Я ВСЕ ЗНАЮ!

Дмитрий Емец

— Доктор, просыпайтесь! Работа приехала!

Зевая, доктор Баранников присел на кушетке. Перед ним стоял курчавый санитар из приемного отделения.

— Нового психа привезли! — жизнерадостно сообщил он.

— Ну и чего? Нельзя было подождать до утра?

— Этот не совсем обычный. Вроде какой-то ученый. Требует главного врача. Я сказал, что главного нет, и тогда он стал требовать дежурного.

Баранников подошел к зеркалу и, внимательно глядя в него, провел руками по лицу, разглаживая складки.

— Очередной параноик, — сказал он. — А кто он вообще такой?

— Я же говорю, ученый какой-то. То ли доцент, то ли профессор. Фамилия Коптин. Поймали на телевидении, пытался прорваться в студию прямого эфира. Когда его задерживали, укусил полицейского и еще кого-то там, — сказал санитар.

Большие светящиеся часы приемного отделения показывали без пяти три. Доставленный пациент, маленький взлохмаченный человек с кровоподтеком на правой скуле, сидел на стуле. Он был в смирительной рубашке. Стоящий рядом молодой полицейский с интересом разглядывал ее связанные рукава.

Увидев доктора, пациент нетерпеливо вскочил.

— Вы дежурный врач? Наконец-то! Я совершенно нормален! Прикажите санитарам развязать меня! — крикнул он.

Лоб доктора Баранникова прорезала складка. Он привычно провел ладонью, отбрасывая назад волосы.

— У нас здесь все нормальные. Сядьте на стул! Во всем разберемся!

— Я доктор наук Коптин! Понимаете: доктор наук! Вы не имеете права держать меня здесь! Я буду жаловаться! Я совершенно здоров!

Баранников поморщился. Все душевнобольные считают себя здоровыми. Именно поэтому в психиатрических клиниках все стекла небьющиеся.

— Можно идти? — спросил полицейский, переставая глазеть на смирительную рубашку. — Распишитесь здесь! И вот здесь!

Взяв бумагу, он удалился. Человек в смирительной рубашке проводил его взглядом.

— Ну и что дальше? — спросил он устало.

Не отвечая, Баранников сел за стол и взглянул на копию протокола задержания, к которому было подколото направление на психиатрическую экспертизу.

— Зачем вам нужно было в эфирную студию? Вы не отдавали себя отчета, к чему это приведёт и где вы окажетесь? — спросил он.

Пациент неуютно пошевелился.

— Я знал, на какой риск иду, но хотел предупредить как можно больше людей! Два дня назад я просил предоставить мне эфир, умолял, даже предлагал продать квартиру, чтобы дать им денег! Эти олухи отказали! Болваны, скоро они обо всем пожалеют!

— Вы угрожаете кому-нибудь конкретно? Имена? Причины неприязни? — быстро спросил доктор, бросая на пациента проницательный взгляд поверх бумаг.

Коптин отрицательно мотнул головой.

— С чего вы это взяли? Я ученый. Я вообще не склонен к насилию.

— А из сопроводительного протокола следует, что склонны. При задержании вы укусили старшего лейтенанта Морденко за палец и нанесли оскорбление действием ассистенту режиссера... э-э... фамилия неразборчиво.

— Какому еще ассистенту? А, это, наверное, парень, которому я оторвал пуговицу на воротнике. Вот уж не думал, что это считается оскорблением, — удивился пациент.

— Видите, сами сознаетесь! — веско сказал доктор.

— Подумаешь, укусил. Надеюсь, для вас не секрет, как у нас задерживают? Дубинкой по шее, кулаком по ребрам. Естественно, меня это возмутило, и я стал сопротивляться. Но из этого не следует, что я опасен.

Просмотрев протокол, Баранников отложил его.

— Вы ученый? — спросил он миролюбиво.

— Доктор биологических наук. Старший научный сотрудник института растениеводства имени Мичурина, — с подробной гордостью сказал Коптин.

— И вы работали... э-э... до последнего времени?

