Часть первая. Призрак из башни 3 страница

— А что стало с художником?

— Этот непутевый парень покинул владения Вольских примерно за полгода до гибели Софии — граф больше не пожелал терпеть его присутствие в своем доме. Он сгинул без следа. Кое-кто говорит, что надгробие Софии — прощальный дар ее возлюбленного, но, скорее всего, это не так — мальчишка не посмел бы вновь встретиться с графом Вольским.

— Могила графини, наверное, не сохранилась?

— Отнюдь. Когда выйдешь из дома, слева увидишь колокольню. Ступай туда — там кладбище. По его главной аллее пройдешь до склепа Вольских, позади увидишь неприметную тропинку — она приведет к надгробию с плачущим ангелом, обойдя его справа, иди вперед, до тех пор, пока не увидишь нечто необычное. Подойди к этому месту — София ждет тебя там в полночь…

Последние слова смотрительница произнесла странным свистящим шепотом. Сперва я не осознала смысла сказанного и только немного испугалась за самочувствие старушки Зато когда поняла, о чем идет речь, захотела переспросить, но было уже поздно — закатив глаза, она медленно сползала со стула… В венецианском зеркале промелькнула какая-то тень, нервы мои не выдержали, и я завизжала. На шум сбежалась толпа, старушку стали приводить в чувство, а я, так ничего и не разузнав, отправилась на поиски своей группы

Вернувшись в здешнюю школу, мы стали готовиться к ночлегу. Оккупировав пару классов, расстелили на полу привезенные из дома одеяла и спальные мешки, а затем отправились в столовую. После ужина я отвела Толкачева в сторону:

— Помнишь, ты обещал помогать мне?

— Барышева, я не подписывал контракт, это была единовременная поддержка

— На картине из нашей башни изображена графиня Вольская. Я видела почти такой же портрет во время экскурсии.

— Случайное совпадение.

— Нет. Мне про нее многое рассказала смотрительница, старушка.

Петька вновь поддался уговорам и согласился участвовать в этой рискованной затее. Наверное, Толкачев только прикидывался трезвомыслящим скептиком, а на самом деле тоже сгорал от любопытства. Как бы то ни было, мы снова встретились в темном холле школы около одиннадцати вечера. Это было самое обычное типовое здание, но в тусклом сеете запыленной лампочки ее вестибюль превратился в жуткое подземелье. Казалось, из темноты за нами следят холодные мертвые глаза, а по углам затаились чудовища с гибкими щупальцами.

Дверь удерживал громадный деревянный засов, отодвинуть который, не наделав шуму, оказалось довольно сложно. Но мы с честью справились с этим делом и, никем не замеченные, выскользнули на улицу. Вокруг не было ни души — в рабочем городке рано ложились спать. Мы зашагали по узким, пересекающимся под прямыми углами улицам к расположенной на окраине Алексина графской усадьбе.

Ворота кладбища были закрыты. Я растерялась, не зная, что предпринять, но Петька, как всегда, действовал быстро и умело. Отойдя в тень, подальше от фонаря, он перемахнул через ограду и протянул мне руку Я кое-как вскарабкалась следом. В темноте кресты и надгробия были почти неразличимы, и казалось, что мы проникли в обычный парк.

— Надо выйти на центральную аллею, иначе заблудимся.

Я не возражала. В ответственных случаях Толкачев всегда брал руководство на себя. Склеп Вольских мы обнаружили довольно быстро. Увидев наглухо закрытую, припорошенную мусором дверь, я невольно вспомнила о тех опытах, что графиня проделывала с мертвецами. И в этот миг мне стало так страшно, так невыносимо страшно… Толкачев, который, к счастью, не слышал рассказа старушки о несчастной Софии Вольской, дернул меня за рукав:

— Виктория, не спи. Куда теперь?

— К плачущему ангелу. Здесь должна быть тропинка.

