|
Соффичи бежал по лестнице на третий этаж Апостолического дворца, держа под мышкой пачку газет. Чтобы не споткнуться, он приподнимал сутану правой рукой и перепрыгивал сразу через две ступеньки.
Достигнув цели, монсеньор остановился и перевел дух, а затем с подчеркнутой медлительностью прошел по длинному коридору до кабинета государственного секретаря. Бесшумно, никем не замеченный, он скрылся за массивной дубовой дверью с табличкой:
Кардинал Филиппо Гонзага государственный секретарь
Соффичи бросил газеты на стол, рывком снял очки и вытер лицо платком, будто хотел удалить из памяти увиденное. Потом он стал раскрывать одну газету за другой и вырезать ножницами статьи, в которых описывалось таинственное происшествие с государственным секретарем Гонзагой.
В том, что в курию доставлялись газеты на рецензирование, не было ничего удивительного. Зачастую вырезки ограничивались откровенными фотографиями, на которых были видны вторичные половые признаки (первичные – само собой разумеется), а также фотографиями красивых юношей – бог его знает почему.
Соффичи еще не закончил работу, когда в дверях кабинета появился сам государственный секретарь.
– Я не ждал вас так рано, ваше преосвященство! – волнуясь, сказал монсеньор. – Как ваше самочувствие?
Гонзага был одет в сутану с красным поясом, пелериной, капюшоном и темно-серым жабо, над которым лысая голова выглядела, как шампиньон. Окутанный ароматом «Pour Monsieur», кардинал заметил, как Соффичи в спешке спрятал вырезки из газет под стопку документов.
– Не утруждайтесь, монсеньор, – сказал он, не ответив на вопрос своего секретаря. – Какой-то внимательный член курии уже положил мне на стол утреннюю почту. Я надеюсь, это не вам я обязан столь тонким намеком?
– Ваше преосвященство, ради Пресвятой Девы Марии и всех святых…
– Ну ладно. Я полагаю, вы не способны на такую низость. – Гонзага сцепил руки за спиной и взглянул на кессонный потолок – такие потолки были во всех комнатах третьего этажа. Потом снова повернулся к Соффичи и сказал: – В идиотскую историю мы вляпались. Даже молитва Святому Духу не помогла мне придумать убедительное объяснение тому, что случилось. Может, вам что-нибудь придет на ум, Соффичи?
– Вы имеете в виду, почему государственный секретарь в вечернее время ехал в машине своего шофера и внезапно остановился на участке с круговым движением?
– И это тоже. Но еще больше необходимо объяснение, для чего мне понадобились сто тысяч долларов в пакете. Если бы я только перевозил деньги в кейсе! Я себя выставил каким-то неаполитанским мафиози.
– А куда подевались деньги?
– Не переживайте, монсеньор, комиссариат вернул всю сумму до последнего цента по квитанции. Но не в этом дело. Речь сейчас о том, при каких обстоятельствах произошел этот несчастный случай. Как бы то ни было, я не удивлюсь, если газеты раздуют из этого большой скандал.
Соффичи мрачно читал газеты, разложенные на письменном столе. Он молчал.
Гонзага покачал головой и после недолгой паузы вновь заговорил:
– Только безбожное отродье может распространять такие сплетни. Бог накажет их за высокомерие. «За всякое праздное слово, какое скажут люди, дадут они ответ в день суда!»
– Евангелие от Матфея, 12:36.
– Кто?
– Евангелист Матфей!
– Не важно. «Тогда-то и будет плач и скрежет зубовный»!
«Евангелие от Матфея, 13:50», – подумал Соффичи, но не стал произносить это вслух, зная вспыльчивость своего начальника. То, что Гонзага говорил фразами из Нового Завета, было известно всем.
В этот момент в кабинет ворвался Джон Дука. Задыхаясь от гнева и размахивая газетой, будто знаменем, он крикнул:
– Ваше преосвященство, мне кажется, вы должны нам все объяснить!
Соффичи испуганно взглянул на Гонзагу. Было в высшей степени необычно, что к государственному секретарю врывались столь нахально. Джон Дука, профессор канонического права и, кроме того, почетный доктор университетов Болоньи, Женевы и Эдинбурга, возглавлял IOR, Institute per le Opere Religiоse.[14] Учреждение с таким благородным названием было не чем иным, как банком Ватикана, где вращались миллиардные средства. Он находился за стенами замка, который, будто любовница, прижался к Апостолическому дворцу. Если смотреть на здание сверху, оно напоминало букву D, что означало Diablo – дьявол.
Джон Дука, одетый в скромный фланелевый костюм с серебристо-серым галстуком, считался профессиональным банкиром. В отличие от своего предшественника, он приобрел славу очень серьезного человека – репутацию, несвойственную его профессии. При этом он никогда не учился на банкира и у него даже не было опыта. Он просто вступил в должность и за год сделал государство Ватикан, у которого ежегодно насчитывалось до тринадцати с половиной миллионов евро убытков, одним из самых доходных предприятий. С тех пор Джон Дука слыл чудотворцем и первым претендентом на канонизацию.