Лицо Коптина побурело. Доктору был знаком этот холерический тип — маленькие полнокровные мужчины, нервные, быстро выходящие из себя и, по большому счету, более других склонные к психическим нарушениям.

— Что-о? Вы намекаете, что меня могли вышвырнуть, потому что я чокнутый?

— Я ни на что не намекаю. Я просто спрашиваю. Это вы делаете выводы.

— Вы спрашиваете? — вскипел ученый. — Слышали бы вы свой тон! Вы привыкли иметь дело с психами, а не с нормальными людьми! Это вам так не пройдет! Да знаете, кто вы такой? Идиот! Хам! Болван!

И Коптин разразился потоком брани. Доктор терпеливо ждал, пока он спустит пар. Наконец пациент обессиленно умолк.

— Ладно, задавайте ваши вопросы и покончим с этим, — сказал он.

Баранников открыл лист поступления.

— Вы не пьете? Состоите на учете в наркологическом или психиатрическом диспансерах? Кто-нибудь из ваших родных был склонен к алкоголизму? К помешательству? Накладывал на себя руки?

Коптин снова начал краснеть, но сдержался.

— Нет, нет и нет. На каждый вопрос «нет», — сказал он.

— Учтите, скрывать бесполезно, всё равно будут сделаны запросы, — предупредил доктор.

Сидевший напротив мужчина неожиданно хмыкнул, и на его лице отразилось нечто вроде злорадства.

— Делайте какие угодно запросы. Все равно ответы не успеют придти, — сказал он.

— Почему? — удивился доктор.

— Потому что, если ничего не предпринять, человечеству осталось существовать ровно неделю. А потом всё! Занавес! Смена караула!

На миг доктору стало не по себе. Глаза психа горели убежденностью.

«Если я напишу «маниакальный бред», никто не оспорит этот диагноз. И уколы, уколы!», — деловито подумал Бараннников, отыскивая глазами откатившуюся ручку.

— Не могли бы вы рассказать подробнее? — попросил он.

Больной недоверчиво усмехнулся.

- О чем рассказать?

- Обо всём!

— Вы уверены, что сможете правильно воспринять то, что я вам скажу? Или всё это нужно лишь затем, чтобы засадить меня в психушку?

— У нас нет плана по психиатрическим больным. Если вы убедите меня, что здоровы, я не стану вас задерживать, — пообещал Баранников.

Пациент испытующе посмотрел на него и, видимо, решился.

— Хорошо, я расскажу! Просто потому, что молчать страшно. Но если вы мне не поверите, пеняйте на себя. Я не боюсь очутиться в психушке, потому что скоро не будет ни психушек, ни городов, ни людей.

— И что же ждет нашу Землю? Вторжение инопланетян? — с иронией поинтересовался Баранников.

— Инопланетяне? Нет, не думаю. Во всяком случае, не в ближайшее время. Наш враг гораздо ближе. Говоря другими словами, он всегда был рядом с нами. Я знаю, что планету захватят, и произойдет это через неделю. Возможно, днем позже или днем раньше, хотя не думаю, что они изменят свои планы. Срок операции уже назначен.

— И кто же нас захватит? Американцы?

— Нет, американцы пострадают вместе с нами, — покачал головой Коптин и, понизив голос, прошептал: — Нас захватят овощи и фрукты!

От неожиданности Баранников подался вперед, на миг разинул рот, а потом откинулся на спинку стула расхохотался.

— Вы серьезно? Фрукты и овощи? А почему не насекомые, не грибы, не птицы?

Пациент посмотрел на него почти с ненавистью, и доктор сразу перестал улыбаться.

— Простите, я не хотел, — извинился он.

— Ничего. Вы не первый. Они тоже смеялись.

— Кто «они»?

— В министерстве обороны, в ФСБ, в министерстве по чрезвычайным ситуациям и прочих подобных ведомствах. Болваны! Посмеялись, толком не выслушали меня и выставили за дверь. Никто даже не посмотрел мои исследования, мои рассчеты и схемы!

Баранников вскинул на него глаза.

— Вот как? У вас есть и схемы?

— Конечно. У меня все забрали в полиции. Умоляю, позвоните им, пусть мне вернут мои бумаги!

