Фифти-фифти

Слон говорил, что в Зоне есть сказочно красивые места. Но они, наверное, где-то в другой стороне. Я пока видел только горелую лесопосадку слева и заросшую бурьяном низину справа. Рельсы, по которым мы шли, поросли бледно-желтой травой, так что и под ногами ничего красивого пока не было видно. Слон шел первым, и его обтянутая кожей спина загораживала мне половину горизонта.

Идти сильно мешала трава, которая не только путалась в ногах, но и скрывала сгнившие в труху шпалы, а главное – торчащие из них костыли, об которые я уже дважды споткнулся левой ногой. Но болело не сильно, значит, большой палец не выбит и не сломан, и, стало быть, Слону пока не надо вызывать для меня вертолет с «эсэсцами».

Это хорошо, потому что, имея дело со Слоном, я всегда испытываю некоторое финансовое неудобство. Ведь это какой человек? Мама – банкирша, папа – главный редактор. Мог бы наш Слоняра учиться в Сорбонне и отдыхать на Сейшелах, только вот неинтересно ему ничего, кроме Зоны. Половина его этажа в доме занята снаряжением и виртуальными тренажерами, а вторая половина – библиотекой и личной кунсткамерой.

Но в настоящую Зону его все никак не пускали. Зато уж как пустили, он себя показал. Я даже начал бояться, что допуск отнимут обратно – так он скандалил с врачами (прививки делают не те!), затем в канцелярии (куда такие взносы за страховку?), и еще с кладовщиком (почему страховка двойная, а комплект снаряжения один?). Я так и понял, что плевать ему на всякие там допуски. Имея столько денег и находясь от Зоны буквально в паре километров, он бы уж нашел в заборе дырку. А я остался бы его ждать...

Не запутаться в траве, буйно растущей между шпалами, не споткнуться об эти клятые шпалы, не влететь с разгона в широкую слоновскую спину – эти и другие острые сиюминутные проблемы вытеснили из моей болящей головы даже страх перед Зоной. Слон, чем дальше, тем больше, тормозил, останавливался и оглядывался вокруг. Лично я ничего угрожающего не замечал, да не очень-то и пытался. Впереди был Слон, и если уж он ничего не заметит, так мне и пытаться без пользы.

– Ракетницу, – сказал Слон при разделе выданного снаряжения, – оставь себе. И детектор с аптечкой тоже.

Ракетница, детектор аномалий у него свои, много лучше того барахла, что нам дали. И аптечка есть, и еще много чего у Слона по карманам разложено. Фактически он забрал себе только маяк.

– Включишь ненароком – и все. И конец приключениям.

Деньгам тоже будет конец – вызов «Спасательной Службы» стоит столько, что и подумать страшно, но Слон об этом благородно умолчал, хотя страховой взнос и прочие услуги на двоих он оплатил...

Ну что ж, добились, чего хотели, – идем своими ногами по настоящей Зоне. Солнце еще высоко, но оно здесь какое-то неживое, как лампочка. Когда сидели у Периметра, помню, плечи грело очень ощутимо. Правда, тогда оно было уже в зените, потому что Слон вставать рано не умеет, а спешить не желает из принципа.

Ветер прошелся волной по бурьянному морю, упала горелая ветка. Слон остановился, сунув руку в карман, и полминуты постоял, к чему-то там прислушиваясь. Я пошевелил лопатками – спина от пота мокрая, хотя идем почти без груза.

– Присядем, – сказал Слон, опускаясь на рельс и доставая термос. А вот это он зря: его сто двадцать килограммов при росте метр восемьдесят – совсем не шутка. Разве можно с такой массой в Зону?! Ведь и пяти километров еще не прошли, а уже отдыхаем. И опять кофе пьем. А у самого и так темные мешки под глазами (тоже, значит, ночью не спал!), бледность и круги пота под мышками. Пожалуй, он до намеченной точки и вовсе не сможет дойти. Вот пройдем еще километр-другой, быстренько все испытаем – и обратно? Не ночевать же нам тут, в самом деле! А он потом так просто возьмет и вернется? Я бы на это не сильно рассчитывал – для него мой телеглаз и его испытания – всего лишь повод попасть в Зону. Значит, он куда-нибудь уйдет, не глядя ни на какую одышку, и это может случиться достаточно скоро.

Поймите правильно – я очень надеялся на Слона. Да что там «надеялся», без него я бы просто и не подумал идти! Не знаю даже, что меня сильнее пугало – перспектива потерять его и возвращаться одному, или долгая прогулка в Зону с ним на пару.

Признаюсь смело: я боюсь. Боюсь давно, начиная, может быть, с того момента, как Слон показал мне жемчужину своей кунсткамеры – чучело слепой собаки. По мере приближения к Зоне страх усиливался. Он осел в моих легких, как дым сигарет, он забил все поры на коже и огромным солитером свернулся в кишечнике. Это только я, дурак, вчера вечером думал, что сумел его преодолеть. На самом деле он только спрятался, позволил мне немного притерпеться, чтобы заманить к себе в самое логово. И не случайно мысль – как бы все прекрасно сложилось, если бы Слону отказали в шестой раз, а он бы плюнул на все, нанял проводника и ушел бы в Зону без меня, – всю ночь и полдня не дает мне покоя.

