Птичка в клетке

В тот год в середине мая стояла небывалая жара. То и дело со двора из приоткрытого окна доносился веселый гам ребятишек. А Ромке было грустно. Он сидел дома, взаперти, в этой дурацкой коляске и неохотно выводил буквы в тетради. Напротив, вполоборота к нему, сидела учительница начальных классов – Евгения Владимировна. Она была средних лет, худощавая, с уже заметным набором морщинок на лбу. Немытые волосы её были забраны в небрежный недвусмысленный пучок, но благодаря деловому костюму, в который Евгения Владимировна была одета, слегка неприязненное первое впечатление о ней менялось на противоположное. Но лишь на некоторое время. От неё пахло смесью духов и псины. Видимо потому, что жила она одна, вместо мужа и детей отдав предпочтение собаке и двум кошкам. И, конечно же, детским тетрадкам.

Евгения Владимировна изредка заглядывала к Ромке в прописи, то кивая, в знак одобрения, то издавая характерный прищёлкивающий звук, напоминающий «ц», когда он делал что-то не так. В остальном же, она смотрела в окно и явно думала об отпуске. Вообще, ходить на дом к мальчику-инвалиду была не её идея. Настояла директриса школы. Но отец Ромки платил за одно занятие с ребенком неплохие деньги и Евгения Владимировна, естественно, согласилась, потому что давно мечтала съездить куда-нибудь на море отдохнуть, но из-за нехватки финансов, у неё это никак не получалось. Подперев подбородок кулаком, Евгения Владимировна думала о том, что зря в своё время пошла в пединститут на филолога, ведь могла себе выбрать более денежную профессию. К тому же детей она не любила, но, поскольку это был единственный источник её доходов, терпела их как могла.

- А о чём вы думаете? – неожиданно спросил учительницу Ромка.

Евгения Владимировна вопросительно посмотрела на него, буквально на секунду задержав на нём свой чопорный взгляд, а затем снова уставилась в окно.

- Тебе-то какое дело? – сухо ответила она после продолжительной паузы. – Мне платят не за то, чтобы я с тобой разговаривала, так что пиши давай и помалкивай.

Ромка поджал губы и умолк. Уже не в первый раз он всячески пытался вызвать учительницу на разговор, но тщетно. Евгения Владимировна говорила с ним только по теме урока и не более того. В остальное же время она предпочитала молчать, слегка опустив вниз уголки своих бледно накрашенных губ.

- Ну, всё, твоё время вышло. Давай сюда тетрадь, – объявила она через некоторое время и протянула в сторону Ромки руку.

Получив ожидаемое, Евгения Владимировна вскользь оглядела Ромкины каракули и объявила:

- Ну что ж, гораздо лучше, чем в прошлый раз, но всё равно удручающе-небрежно. Ты что, мои указания не выполняешь что ли? Или правую руку не разминаешь?

- Разминаю, - еле слышно сказал Ромка, стараясь не встречаться взглядом с учительницей.

- А почему ж тогда допускаешь те же ошибки, что и в прошлые разы? Придётся мне снова с твоим отцом поговорить!

В это время раздался звонок, и домработница Вера пошла открывать дверь.

- А вот и твой отец, собственной персоной! Сейчас я всё ему расскажу о твоих успехах, - воскликнула Евгения Владимировна, особенно язвительно выделив последнее слово.

Она встала и пошла в коридор, навстречу отцу Ромки – Борису Леонидовичу – владельцу частного бизнеса в сфере информационных технологий.

- Борис Леонидович, добрый день! – заискивающе начала она, обращаясь к слегка полноватому мужчине лет 40, с небольшой залысиной на затылке, заносившему в этот момент в квартиру какую-то штуку с куполообразным верхом, накрытую тканью.

- А-а-а! Добрый, добрый, Евгения Владимировна! Ну как там успехи у моего сынули? –очень быстро (видимо привыкнув так разговаривать с партнерами по сотовому телефону) забасил Борис Леонидович.