— Сейчас там все спят. Я позвоню утром, — пообещал доктор. — А пока давайте так, без выкладок.

Коптин исподлобья взглянул на него.

— Только обещайте выслушать внимательно! Это не бред сумасшедшего, это факты. Я очень надеюсь, что вы поверите.

Поняв, что рассказ будет долгим, Баранников жестом отослал скучающего санитара.

- Если что: видите эту кнопку? Хотя, мне кажется, бросаться вы больше не будете.

- Нет, - серьезно сказал пациент. - Пока не буду. Да и потом на мне эта сбруя... Вы ее, конечно, не снимете?

- Чуть позже, - ласково сказал доктор.

Прежде чем начать говорить, Коптин внимательно оглядел приемный покой.

— Что у вас в холодильнике? — подозрительно спросил он.

— Лекарства. Ампулы, — не удивляясь, ответил доктор.

— И всё? — с особой настойчивостью спросил Коптин.

— Не знаю. Наверное, всё.

— А фруктов или овощей в нем нет?

— Может, и есть. Родные иногда приносят для передачи.

Глаза пациента зажглись особым огнем.

— Откройте холодильник! Вы же видите, что мои руки... Откройте! — потребовал он, вскакивая.

Поняв, что спорить бесполезно, Баранников открыл холодильник. Коптин придирчиво оглядел полки.

— Я так и думал! Здесь яблоки и бананы. Бананы можете оставить. Они туповаты и ничего не поймут, а вот яблоки разрежьте и раздавите все семена! Ну же! Или сделайте это сами или освободите мне руки.

Немного поколебавшись, доктор по очереди разрезал яблоки и, вычистив из середины все семена, раздавил их на своем столе. Пациент пристально наблюдал за ним.

— Очень хорошо! — одобрил он. — Вы очень решительно с ними расправились, теперь они не подслушают. Семена у них — это органы чувств, без них они ничего не слышат и не осязают... Вы никогда не замечали, что строение фруктового плода напоминает человеческий мозг?

- Замечал, конечно. Грецкий орех?

- Не только. Посмотрите на то же яблоко, и вы обнаружите два полушария, ту же сердцевину и тот же столб центральной нервной системы. Я долго изучал это сходство и пришел к выводу, что дело тут в изначальной генетической программе клетки. Если углубиться в начало истории, станет ясно, что фрукты и овощи — наши эволюционные братья, которые ненавидят нас так же сильно, как Каин ненавидел Авеля. И их ненависть объяснима. Используя плоды и клубни в пищу, мы пожираем мыслящие клеточные существа, почти не уступающие нам!

— Прямо-таки не уступающие! — не отрывая от него горящего взгляда, перебил доктор.

— Уверяю вас, что так оно и есть! В скорости обучения они намного превосходят нас, особенно если взять в расчет, что жизнь их намного более скоротечна. Проживи яблоко или груша не три-четыре месяца, а десять-пятнадцать лет, оно затмило бы любого земного гения!

Доктор взялся за ручку, чтобы что-то записать в карту, но ничего не записал, а стал машинально чертить на полях какие-то линии.

— Должен признать: выдвинутая вами гипотеза весьма необычна. Признаться, мне чего только не приходилось слушать, но нелепое утверждение, что растения могут мыслить...

— Не растения вообще, а именно овощи и фрукты! — перебил пациент. — Лиственные неплодовые деревья, водоросли, трава не в счет. Они не наделены личностью, а их семена не излучают микроволн.

— И что же это за микроволны? — с легкой улыбкой поинтересовался Баранников.

— Переменные инфракрасные волны слабой интенсивности. С их помощью плоды общаются между собой и плетут свои заговоры, свои гнусные козни! Они служат им речью так же, как нам колебания воздуха. Расстояние не имеют никакого значения. Груша из Франции легко может переговариваться с абрикосом, болтающимся на дереве где-нибудь в Турции.

Коптин замолчал и сглотнул слюну. Доктор вежливо смотрел на него, ожидая продолжения.