Пока мы, правда, ничего ужаснее солдат на блокпосту не встречали. На самом деле это ведь еще не Зона, а так – полоса отчуждения. Я оглянулся – Периметра со всеми его колючками, растяжками и вышками уже не было видно – загораживала цепь навсегда обожженных напалмом бугров.

– Слушай анекдот, – сказал Слон, перед тем как достать бутерброды. – Летит самолет. Один нервный пассажир спрашивает у стюардессы, какие шансы долететь благополучно. Она и говорит: фифти-фифти. Он, конечно, весь бледнеет... Как, говорит, фифти-фифти?! А так, отвечает стюардесса, – или навернемся, или нет... Хочешь с колбасой?

– Да нет, спасибо... – Мне не хотелось колбасы. И кофе тоже не хотелось, и чувствовал я себя чем дальше, тем хуже. С той минуты, как мы вошли в Зону – и тоже, кстати, пили кофе с бутербродами перед выходом, – копилась у меня внутри какая-то горечь, тошнота подступала, сухость усиливалась во рту... Но не мог же я в этом признаться?!

Еще полчаса назад мне пришлось выгрузить под насыпь остатки утренних бутербродов, после чего я ощутил себя уже не умирающим, а просто похмельным. Литр минералки и два часа дивана могли бы сделать из меня человека. Жаль, что ближайший диван находился в вестибюле исследовательского центра. Мы провели на нем без малого двое суток: пока оформили заявку, пока дождались допуска в Зону. Вот уж не думал тогда, что захочу его еще раз...

– Але, Макс, ты как себя чувствуешь, кстати? – озабоченно спросил Слон, глядя мне в глаза. – Что-то ты бледный...

– Нормально со мной все. Пошли дальше. – Если не считать легкой головной боли и горькой сухости во рту, я действительно был уже почти в форме. Зря он смотрел так недоверчиво. Я что, обязательно должен был заболеть именно здесь и сейчас?!

– Может, все же глотнешь? Последняя чашка осталась, – сказал он как-то неуверенно.

– Не хочу.

– Ну ладно, пошли... Только теперь ты давай вперед. Хоть на глазах будешь... – Он выплеснул остаток кофе под откос и пропустил меня вперед.

Я подумал, что сейчас он начнет меня инструктировать, чтобы я падал мордой в грязь по первой же команде и не смел сворачивать в сторону. Но он ничего такого не сказал.

Идти во главе мне, в общем и целом, понравилось. Можно было не думать про Слона и не ждать, что его вот-вот сожрет какая-нибудь гадость, а просто переставлять ноги и глядеть по сторонам. Страх никуда не делся, но теперь он добавлял адреналина, а не изводил своими жуткими фантазиями.

Впереди замаячило какое-то строение, и я невольно прибавил шаг: в Зоне стены ничем не лучше открытого поля, но инстинкты городского человека в один день не рассосутся.

Три полосы дорожного полотна, которые здесь же и кончались – рельсы упирались в бугор, за которым тянулись только развалины. То, что я принял за здание станции, оказалось всего лишь стенкой с окошком и надписью «Касса». Единственный уцелевший объект – дощатая будка с двумя дверями, стоящая метрах в полста от платформы. Я в который раз подивился чувству юмора, которое, кажется, было у Зоны: бетонные столбы упали, стенки в два кирпича завалились, а уличный сортир стоит, как скала.

– Видишь дорогу? – спросил Слон. Я кивнул: как не заметить, проселок довольно приличный и травой не зарос. Он продолжил: – Если пойти налево, выйдешь прямо в Зону, к Свалке, а если направо – через три километра блокпост. На дороге нет мин, только сигнальные растяжки...

– А если назад по железке? – спросил я, стараясь, чтобы это выглядело шуткой. Мне вдруг показалось, что он не зря так подробно объясняет дорогу домой.

– Назад нельзя, – неожиданно резко проронил Слон и пошел к сортиру, не выпуская из рук свою сумку.

Тоже мне, эстет. На людях ему, видишь ли, стыдно. Ну еще бы – дома у него личный туалет и отдельная ванная. А если в этом заведении парочка зомби себе логово свила?

Что ж, будем надеяться, Слон знает, что делает...

Просто так стоять и ждать было как-то неловко, и я занялся тем, зачем мы сюда по легенде явились, – испытаниями. Благо для этого не требовалось ничего, кроме свободного места. Аккумуляторы не сели, объектив функционировал нормально, капризничали только программы – все же они были предназначены для работы профессиональных видеокамер, зафиксированных на упоре, а не для любительских съемок. Изображение на экране планшета то плыло, то дрожало, и приходилось его постоянно регулировать, резать на отдельные стоп-кадры.