- Понимаете, я как раз и хотела по этому поводу с вами поговорить. Дело в том, - не дожидаясь согласия у отца Ромки на разговор, продолжала она, - что у Романа очень тяжелый случай педагогической, я бы сказала, запущенности. Понимаете, мальчик получил не только физическую, но и психологическую травму, после смерти матери. Именно поэтому его нужно по максимуму, я бы сказала, окружить заботой и лаской. Дать ему, так сказать, возможность… раскрепоститься, что ли. Но вы понимаете, что в рамках урока это совместить довольно сложно. Хотя, - Евгения Владимировна гордо подняла голову, - не скрою, что я делаю это совершенно бесплатно (она особенно выделила последнее слово). Но вы сами понимаете, что долго так продолжаться не может, поскольку мы с Романом неизбежно начинаем отставать по программе.

- Так что вы предлагаете, Евгения Владимировна? – безразличным тоном и всё так же быстро протараторил Борис Леонидович, разувшись и попытавшись пройти мимо учительницы вместе со странным куполообразным предметом в комнату сына.

Евгения Владимировна, видя, что Борис Леонидович пытается буквально уйти от разговора, специально загородила собой проход, продолжая свою отрепетированную речь.

- Я бы попросила вас добавить мне… ну, сами понимаете, сколько считаете нужным.

- Сколько? – резко и небрежно бросил Борис Леонидович, пытаясь боком протиснуться мимо учительницы.

- Ну, я не знаю, мне надо подумать…

- Сколько? – тон Бориса Леонидовича сменился на требовательный. – Думайте быстрее, я очень тороплюсь.

- Ну, я бы сказала… тысячу, - явно осторожно сказала Евгения Владимировна, наблюдая за реакцией отца Ромки.

- Хорошо, можете рассчитывать на эту сумму со следующего занятия. А пока можете быть свободны. На сегодня ваши занятия закончены, поскольку у моего сына праздник – ему исполнилось 8 лет. И сейчас мы будем праздновать.

- Спасибо, Борис Леонидович, большое вам спасибо! Вот увидите, ваш сын будет успевать по всем предметам! – говорила Евгения Владимировна, освободив, наконец, дорогу и пятясь к двери. Она хотела побыстрее уйти, боясь, что отец Ромки передумает.

В это время в коридор выехал на коляске Ромка. Он с любопытством смотрел на странный куполообразный предмет, который держал в руках отец.

- Хотя, Евгения Владимировна, а почему бы вам не…

Борис Леонидович не успел закончить фразу, поскольку учительницы уже и след простыл.

- Привет, пап! А что это у тебя? – спросил с любопытством Ромка.

- Привет, Барашек (так Борис Леонидович называл сына из-за его чрезмерно вьющихся волос)! А это тебе подарок! С днём рожденья, сынок! – как можно ласковее произнес он, хотя вышло это всё равно неуклюже, словно он долго репетировал речь, но по каким-то причинам сказал всё равно не то, что хотел.

- Ух ты! Здорово! – громко воскликнул Ромка.

В это время ткань, накрывавшая куполообразный предмет слегка пошевелилась и сдвинулась, а затем раздался резкий пронзительный крик. Борис Леонидович скорчил недовольную гримасу - ему явно не нравился этот звук. Потом что-то зашелестело, и ткань с куполообразного предмета съехала вниз, упав прямо под колёса Ромкиной коляски. Куполообразным предметом оказалась клетка, в которой сидел большой попугай и чистил себе клювом перышки. Он имел жёлто-голубой окрас и небольшое зелёное пятнышко (похожее на шапочку) на голове. А в целом, напоминал цветной веник.

- Круто! Пап, а это попугай, да?

- Да, это ара, сынок. Очень умная птица.

- Класс!!! У меня теперь будет свой попугай! – восторженно кричал Ромка. – А как его зовут?

- Не знаю, назови его сам как-нибудь.

- Хорошо, тогда пускай будет Кеша, как в мультике.

- Как скажешь, сынок.

- А он разговаривает?

