Письмо 204 (212). К Иларию

Изъявляет скорбь свою, что не свиделся с Иларием в Дазимоне; упоминает о кознях врагов своих, советует Иларию терпеливо переносить болезнь. (Писано в 375 г.)

Что, думаешь, было со мною, и какую возымел я мысль, когда прибыл в Дазимон и узнал, что чрез несколько дней по моем прибытии твоя ученость удалилась? С того самого времени, как был я в училище, всегда высоко ценил беседу с тобою, не только по удивлению, какое имел к тебе из детства, но и потому, что всего дороже ныне душа правдолюбивая, способная судить о вещах здраво, что, как и полагаю, соблюлось еще в тебе. Ибо что касается до прочих, то видим, что большая часть из них, как на конских ристалищах, одни отделились к тем, другие к другим и присоединяют критики свои к защитникам мятежа. А тебе, который выше страха угодливости и всякой неблагородной страсти, прилично здравым оком взирать на истину. Ибо сознаю, что не слегка занимаешься делами церковными, когда и ко мне послал о них какое-то письмо, о чем объявляешь в последнем своем письме, только желал бы я слышать, кто взялся доставить мне это письмо, чтобы знать причинившего мне такую обиду, потому что не видал еще твоего письма ко мне об этом предмете. Поэтому как дорого, думаешь, дал бы я за беседу с тобою, чтобы довести до твоего сведения об огорчающем меня (потому что болезную-щим, как знаешь, приносит всякую отраду, если перескажут скорбь свою), и ответить на твои вопросы, не вверяясь бездушным письмам, но один на один пересказав и объяснив все. Ибо живая речь действительнее в убеждении, и на нее не так легко нападать и клеветать, как на письменную.

А ничего уже не осталось, на что не отважился бы кто-нибудь, когда и те, кому вверено было нами важнейшее, кого из числа других людей признавали мы чем-то большим пред простыми людьми, и те приняли на себя труд чье-то сочинение, каково бы оно ни было, рассевать под именем моего и при этом клеветать братии, что для благоговейных ничто уже так недостойно ненависти, как имя мое. С самого начала принимал я старание оставаться в неизвестности, как, не знаю, заботился ли о сем кто другой из вникавших в немощь человеческую, а теперь как будто предпочитаю противное, то есть желаю прийти в известность у всех людей: так много говорят о мне повсюду на земле, а присовокуплю еще, и на море. Со мною ведут брань те, которые стоят на крайнем пределе нечестия и вводят в Церковь безбожное учение о неподобии. И те, которые, как сами думают, держатся середины, и, хотя утверждаются на тех же самых началах, однако же не соглашаются на следствия умозаключений, потому что они противны слуху многих, негодуют на меня, осыпают всякими, какими только могут, обидными словами, не удерживаются ни от одного навета, хотя Господь доселе все покушения их делал безуспешными. Не прискорбно ли это? Не делает ли сие жизнь мою мучительною? Одно у меня утешение в сих бедствиях — немощь плоти, по которой уверяюсь, что не много времени оставаться мне в этой несчастной жизни. И о сем довольно.

А тебе в телесных болезнях советую вести себя великодушно и достойно Бога, призвавшего нас, Который, когда видит, что с благодарением принимаем настоящее, или облегчит страдания, как у Иова, или вознаградит нас великими венцами терпения в будущее наше восстановление после сей жизни.

Дата добавления: 2015-07-18