Снимать на DVD выход Слона из сортира я не собирался, поэтому в ту сторону принципиально не смотрел. В какой-то момент я увлекся и потерял счет реальному времени. Опомнился только после того, как мой бумеранг задел одной лопастью стенку и кувыркнулся в пыльную траву. Тогда я понял, что прошло уже не меньше получаса, что дверь в сортире открыта настежь и Слона нет, хотя все время было очень тихо...

В эту сторону мне хотелось меньше всего, однако если Слон ушел, то направиться он мог только к Свалке. И была эта дорога много хуже той, по которой мы прошли от поста и до станции. А я еще шпалы ругал... По сравнению с этими колдобинами полуразложившееся железнодорожное полотно с торчащими во все концы костылями было просто паркетом. Хуже всего обстояло дело с кругозором: проселок метался и вправо и влево, то вниз нырял, то наверх выскакивал, и вокруг все поросло этим самым проклятым чернобылем, прикрывалось кустами, а в одном месте на обочине стояли два грузовика, причем один практически рассыпался от ржавчины, а второй всего лишь оброс рыжим мхом. В общем, как-то так все время получалось, что где-то рядом, не дальше выстрела из рогатки, было место, где мог спрятаться хоть целый кровосос. Это здорово мешало мне идти, зато не было возможности думать о Слоне.

Я его не нашел. И это было не только страшно, но и странно до жути. Все-таки сто двадцать килограммов живого человека не могут так просто взять и растаять без следа. А все так и выглядело – ни крика, ни крови, ни даже травинки примятой.

Ясно было – он ушел. И сначала, осмотрев ближние ямы и груды мусора, я испугался за себя и обозлился на него. А потом подумал, что его мог увести контролер или другая местная нечисть, и тогда стал злиться и бояться наоборот.

До сих пор горжусь, что на раздумья мне хватило всего трех сигарет. Решающим аргументом стала мысль о том, что вот вернусь я один в родной город и придется всем (а это не меньше двадцати человек, в том числе его маман) по отдельности рассказывать, как так вышло, что я вернулся, а он – нет. Уверен, меня никто не обвинил бы всерьез, но друзей пришлось бы поменять все равно...

Короче, я встал и пошел. Сначала наугад, как ночью по тайге, затем одумался и начал каждый метр впереди гайками прощупывать. В этом стиле за час я прошел не больше километра. От постоянных наклонов – гаек при мне было не особенно много – у меня заболела спина, зато в голове от прилива крови несколько прояснилось.

И я перестал пучить глаза – все равно «мясорубку» или «изнанку» просто так не увидишь, а стал полагаться на детектор, который вполне исправно сработал перед «комариной плешью».

Я в одиночку шел по Зоне уже... третий час, и меня еще не съели. Как там Слон говорил: фифти-фифти?! Минусов было два: я не видел ни Слона, ни следов его присутствия, и кроме того, становилось все темнее...

Переломный момент наступил раньше, чем темнота затопила Зону. Я не выспался, я был на ногах уже часов восемь, мне приходилось постоянно смотреть под ноги, вперед, вокруг и на экран планшета. Я кидал и ловил бумеранг, вытаскивал и вновь совал в карман ракетницу. Курил на ходу, потому что останавливаться я боялся. Детектор обнаружил несколько аномалий, но их я обошел без особых проблем. А потом я поднялся на бугор и увидел, что дороги дальше нет – ее начисто завалило. Выглядело это так, словно кто-то вел самосвал, груженный железным ломом, а потом его позвали отвезти кому-то гарнитур, и он свалил весь груз прямо на дорогу и уехал.

Это еще не была сама Свалка – ее кучи виднелись метрах в ста дальше. По идее, обойти этот вал было можно, но с обеих его сторон были густые насаждения, через которые я и днем идти не рискнул бы. Сам завал возвышался чуть выше моей головы, и лежи это железо где-нибудь в Пензенской области, я бы обязательно полез напрямик. Детектор, кстати, молчал уже по меньшей мере час. Я даже тревожиться начал: полное отсутствие аномалий – это тоже ненормально, а стало быть, опасно до смерти.

Тогда я лег на спину, прямо на дорогу, закурил и зажмурил глаза. Почему бы, собственно, и нет?! Здесь и сейчас – в сгущающихся сумерках Зоны – было совершенно все равно, лежу я, сижу или бегу назад с воплем «Мама!». Хотя нет – бегать здесь было самоубийством.

И Слона я не нашел. И оружия у меня не было. И вообще я дурак! Назад нельзя, дорога перекрыта, ночь – и что я буду делать?! Это называется – попал! Чего мне дома не сиделось?! Нашел кому верить – он и сам, быть может, уже в чьем-нибудь желудке, и я тут надолго не задержусь!.. А затем я представил Слона, сидящего в сталкерском склепе, и то, как он угощает народ из своей фляжки настоящим коньяком, и ощутил что-то вроде ревности. Все же он скотина – ведь мог бы и прямо сказать, а не бросать как малого в детсаде!

