На следующий день 4 страница. Хью сел напротив Льюиса – на то место, где обычно сидели студенты

Хью сел напротив Льюиса – на то место, где обычно сидели студенты, которым нужна была дополнительная консультация.

– Льюис, возьми отпуск, – сказал он.

– Спасибо, Хью. Я ценю твою заботу. – Льюис поднял глаза на написанное на доске уравнение, которое пытался решить. – Но сейчас мне действительно очень нужно быть здесь. Это отвлекает меня от мыслей о необходимости быть там.

Взяв кусок мела, Льюис начал выводить на доске длинные аккуратные ряды цифр, и это его успокаивало.

Он понимал, что существует различие между тем, что делает тебя счастливым, и тем, что не делает. Фокус состоял в том, чтобы убедить себя, что это одно и то же.

Хью опустил ладонь на руку Льюиса, остановив ее посреди уравнения.

– Наверное, я неправильно выразился. Нам нужно, чтобы ты взял отпуск.

Льюис уставился на него.

– Ах да, понимаю, – ответил он, хотя ничего не понимал. Если Льюис хотел отделить свою работу от домашних проблем, то почему колледж не делает то же самое?

Хотя…

Возможно, он неправ. Если ты не уверен в решениях, которые принимаешь как отец, разве можно не обращать внимания на слабые места своих теорий с той же уверенностью, которая была у тебя как у профессионала? Или такие решения будут шаткими, как замок на песке?

– Ненадолго, – сказал Хью. – Так лучше.

«Для кого?» – подумал Льюис, но ничего не сказал, пока не услышал, как Хью закрыл за собой дверь.

Когда заведующий кафедрой ушел, Льюис опять взял мел. Он всматривался в уравнение, пока части не слились в одно целое. Тогда он начал яростно писать, как композитор, пальцы которого не поспевают за симфонией, звучащей в его голове. Как он раньше этого не понял? Всем известно – если разделить реальность на ожидания, получим коэффициент счастья Но если разделить ожидания на реальность, то получим не противоположность счастью. Льюис понял, что в результате получается надежда.

Чистая логика: предположим, реальность – это константа ожидания должны быть больше реальности, чтобы в результате получился оптимизм. С другой стороны, пессимист – это человек, чьи ожидания ниже реальности, дробь убывающей доходности. Человек устроен так, что это число приближается к нулю, но никогда не равняется ему, поскольку человек никогда не теряет надежду окончательно, при малейшем толчке она появляется вновь.

Льюис отступил на несколько шагов, глядя на написанное. Тому, кто был счастлив, понадобится совсем немного надежды взамен. И наоборот, оптимист потому и оптимист, что хочет верить во что-то лучшее, чем реальность.

Он начал обдумывать, могут ли быть из этого правила исключения: может ли счастливый человек надеяться на что-то, может ли несчастный оставить всякую надежду на лучшее. И это привело мысли Льюиса к Питеру.

Стоя перед доской, он заплакал. Его руки и рукава были покрыты белой меловой пылью, словно он стал привидением.

В кабинете помешанных, как Патрик любя называл про себя программистов, которые взламывали жесткие диски в поисках порнографии и отрывков из «Поваренной книги анархиста^[12]», было полно компьютеров. Кроме изъятого из комнаты Питера Хьютона, были еще несколько из Стерлинг Хай, включая тот, что стоял в приемной директора, и те, которыми пользовались в библиотеке.

– Он мастер, – сказал Орест, парень, который (Патрик мог поклясться) сам был еще слишком юным, чтобы закончить школу. – Речь идет не только о создании сайтов. Он знал свое дело.

Он вытащил несколько файлов из недр компьютера Питера, графические файлы, которые ничего не сказали Патрику, пока программист не нажал несколько клавиш. Неожиданно на экране появилось трехмерное изображение дракона и дыхнуло на них огнем.

– Ого! – воскликнул Патрик.

– Ага. Могу сказать, что он создал несколько компьютерных игр и даже выложил их на нескольких специальных сайтах, где можно получить отзывы игроков.

– И есть на этих сайтах какие-то сообщения?

– Чувак, ты меня недооцениваешь, – сказал Орест и открыл один из заранее отмеченных сайтов. – Питер входил под именем Death Wish. Это…

–…рок-группа, – закончил Патрик. – Я знаю.