Вскоре из темноты возникла рыдающая над могильной плитой фигура.

— Это он. Обойдем его справа. Теперь, Толкачев, смотри во все глаза — мы должны увидеть что-то необычное.

— Самое необычное здесь — мы. Нормальные люди не ходят на кладбища по ночам.

— Смотри!

Кроны деревьев расступились, и на фоне звездного неба мы увидели силуэт пальмы с развесистыми, похожими на опахала листьями. Внезапный порыв ветерка не нарушил оцепенения тропической гостьи, будто она принадлежала к иному, неподвластному нашей стихии миру.

— Надгробие необычное, с этим нельзя не согласиться, — констатировал Петька. Приблизившись, он зажег фонарик, — но кто сказал, что вокруг него должны бродить призраки?

Низкая кованая ограда, серые шершавые плиты, уложенные ступенями, могильная плита, бронзовая пальма в изголовье, невысокая женская фигура, закутанная в покрывало. Скульптура, должно быть, изображала Софию Вольскую, но трещины и сколы обезобразили ее лицо до неузнаваемости. Зоркий Петька разглядел в складках накидки еще одну физиономию, точнее, морду чудовищного зверя, но, возможно, это нам показалось — неровный сеет фонарика и напряжение нервов могли творить и не такие "чудеса". Но все эти странности не шли ни в какое сравнение со свежей, сделанной губной помадой надписью на постаменте. Она гласила "Возвращайся, Соня, мы тебя ждем!" Видимо, спутавшаяся с чертом графиня имела поклонников и в наши дни.

— Петька, погаси фонарь, иначе она не придет!

Толкачев усмехнулся и выключил сеет. Примостившись на скамье соседней могилы, мы ждали появления призрака. Становилось все холоднее и все скучнее. Как всегда, присутствие Толкачева действовало на меня отрезвляюще, и я начала подумывать, что вновь попала с глупое положение. Но на этот раз неладное почувствовал именно Петька.

— Сейчас начнется, — прошептал он, указывая на прозрачное, едва различимое сияние, поднимавшееся над могилой графини.

И точно — началось. Стоявший в ее изголовье деревянный крест наклонился, послышался шелест осыпающейся земли. После такого начала ни один нормальный человек не стал бы дожидаться дальнейшего развития событий. Мы со всех ног рванули к выходу. Проносясь между шатающимися крестами и проваливающимися могилами, я краем глаза заметила серебристое облачко, похожее на женскую фигуру. Но нам было уже не до болтовни с призраками.

Остановились мы только посреди пустынной, залитой светом фонарей улицы. Уверенно пошли вперед, свернули за угол, вновь зашагали прямо по проезжей части, потом притормозили — унылые баракообразные дома, неотличимые один от другого, лишали возможности сориентироваться. Даже Петька был вынужден признать, что заблудился. Мы бродили по улочкам Алексина до тех пор, пока вышедший на работу дворник не объяснил нам, как пройти к средней школе

Наверное, со стороны это выглядело забавно — два школьника еще до рассвета изо всех сил стремятся проникнуть в любимое учебное заведение… А мне и Петьке было не до смеха, события развивались по худшему сценарию, и в вестибюле нас встретила разгневанная Галина Ивановна. Оставшиеся до отъезда из Алексина часы мы провели под домашним арестом, разбирая старые карты в кабинете географии и гадая, скажется ли ночной побег на оценке по поведению.

Разборка залежей бумаг и старых рекламных буклетов дала мыслям новое направление, напомнив о брошюре в яркой обложке, той самой, с которой и начались наши злоключения. Логинова утверждала, что в "Путеводителе по геопатогенным зонам" дом с башенкой не упоминался, но я-то знала, как Зизи знакомится с книгами. Обычно она открывала том на первой попавшейся странице, тыкала пальцем в текст и читала до тех пор, пока ее не отвлекало какое-нибудь другое, более интересное занятие. При таком подходе можно упустить многое, в том числе и сведения о доме с башней. Вся проблема заключалась в том, что у меня не было "Путеводителя" — он исчез в тот роковой вечер вместе с Зизи и Сергеем.