Именно злость на Слоняру помогла мне собраться с силами и встать с тропы. Украинская ночь была действительно тиха, и звезды блистали исправно, но здесь, внизу, от этого светлее не делалось. Еще раз, теперь уже с фонариком, я осмотрел окрестности. Где-то метрах в двухстах сзади остались какие-то развалины, но возвращаться туда с фонарем по своим же следам было слишком опасно. Зато в трех шагах от дороги стоял старый «УАЗ» с металлическим кузовом. И ничего другого здесь просто не было: ни дома, ни ямы, ни дерева, на которое можно было бы влезть.

Сначала я проверил машину детектором, потом попытался снять своим телеглазом, бросил наугад пару гаек. Ничего. Только вылетел со звоном последний кусок бокового стекла. Еще минуты две я стоял, пытаясь вспомнить, как назывался двадцать лет назад тот ящик, в который запирали задержанных: «собачник», «клоповник»? Не вспомнил.

Одно знаю точно: я был первым в мире человеком, который влез туда добровольно и с благодарностью.

Зря все же смеются над ульяновскими машиностроителями. Пусть этот вездеход в области дизайна мог соперничать только с гробами и школьными партами, зато кузов был сделан на совесть! Выкрошились стекла, сгнили сиденья, колеса ушли в землю по самые оси, а решетка на двери, стойки и днище вовсе не спешили рассыпаться в труху. Я беспокоился за петли, но и они функционировали исправно, хотя, конечно, с жутким скрипом. Серьезным недостатком конструкции было отсутствие запоров и ручек изнутри. Да и снаружи ручек не было, а замок был выдран «с мясом», так, что сквозь дырку были видны гильзы на полу.

Эта дырка подсказала мне решение. Следующие полчаса я занимался тем, что пытался ножом проковырять еще одну дыру в другой двери. В моем универсальном ноже имелись разные приспособления, в том числе бокорезы, напильник и пилка, но не было ни одной электродрели, а без нее трудно проделать дырку даже в ржавом железном листе. И вот я стоял с фонариком в зубах и терзал проклятую русскую сталь то напильником, то бокорезами, а за спиной у меня шелестел, скрипел и лязгал металл.

Несколько раз я не выдерживал и оглядывался, даже светил фонарем и не видел ничего особо страшного. Но стоило мне отвернуться, как волосы на затылке начинали вставать дыбом и чесалось между лопаток. И я уже совсем уверился, что куча эта разумна и ночью ползает вперевалку по округе, подгребая под себя столбы и провода, колючую проволоку, сломанные скамейки и ржавые машины вместе с их содержимым.

Что ж, нервы есть нервы, если они вообще есть...

Я не смог сразу взять и залезть в железный ящик, когда в двадцати шагах от меня творилось нечто совершенно непотребное. То есть я это чувствовал, но не видел практически ничего. Убедить себя, что самоходных свалок не бывает даже в Зоне, я мог только подойдя к ней вплотную и лично все пощупав. Было бы светло, ей-богу – так бы и сделал!

Было бы светло? Что ж, это можно...

Я проверил ракетницу, убедился, что заряжена именно осветительной, и выстрелил. Маленькое белое солнышко прыгнуло из моей руки вперед и верх и несколько минут исправно освещало эту ржавую мерзость, а затем плавно опустилось вниз, разорвавшись напоследок снопом искр. То, что я увидел там в последнюю секунду, начисто выбило из меня всякий страх, и я даже сделал два шага вперед.

«Сталкерская лихорадка» действительно существует – это не выдумка жадных на чужие заскоки психологов и не простой профессиональный перекос! Иначе откуда ей взяться у меня – человека, который в Зоне меньше суток?! А я ощущал все три описанных симптома: зуд в ладонях, жжение в области солнечного сплетения и учащенное дыхание. Там, у подножия кучи, лежали россыпью собачьи кости и черепа. Как же я их сразу не разглядел?! Лежал, курил, на истерики время тратил! А потому, что искал не сокровища, а дорогу домой. Скелетики были уже и чистые, их, похоже, не одну неделю обмывали ласковые здешние кислотные дожди. У Слона, помню, был крест – свастика из четырех кривых клыков чернобыльского пса. За эту феньку он, между прочим, выплатил полную стоимость спортивного мотоцикла «Хонда». А я заметил не меньше шести черепов, так что...

Удержал меня, конечно, не страх и не брезгливость, а единственно мысль о том, что в темноте я своими бокорезами больше поломаю, чем добуду, и лучше с этим делом подождать до утра. Отдал бы лишних полсотни, имел бы нож с нормальными плоскогубцами. Да, знать бы, где упадешь...