– Это не просто группа, – с благоговением возразил Орест, пока его пальцы порхали над клавиатурой. – Это современный голос коллективного сознания.

– Скажи это Типпер Гор.

– Кому?

Патрик рассмеялся:

– Похоже, это было еще до твоего рождения.

– А кого ты слушал, когда был подростком?

– Пещерного человека, который стучал одним камнем о другой, – сухо ответил Патрик.

На экране возник ряд сообщений от DeathWish. Большинство из них представляли собой рекомендации и отзывы о других играх на сайте. В двух были цитаты из песен «DeathWish».

– Вот мое любимое, – сказал Орест и прокрутил вниз.

Сообщение от: DeathWish

Кому: Аид 1991

Этот город – отстой. В эти выходные здесь состоится фестиваль рукоделия, куда придут старые кошелки, чтобы похвастаться своими паршивыми поделками. Надо было назвать это фестивалем дерьма. Я собираюсь засесть в кустах возле церкви. Цель бабульки, переходящие улицу. Десять очков каждая.

Патрик откинулся на спинку кресла.

– Ну, это ничего не доказывает.

– Ага, – ответил Орест. – Фестивали рукоделия – это действительно тоска смертная. Но посмотри на это. – Он развернул свое кресло и потянулся к другому терминалу, установленному на столе. – Он взломал защиту школьных компьютеров.

– Зачем? Исправить отметки?

– Нет. Программа, которую он написал, прошла сквозь защиту школьной системы в 9:58.

– В это время взорвалась машина, – пробормотал Патрик. Орест развернул монитор к Патрику.

– Вот это было на каждом экране каждого компьютера в школе.

Патрик не отрывал взгляда от фиолетового экрана, на котором, как свиток, разворачивались горящие красные буквы: «КТО НЕ СПРЯТАЛСЯ, Я НЕ ВИНОВАТ».

Джордан уже сидел за столом, когда охранник ввел в комнату Питера Хьютона.

– Спасибо, – сказал он охраннику, глядя на Питера, который осматривал комнату. Его глаза загорелись при взгляде на единственное окно. Джордан снова и снова видел этот взгляд у своих подзащитных. Как быстро обычный человек превращается в животное, попавшее в клетку. И снова возникает вопрос о курице и яйце: они становились животными, потому что попадали в тюрьму… или попадали в тюрьму, потому что были животными?

– Садись, – сказал он, но Питер остался стоять.

Не обращая внимания, Джордан начал говорить.

– Я хочу сразу установить основные правила, Питер, – сказал он. – Все, что я говорю тебе, конфиденциально. Все, что ты говоришь мне, конфиденциально. Я не могу никому рассказать о том, что узнаю от тебя. Тем не менее, я имею право сказать тебе не разговаривать с представителями средств массовой информации, или с полицией, или с кем-либо другим об этом деле. Если кто-то попытается поговорить с тобой, ты немедленно связываешься со мной – звони с переводом оплаты на меня. Как твой адвокат, я буду разговаривать вместо тебя. С этого момента я – твой лучший друг, твоя мама, твой папа, твой исповедник. С этим ясно?

Питер посмотрел на него.

– Предельно.

– Хорошо. Итак, – Джордан достал блокнот из портфеля и карандаш. – Полагаю, у тебя есть ко мне вопросы. Давай начнем с этого.

– Мне здесь не нравится, – взорвался Питер. – Я не понимаю, почему должен здесь находиться.

Большинство клиентов Джордана в тюрьме сначала были тихими и напуганными, но потом у них появлялись злость и возмущение. Но Питер сейчас говорил как обычный подросток – как разговаривал Томас в этом возрасте, когда мир вращался вокруг него, а Джордан по недоразумению жил в этом же мире. Но адвокат в Джордане заглушил родителя. Он уже начал было думать, что Питер действительно может не понимать, почему находится в тюрьме. Джордан первый сказал бы, что построенная на безумии обвиняемого защита редко помогает и ее убедительность сильно преувеличена. Но может быть, Питеру удастся выйти сухим из воды, потому что это не притворство и как раз это приведет их к оправдательному приговору?