— Вы, наверное, хотите узнать, как я до всего этого дошёл? — продолжал сумасшедший. — Наитие, дерзкая идея! Эти инфракрасные волны отмечали многие ученые, но они считали их излучением, исходящим от всякого материального тела. Ну там, процессы клеточного метаболизма, расщепление, отражение света и все такое прочее. Я первым предположил, что волны на самом деле речь растений и расшифровал её.

— Довольно смело. И как же вам пришло в голову такое предположение?

— Случайно. Я ставил опыт на нескольких яблоках, помещенных в один лабораторный сосуд. В ходе эксперимента я обратил внимание, что яблоки излучали микроволны по очереди, то есть словно переговаривались между собой. В то время, как одно яблоко излучало, остальные держали инфрапаузу. Согласитесь, это странно. Я человек занудный и упорный, и не признаю неразрешенных загадок. Я стал изучать эту проблему вплотную, ставил опыт за опытом и вскоре мне удалось вычленить определенные комбинации волн... Я стал копать дальше, загрузил волны в компьютер, сделал несколько смелых допущений и через полгода... я знаю, в это трудно поверить... я уже понимал речь яблок. Дальше больше: оказалось, что разумны не только яблоки, но и почти все фрукты: груши, сливы, инжир, персики. Их языки отличаются, но не так сильно, как у людей. Зная один язык, можно быстро освоить другие. После фруктов я взялся за овощи и обнаружил, что они тоже разумны, но находятся на более низкой стадии эволюции...

В дверь заглянул курчавый санитар, проверяя, всё ли в порядке. Баранников досадливо махнул на него рукой, и голова исчезла. Коптин вопросительно оглянулся и прервался.

— А-а? Что? — рассеянно спросил он.

— Не обращайте внимания! Вы сравнивали овощи и фрукты и рассказывали, что освоили их язык... — терпеливо напомнил доктор.

— Да, так всё и было. Я накупил фруктов, овощей, засел у себя в лаборатории — по счастью, меня никто не тревожил, и несколько месяцев подряд вслушивался в их речь.

— Вы с кем-нибудь делились результатами своих исследований? С коллегами, с друзьями?

Коптин понурился.

— Первое время показывал кое-кому, но потом бросил. Бесполезно. Я же говорил, что расшифровывая импульсы, я сделал несколько смелых допущений — почти прозрений, которые никак не подтверждаются научно: ни логикой, ни формулами. А то, что не подтверждено формулами, для науки лишь гипотеза.

— А записи ваших перехватов не производили на них впечатления?

Коптин скривился.

— Увы! В подслушанных мною разговорах не было ничего примечательного. В основном это были дрязги, мелочные сплетни или пустая болтовня о том, кто как следит за кожурой, какой пестик связался с какой тычинкой, кого съели и кого проточил червяк. Впрочем, я понимал, что, делая случайные забросы, трудно набрести на что-то интересное: ведь и люди далеко не всегда говорят о научных открытиях, религии или искусстве, чаще они болтают о всякой ерунде.

Зазвонил телефон. Доктор Баранников дал ему один или два раза звякнуть, а потом, подняв трубку, вновь положил ее.

— Всё, что вы рассказываете, крайне интересно, но я не понимаю, каким образом из этого вытекает, что человечеству грозит уничтожение? — спросил он.

Сумасшедший наклонился к нему и прошептал:

— Я узнал обо всём случайно. Пять дней назад я подслушал разговор двух апельсинов. Они обсуждали подготовку плана «У» и очень горячились. Апельсины они, знаете ли, очень вспыльчивы... Среди фруктов – апельсины, а среди овощей – помидоры. Прямо итальянцы какие-то. Но овощи, я говорил, это совсем не тот уровень.

Доктор поднял брови.

— Вы отвлеклись.

- Отвлекся? Почему?

- Вы говорили о плане «У»!

— Да-да. План «У» — план уничтожения всех биологических видов Земли и прихода им на смену ботанических видов.

Доктор негромко присвистнул.

— Ну и масштаб у вас, батенька! С какой стати фрукты станут это делать?

