Вместо введения

АКАДЕМИЯ НАУК СССР

Ордена Трудового Красного Знамени

Институт востоковедения

А.С. Балезин

У ВЕЛИКИХ АФРИКАНСКИХ ОЗЕР

МОНАРХИ И ПРЕЗИДЕНТЫ УГАНДЫ

Москва

«Наука»

Главная редакция восточной литературы

ББКбЗ.З(бУ) Б 20

Редакционная коллегия

К.В. Малаховский (председатель), Л.Б. Алаев, Л.М. Белоусов, А. Б. Давидсон, Н.Б. Зубков, Г.Г. Котовский, Р.Г. Панда, Н.А. Симония

Рецензенты И.И. ФИЛАТОВА, Г.В. ЦЫПКИН

Ответственный редактор А.Б. ДАВИДСОН

Утверждено к печати редколлегией серии «Рассказы о странах Востока»

Балезин А. С.

У Великих африканских озер. Монархи и президенты Уганды. М.: Наука. Главная редакция восточной лите­ратуры, 1989. — 208 с.: ил. (Рассказы о странах Востока). 5-02-016572-7

В книге даны исторические портреты африканских деятелей прошлого и последних десятилетий. На основе малоизвестных фактов рассказывается об угандийцах, стоявших в центре кульминационных моментов истории страны — от Мутесы I, просвещенного монарха в Межозерье середины прошлого века, до президентов Уганды Оботе и Амина.

ББК 63.3(6 У)

© Главная редакция восточной литературы издательства «Наука», 1989

ISBN 5-02-016572-7

«ЖЕМЧУЖИНА АФРИКИ»

Вместо введения

В 1977 году я впервые оказался в Потсдаме, в Централь­ном госархиве ГДР. Это была поездка наудачу в единствен­ный доступный для советских историков архив бывшей страны-метрополии (там хранятся практически все докумен­ты колониальных ведомств Германии). Уганда никогда не была колонией Германии и особых надежд найти что-нибудь важное по теме своих исследований я не питал. Но в составленном с немецкой педантичностью указателе фонда Колониального отдела МИДа (с 1907 года — Министерства колоний Германской империи) вдруг нахожу восемь дел по Уганде за последнее десятилетие прошлого века. Лихорадоч­но листаю эти папки: консульские отчеты, написанные рукописным старонемецким шрифтом (прочесть его даже для самих современных немцев — целая наука, а о пишущих машинках тогда и речи не было), вырезки из немецкой и английской прессы.

И вдруг... подлинные письма одного из угандийских мо­нархов тех лет — правившего в 1884—1897 годах Мванги. Желтая бумага, корявый почерк, полустершийся карандаш, ужасающий по неграмотности суахили — международный язык Восточной Африки. Но все же, владея современным суахили, смысл вполне можно разобрать! А он сводился к тому, что Мванга жаловался самым разным адресатам, включая «султана немцев» — германского кайзера Вильгель­ма II, на то, что у него хотят отобрать его страну, а он хочет ею управлять так, как его предки — «как они сами того хотели». Найденные документы показали, что Мванга вел отчаянную дипломатическую борьбу за независимость своей страны, пытаясь даже столкнуть между собой сопер­ничавшие в то время в Восточной Африке Англию и Германию, борьбу, обреченную на провал.

Этот «почтовый роман без взаимности» заставил меня по-новому взглянуть на Мвангу, вызвал желание по-чело­вечески понять его предшественников, современников и по­томков. Предмет моих научных занятий — история Уганды — постепенно наполнялся человеческим содержанием.

Историю ведь делают люди. Именно через их поступки преломляются те объективные законы истории, которые из­вестны каждому советскому читателю. Но как часто в трудах наших историков прошлое выступает в виде сухих социологи­ческих схем! Сейчас положение вроде бы меняется — не слу­чаен массовый интерес к личностной истории, спрос на пере­издающиеся труды Карамзина, Соловьева и Ключевского, к судьбам возвращающихся из исторического небытия жертв сталинского культа.