Приступ жадности был последним, что я смог вынести: слишком мало я спал прошлой ночью, слишком много беспокоился с утра и боялся вечером. Нервы у меня были, и они были всего лишь нервами – я устал. Поэтому, молча и не раздумывая, влез внутрь, пропустил через дырки кусок стальной проволоки и скрутил ее концы. Теперь, если только у местных мутантов не было кусачек, унести они меня могли только вместе с машиной. Остались небольшое зарешеченное окошко и отдушина в салон, но в них зверь крупнее крысы пролезть не смог бы, а я больше всего боялся почему-то зомби.

Сколько я пролежал в глухом забытьи, не знаю. Я не засекал, когда вырубился, но когда собрался покурить, было двенадцать без пяти. Хотелось пить, курить и есть одновременно, а еще очень мешал жить мочевой пузырь. Возиться с проволокой не было терпения, и я облегчился в щель под дверью, затем попил, стал думать, оглядываться и вообще приходить в себя.

Итак: я запер себя изнутри в коробке, достаточно большой, чтобы вытянуть ноги. В свете фонарика я обследовал ее и нашел три гильзы от «макарова», резиновый коврик на полу и большую гайку, причем бронзовую, если судить по цвету и весу. А больше ничего интересного не было – ни скелетов, ни оружия, ни тайника со спиртом и артефактами. Из развлечений оставались только сигареты, и я закурил. А чтобы не думать о том, какой я дурак, я стал думать о водителе этой машины.

Вот ведь жил человек, серьезный и аккуратный, любил свой «уазик», мыл его и профилактику делал, постелил тут коврик, чтобы легче было отмывать блевотину и кровь после криминальных «пассажиров». Я не знал, как выглядела тогда форма украинских ментов, поэтому представлял себе средних лет мужика с короткой стрижкой и в нашей серой форме с красно-сине-белым на рукаве. Но это, впрочем, неважно.

Хорошо, если он остался жив, если сумел бежать перед тем Выбросом, который накрыл этот участок. Тогда он сейчас на дежурстве: зевает над телефонами, глядит на часы, треплется по рации с патрульными или впихивает в камеру очередного клиента. А может быть, он сейчас уже в отставке. В таком случае уже спит. Может быть, он спит перед телевизором после четвертой банки пива, а может быть, в кровати с женой, или на даче давит массой надувной матрас или гамак.

А скорее всего, это он оставил те гильзы, что я сейчас в карман положил. Иначе как вообще они могли сюда попасть? Это было, наверное, так: он пытался вырулить задним ходом на дорогу, а его напарник стрелял прямо через лобовое стекло из укороченного «калаша» на 5.45, который кровососам идет вместо массажной щетки. И какая-то тварь стала рвать ручку на задней двери и оторвала ее, тогда он, спокойный и собранный профессионал, развернулся назад, далеко вытянул руку внутрь через вон ту дыру в перегородке и трижды выстрелил этой гадине прямо в морду. И даже не из «макара» засадил, а лучше из «стечкина». И она упала под колеса, мешая проехать. А им пришлось вылезти...

Но если так, он вряд ли сидит с женой у телевизора. Больше шансов, что днем он лежит где-нибудь тут неподалеку в канаве теплотрассы, а ночью бродит вокруг и в самые темные ночи приходит к своей машине, пинает давно сгнившие скаты, садится за руль на давно сгнившее сиденье и бессмысленно крутит руль, улыбаясь только верхней челюстью, потому что нижнюю давно потерял. А я тут на его любимый коврик пепел стряхиваю...

Я аккуратно погасил сигарету, затем спокойно досчитал до десяти и сделал ровно два глотка из фляжки.

Воображение мое – мой главный враг, я это знал и без Слона, который повторял мне это к месту и не к месту. Может, я и вправду зря пошел на радиотехнический? Может быть, по мне цирковое училище плакало?

Воды оставалось немного. Глотка три, четыре – максимум. И шоколад я съел еще на станции, остался брусок чего-то сублимированного, концентрированного и одобренного министерством.

После еды стало не то чтобы лучше, а как-то яснее, что ли... Ясно стало, что я в дерьме, но не в полном, а только местами. Ясно стало, что выход у меня только один – скоротать оставшиеся до рассвета часы и двинуть на выход. Несколько беспокоила необходимость возвращаться на станцию той же дорогой. Но это было скорее суеверие, чем четко сформулированный закон, а главное – других дорог я все равно не знаю.

И как вернусь, всю серию «Сталкер» снести в букинистический, журналы все туда же, DVD и фото стереть на хрен, а сувениры выслать Слону почтой! С ним придется разбираться на месте, конечно, если он вернется... А еще лучше не разбираться с ним никак – пусть сам живет, как может...

Этот план меня так вдохновил, что я даже начал понемногу собираться: вытряхнул в портсигар сигареты из последней пачки и переложил в другой карман ракетницу.