- Ну, он пока мало слов знает, молодой ещё. Придётся тебе его самому учить. А ещё кормить, поить и убирать за ним в клетке.

- Да это без проблем! А какие он слова говорит? – не унимался Ромка.

- Не знаю, сынок, не было времени проверять. Пока ехал из магазина, он каркал там чего-то, но я не разобрал. Пошли, поставим клетку в твою комнату, дадим ему поесть и попить, глядишь и заговорит.

- А что он ест, пап?

- Продавец сказал, что орехи можно, семечки, фрукты там разные, только не экзотические… А, вообще, я корм специальный купил, так что не оголодает, не бойся.

Борис Леонидович поставил клетку с попугаем на стол у окна, чтобы Ромке было удобно ухаживать за птицей, потом насыпал корма в кормушку и отошёл на несколько шагов, дав возможность сыну поближе познакомиться с новым питомцем. Ромка подъехал к клетке так близко, как смог, и с открытым ртом смотрел, как попугай ест корм. Он даже не услышал, как Борису Леонидовичу позвонили, и как тот, посмотрев на часы, потихоньку вышел из комнаты, достал из кармана пиджака мобильный телефон, и стал оживлённо с кем-то разговаривать. Ромка всецело был поглощён своим подарком. Затаив дыхание, он наблюдал за движениями птицы, любуясь её ярким оперением. До этого он видел попугаев только по телевизору и пару раз в зоопарке, но дома иметь такую птицу – совсем другое дело.

Разговор по телефону у Бориса Леонидовича был недолгим, но резким. И по его налившемуся кровью лицу было заметно, что сложился он весьма неудачно. Небрежно бросив сотовый в карман, Борис Леонидович заглянул в комнату сына. Ромка всё ещё разглядывал попугая. Тогда Борис Леонидович осторожно прикрыл дверь и пошёл на кухню, где домработница Вера готовила праздничный ужин.

- Слушайте, Верочка, тут такое дело… Мне по работе надо отлучиться, - виновато пробасил он. Ни хрена без меня решить не могут, уроды! Вы передайте Ромке, что… ну что я скоро вернусь. Часика через два-три. Ну, вы сами понимаете.

Домработница устало посмотрела на Бориса Леонидовича.

- Опять поздно придёте, когда он уже спать будет? Вы хоть сами-то с ним поговорить пробовали?

- Да нет, не решился чего-то. Он попугаем там любуется, не хотел его расстраивать. Вы уж, Вера, пожалуйста, как-нибудь помягче там с ним.

- Ладно, разберёмся. Не в первый раз. Идите куда хотели и не волнуйтесь. Ребёнок ваш будет накормлен и спать уложен вовремя.

- Спасибо, Верочка! Что бы я без вас делал!

- Больше бы дома с сыном время проводил, вот что.

Но Борис Леонидович этого не услышал, потому что на всех парах уже бежал к машине, ждущей его у подъезда. Всю дорогу до места своей работы он думал вовсе не о делах. В очередной раз у него случился приступ угрызений совести. Такое периодически происходило с ним несколько раз в день, особенно, когда он видел сына. Но, почему-то именно сейчас, совесть мучила его сильнее, чем когда-либо. Борис Леонидович в очередной раз восстанавливал в памяти тот злосчастный зимний день, когда торопился на встречу с инвесторами. Сделка, которую он хотел заключить, была очень важна для него, и, как назло, в это же время жена попросила подбросить её с сыном до спорткомплекса, куда она водила Ромку в бассейн. По иронии судьбы, в этот день время, казалось, бежало стремительней молнии. Ещё эти чёртовы пробки на дорогах, будь они неладны! Борис Леонидович жутко опаздывал на встречу. Он практически не выпускал мобильный из рук, уверяя своих партнеров, что скоро будет на месте, совершенно забыв о безопасности жены и сына… когда на крутом повороте машину занесло и она выехала на встречную полосу. Последнее, что запомнил Борис Леонидович – яркий свет фар быстро приближающегося автомобиля, а потом...