Теряясь под градом новых интереснейших публикаций по отечественной истории, читатель вправе спросить: а надо ли сейчас публиковать работы об исторических деятелях других стран, когда и так-то времени не хватает, чтобы прочесть все, что пишется о нашем собственном прошлом? Думаю, ответ тут однозначен. Перефразируя известное изречение Гёте о языках, можно с большой долей справедливости сказать, что тот, кто незнаком с чужой историей, ничего не знает и о своей собственной. И на определенные мысли и параллели с нашим прошлым и настоящим может навести не только более известная читателям история европейских стран, но и история Африки, все более выступающая благодаря ее иссле­дователям в Европе, Америке, Азии и, конечно, в самой Африке как часть истории всемирной.

Надо сказать, что об африканцах у нас издается доволь­но мало книг. И, пожалуй, до сих пор лучшей из того, что издавалось на русском языке, остается книга Э. Риттера «Зулус Чака», выдержавшая уже три издания.

С лучшими образцами исторического портрета конкури­ровать трудно, — да я и не ставил перед собой такой задачи. Мне хотелось только, чтобы эта книга помогла чи­тателю лучше понять Африку — ее прошлое и настоящее, — хотя бы сквозь призму исторических личностей только одной африканской страны — Уганды.

Уганда — жемчужина Африки, как ее называли с начала XX века с легкой руки будущего британскою премьера У. Черчилля. Жемчужина, украшавшая корону Британской империи с 1894 по 1962 год. Страна, лежащая и Носточно-африканском Межозерье, к северу от самого Полиною в Африке озера Виктория, окаймленная ок-рамн Мобугу-Сесе-Секо (бывшее Альберт) и Эдуард (бывшее Иди Амин Дада).

Эти озера, двойные названия которых отражают давние и недавние перемены в истории местных народов, а также гигантской кляксой растекшееся в центре Уганды озеро Кьога принадлежат к числу Великих африканских. Через них протекают реки, дающие начало великому Нилу, самой длинной реке мира.

Но не только блестящая гладь рек и озер заставила европейцев назвать эту землю жемчужиной вслед за Уинстоном Черчиллем, посетившим Уганду в 1907 году. Их привлекали и другие природные качества земли, лежащей к северу от озера Виктория, — благоприят­ный климат: страна лежит на горном плато и здесь не так жарко, как в других частях экваториальной Африки. Несмот­ря на то что страну пересекает экватор, в лежащей близ него Кампале, столице государства, ртутный столбик термометра круглый год в дневное время показывает от 22 до 28 гра­дусов Цельсия. Прекрасная природа: высокотравная саванна, лишь на горах Элгон на востоке и Рувензори на западе уступающая место альпийским лугам, богатый животный мир — слоны, носороги, бегемоты, буйволы, большое разнообразие антилоп, множество рыб в реках и озерах, живописные птицы (одна из них — журавль — украшает национальный флаг Республики Уганда).

Да, поистине это — жемчужина. Но судьба людей, насе­ляющих эту страну (ныне их более 15 миллионов), была нелег­ка. Десятилетия колониального господства значительно изме­нили природные и людские ресурсы Уганды. Провозгла­шенная 9 октября 1962 года независимость не принесла спокойного и динамичного развития. Переворот следовал за переворотом, с 1971 по 1979 год страна изнемогала под властью военной диктатуры Иди Амина, за 1979—1986 годы режимы сменились еще пять раз.

Хочется верить, что у этой прекрасной страны большое будущее. Я же предлагаю читателю заглянуть в ее прошлое — далекое и не очень. Люди, о которых пойдет речь в этой книге, так или иначе олицетворяли главные черты своего времени в истории Уганды. Практически каждый из них был фигурой неоднозначной. Например, Мванга, с писем которого начался рассказ, вошел в историю как человек, подписавший первые договоры, на основании которых его страна стала британ­ским владением. В то же время он возглавил борьбу своего народа против белых поработителей, за что и поплатился ссылкой на Сейшельские острова. Или взять Аполо Каггву, — первого премьер-министра правительства Буганды при англичанах, лидера соглашателей из местной знати, который был не только активным проводником колониальной политики в своей стране, но и первым угандийским просветителем. С его собственного печатного станка сходили написанные им бро­шюры о передовых методах земледелия, борьбе с болезня­ми скота и пр. Более того, он стал зачинателем письмен­ной традиции на местных языках и первым угандийцем, написавшим книги — целых пять, две из которых переве­дены на английский язык и очень высоко оцениваются исто­риками и этнографами. А вот президент Уганды в 1971 — 1979 годах Иди Амин был явным антигероем, зловещей фигурой в истории страны, но даже его нельзя рисовать лишь одной черной краской. И все же, мне кажется, именно неод­нозначность большинства героев книги поможет понять оли­цетворяемые ими периоды истории Уганды более полно, многомерно.