Луна взошла в конце концов, но мало чего осветила. Мутноватая мгла расслоилась на множество теней и бликов, вот и весь ее оптический эффект. Причем подсветка шла со стороны Свалки, поэтому мне было видно только самый верх кучи, где арматурные прутки и еще какие-то железки помельче торчали, словно шипы на спине у дракона.

И эта картина мне очень не нравилась, хотя на стенке где-нибудь она смотрелась бы превосходно. Что-то у меня такое в голове вертелось, с этой кучей связанное, что-то я такое заметил или подумал, когда увидел ее в первый раз. Что?!

Я лег на спину и начал отслеживать свои мысли и ассоциации в обратном порядке. Почему я выбрал это место? Не было сил идти дальше? Нет... Нет. Просто этот железный вал очень точно отрезал меня от Свалки и центра Зоны. Я еще подумал, что он меня очень удачно прикроет с тыла, потому что через такое препятствие не пройдет – во всяком случае, бесшумно не пройдет – даже крыса... Где-то здесь она крутилась, эта мысль... Вал, забор, Дракон, куча, железный вал, Дракон железный...

Я отвернулся и посмотрел на тропу. Там ровным счетом ничего не происходило. Жидкий, луной подсвеченный туман залил все ямы и рытвины, но выше не поднимался. Бугор, на который взбегала дорога, был освещен хорошо, однако, кроме куста полыни, рассматривать на нем было нечего.

Тогда я лег опять. Все равно сделать пока ничего не мог. Зрела мысль – срезать к черту проволоку, приоткрыть дверь и вывалиться боком на грунт. И – назад, назад, по буграм и ложбинам, можно даже ползком. Но с этой мыслью я пока успешно справлялся: пусть и чувствовал себя теперь не солдатом в окопе, а скорее рыбкой в банке, зато здесь было тихо. А в той стороне, откуда я явился, стреляли из «калашникова» короткими очередями, а в другой стороне, куда я шел, выли собаки.

Следующие час или два прошли плохо. Уснуть я даже не пытался, а пытался думать о чем угодно постороннем: какая сука Слон, какой идиот я, и остальное в том же духе. Потом, конечно, не выдерживал: садился и смотрел на Это. Посмотрев, заставлял себя отвернуться и закурить. С каждым разом отворачиваться и не смотреть становилось все труднее.

Сначала я все валил на свое больное воображение и расшатанные нервы, но в конце концов стало ясно, что Дракон мой действительно оживает.

Я убедился в этом, когда догадался подключить свой телеглаз. В инфракрасном режиме очень хорошо было видно, в самом сердце этого монстра разгоралась красная искра, которая затем стала с огонек сигареты, а еще чуть позже – как пламя в паровозной топке. И острее запахло электросваркой, тихое потрескивание, какое издают старые кинескопы и ламповые радиоприемники, сменилось трансформаторным гулом. И вот уже без всякой техники стали видны голубые огоньки пока еще где-то в самых недрах железной груды.

Красивым я бы это зрелище не назвал, а вот завораживающим оно было: из ее глубин выскальзывали маленькие голубые огоньки, и скоро Дракон стал похож на новогоднюю елку или пень, усыпанный светлячками; из самой длинной и прямой трубы, как гоголевские ведьмы, выплыли две шаровые молнии и деловито уплыли в глубь Зоны; какие-то светящиеся нити потянулись вверх. Затем огоньки приобрели разноцветность, и уже представить было невозможно, что всю эту красоту выдает куча мятого железа. Тем более что вся эта сказка творилась на моих глазах – буквально рукой подать – круче любого лазерного шоу.

И я, конечно, перерезал бокорезами проволоку и открыл дверь. Сидеть, свесив ноги наружу, оказалось намного удобнее, только порог больно врезался в зад. Но даже в такой позиции я готов был любоваться Драконом весь остаток жизни. Собственно говоря, почему бы и нет?! Здесь, в Зоне, хорошего было немного – еще предстояло куда-то идти, напрягаться, бояться и думать, чтобы выбраться туда, где тоже, в общем, было не особенно сладко.

Впечатление несколько портили грохот, скрежет и лязг. Дракон, проснувшись, начал шевелиться, и посыпались со звоном мелкие чешуйки, лязгнули кости, скрипнули мышцы. В движении железо выбрасывало самые яркие и неожиданные сочетания, а застывая, приобретало только мертвенно-синий цвет, наподобие огней Святого Эльма. И светящиеся нити втянулись обратно.

Тогда я начал выворачивать карманы и бросать ему все железное, что нашлось: ракетницу, нож, все гайки Слона, ключи от квартиры и ключ от камеры хранения, остатки проволоки, планшет, отвертку... От каждого попадания в месте удара взлетала маленькая радуга и сноп красно-голубых искр. Это было прекрасно, но мало, тем более что добросить что-нибудь до верха никак не удавалось – гайки и ключи были легкие, ракетница тяжелая, а ножом я позорно промазал. Последним, что осталось при мне металлического, была фляжка.

Я прицелился, размахнулся и бросил.