– Поймите меня правильно, – сказал Дука, подходя к государственному секретарю, – я беспокоюсь не о сумме, которую вы взяли для своих тайных дел. Для этого вы найдете какое-нибудь объяснение. Я беспокоюсь о том, чтобы ваши дела не вызвали негативной реакции у общественности.
Гонзага отвернулся. Со своим жабо он теперь походил на деревянную скульптуру.
– Вы думаете, что я нарочно так сделал? – вспылил кардинал. – Может, тут вмешалось божественное провидение! – закричал он с пеной у рта.
Джон Дука наморщил лоб. Весь его вид свидетельствовал о том, что он не собирается уступать.
– Ваше преосвященство, – снова обратился он к Гонзаге, – нам потребовалось более десяти лет изрядных усилий, чтобы люди забыли о темной финансовой деятельности Римской курии. Может, мне стоит напомнить вам, что я вынужден был ради этого сделать?
Государственный секретарь с презрением взглянул на банкира, будто хотел сказать: «Вы? Что такого могли сделать вы?»
Дуку, естественно, возмутил этот взгляд, и он запальчиво продолжил:
– Или вы уже забыли, какую кашу заварил несчастный монсеньор Пол Марцинкус из Чикаго, откуда родом сам Аль Капоне? Или мафиози Микеле Сидона из Пасти, что близ Мессины? А Папа Павел VI, который ненавидел золото как страшный грех и доверил отмывание такого количества денег нью-йоркскому клану Гамбино, что на них можно было разобрать и снова построить собор Святого Петра?
– Молчите, я не желаю больше вас слушать! – Гонзага нервно провел рукой по лысине, и в кабинете появился легкий запах нота.
– Вы хотите помешать мне сказать правду? – громко спросил Дука. – Ни для кого не секрет, что в Ватикане никогда не умели обращаться с деньгами. А те, кто это понимал, всегда выбирали негодных советчиков. После того как в семидесятых годах прошлого века Пол Марцинкус перестал сотрудничать с Микеле Сидоной, он доверил деньги курии не меньшему преступнику – Роберто Кальви, который возглавлял «Банко Амброзиано» в Милане и получил от Церкви один миллиард четыреста миллионов долларов инвестиций. Мы с вами прекрасно знаем, чем все это закончилось. Кальви нашли повешенным на лондонском мосту «Черные братья». Микеле Сидона почил после вкусного обеда в тюрьме городка Вагера, где его пасту приправили крысиным ядом. А монсеньор Пол Марцинкус? Его выдвигали в кардиналы. Но он так и не смог пощеголять в пурпурной мантии за стенами Ватикана, потому что на территории Италии его бы тут же арестовала полиция.
– Да, – согласился Гонзага, – это было смутное время, за которое я не несу ответственности. Но почему вы мне все это рассказываете?
Соффичи, с невозмутимым видом-слушавший банкира, энергично закивал.
– Потому что эта история, – Дука похлопал рукой по газете, – может воскресить в памяти события минувших дней! Вы помните, чем все закончилось? Помните, сколько людей отвернулось от Церкви? К тому же все это негативно сказалось на нашем финансовом положении.
Кардинал, не удостоив Дуку даже взглядом, обратился к секретарю:
– Монсеньор, составьте опровержение и разошлите его во все газеты, которые напечатали эту статью!
– Ради Бога, ваше преосвященство! – закричал Джон Дука. – Это только усугубит ситуацию.
– Усугубит? Каким образом? Газеты обязаны печатать все опровержения независимо от хода истинных событий, разве не так?
Соффичи подошел к Гонзаге и прошептал:
– Это значит, что вы будете отрицать все факты? Ваше преосвященство, есть свидетели, которые видели аварию и пакет с деньгами! Опровержению просто никто не поверит. Кроме того… это ведь грех по аподиктическим законам – нельзя давать ложных показаний.
– Избавьте меня от своей болтовни, монсеньор. Богословская теория морали принесла Церкви уже достаточно вреда. Напомню вам о смуте Мартина Лютера. Сам Петр не исполнил заповедей, когда трижды отрекся от Христа, прежде чем два раза пропел петух.
– Евангелие от Марка, 14, – не отдавая себе отчета, прошептал усердный Соффичи.
А Гонзага продолжил:
– И несмотря на это, Господь избрал его своим наместником на земле.
Джон Дука снова вмешался:
– Что это значит, ваше преосвященство? Насколько мне известно, в Святом Писании нет такого места, где бы поощрялась ложь наместников Господа на земле.
– Конечно нет. Я хотел только сказать, что слабый человек иногда попадает в такие ситуации, в которых он вынужден солгать. В первую очередь это касается моего случая, когда с помощью лжи можно избежать большого вреда для святой Церкви.
Банкир покачал головой. Затем, в бешенстве бросив газету на стол, он вышел из кабинета. Громко хлопнула дверь.
– Тсс! – прошипел в негодовании государственный секретарь. Потом он повернулся к Соффичи и пробормотал: – Он недостоин такой должности. Вы не находите, монсеньор?
Дата добавления: 2015-07-17; просмотров: 78 | Нарушение авторских прав
<== предыдущая страница | | | следующая страница ==> |
Глава 15 | | | Глава 17 |