***

Возвращение из Алексина оказалось не слишком приятным — записка Галины Ивановны сильно испортила настроение и мне, и маме. А на следующий день после маленькой домашней бури я взялась за поиски "Путеводителя по геопатогенным зонам" Самые крупные книжные магазины разочаровали — среди множества изданий искомой брошюрки не обнаружилось. Тогда, без особой надежды, я отправилась в киоск у железнодорожного вокзала. Если не ошибаюсь, Логинова приобрела "Путеводитель" именно там, но с момента покупки прошло почти полгода.

Девушка в очках с необычайно толстыми стеклами разложила перед покупателем несколько книг по ведению приусадебного хозяйства.

— Скажите, пожалуйста, — обратилась я к продавщице, едва привередливый дяденька, так и не купивший ни одной книги, отошел от прилавка, — в начале лета моя подруга приобрела здесь "Путеводитель по геопатогенным зонам", вы не подскажете, где можно его найти?

Девушка подняла голову. Вероятно, толстые очки обладали какими-то необычными свойствами, казалось, в ее глазах сияли крошечные красные искорки. Помедлив, она ответила

— Здесь. Он прямо перед вами. Правда, это бракованный экземпляр, последний. Обложка немного помята, мы его даже уценили. Возьмете?

Конечно же, я взяла. Сев на лавочку в привокзальном сквере и не обращая внимания на постепенно пробиравший холод, я погрузилась в чтение:

"…было замечено, что в определенных районах регулярно из года в год, из века в век случаются несчастья, беды и настоящие трагедии. Давайте возьмем карту нашего родного города, отметим на ней наиболее известные "нехорошие места" и соединим их прямыми линиями. Присмотритесь внимательнее — чертеж напоминает перевернутую пентаграмму, нижний луч которой указывает на самую высокую точку нашего города — холм у реки. По свидетельствуархеологов, именно на этом месте совершались языческие ритуалы, связанные с человеческими жертвоприношениями. Выбор древних не был случаен. Опираясь на тайные знания, жрецы умели отыскивать на местности так называемые Проходы — точки соприкосновения с другой реальностью, которую условно можно назвать Вселенной зла. Именно в этих точках обретали силу языческие божества, подчинявшие своей воле души поклонявшихся им людей. Необходимо с особой осторожностью относиться к подобным местам, избегая длительного пребывания в опасной зоне. Классическим примером негативного воздействия Прохода может служить дальнейшая история холма у реки. Интересно отметить, что на протяжении длительного времени это удобное с точки зрения градостроительства место не застраивалось, а одно время даже использовалось для захоронения самоубийц. Только в начале XIX века на холме был воздвигнут приют для умалишенных. Спустя десять лет после постройки пожар страшной силы уничтожил само здание и унес жизни почти всех обитателей приюта. Позже на холме был разбит парк. По свидетельствудошедших до наших дней документов, на его территории регулярно происходили несчастные случаи и бесследно исчезали люди. Октябрьский переворот положил конец "суевериям", и на месте заброшенного парка был воздвигнут жилой район. В Великую Отечественную войну эта часть города очень сильно пострадало от бомбардировок Заметная трагедия того времени — прямое попадание бомбы в подвалодного из расположенных на холме домов. Тогда погибло 64 человека, среди которых было 23 ребенка и две беременные женщины. Сейчас на месте многочисленных трагедий стоит так называемый "дом с башенкой", характерный образец сталинской архитектуры, построенный в конце сороковых годов. Последние годы не отмечены какими-либо негативными явлениями, происходившими в данной аномальной зоне. Однако всегда остается опасность, что люди, привлеченные иллюзией получения неограниченной власти, могут попытаться открыть Проход и разбудить дремлющих демонов…"