Помню яркий сноп зеленых искр. Помню длинную красную молнию, летящий у меня над головой мусорный бак, помню судорожное мигание чего-то тускло-желтого. А потом я повернулся и побежал...

Я пришел в себя после того, как мне ткнули стволом в лоб, но не сразу. Сидел, крутил головой, удивлялся, что жив. Удивляться как раз было чему – даже здесь, за бугром, валялись обломки железа. Гарью пахло так, что глаза слезились.

– Налюбовался уже?

Ствол никуда не делся, он смотрел мне прямо в лоб. Держал его сталкерского вида мужик. Еще один стоял рядом и целился из пулемета в другую сторону. Судя по военизированной форме и мощности вооружения, оба они были из «Долга». Это радовало, поскольку именно «Долг» охотнее других участвовал в спасательных операциях, защищая людей от Зоны. С другой стороны, людей, которые лазили в Зону за приключениями – вроде нас, двух идиотов, – они иногда совсем не спасали.

– Все чисто! – Из кустов вышел третий «должник», но не со стволом наперевес, а с детектором в руках. – На сто метров вокруг ни одной аномалии!

– Ну, еще бы, – отозвался первый, – если рядом с Трансформером. Вот посмотри на чудика, – он не стал показывать на меня, в этом, видимо, необходимости не было. – Вот тебе два чуда природы сразу! Во-первых, устроился на ночлег рядом с Трансформером, а во-вторых, остался жив.

Они посмотрели на меня еще, но без особого интереса. Собственно говоря, на что смотреть? Каждый, кто прожил в Зоне больше двух часов, такой же счастливчик...

«Должник» дождался, пока я встану, и сказал:

– Пошли, чудила...

И мы прямо через останки моего Дракона, которого они называли Трансформером, прошли мимо Свалки, потом свернули налево и часа через два оказались за колючей проволокой, где посреди огороженного пространства стоял один, но очень большой купол.

Сталкеры в него не вошли. Двое остались снаружи, а Первый и я прошли и сели в тамбуре, там специально для этого стояли самые обыкновенные парковые скамейки. Слишком долго мне ждать не пришлось: мы как раз прикончили по сигарете, когда к нам вышел солидный такой дядя в белом защитном костюме.

– Привел? – спросил он у сталкера так, словно меня тут и не было.

– А то! – ответил тот. – Лежал хлопчик аккуратно посреди разорвавшегося Трансформера. Но целый, везет ему. Получи, Михалыч, а рассчитаешься, как договорились.

– Вот как? А что детектор, не сработал?

Во мне стало нарастать какое-то глухое раздражение. Не то чтобы я претендовал на особое уважение, а только я к ним в питомцы тоже не нанимался.

– Не сработал ваш детектор. Вот! – Я сунул ему руку с прибором под самый нос. Эффект был – солидный глянул на выданный с их же склада детектор аномалий и сел на скамейку. При этом он как-то странно то ли свистнул, то ли всхлипнул. Сталкер тоже поинтересовался и тоже свистнул, причем очень громко, а потом сказал:

– Типичный случай дикого везения... Имей в виду первое, что надо делать с казенным детектором, это менять аккумулятор. Он у тебя еще вчера вечером сдох, понял.

Вообще-то детектор получал не я, а Слон. Помнится мне, тот гриб, с которым он тогда скандалил из-за снаряги, что-то такое действительно говорил... Но виноват, конечно, я сам – не надо на приятелей надеяться. Так я сидел и курил, приходя понемногу в себя, а они поговорили-поговорили, и «должник», подмигнув мне на прощание и даже хлопнув по плечу, вышел.

– Понравился ты им, – закурив, сказал Михалыч. – Соберешься в сталкеры, просись в «Долг». Могут взять тебя и сделать человеком.

– А почему это я обязательно должен проситься в сталкеры?

– Потому что статистика. Если уж не смылся в первые два-три часа, значит, еще вернешься, это проверено. Ладно, ладно... Знаю, что ты думаешь: «Домой и в Зону ни ногой!» – это все сначала так думают. Говорю же – линять отсюда надо в первые же часы. Максимум – полдня, иначе все, не вырваться... Чего уж там... Вертолет вызывать будешь? У тебя еще один рейс оплачен, – сообщил он деловито.

– Что значит еще один?

– То и значит, что первым улетел твой приятель, этот... толстый.

– Улетел? – спросил я тупо.

– Еще вчера. Аварийный вызов прошел часов в семь, точнее не помню. Ближе к десяти мы его и забрали. А тебя не смогли, ты же в Зону ушел. Так тебе вызвать вертолет? А хочешь – до вечера подожди. Вечером грузовоз будет, бесплатно прокатишься.

От вертолета я, конечно, отказался – меня сейчас больше волновал Слон.

– А он... где был?

– Да там же, на станции. Влез, говорит, в какую-то яму и ногу подвернул. Сказал, что ты куда-то сам умотал. – Михалыч посмотрел мне в лицо и заботливо предложил: – Чаю хочешь?