– Что ты имеешь в виду? – настаивал он.

– Это они сделали меня таким, а теперь меня же и наказывают.

Джордан сел обратно и сложил руки на груди. Питер не раскаивался в том, что совершил, это было очевидно. На самом деле он считал жертвой себя.

В работе адвоката был один важный момент: Джордану было все равно. В его работе не было места для личных чувств Он и раньше работал с последними подонками: с убийцами и насильниками, которые считали себя мучениками. Он не был обязан верить им или осуждать. Несмотря на то что он только что сказал Питеру, он не был ни священником, ни психоаналитиком, ни другом для своих клиентов. Он был просто экспертом по связям с общественностью.

– Что ж, – произнес он ровным голосом, – тебе придется понять позицию тюрьмы. Для них ты просто убийца.

– Они все лицемеры, – сказал Питер. – Увидев таракана, они его просто давят, ведь так?

– Ты говоришь о том, что случилось в школе?

Питер отвел глаза.

– Вы знаете, что мне не разрешают читать журналы? – спросил он. – Я даже не могу выйти на спортплощадку, как остальные.

– Я здесь не для того, чтобы выслушивать твои жалобы.

– А зачем вы здесь?

– Чтобы помочь тебе отсюда выбраться, – ответил Джордан. – И чтобы у тебя появились на это хоть какие-то шансы, придется со мной поговорить.

Питер скрестил руки на груди и смерил Джордана взглядом с галстука до носков начищенных ботинок.

– Зачем? Вам же на меня плевать.

Джордан встал и сунул блокнот обратно в портфель.

– Знаешь что? Ты прав. Мне действительно плевать. Я просто делаю свою работу, потому что, в отличие от тебя, государство не будет оплачивать мне жилье и еду до конца жизни.

Он направился к двери, но звук голоса Питера его остановил.

– Почему все так расстроены из-за смерти этих придурков?

Джордан медленно повернулся, мысленно отметив, что в случае с Питером не срабатывает ни доброта, ни авторитетность. Единственное, что заставило его говорить, это чистая неприкрытая злость.

– То есть люди оплакивают их… а они были подонками. Все говорят, что я сломал их жизни, но всем, похоже, наплевать, что ломалась моя жизнь.

Джордан присел у края стола.

– Каким образом?

– Даже не знаю, с чего начать, – горько ответил Питер. – С того, как в детском саду, когда воспитатели приносили завтрак, а кто-то из них отодвигал мой стул, чтобы я упал, и они могли посмеяться? Или с того, как во втором классе, когда они держали мою голову в унитазе и спускали воду снова и снова только потому, что у них было достаточно силы это делать? Или с того, как они избили меня по дороге домой так, что пришлось накладывать швы?

Джордан опять достал свой блокнот и сделал пометку «швы».

– Кто «они»?

– Целая группа ребят, – ответил Питер.

«Те, которых ты хотел убить?» – подумал Джордан, но так и не спросил.

– Как ты думаешь, почему они приставали именно к тебе?

– Потому что придурки! Не знаю. Они как стая. Им нужно» чтобы кто-то чувствовал себя куском дерьма, и тогда они будут довольны собой.

– Почему ты не попытался их остановить?

Питер фыркнул:

– Может, вы не заметили, но Стерлинг не очень большой город. Все всех знают. Поэтому в старших классах ты учишься вместе с теми, с кем играл в песочнице в детском саду.

– А нельзя было держаться от них подальше?

– Мне нужно было ходить в школу, – ответил Питер. – Вы удивитесь, узнав, насколько маленькой она становится, когда приходится проводить там восемь часов в день.

– Значит, они делали это и за пределами школы?

– Когда им удавалось меня поймать, – сказал Питер. – И если я был один.

– А были телефонные звонки, письма, угрозы? – спросил Джордан.

– По Интернету, – ответил Питер. – Они посылали мне мгновенные сообщения, где писали, что я слабак и тому подобное. А еще они разослали по всей школе письмо, которое я написал… посмеялись…

Он отвел глаза, замолчав.

– Зачем?

– Это было… – Он покачал головой. – Я не хочу об этом говорить.

Джордан сделал пометку в своем блокноте.

– А ты когда-нибудь говорил кому-то о том, что происходит? Родителям? Учителям?