"Ничего себе, — подумала я, захлопывая книгу, — как Зизи ухитрилась пропустить эти страницы? Или наоборот, она все прекрасно знала и потому с такой настойчивостью стремилась в башню, придумывая глупые истории про охоту за привидениями? Неужели Логинова хотела разбудить демонов? Неужели она нас подставила? Впрочем, больше всех она подставила себя…"

Тем временем начал накрапывать дождичек, и я заторопилась домой. Вынырнувший из-за угла красный, весело позвякивающий трамвай появился очень кстати… Вошедший на следующей остановке контролер заставил "зайцев" зашевелиться. В кармашке моей сумочки всегда лежал неиспользованный билет, и, кажется, настало время его прокомпостировать. Билет, кошелек, ключи, все находилось на своих местах, все, кроме "Путеводителя". Он исчез таинственно и бесследно. Возможно, забытая книга осталась на скамейке, но, скорее всего, просто растворилась в воздухе. Этот вестник потустороннего мира уже сослужил свою службу — заманил в ловушку Зизи, а теперь поведал мне о страшном Проходе…

— Ваш билет, девушка.

Я засуетилась, делая вид, что ищу проездной. Карман куртки оказался подозрительно оттопырен, и из него виднелся краешек яркой обложки. Опять мои рассуждения оказались далекими от истины, а тут надо было еще объясняться с контролером!

***

Говорят, что перед новым годом случаются чудеса, и появление бесследно сгинувших Сережки, Зизи и Юрки вполне могло сойти за доброе новогоднее чудо. Впрочем, их возвращение только добавило загадок. Все трое помнили только то, как, стоя у дверей своих квартир, нажимали кнопку звонка, а события, произошедшие до этого момента, по-прежнему скрывал туман забвения.

В канун католического Рождества Зинаида Логинова уезжала в Москву. Несмотря на то, что поезд отходил в 22.20, мы расставались на вокзале. Петькин отец привез нас на машине и обещал подбросить меня до дома. Мы болтали ни о чем, глазели по сторонам и уже собрались пройти на перрон, когда Зизи неожиданно переменилась в лице и пробормотала

— Мы на минуточку. — После чего оттащила меня за руку в сторонку.

Честно говоря, я подумала, что у нее разболелся живот, но все оказалось намного сложнее:

— Поздравь меня, Виктория, я сошла с ума! Не перебивай, пожалуйста. Я не врала, когда говорила, что ничего не помню о своих похождениях. Чистая правда — все из башки вылетело. И вот, пока мы с тобой болтали здесь о погоде, вдруг перед глазами фейерверк, будто звезданули кирпичом по макушке. Чувствую — все, конец, подыхаю. Как же! Пришла в себя, как миленькая, будто ничего и не было. Вы мне что-то говорите, я вам что-то отвечаю… И тут возникает совершенно отчетливая мысль — я же отлично помню, что произошло в башенке. А потом еще одна — кажется, я свихнулась.

— Почему?

— Мои воспоминания похожи на бред, в жизни такого не происходит. Могу рассказать в качестве рождественской сказочки. Начну с того момента, когда заполыхали голубые ленты, и с натюрморта

посыпались яблоки.

— Логинова, ты о чем? Какие яблоки?

— Антоновские, если не ошибаюсь.

— Еще как ошибаешься — никаких натюрмортов в башне не было! Натюрморт — это фрукты, вазочки, а на стене висел портрет, то есть изображение человека. Именно из этого холста стало вылезать чудовище. Его удерживал свет фонаря, а потом сели батарейки.

