счет сил,неподвластных населению страны. "Россия при старом режиме" имеет свой тезис. Я не выдумывал его;тезис этот вырисовывался все более и более выпукло по мере моего углубленияв разнообразные стороны русской истории. Мои изыскания убедили меня восновательности так называемой "государственной школы", и мое принципиальноерасхождение с нею состоит в том, что если ее ведущие теоретики второйполовины XIX в. склонны были усматривать в некоторых явлениях лишьотносительно маловажные и, возможно, преходящие отклонения отзападноевропейской модели развития, я, современник событий, произошедшихпосле 1917 г., скорее смотрю на них как на явления более значительные инепреходящие. Мои трактовки, излагаемые на последующих страницах, выросли изобработки исторического материала на протяжении многих лет. Лучше всегобудет пояснить, как я пришел к своим выводам, процитировав строки из"Записных книжек" английского писателя и ученого Самуэля Батлера: Я никогда не позволял себе выдвигать какой-либо теории, покуда нечувствовал, что продолжаю наталкиваться на нее, хочу я того или нет. Покаможно было упорствовать, я упорствовал и уступал лишь тогда, когда начиналдумать, что смышленые присяжные с умелым руководством не согласятся со мной,если я стану упорствовать дальше. Я сроду не искал ни одной из своих теорий;я никогда не знал, каковы они будут пока не находил их; они отыскивали меня,а не я их. Мне хотелось бы выразить глубокую признательность переводчику книгиВладимиру Козловскому, подсказавшему мне идею ее издания по-русски исамоотверженно потрудившемуся над этим точным и изящным переводом. Ричард Пайпс Кембридж, Массачусетс. Октябрь 1979 г.

ПРЕДИСЛОВИЕ

Предметом этой книги является политический строй России. Книгапрослеживает рост российской государственности от ее зарождения в IX в. доконца XIX в. и параллельное развитие основных сословий - крестьянства,дворянства, среднего класса и духовенства. В ней ставится следующий вопрос:почему в России, в отличие от остальной Европы,- к которой Россияпринадлежит в силу своего местонахождения, расы и вероисповедания,- обществооказалось не в состоянии стеснить политическую власть какими-либо серьезнымиограничениями? Я предлагаю несколько ответов на этот вопрос и затем пытаюсьпоказать, как оппозиция абсолютизму в России имела тенденцию обретать формуборьбы за какие-то идеалы, а не за классовые, интересы, и как царскоеправительство в ответ на соответствующие нападки разработалоадминистративные методы, явно предвосхитившие методы современногополицейского государства. В отличие от большинства историков, ищущих корнитоталитаризма XX века в западных идеях, я ищу их в российских институтах.Хотя я время от времени упоминаю о более поздних событиях, мое повествованиезаканчивается в основном в 1880-е годы, ибо, как отмечается в заключительнойглаве, ancien regime в традиционном смысле этого выражения тихо почил в Бозеименно в этот период, уступив место бюрократическо-полицейскому режиму,который по сути дела пребывает у власти и поныне. В своем анализе я делаю особый упор на взаимосвязь междусобственностью и политической властью. Акцентирование этой взаимосвязи можетпоказаться несколько странным для читателей, воспитанных на западной историии привыкших рассматривать собственность и политическую власть как двесовершенно различные вещи (исключение составляют, разумеется, экономическиедетерминисты, для которых, однако, эта взаимосвязь везде подчиняется жесткойи предопределенной схеме развития). Каждый, кто изучает политические системынезападных обществ, скоро обнаружит, что в них разграничительная линия междусуверенитетом и собственностью либо вообще не существует, либо стольрасплывчата, что теряет всякий смысл, и что отсутствие такого разграничениясоставляет главное отличие правления западного типа от незападного. Можносказать, что наличие частной собственности как сферы, над которойгосударственная власть, как правило, не имеет юрисдикции, есть фактор,отличающий западный политический опыт от всех прочих. В условияхпервобытного общества власть над людьми сочетается с властью над вещами, ипонадобилась чрезвычайно сложная эволюция права и институтов (начавшаяся вдревнем Риме), чтобы она раздвоилась на власть, отправляемую каксуверенитет, и власть, отправляемую как собственность. Мой центральный тезиссостоит в том, что в России такое разделение случилось с большим запозданиеми приняло весьма несовершенную форму. Россия принадлежит par excellence ктой категории государств, которые политическая и социологическая литератураобычно определяет как "вотчинные" [patrimonial]. В таких государствахполитическая власть мыслится и отправляется как продолжение правасобственности, и властитель (властители) является одновременно и сувереномгосударства и его собственником. Трудности, с которыми сопряжено поддержаниережима такого типа перед лицом постоянно множащихся контактов исоперничества с Западом, имеющим иную систему правления, породили в Россиисостояние. перманентного внутреннего напряжения, которое не удалосьпреодолеть и по сей день. Характер книги исключает подробный научный аппарат, и я, по большейчасти, ограничиваюсь указанием источника прямых цитат и статистическихданных. Однако любой специалист легко увидит, что я в большом долгу переддругими историками, на которых я здесь не ссылаюсь. Ричард Пайпс.

ГЛАВА 1. ПРИРОДНЫЕ И СОЦИАЛЬНЫЕ УСЛОВИЯ И ИХ ПОСЛЕДСТВИЯ

Дата добавления: 2015-07-15