Потом, очнувшись на больничной койке и отделавшись сотрясением мозга и переломом ключицы, он узнал, что его жена забыла пристегнуть ремень безопасности и скончалась на месте аварии, а сын находился в реанимации. У Ромки обнаружили перелом 6 и 7 позвонка в шейном отделе с повреждением спинного мозга. Поставили пластину. Поначалу он вообще шевелиться не мог, но спустя полтора года сложнейшей реабилитации, смог сидеть в коляске и чувствовать руки. Только правая до сих пор плохо работала, несмотря на то, что Ромка постоянно делал упражнения. Врачи все в голос утверждали, что динамика хорошая, но никто не говорил, встанет ли Ромка когда-нибудь или нет.

Конечно, нужно отдать Борису Леонидовичу должное - он работал как проклятый, чтобы вернуть сыну возможность когда-нибудь снова ходить и обеспечить ему достойное будущее. Но за всеми этими бесконечными сделками, договорами и переговорами, совершенно забыл о том, что, Ромке, в сущности, нужно было всего лишь его присутствие рядом и простое человеческое общение, чего Борис Леонидович не мог себе позволить из-за постоянной занятости на работе. В глубине души, конечно, он понимал, что собственноручно загнал себя в эту клетку, но наступить на горло собственной песне не решался. Видимо, боялся смотреть своему ребёнку в глаза, потому что знал, что виноват во всём случившемся.

- Борис Леонидович, простите за любопытство, у вас что-то случилось? Вид у вас, словно вы с похорон вернулись.

Голос шофёра, наконец, вывел Бориса Леонидовича из состояния оцепенения.

- А? Что? Да нет, нет, ничего. Просто у сына день рождения…

- Так это ж здорово! А чего грустите-то?

- Понимаешь, Жора, дела. Всё дела проклятущие! Совсем времени ни на что не остаётся.

- Понимаю! Так а вы, Борис Леонидович, пошлите всё нах… да поезжайте домой. У вас там наверное веселье в полном разгаре, ребятни куча… Вот к моему сыну на день рождения в прошлом году, представляете, чуть ли не пол района пришло. Он, оказывается, тайком он меня с женой их пригласил. Вот мы с моей благоверной отдувались! Да, веселуха, я вам скажу, была!

По лицу шофёра, видимое Борису Леонидовичу в переднее зеркало обзора, было заметно, что воспоминания эти приносят их владельцу самое настоящее удовольствие. От этого Борису Леонидовичу стало ещё тоскливее.

- Слушай, Жора, - после минутного молчания сказал Борис Леонидович, - а поворачивай-ка ты назад. И вправду, пошло всё к чёртовой матери!

- О! Вот это правильно, Борис Леонидович! Так и я не супротив. Мужик сказал – мужик сделал!

И Жора на ближайшем перекрёстке повернул в сторону дома Бориса Леонидовича.

А в это время Ромка учил попугая разговаривать.

- Ну, Кеша, скажи «при-вет».

Попугай молча чистил пёрышки и безразлично смотрел на Ромку.

- Скажи «Ро-ма». Скажи «Ке-ша».

Уже полчаса Ромка пытался вытянуть из попугая хотя бы одно слово, но безрезультатно. Птица лишь громко кричала, наотрез отказываясь разговаривать. Чего только Ромка не пробовал, чтобы наладить с Кешей контакт: насыпал побольше корма в кормушку, налил в поильник воды, даже окно открыл пошире, наивно полагая, что птица, таким образом, почувствует себя как дома и раскрепостится. Но Кеша на кормушку даже не взглянул, воду тоже пить не стал. Зато нашёл себе занятие по душе – стал пытаться клювом перегрызть прутья клетки.

- Ты, наверное, хочешь домой, в Африку. Ты ведь оттуда прилетел, да?

Попугай молча продолжал грызть прутья.

- У тебя там мама и папа остались? Или детки? Не притворяйся, я знаю, что ты меня понимаешь. Мой папа сказал, что ты умный. Хотя, он тоже умный, но почему-то не всегда меня понимает.