— Фонарь жалко — так и сгинул. Кстати, чем отличается натюрморт от портрета, мне известно, я теперь в живописи разбираюсь, можно сказать, изнутри. А насчет различий, Барышева, все верно — любой бред индивидуален. Коллективных глюков не бывает. Но ты меня отвлекла — скоро подадут поезд. Так вот — сеет стал нестерпимо ярким, я потеряла вас с Сережкой из виду, а потом вырубилась окончательно. Дальше начинается самое смешное. Очнулась. Шевельнуться не могу. Смотрю — перед носом старинная мебель, везде таблички, и люди чинно расхаживают Некоторые нагло, в упор меня рассматривают. Потом заметила зеркало, темное, очень старое — в нем отражение женского портрета. Тут только дошло, этот портрет — я! Понимаешь, я стала картиной!

— А ты его раньше видела?

— Нет. Ходить по музеям — не мой стиль. День проходит, два — вишу. Скука жуткая Одно развлечение было — ночами, когда сеет луны падал на зеркало, в нем начинало твориться нечто странное. Мелькали неясные тени. Однажды коридор разглядела, по нему какие-то люди брели медленно, как слепые. Глаза видела — темные, красивые… В общем, я это зеркало вместо телевизора смотрела, а днем — дремала. Однажды едва не проспала такое… Угадай, кого я увидела?

— Меня.

— Точно. Как ты догадалась?

— Я была в усадьбе Вольских во время осенних каникул

— Черт! Странный какой-то бред, — Зизи рассеянно теребила свои разноцветные локоны, — быть такого не может! Ты спряталась за портьеру, а потом расспрашивала бабульку про мой портрет, так?

— Так. А потом старушка вырубилась.

— Я знаю, Виктория. Во мне что-то зашевелилось, будто разряд прошел, черная молния, смотрю, а бабулька — без чувств. Кажется, я ее едва не убила, точнее, то, что прошло сквозь портрет… Смотри, Петьку за нами послали, пора двигаться. Если совсем коротко — думала, буду висеть до конца дней, но однажды — шелк! Открываю глаза — лежу в башенке, прямо на полу, рядом Сережка посапывает. Короче, разошлись по домам. Звоню в дверь — открывает мне тетя и давай рыдать, а потом ругаться…

— Девчонки, поезд подали! — перебил Логинову подошедший Петька. — О чем секретничаете?

— О степени кружавчатости чулок, братишка.

Тряхнув разноцветной гривой, Зизи отправилась на платформу, к которой уже подполз усталый запыленный состав.

***

Вторая четверть незаметно и быстро двигалась к концу. До нового года остались считанные дни, и об учебе всерьез никто не думал Только Юрка и Сережка исправно посещали занятия, делая вид, что стремятся наверстать упущенное. Глядя на них, я со злорадством представляла лица московских педагогов, вновь увидевших пропащую Зинаиду Логинову. Им можно было только посочувствовать.

Признаюсь честно, я старалась быть веселой. Казалось бы, все плохое осталось е прошлом, к счастью, не случилось непоправимых потерь, но… Беспокойство закралось в душу едва не сразу после возвращения друзей. Эйфория встречи улетучилась, а неприятный осадок остался. Похоже, путешествие в Неведомое не проходит даром, оставляет свой след, клеймо. Парни переменилась, особенно Сережка Ивойлов. Его облик, привычки, характер остались прежними, и все же он стал иным. Это трудно передать словами, но временами возникало ощущение присутствия враждебной, чуждой нашему миру силы. Казалось, сквозь глаза Сережки кто-то подглядывает за нами.

Самым неожиданным новогодним сюрпризом стало очередное появление Логиновой. Она приехала утром 31 декабря, намереваясь отпраздновать Новый год в нашей компании. Остается только удивляться, как родители Зинаиды решились выпустить из объятий любимое чадо, до того пропадавшее неизвестно где около полугода. Впрочем, ее вид объяснял многое. Дернув за кончик скромного белого "хвостика", составлявшего ее новую прическу, Зизи состроила скорбную гримаску:

— Обменяла потерю имиджа на свободу. Иначе бы не отпустили.