— Как я понял, дело тут в жизненном пространстве. Растениям нужна почва, чтобы пускать корни, нужен кислород и регулярный, предсказуемый климат. Нас, людей, они люто ненавидят, даже на уровне обыденного сознания. Мало того, что мы отбираем у них почву, но ещё и занимаемся селекционными мутациями — другими словами, делаем из них уродов, которых затем пожираем. Уже одного этого достаточно, чтобы раз и навсегда, не испытывая угрызений совести, освободить от нас планету. С их точки зрения, конечно...

Чувствуя, что он и сам невольно заражается убежденностью сумасшедшего, Баранников покачал головой.

— И что, вы считаете, овощи и фрукты действительно способны взять верх? У них есть шанс? — спросил он, волнуясь.

— Боюсь, что да. У овощей и фруктов строгая иерархия. Существуют кланы и касты с жесткими границами, которые никогда не переступают. Высшая каста — гранаты, яблоки и груши. Это аристократия. Они мозговой центр — ученые, дипломаты, офицеры. Они распоряжаются всем. Апельсины, мандарины, лимоны и некоторые другие цитрусовые — среднее звено. Это чиновники, распорядители, младшее офицерство, судейские, полиция. Разумеется, профессии я называю по аналогии с человеческими, у них всё несколько иначе. Последнее звено цепи — это овощи: морковь, картофель, капуста, редис и прочие. Овощи образцовые исполнители: солдаты, чернорабочие — короче, низ пирамиды. Разум у них не развивается дальше определенного уровня, а главная добродетель — способность беспрекословно выполнять приказы. Что же касается травы, лиственных деревьев и прочих «неразумных» растений, то они, по мнению высших каст, нужны для того лишь, чтобы унаваживать землю.

Подперев голову рукой, доктор хмыкнул.

— Какая у вас, однако, непогрешимая логика! И как же растения думают уничтожить людей? В атаку они, что ли, пойдут, в штыки?

Коптин возбужденно зашевелил руками под смирительной рубашкой.

— В штыки? Исключено! Способность растений к движению ограничена, да двигаться им и не потребуется. Все крупные военные, члены правительств, министры, даже президенты уже инфицированы медленными ядами, которые выделяют свежие сырые фрукты, которые они едят. Эти яды не тестируются никакими биопробами и никак не дают о себе знать, но ровно через неделю, час в час, они проникнут в кровь. Прежде чем люди опомнятся, в живых не останется ни одной мало-мальски значительной фигуры. Это приведет к хаосу: отключатся электричество, газ, телевидение, начнется хаос. И тут, в пламени анархии, в ход пойдут боевики — картофель, лук, капуста. Они будут жертвовать своей жизнью, и каждый их грамм будет пропитан ядом. Восстанут грибы, восстанут жгутиковые, зерновые. Начнутся эпидемии.

— Теория паразитариев? — вспомнил доктор.

— Именно. Биологические виды, по сути, паразитируют на ботанических, питаясь ими, в то время как те получают энергию из элементарных составляющих: микроэлементов, воды и света. Биологические виды не могут существовать без ботанических. Но что я говорю! Вы медик, вы знаете это и сами!

Баранников озабоченно потер щеку.

— И что, по вашему, растения действительно сумели сохранить свой заговор в тайне? Никто до сих пор не проговорился, ну, кроме этих глупых апельсинов, разумеется?

Коптин нахмурился.

— Вы шутите, доктор. Каким образом люди смогли бы узнать? Чтобы понять речь фруктов, нужен код, который есть только у меня. Кроме того, они идут единым фронтом. Их личности унифицированы, а желания сходны. Среди них нет и не может быть предателей. Этим они отличаются от нас, людей.

— Любопытно! — сказал Баранников. — И что же вы предлагаете? Как можно бороться с этой... э-э... угрозой?

Глаза пациента засверкали.

— План у меня есть. Первым делом необходимо немедленно создать единый мировой штаб по борьбе с этим недугом. Разумеется, теперешние правительства уже не спасти, но можно же создать резервные составы! Далее нужно срочно вывести из употребления все сырые овощи и фрукты. Не должно быть съедено ни одного сырого плода! В качестве третьего шага необходимо уничтожить все крупные овощехранилища и склады, особенно те, на которых хранятся фрукты.