Кеша молчал.

- А! Я понял! – обрадовался Ромка своей собственной смышлёности. – Ты хочешь, чтобы я тебе клетку открыл! Тогда ты будешь разговаривать, да?

Попугай перестал грызть прутья, внимательно посмотрел на Ромку и громко крикнул.

- Да! Я знал, что ты умный! – обрадовался Ромка и захлопал в ладоши. – Сейчас, погоди, я тебя выпущу.

И Ромка открыл клетку, отъехав на коляске немного назад, сделав вид, что не смотрит в сторону попугая.

- Давай, Кеша, выходи.

Но попугай осторожничал. Видимо до конца не мог поверить в то, что его выпускают на свободу. Он был в неволе довольно долго, и не сразу понял, что хозяин открыл клетку вовсе не для того, чтобы её почистить. Даже когда Ромка развернулся к клетке спиной, это помогло не сразу. Наконец, попугай решился просунуть голову в открытый проём дверцы. Он посмотрел по сторонам и видя, что его действия не вызывают у Ромки возражений, осторожно поднял левую лапку и вышагнул из клетки. Вконец осмелев, он стал важно расхаживать по столу, то и дело, кивая головой и расправляя крылья. Ромка украдкой наблюдал за попугаем, боясь сделать резкое движение и спугнуть птицу. Но Кеша, похоже, освоился со своим новым положением и уже не обращал на Ромку никакого внимания.

Приоткрытое окно попугай тоже заметил не сразу. Или просто делал вид, что не чувствует тёплый майский ветерок, слегка ласкавший его пёрышки. Но заметив, с любопытством подошёл к окну поближе, вытянув вперед шею, будто бы нюхая сладковатый весенний воздух. Не успел Ромка и глазом моргнуть, как попугай быстрее молнии взмахнул крыльями и был таков. Ромка от неожиданности даже рот открыл, а потом заплакал. Он совсем забыл про то, что окно было открыто, к тому же никак не ожидал от попугая подобного предательства. Для себя Ромка давно уяснил один жизненный урок: люди – ненадёжные товарищи, они часто обманывают и предают. Так поступили его друзья со двора, исключив его из своей компании сразу после того, как он попал в аварию. Кому из здоровых детей интересно играть, например, в футбол, с инвалидом на коляске? Или в ляпы? Поначалу Ромка даже пытался найти оправдание их поступку, но простить их всё-таки не смог. Да что о них говорить, если его постоянно обманывал собственный отец! Даже в день рождения своего единственного сына, он не смог сдержать обещание. Тётя Вера, домработница, всё рассказала, которая, кстати, тоже та ещё врушка. Постоянно твердит, что отец Ромки очень занят на работе только ради того, чтобы потом надолго уйти в отпуск и быть почаще рядом с сыном. Поначалу Ромка ей даже верил (так искренне, как может верить только ребенок), но очень быстро разочаровался в Вере. Даже его мать, смерть которой он очень болезненно переживал до сих пор, раньше часто говорила ему, что они всегда будут вместе. Мог ли тогда Ромка, хотя бы даже на мгновение представить, что это была самая страшная ложь, какую ему только пришлось слышать в его жизни.

В общем, врали Ромке и предавали его все вокруг. Но если с предательством и ложью людей он уже свыкся, то от попугая Ромка этого просто никак не ожидал. Эта птица была его, быть может, последней надеждой на то, что всё-таки есть в этом мире настоящая дружба, любовь и верность. И эта надежда упорхнула из его рук вместе с желанием поговорить хоть с кем-то, пускай даже не человеком, а птицей.

- Ро-ма! – вдруг раздался откуда-то с улицы резкий каркающий голос.

Ромка чуть не подпрыгнул от неожиданности. Он вытер с лица слёзы, подъехал к окну и расплылся в улыбке. На ветке клёна за окном сидел Кеша. Он смотрел на Ромку, склонив голову на бок, и тоже улыбался. По крайне мере так показалось Ромке.