Праздновать решили у Таньки Панкратовой. Ее родители вновь проявили чудеса либерализма и не только подарили к нашему столу бутылку шампанского, но и позволили веселиться всю ночь без присутствия взрослых. Отправившись к друзьям, они предоставили громадную квартиру в полное распоряжение дочери. Подразумевалось, что мы можем делать все, что заблагорассудится, естественно, не слишком выходя за рамки приличия. Категорически запрещалось только горланить песни, отплясывать чечетку на головах соседей, швырять с балкона снежки по живым мишеням и зажигать в комнате бенгальские огни. Самонадеянная Танька обещала выполнить все родительские условия.

Гости начали подтягиваться часам к шести вечера. Первыми пришли мы с Логиновой и Толкачевым. Петька даже не успел снять сапог, когда юная хозяюшка отправила его за продуктами. Она только теперь, за несколько часов до начала торжества, сообразила, что для полного новогоднего стола не хватает множества ингредиентов, например, крабовых палочек и кокосовых стружек… Пока Толкачев бродил по магазинам, мы приступили к сугубо дамскому занятию — стряпне и сервировке стола.

Танька возилась в гостиной, а Логинова и я оккупировали кухню. То ли ночью не удалось выспаться как следует, то ли на небе бушевала магнитная буря, но мне было явно не по себе. Я машинально крошила ножом колбасу и огурцы, чувствуя, как внутри меня все холодеет, смерзается, сьеживается.. Сложив грязные тарелки в мойку. Зизи неожиданно поинтересовалась:

— Барышева, что ты мне подаришь?

— Так я и скажу!

— Отдай медальон — мне позарез нужно серебро, из него отольют жутко продвинутое кольцо.

— Рада бы, но не могу.

— Зануда!

Зизи с силой швырнула в мойку половник, расколов сразу пару тарелок. Какие-то время мы работали молча. Холодные щупальца опутывали мое тело, ползли по ногам, поднимались выше… Под каким-то предлогом я вышла из кухни, подумывая, не стоит ли прилечь на диванчик. Невидимые щупальца ослабили хватку, позволив вздохнуть, но возвращаться назад я не захотела, поменявшись рабочими местами с Танькой Панкратовой.

Овальный стол, тот самый, за которым мы вызывали духов, производил сильное впечатление — на белоснежной скатерти едва ли не вплотную громоздились тарелки со всевозможными вкусностями и деликатесами. Пожалуй. Танька справилась с сервировкой без посторонней помощи. Переставив для порядка салатницу и блюдо с ломтиками хлеба, я прислушалась — доносившаяся из кухни болтовня Панкратовой постепенно сходила на нет, а фальшивый мотивчик, который насвистывала Логинова, по-прежнему звучал ровно и назойливо. Я отправилась за новой порцией салатиков. Танька стояла у плиты с бледно-зеленым лицом и отсутствующим взглядом. Зизи пребывала в обычном состоянии полной невозмутимости. Явно желая смыться из кухни, Панкратова предложила мне помочь донести яства. Склонившись над хрустальной салатницей, она прошептала:

— Ты не чувствуешь холод, пустоту? Вакуум, который высасывает?

Да, отличница и умница Панкратова умела точно формулировать свои ощущения. Вакуум, пустота, высасывающая жизнь… Неужели это как-то связано с Зизи?

— Эй, барышни, — донесся голос Логиновой, — я не умею ровно резать сервелат. Сами потом будете критиковать!

Я не успела ответить — в прихожей защебетал соловьем звонок. Вернулся Петька. Он ухитрился растратить все деньги, накупив хлопушек, петард и фейерверков, так и не воспользовавшись Танькиным списочком. Пока Панкратова делала ему выговор, в дверь вновь позвонили. На пороге нежданно-негаданно возник Юрка Петренко, которого никто не приглашал, и который, как всегда, "заскочил на три секундочки" Ближе к ночи появилась Светка Акулиничева, щеголявшая блестящей модной блузкой, до которой щуплая Светка не доросла на два-три размера. Не успела Танька захлопнуть за подружкой дверь, подоспели последние гости — Ивойлов и Мишка Воронов из параллельного класса, сосед и приятель Панкратовой.