— Почему фрукты?

— Я же говорил, именно они правят бал. Без фруктов овощи не способны на самостоятельное выступление. Нужно разобщить их, сделать как можно более безопасными. Если какие-то овощные склады не будут уничтожены, необходимо оградить их друг от друга хотя бы тонким слоем фольги. Я проверял, через фольгу они не смогут общаться. В крайнем случае поможет горячее консервирование. Вареные плоды, я проводил анализы, можно безопасно употреблять в пищу. Кроме этого, нужно немедленно начать работы по деградирующей селекции овощей и фруктов. Скрестить овощи с камбалой, с травой, с чем угодно, хоть с древесиной! И срочно, крайне срочно!

Внезапно лицо сумасшедшего приобрело заговорщицкое выражение. Он наклонился к столу так, что его лицо и лицо доктора почти соприкоснулись.

— Лишь одного я до сих пор не понял! Может быть, самого главного! — прошептал Коптин.

— Чего же?

— Как я сказал, у овощей и фруктов строгая иерархия, основанная на безоговорочном повиновении. Низ пирамиды мне известен, середина тоже, но вот кто на самой вершине? До сих пор я был убежден, что яблоки, а теперь думаю: вдруг нет? Вдруг есть еще какой-то вид, чертовски разумный, даже гениальный, который это всё спланировал? Что это за вид? Кто всем руководит?

— Хм... И у вас, конечно, есть предположения, кто это может быть? — с улыбкой спросил доктор.

— В том-то и дело, что нет. Мои исследования пока не завершены! Не хватило каких-то считанных дней, быть может, недели.

Доктор Баранников встал и потянулся. За окном начинало уже брезжить утро. Он ощущал себя усталым, выпитым до дна. Всё, что ему было нужно для постановки диагноза, он уже выяснил. Типичная шизофрения, отягченная маниакальным бредом.

— Очень жаль, дорогой мой, очень жаль. Я вот что подумал: может, вам пока пойти в палату и как следует отдохнуть? Заодно поразмыслите над этой загадкой, — дружелюбно сказал он и протянул руку к кнопке вызова санитара.

Лицо пациента посерело.

— Нет! — закричал он. — Умоляю! Давайте договоримся: я признаю, что всё то, что я рассказал — полный бред, неудачная шутка, вымысел! Я во всё это не верю! В этом случае вы меня отпустите?

Баранников покачал головой.

— Исключено. Я не имею права отпустить вас, хоть бы вы и действительно были нормальны. Мы понаблюдаем за процессом... э-э... вашего восстановления, проведем курс, и, если всё пройдет без осложнений, вас выпустят.

— Когда? — почти застонал Коптин. – Когда?

Доктор изучающе взглянул на него.

— Ну, может, через месяц. Через два. Даже при самом благоприятном прогнозе раньше чем через три недели я ничего не смогу для вас сделать.

— Три недели? Идиот! Ты не понимаешь, что делаешь! Ты уничтожаешь человечество! Палач!

С громким воплем пациент вскочил и бросился на доктора, пытаясь выпутаться из смирительной рубашки. Баранников нажал на кнопку. Вбежали уже знакомый курчавый санитар и с ним еще один, лысеватый, с шеей борца. Они без усилий подхватили извивающегося Коптина и понесли его из приемного отделения в психиатрическое, отделенное крепкой железной дверью.

Уже в дверях курчавый санитар вопросительно обернулся.

— Успокаивающий укол! В отдельную палату и установите постоянное дежурство! Назначение я напишу чуть позже! — распорядился доктор, задумчиво постукивая пальцами по столу.

Оставшись в одиночестве, доктор Баранников некоторое время ходил из угла в угол и, думая о чем-то, озабоченно насвистывал. Затем он направился в свой кабинет и заперся в нем. Подошел к зеркалу, озабоченно потрогал свое лицо и одним энергичным рывком сдернул его с себя. Лицо оказалось маской, под которой скрывался средних размеров арбуз.

Дата добавления: 2015-07-18