- Кеша, Кеша! Ты не улетел! Ура!!! – обрадовался Ромка.

- Ке-ша, - прокаркал ему в ответ попугай.

- Так ты правда говорить можешь? Я так и знал, что ты просто притворяешься! Иди ко мне, Кеша. Иди сюда. Смотри, что у меня есть!

Ромка достал из грудного кармана рубашки небольшой орешек кешью и протянул его на ладони Кеше. Попугай с аппетитом посмотрел на орешек, но, нерешительно переминаясь с лапки на лапку, с места не сдвинулся. Тогда в голову Ромке пришла идея - он решил поймать Кешу на живца.

В это время на кухне домработница Вера разговаривала по телефону со своим сыном и не слышала, что происходит в комнате Ромки. У неё дома были свои проблемы. Сын Веры недавно пристрастился к наркотикам и постоянно требовал у неё деньги на очередную дозу. Чего только Вера не пробовала, чтобы вылечить его от этой беды, но тщетно. Реабилитация не помогала, он постоянно срывался снова. А работать исключительно на прихоти сына у неё уже не было никаких сил. Конечно, Вера всё это тщательно скрывала от Бориса Леонидовича, но постоянные истерики сына дома, его неадекватное поведение и частые ломки сводили её с ума. Она всё время думала о том, что сделала не так. Муж бросил Веру, когда сыну едва исполнился год, и она воспитывала мальчика одна, окружив его безмерной заботой и лаской. Она жертвовала ради него всем: свободным временем, здоровьем, личной жизнью… Вложила в него всю душу, в конце концов. Так почему же он из ласкового и доброго мальчика превратился в жестокое, ненасытное и своенравное чудовище? Неужели материнская любовь способна на такую трансформацию? Неужели любви может быть слишком много? Она постоянно задавала себе эти и многие другие вопросы, рыдая по ночам в подушку, но не могла найти на них правильного ответа, всё больше погружаясь в мир воспоминаний и грёз. В какой-то степени прошлое для неё стало панацеей от насущных проблем. Но в один прекрасный момент, погружаясь в пучину собственных воспоминаний, Вера даже не заметила, как стала зависимой от них настолько, что в какой-то мере уподобилась своему сыну-наркоману. И это неизбежно отразилось на её работе в доме Бориса Леонидовича. Она стала рассеянной, раздражительной, иногда даже чересчур грубой с Ромкой, как будто он был виноват в её проблемах и неурядицах. А ещё Вера стала частенько забывать о своих прямых обязанностях. Например, вывезти Ромку погулять (хотя это было проще простого, ведь жили они всего лишь на втором этаже в доме с работающим лифтом) или помочь ему справить естественную нужду. Борис Леонидович иногда замечал, что с Верой происходит что-то неладное, но значения этому не придавал, ведь найти хорошую домработницу, способную всё делать по дому да, ко всему прочему, ещё ухаживать за мальчиком-инвалидом довольно сложно. К тому же, Ромка на неё не жаловался. И Вера продолжала работать, хотя делала это, скорее, по инерции.

Именно поэтому она не услышала, как Ромка плакал, когда выпустил попугая из клетки. И как он стал пытаться вскарабкаться на подоконник, случайно уронив на пол горшок с цветком. Руки Ромки были ещё очень слабы, но желание вернуть попугая обратно в клетку, придало им силы. Хорошо, что подоконники в доме были узкие и не очень высокие, примерно Ромке по грудь. Нужно было только боком подкатить коляску к самому окну, попытаться ухватиться покрепче за край оконной рамы и подтянуть туда остальную часть тела. Но придумать это оказалось гораздо проще, чем выполнить. То мешала батарея, то голова постоянно ударялась о распахнутую настежь створку, то мешал стол, слишком близко поставленный к окну. Наконец, Ромке удалось примоститься точно напротив окна и поставить коляску на тормоз. Оставалось самое трудное – залезть на подоконник. Хорошо, что Борис Леонидович купил сыну инвалидную коляску с электроприводом, на которой можно было без особых усилий отрегулировать высоту сидения. Ромка нажал на пульте управления коляской соответствующую кнопку, но ему удалось поднять сидение всего лишь на 10 сантиметров. Этого, конечно, было не достаточно, чтобы без усилий залезть на подоконник, но, всё же, лучше, чем совсем ничего. Ромка поднял подлокотник, как можно дальше высунул в оконный проём руки и крепко ухватился ими за оконную раму. После нескольких безуспешных попыток, ему с большим трудом, наконец, удалось заползти на подоконник так, чтобы ноги не тянули его назад. Но лежать так было очень неудобно. Во-первых, оконная рама неприятно давила на живот, а, во-вторых, отлив у окна был металлическим и на солнце сильно нагрелся, обжигая Ромке руки. Радовало одно – Кеша был очень близко, поскольку ветка клёна под весом попугая, склонилась к самому окну. Оставалось лишь протянуть руку и…