Мы провожали старый год. Со смехом уселись за стол, со смехом вспоминали события недавнего прошлого. А необъяснимый холод все так же накатывал волнами, накрывал с головой, отступал, давая место веселью, вновь сковывал душу…

Полночь. Захрипели старые часы с эмалевым циферблатом, начали отсчитывать удары. Их голос слился с голосами колоколов на далекой Спасской башне, но, по-моему, Танькин хронометр расщедрился, добавив еще один лишний удар. Благополучно перебравшись в новый год, мы занялись дарением подарков. Зизи опередила всех:

— Чур, я первая! — Она вприпрыжку помчалась в прихожую и принесла оттуда яркий, объемистый пакет. — Начнем с Барышевой. Виктория, ты готова?

Логинова долго копалась в пакете, пока не извлекла маленький изящный сверток. Я хотела взять его из протянутой руки, но Зизи не разжимала пальцы. Предполагая очередной розыгрыш, я потянула сильнее. Усилие было незначительным, но сверток оказался у меня вместе с… рукой Логиновой. Кисть соскользнула с костей и тяжело шмякнулась в любовно приготовленный салатик. Никто не испугался, во всяком случае, внешне, расценив произошедшее как оригинален;-.то шутку в "потустороннем" стиле. За столом раздались аплодисменты. Зизи мило заулыбалась.

Дарение продолжилось. Следующий сверточек из яркого пакета предназначался Светке Акулиничевой. Она приняла дар из костлявой пятерни, неожиданно охнула и уронила сверток на пол. От удара обертка лопнула, и на ковер начали выползать черви и прочие противные мокрицы.

— Ну и свинья ты, Логинова! — на глаза Светки тотчас же навернулись слезы.

Сверточек оказался намного более вместительным, чем можно было предположить — выползавшие из него насекомые напоминали живой ковер. Девчонка, в том числе и я, визжали, не стесняясь своих чувств. Ребята еше улыбались, думая, что присутствуют при неудачной шутке. Логинова протянула страшную костлявую руку к шее Таньки… Я зажмурилась. Не знаю, сколько прошло времени, прежде чем раздался неприятный голос:

— Барышева, ты не телеграфный столб, не обязана стоять как вкопанная. Присоединяйся.

Ох, лучше бы я не открывала глаз! В лицо ухмылялся жуткий, обмотанный лохмотьями кожи скелет. Неужели это была Зизи? Краем глаза я заметила, как еще один мертвец вытаскивает в коридор неподвижную, бесчувственную Акулиничеву. Больше е комнате никого не было. В обморок я не упала. Напротив, проявив потрясающую резвость, выскочила на улицу. Погони не было, но я бежала так, будто следом гнались все демоны ада.

***

Прогулка без верхней одежды не осталась безнаказанной — к утру моя температура подскочила, как курс доллара во время очередного кризиса А вечером первого января мне позвонила Танька Панкратова. Лежа с градусником под мышкой и холодным полотенцем на лбу, я слушала знакомый голос, звучащий в трубке. Нет, это не было бредом, несмотря на жар и головную боль, я отчетливо понимала логику происходящего. Я знала, что, вернувшись в школу, обязательно повстречаюсь со всеми, кто сгинул этим летом и в новогоднюю ночь. Мы станем болтать, шутить, списывать друг у друга уроки, и только волны сковывающего сердце холода будут напоминать об истинной сущности окружающих меня чудовищ. Случилось страшное, произошла подмена, и теперь среди людей разгуливали оборотни, скрывающие свои подлинные лица под масками обычных подростков.

