Радости науки

После прочтения предыдущего раздела едва ли кто-то будет спорить с тем, что стать историком-любителем может практически любой. А можем ли мы сказать то же самое о естественных науках? Всем хорошо известно, что в наш век наука вышла на недосягаемый уровень и изучается в хорошо оборудованных лабораториях, с привлечением огромных бюджетов, большими командами исследователей, живущих на переднем крае биологии, химии или физики. В самом деле, если целью науки является Нобелевская премия или международное признание, единственной альтернативой становятся высокоспециализированные и дорогие методы.
Сегодняшняя наука начинает все больше походить на дорогой конвейер по производству знаний. Однако подобная технократическая модель науки не вполне точна, если говорить о том, в чем залог ее успеха. Нам пытаются внушить, что прорывы в науке обеспечивает исключительно работа в группах, состоящих из специалистов различного узкого профиля и обеспечивающих возможность непосредственной экспериментальной проверки новых идей, но это не так. Все это очень полезно для проверки новых теорий, однако не гарантирует творческих идей. Открытия по-прежнему нередко совершаются людьми, которые, подобно Демокриту, просто сидят на скамейке у рынка, растворившись в собственных мыслях и не замечая ничего вокруг. Эти люди так увлечены игрой идеями, что незаметно для себя выходят за пределы постижимого и оказываются на территории еще не сделанных открытий.
Даже занятия «нормальной» наукой (противопоставляемой «революционной» или «творческой») вряд ли приносили бы результаты, если бы ученые не получали удовольствия от того, что они делают. В своей книге «Структура научных революций» Томас Кун попробовал разобраться в причинах, делающих науку притягательной. Прежде всего, «благодаря тому, что в фокусе внимания оказывается небольшая область относительно неизученных проблем, парадигма (или теоретический подход) заставляет ученых исследовать некоторый фрагмент природы с такой степенью приближения и глубины, которая иначе была бы немыслимой». Необходимая глубина концентрации становится возможной благодаря «правилам, ограничивающим как природу приемлемых решений, так и шаги по их достижению». По мнению Куна, ученый, занятый «нормальной наукой», мотивирован не надеждой преобразить знания, открыть истину или улучшить жизнь человечества. Нет, он «сознает, что если он в полной мере проявит свои интеллектуальные способности, то ему удастся разрешить загадку, которую прежде еще никто не решал или не решал так хорошо». Кун утверждает также, что «притягательность нормальной исследовательской парадигмы [заключается в том, что] хотя результат можно предвидеть, путь к нему вызывает много сомнений…. Тот, кому это удается, может считать себя мастером по загадкам, и именно вызов, скрытый в загадке, объясняет значительную часть ее привлекательности для него». Неудивительно, что ученые нередко чувствуют то же, что физик Поль Дирак, который так описал развитие квантовой механики в 1920-е годы: «Это была игра, очень интересная игра, в которую можно было играть». Объяснение привлекательности науки, даваемое Куном, явно напоминает отчеты наших респондентов, описывающие чувство удовлетворения от разгадывания загадок, скалолазания, плавания под парусом, игры в шахматы или любой другой потоковой деятельности.
Если «нормальных ученых» влечет азарт разгадывания интеллектуальных загадок, то «ученые-революционеры» – те, кто ломает существующие парадигмы и устанавливает новые, – мотивированы получением удовольствия в еще большей степени. В истории современной науки имеется один замечательный пример такого подхода – жизнь астрофизика Субрахманьяна Чандрасехара. В 1933 году он отплыл из Индии в Англию и еще на корабле придумал модель эволюции звезд, которая со временем легла в основу теории черных дыр. Однако его идеи были настолько необычны, что долгое время не находили признания в научных кругах. В конце концов он получил место в Чикагском университете, где в относительной безвестности продолжил свои исследования. О нем рассказывают историю, которая наилучшим образом характеризует его преданность работе. В 1950-х годах Чандрасехар жил в Уильямс-Бэй, штат Висконсин, где находилась основная обсерватория Университета, в 80 милях от основного университетского комплекса. Той зимой он должен был вести семинар по астрофизике, но на него записались всего два студента, и все ожидали, что Чандрасехар не будет ездить так далеко и отменит семинар. Однако он предпочел дважды в неделю ездить в Чикаго проселочными дорогами, чтобы проводить занятия. Через несколько лет сначала один, а затем и второй из этих студентов получил Нобелевскую премию по физике. Обычно в этом месте истории рассказчик начинал сокрушаться по поводу несправедливости: самому профессору премию не давали. Однако сейчас сожалеть об этом уже нет необходимости, поскольку в 1983 году Чандрасехар был, наконец, ее удостоен.
Часто прорывы в научном мышлении совершаются увлеченными людьми в весьма непритязательных условиях. Открытие теории сверхпроводимости, безусловно, относится к одним из самых значимых открытий последних десятилетий. Ее создатели Карл Мюллер и Георг Беднорц разработали ее основные положения и провели первые эксперименты в лаборатории IBM в Цюрихе, представлявшей собой если не задворки мировой науки, то уж точно не центр передовых исследований. В течение нескольких лет исследователи ни с кем не делились своими результатами – не из страха, что их работу украдут, а опасаясь смеха со стороны коллег, настолько необычны были их идеи. В 1987 году оба ученых стали лауреатами Нобелевской премии. Сусуму Тонегаву, получившего в тот же год Нобелевскую премию по биологии, жена описывала как человека, который всегда все делает по-своему и любит борьбу сумо потому, что она целиком построена на личных, а не командных усилиях. Тех же принципов он придерживался и в своей работе. Очевидно, что значимость передового оборудования и больших исследовательских групп несколько преувеличивается, и прорывы в науке по-прежнему в первую очередь зависят от индивидуальных умственных усилий.