– Никого это не волнует, – сказал Питер. – Они говорят, что нужно не обращать внимание. Они говорят, что будут следить, чтобы подобное не повторилось, но никогда не следят. – Он подошел к окну и прижал ладони к стеклу. – Когда мы учились в первом классе, у нас была девочка с заболеванием, когда позвоночник выпирает наружу…

– Расщелина позвоночника?

– Ага. Она ездила на кресле-каталке, не могла ровно сидеть и тому подобное. Перед тем как она пришла в наш класс, учительница сказала, чтобы мы относились к ней так, словно она такая же, как мы. Но дело в том, что она не была такой же, как мы, и мы все это понимали, и она это понимала. Получается, мы должны были врать ей в лицо? – Питер покачал головой. – Все говорят, что нет ничего страшного в том, если ты не такой, как все. Но, говорят, Америка – это огромный котел, а что, черт возьми, это значит? Если это котел, то рано или поздно все должно развариться в однородную массу, разве нет?

Джордан поймал себя на том, что думает о том, как его сын Томас перевелся в другую школу. Они переехали из Бейнбриджа в Салем Фолз, где школа была довольно маленькой и ученики уже отгородились от чужаков железобетонной стеной. Некоторое время Томас был хамелеоном – приходил из школы и прятался своей комнате, чтобы выйти оттуда игроком футбольной команды, участником театрального кружка, членом математического клуба. Ему пришлось поменять несколько подростковых оболочек, чтобы найти друзей, которые позволяли ему быть тем, кем он хотел. Поэтому жизнь Томаса в старших классах была довольно спокойной. Но если бы он не нашел ту компанию? Если бы продолжал сбрасывать одну кожу за другой, пока ничего не осталось?

Словно прочитав мысли Джордана, Питер вдруг посмотрел ему в глаза.

– У вас есть дети?

Джордан не говорил с клиентами о своей личной жизни. Их отношения существовали только в пределах суда и все. Несколько раз за всю свою карьеру нарушение этого неписаного правила едва не уничтожило его как профессионала и как человека. Но встретившись с взглядом Питера, он сказал:

– Двое. Одному шестнадцать месяцев, а второй учится в Йеле.

– Тогда вы это понимаете, – сказал Питер. – Все хотят, чтобы их ребенок вырос и поступил в Гарвард или стал нападающим в сборной. Никто и никогда, глядя на своего малыша, не думает: «Надеюсь, мой мальчик вырастет и станет слабаком. Надеюсь, он будет каждый день идти в школу и молиться, чтобы никто не обратил на него внимания». Но знаете что? Такие дети рождаются каждый день.

Джордан не знал, что сказать. Слишком тонкой была грань между уникальностью и странностью, между тем, что помогало ребенку вырасти уверенным в себе, как Томас, или неуравновешенным, как Питер. Неужели каждому подростку приходится падать по одну или по другую сторону этого каната и можно ли определить момент, когда он теряет равновесие?

Он вдруг вспомнил, как менял сегодня утром Сэму подгузник. Малыш ухватился за пальцы собственной ноги в восторге от того, что обнаружил их, и сразу же запихнул их в рот.

– Ты только посмотри, – пошутила Селена, через его плечо. – Какой папа, такой сын.

Пока Джордан заканчивал переодевать Сэма, все время удивлялся, насколько таинственной, должно быть, кажется жизнь такому малютке. Только представь – мир настолько больше тебя. Только представь, что, проснувшись однажды утром, можешь обнаружить часть себя, о существовании которой даже не подозревал.

* * *

Когда ты не такой, как все, становишься сверхчеловеком, Ты чувствуешь, как все взгляды цепляются к тебе, как липучка. Ты слышишь, как о тебе шепчут, на расстоянии мили. Ты можешь исчезнуть, даже если кажется, что ты все еще стоишь на том же месте. Ты можешь кричать, но никто не услышит ни звука.

Ты становишься мутантом, упавшим в бак с кислотой, клоуном, который не может снять маску, калекой, и которою ампутировали все, кроме сердца.

Ты то, что когда-то было нормальным, но так давно, что ты уже не можешь вспомнить, что это значит.

Дата добавления: 2015-07-17