Было бы заманчиво начать эту книгу с описания жизни угандийцев, живших ранее второй половины прошлого века, но, к сожалению, это сделать очень трудно за недостатком источников. Ведь письменность на местных языках появилась в Уганде только с приходом туда первых европейских миссио­неров — в конце 80-х годов прошлого века, а первые пись­менные европейские источники — всего около двух десятков лет ранее, с посещением этих мест известными путешест­венниками Спиком и Грантом в 1862 году. Недостаток или отсутствие доступа к источникам вынуждает меня также ограничиться описанием исторических личностей юга совре­менной Уганды (за исключением последних глав). Это ни в коей мере не означает, что народы севера Уганды (а этно­графы относят их к нилотской — ланги, ачоли, карамоджонги и центральносуданской — лугбара, мади и другие — язы­ковым семьям) не имели в доколониальный период соб­ственной историй и лиц, заслуживающих описания.

Поэтому здесь придется ограничиться лишь кратким эк­скурсом в историю Уганды более раннего времени. На терри­тории этой страны первое, еще очень слабо оформленное государство появилось около XII века. Это была Вели­кая Китара, прародительница более поздних государств, до­живших не только до появления европейцев, но и до 1967 года. Государства эти назывались Буньоро, Торо, Нкоре (потом в английском искажении Анколе) и Буганда. Именно Буганда дала стране нынешнее название. Дело в том, что на мест­ном языке луганда приставка Бу- означает государство, или, вернее, местность, где живут баганда, т.е. народ ганда.

Европейцы, пришедшие в Буганду, пользовались услугами переводчиков-суахилийцев, жителей океанского побережья Восточной Африки, в языке которых приставке Бу- соответ­ствует приставка У-: Суахилийцы, следовательно, называли страну, где живут ганда (ваганда на суахили), У-гандой.

Это название, касавшееся сначала только Буганды, с распространением британского влияния за пределы этого государства, на соседние народы и территории, закрепилось за британским протекторатом, а впоследствии — республикой у Великих африканских озер.

Устные предания сохранили не только названия сменявших друг друга династий на юге Межозерья, но и имена и деяния царивших в межозерных государствах правителей. Эти на­следственные монархи назывались: в Буганде — кабака, в Буньоро и Торо — омукама, в Нкоре — омугабе. Их окружало большое число придворных, веками сохранялся сложный ритуал, связанный с жизнью правителя, — от выбора наследника (количество только официальных жен правителей составляло, как правило, несколько сотен) и церемоний его воцарения до захоронения. (В Буганде, напрцмер, пуповина и нижняя челюсть усопшего кабаки хоронились отдельно от его тела — эти захоронения считались священными, а их хранители запоминали все основные деяния каждого конкрет­ного кабаки и передавали эти знания по наследству).

Опорой правителя была административно-территориаль­ная система, унаследованная от Китары. Государства де­лились на провинции — саза, те, в свою очередь, на более мелкие. Во главе каждой такой единицы стоял назначаемый непосредственно правителем наместник, отвечавший за свои действия лично перед государем. В Буганде, где эта система работала особенно четко, все административные центры были даже связаны между собой сетью грунтовых дорог шириной до шести метров. По ним проходили процессии, несущие во дворец кабаки традиционные дары — пальмовое пиво, шкуры, гончарные и другие изделия, а также стягивались в столицу войска — ополчение, вооруженное копьями и щита­ми. Уровень развития Буганды к концу прошлого столетия в сравнении с соседями настолько поражал европейцев, что один из них назвал баганда «африканскими японцами».