Борис Леонидович постоянно торопил шофёра. Ему хотелось быстрее приехать домой, обнять сына и попросить у него прощения. К тому же, его уже как полчаса не покидало дурное предчувствие. Лишь по счастливой случайности машине Бориса Леонидовича удалось избежать пробок и беспрепятственно добраться до его дома. Выскочив из машины, Борис Леонидович непроизвольно посмотрел на окна своей квартиры, практически полностью скрытые от глаз молодой порослью клёна, и остолбенел. Он увидел Ромку, наполовину вылезшего из окна и изо всех сил пытающегося до чего-то дотянуться.

- Ромка! – в ужасе громко крикнул Борис Леонидович и со всех ног бросился в сторону дома, перескочив через оградку палисадника.

Всё произошло очень быстро. В следующую секунду, попугай, сидевший на ветке и спокойно чистивший пёрышки, вдруг, резко взмыл вверх. В то же мгновение, Ромка, уже почти коснувшийся кончиками пальцев яркого оперения Кеши, непроизвольно попытался схватить попугая за лапки, но поймал рукой лишь воздух. В принципе, всё могло бы на этом и закончиться. Ромка слез бы с подоконника и всё вернулось бы на круги своя. Но ветка, на которой сидел попугай, вернулась в своё первоначальное положение, больно хлестнув Ромку по щеке и чудом не угодив ему в глаз. Скорее от неожиданности, чем от боли, Ромка вскрикнул, потерял равновесие и вывалился из окна, не успев даже понять, что с ним произошло.

Падение было быстрым и на удивление мягким, будто кто-то догадался, что Ромка сможет выпасть из окна и для безопасности положил прямо на улице матрац. Только Ромка упал вовсе не на матрац. Он понял это лишь, когда увидел перед собой лицо отца. Борис Леонидович подоспел вовремя. Каким-то чудом он сумел поймать сына, смягчив его падение собственным телом и отделавшись несколькими ушибами. Казалось, нужно было радоваться счастливому стечению обстоятельств, но Ромка, увидев отца, почему-то, вдруг, заплакал.

- Ромка, сынок, ты ничего себе не сломал? – боязливо спросил Борис Леонидович. – Тебе больно? Голова не кружится?

Но Ромка будто не слышал вопросов отца.

- Прости, пап! – взахлёб рыдал Ромка. – Я твой подарок… я попугая… выпустил.

- Да бог с ним, с этим попугаем, - улыбнулся Ромке отец, обнял его покрепче и поцеловал в щёку. - Главное, что ты жив остался. А попугая я тебе нового куплю. Будем его вместе учить разговаривать. Я теперь чаще дома бывать буду.

Ромка сразу перестал плакать и улыбнулся Борису Леонидовичу в ответ, так искренне, как может улыбаться только ребёнок. Они лежали, обнявшись, оба до смерти напуганные и… счастливые. А попугай посмотрел на них с высоты своего полёта и полетел прочь. В тот день он оказался одним из немногих, кому удалось сбежать из своей клетки.

29.10.14

Дата добавления: 2015-07-15