Я кивнул, и он ушел. А я, пока его не было, все пытался загнать в одну извилину Слона, вертолет и аварийный вызов в семь часов. Да еще со станции... Что с ним могло случиться?! Где он был?! Почему не откликался?! Как мы вообще могли разминуться?!

Ни на один вопрос ответа у меня не было.

А Михалыч кроме чаю в термосе принес еще и бутерброды с колбасой на тарелке. Вкусно.

– Ничего не понимаю, – сказал я, глотая первый бутерброд.

Он глянул на меня и осторожно так спросил:

– Ты что, с приятелем своим не ссорился?

– Нет.

– И не терялся?

– Это он терялся. А я на станции сидел, меня тогда тошнило немного...

– Вот оно значит что... – протянул он. – То-то мне его история показалась странноватой... Тогда ты, стало быть, и не понял ничего. Н-да... Который год в Зоне, к зомби привык, к кровососам тоже, а к человеческой изворотливости привыкнуть никак не могу... Ты думаешь, что тебя пустили в Зону, чтобы ты мог свой «велосипед» там испытать? Ты меня, конечно, извини, но такие штучки наши парни используют уже лет двадцать. Бумеранг – оно, конечно, и дешево и сердито, но с мини-вертолетов все же лучше видно.

– А зачем тогда?

– Вас туда пустили, потому что твой друг оформил шестую заявку.

– Не понял.

– Да что тут не понять. Из ста человек, которые просятся в Зону, только пятеро, не больше, идут туда по делу. Еще пятьдесят мечтают стать сталкерами, еще двадцать просто психи. Есть такие, что верят в Монолит или ищут вход в иные миры – это, в общем, те же психи... И есть еще процентов десять, которые в Зону вовсе не собираются!

– То есть как?

– То есть так! Присылают неправильно оформленные анкеты, забывают указать группу крови, не проходят медосмотр – много есть способов.

– А смысл?

– А это уж тебе виднее. Может, перед девушками покрасоваться – вот он я какой крутой, аж в сталкеры хочу, да злые дяди не пускают. А может, родителей попугать – тоже неглупо.

Я промолчал в ответ. Потому что вспомнил, как красиво Слон получал свои отказы. Он заходил в курилку и стрелял любую сигарету. Делал ровно три затяжки и топтал бычок ногами. Он выходил молча, а всем было ясно – эти гады опять обломали Слона...

– В общем, от таких клиентов есть особое средство: если приходит пять липовых заявок, на шестую автоматически дают «добро». Как правило, это помогает. А сейчас вас было двое, и он не посмел отказаться открыто. Выбрал другой вариант – вызвал спасателей. Сейчас, я думаю, уже пересекает границу с Россией. Только ты ему подгадил – не на выход пошел, а прямо в Зону. Неужели спасать его собрался?

И опять я ничего не ответил. И не то чтобы мне было стыдно: подумаешь, человек, которого я считал другом, оказался дешевым пижоном. Ах, как резко он спорил с должностными личностями! А как заботливо интересовался, не похужело ли мне от его кофейку с атропином? Ведь он бы меня спас, он бы сразу на законных основаниях спасателей вызвал. И в срыве программы виноват был бы я – ведь он меня больного бросить не мог!

Сука он, конечно!

Просто не о чем тут было говорить – это было опять фифти-фифти... Да и в прошлом это все... И чтобы перевести разговор на другое, я спросил:

– А что такое Трансформер?

– Аномалия, конечно. Конденсирует энергию в бешеных количествах – здесь ведь электричество прямо из земли прет, как в нормальных местах вода.

– А он опасен?

– В смысле убить – даже очень. В активном состоянии просто сорит шаровыми молниями, да и обычным разрядом может достать за сто метров. Другое дело, что видно его хорошо, даже и без детектора, – это же просто куча железа. Оно само там намагничивается и притягивает – за пару месяцев на ровном месте пустая бочка может собрать гору с хороший сарай. Слава богу, что мелкие еще безопасны, а большим много энергии надо – между двумя Выбросами не всегда успевают набрать. А если над активной аномалией идет дождь или снег – вода, в общем, – получается короткое замыкание, поэтому действительно большие Трансформеры встречаются редко. Ходят слухи, что они дают излучение, которое гипнотизирует живые организмы, даже людей. Человек под их воздействием как бы дуреет, раздевается и идет в пекло сам – но это слухи.

– Насчет излучения, скорее всего, слухи. Просто он очень красивый...

– Ты что, видел его?! – Всю рассеянность с Михалыча как ветром сдуло.

– Метров с двадцати. Я же рядом ночевал, в пустом «УАЗе». Жалко, в инфракрасном режиме такой красоты нет, а в обычном ночью ни черта не видно.

– Так ты что, умудрился сделать запись? А ну-ка, давай поглядим... – И директор базы «Зона-2» торопливо распахнул дверь лаборатории...

Дата добавления: 2015-07-16