К началу 60-х годов прошлого века, когда в Межозерье проникли первые европейцы, обстановка здесь характеризо­валась острым соперничеством между крупнейшими из здеш­них государств — Бугандой и Буньоро. Правитель Буньоро Камураси сумел расширить границы своего государства счет соседних территорий и угрожал независимости малень­кого Торо, которое отделилось от Буньоро около 1830 года. Росло и могущество Буганды, где в то время начали форми­роваться основы регулярной армии и флот каноэ на озере Виктория (тогда, не зная о существовании английской коро­левы, именем которой было наречено озеро позднее, местные народы называли его Ньянза или Укереве). Правда, до пря­мых столкновений между Бугандой и Буньоро дело, как правило, не доходило: соседям-соперникам хватало места для расширения территории не за счет друг друга. Более того, как читатель увидит далее, перед лицом общей опасности Буганда и Буньоро нередко выступали вместе, как ни стара­лись их разъединить и натравить друг на друга британцы. Межозерные государства жили трудом простых земледель­цев и скотоводов. Здесь выращивались различные зерновые, корнеплоды, овощи и фрукты. Для жителей Буганды, Нкоре, Бусоги (территории к востоку от Буганды, где живет народ басога, создавший к середине прошлого века ряд мелких независимых друг от друга предгосударственных объеди­нений) и некоторых других народов Уганды главной сельско­хозяйственной культурой был и остается банан. Напомню читателю, что банан — это гигантская трава, высотой до 10 метров, с огромными продолговатыми листьями. Листья эти служат строительным материалом, посудой, а также ис­пользуются для других целей. А вот по употреблению плодов в Буганде их делят на четыре разновидности. Мы знакомы только с одной из них — мейву, сладкими бананами, кото­рые едят сырыми. Из плодов другой разновидности делают пиво, третьи — жарят. Четвертая разновидность — матоке — бананы для варки и тушения — служат основной пищей в Южной Уганде. Из этих зеленых и жестких плодов, очи­щенных и завернутых в банановые листья, после долгой варки или тушения получается мягкое золотистое пюре. Его едят с соусом. Без матоке немыслима ни одна трапеза в Буганде и на соседних землях. Выращивание бананов и приго­товление из них пищи всегда считалось женской работой. Мужчины были искусными охотниками и воинами, а женщи­ны — рукодельницами. Продуктами труда земледельцев и скотоводов пользовалась знать — правители и их придвор­ные, а также наместники, жилища которых были в зави­симости от ранга большей или меньшей копией двора пра­вителя. О характере межозерных обществ ученые до сих пор ведут споры. Большинство из них склоняются к тому, что это были раннефеодальные государства или общества, стоящие на пути к ним. Ныне к межозерным государствам не­которые исследователи применяют термин «раннее государ­ство». Впрочем, тех, кто заинтересуется этими вопросами более глубоко, могу отослать к исторической литературе по Уганде — она на русском языке есть[1].

Определение этих государств как феодальных идет от пер­вых посетивших их европейцев. Например, английские путе­шественники Вильсон и Фелкин в 1882 году о Буганде писали так: «Управление Угандой является совершенно законченной формой феодальной системы... Представители высшего ранга знати — бакунгу — получают должности из рук короля и являются временными правителями больших областей, на которые разделено государство... Низший слой знати — батонголе — назначается королем на должности правителей территориальных округов из числа бакопи — крестьян. Крестьяне — основная масса населения, из них формируется армия Буганды» [Wilson, Felkin, с. 193, 196].

Они поняли, конечно, не все верно, но одно подметили точно: земли у Великих африканских озер являются очагом самобытной государственности народов банту (именно к этой большой языковой семье относятся жители Буганды, Буньо­ро, Торо, Нкоре и Бусоги), одним из значительных в Тро­пической Африке. Факт сей наложил отпечаток на судьбы угандийцев — вплоть до сегодняшнего дня.

«РЕФОРМАТОР И БЛАГОДЕТЕЛЬ»

Дата добавления: 2015-07-15