Но не будем сосредоточиваться на мире профессиональных ученых. «Большая наука» вполне может сама о себе позаботиться, во всяком случае, должна, учитывая, какие суммы выделяются на нее после успешных экспериментов по расщеплению атомного ядра. Нас больше интересует любительская наука и чувство удовольствия, испытываемое обычными людьми при наблюдении за осуществлением законов природы. Важно помнить, что для многих великих ученых наука была именно хобби. Они занимались ею потому, что им приносила радость работа с изобретенными ими методами, а не ради правительственных грантов или славы.
Николай Коперник изучал движение планет, будучи каноником собора во Фрауэнбурге (Фромборке). Занятия астрономией никак не способствовали его продвижению в церковной иерархии, и на протяжении большей части его жизни единственной наградой для него оставалось чисто эстетическое удовольствие просто от красоты созданной им системы по сравнению с громоздкой моделью Птолемея. Галилей изучал медицину, а на физические эксперименты его вдохновляло чувство удовлетворения, которое он испытывал, когда ему удавалось определить местонахождение центров тяжести различных массивных объектов. Исаак Ньютон сформулировал свои основные открытия вскоре после того, как он получил степень бакалавра в Кембридже в 1665 году, а университет на время закрылся из-за эпидемии чумы. Ньютону пришлось провести два года, скучая в деревне, и он развлекался игрой с идеями по поводу универсальной теории гравитации. Антуан Лоран Лавуазье, считающийся основателем современной химии, работал во французской налоговой службе. Он также участвовал в разработке аграрной реформы, но большую радость ему приносили его изящные эксперименты. Луиджи Гальвани, открывший механизм передачи электрического импульса по нервам и мышцам, что привело к изобретению электрической батареи, до конца жизни оставался практикующим врачом. Грегор Мендель был еще одним священнослужителем, увлекавшимся наукой, и его эксперименты, заложившие основы генетики, стали результатом его интереса к садоводству. Когда Альберта Майкельсона, первого американца, получившего Нобелевскую премию в области естественных наук, в конце его жизни спросили, почему он посвятил большую ее часть измерению скорости света, он ответил: «О, это было так здорово». И, конечно же, нельзя не упомянуть, что Эйнштейн написал свои наиболее значительные работы в тот период, когда служил клерком в Швейцарском патентном бюро. Никого из этих великих ученых не мучила мысль о том, что он не является «профессионалом» в своей области и не пользуется поддержкой соответствующих структур. Они просто занимались тем, что им нравилось.
Неужели в наши дни все стало настолько по-другому и человек без ученой степени, не работающий в исследовательском центре, не имеет шансов внести вклад в развитие науки? Или это только стереотип, бессознательно навязываемый нам современной научной бюрократией? Трудно дать однозначный ответ на эти вопросы. Ведь само понятие современной науки определяется в значительной мере теми, кто крайне заинтересован в сохранении своей монополии в этом вопросе.
Конечно, ученый-любитель вряд ли в состоянии сказать что-то новое в областях, где для исследований требуются стоящие миллиарды долларов ускорители или магнитно-резонансные томографы. Однако наука не исчерпывается такими областями. Мыслительный процесс, делающий ее такой привлекательной, доступен каждому. От вас лишь требуется немного любопытства, внимательности, тщательности в обработке результатов и смелости, чтобы видеть в исследуемом явлении закономерности. Не обойтись также без смиренной готовности учиться у исследователей, пришедших в науку раньше вас, и скептицизма, не позволяющего верить в не подкрепленные фактами утверждения.
Если понимать научную деятельность в широком смысле, окажется, что ученых-любителей вокруг гораздо больше, чем можно было предположить. Одни сосредоточивают свой интерес на здоровье и стараются как можно больше выяснить о болезни, угрожающей им или их родственникам. Другие идут по стопам Менделя и выводят новые растения или разводят домашних животных. Третьи устанавливают у себя на крыше телескоп и наблюдают за звездами. Существует немало фанатичных геологов, отправляющихся в глушь на поиски каких-нибудь минералов, коллекционеров кактусов, бродящих по пустыне в надежде обнаружить новый вид, и множество других энтузиастов-любителей, посвящающих все свое свободное время научному поиску.
Этих людей удерживает от дальнейшего развития их навыков уверенность в том, что им никогда не стать настоящими, «профессиональными» учеными. Поэтому они не воспринимают свои хобби всерьез. Но заниматься наукой стоит в первую очередь потому, что это прекрасный способ привнести порядок в свое сознание. Если измерять ценность деятельности не успешностью и признанием, а ее способностью вызывать состояние потока, то наука может кардинальным образом улучшить качество жизни.

Дата добавления: 2015-07-15