Столбик ртути продолжал ползти вверх, и странная легкость постепенно овладевала телом. Взору открылся сводчатый коридор, я шла по нему уже целую вечность, зная, что этому пути не будет конца. Изредка мимо меня проплывали бесплотные фигуры, они переговаривались на непонятном языке, который уже много столетий не звучал на нашей Земле. И я перестала быть собою, превратилась в мошку, которая тонула в меде, нет, не в меде — в застывающей солнечной смоле, в янтаре… Потом время остановилось…

Болезнь оказалась долгой и тяжелой. Четыре дня меня изводил жар, а потом, весь остаток каникул, преследовали такие слабость и лень, что невозможно было даже смотреть телевизор. Укрывшись с головой одеялом, я размышляла о своей горькой доле. Впрочем, довольно скоро я поняла, что от таких сетований хочется плакать, а следовательно, усиливается насморк, и решила направить мысли в конструктивное русло. Надо было придумать какой-нибудь план. Окажись на моем месте Логинова, она не стала бы ныть — стиснув зубы, взялась бы за дело. И кое-что мне удалось придумать. Особой уверенности, что план сработает, не было, но он все же позволял действовать, а не в полной покорности дожидаться, когда очередная неприятность постучится в дверь.

Слегка покачиваясь после болезни, я отправилась к проклятому дому осуществлять свой замысел. Путешествовать в одиночестве по темным развалинам было довольно жутко. Опасаться приходилось не гостей из потустороннего мира, к ним я уже привыкла, а бродяг, оккупировавших пустующее здание. Притворившись маленькой серой мышкой, я на цыпочках проскользнула в башню.

На город опустились глубокие сумерки, и в шестиугольной комнате можно было различить только относительно светлые проемы окон. Желтоватый круг скользнул по стене — в слабом сеете фонарика глаза графини Вольской казались живыми. Я расстелила на полу листок с алфавитом, достала из кармана десертное блюдечко и свечу. В этом и заключался мой план — провести спиритический сеанс е самом центре геопатогенной зоны, у пресловутого Прохода, через который вползают в наш мир злобные нежити и демоны ада. Здесь, на этой проклятой земле, кто-то должен был обязательно откликнуться на мой призыв — сама София Вольская или другой призрак, не важно. Кто бы ни появился, я хотела получить ответы на все загадки. План мог оказаться очень опасным, но я давно привыкла к безнаказанности, обретая спасение всякий раз, когда других ждала неминуемая гибель. Вытянутые пальцы зависли над блюдцем, ровно горела свеча, было холодно и очень тихо.

— Любой свободный дух, который меня слышит, приди сюда! — Выдержав долгую паузу, я спросила — Дух, ты здесь?

Ничто не выдавало присутствие посланца из загробного мира. Похоже, призраки предпочитали появляться нежданно-негаданно, избегая пышных, заранее подготовленных встреч. Что ж, если поторопиться, еще можно успеть к ужину. Но думать о возвращении домой оказалось рановато — на меня смотрели пристально, в упор. Взгляд женщины, изображенной на портрете, был встревоженным, она силилась что- то сказать. Внезапно я поняла желание Софии…

Парафин струился по свечке, превращаясь в небольшую, быстро застывающую на холоде лужицу. Я отодрала прилипшую к бумаге свечу, встала, подошла к портрету. На секундочку зажмурилась, а потом решительно начертила в воздухе таинственный знак. Рука моя давно опустилась. А огненный лабиринт продолжал сиять, заслоняя лицо графини. Огненные линии будто притягивали мрак, и он становился все гуще и гуще. Я почти ослепла и, не выдержав яркого света, прикрыла глаза. А когда рассмотрела вновь — знак начал угасать, и за ним стали просматриваться очертания бесконечного коридора. Во время недавней болезни я уже бродила под его сводами, но тогда это казалось обычным, не заслуживающим внимания бредом. Из глубины туннеля медленно выплывал сгусток темноты, немного напоминавший человеческую фигуру. Зрелище выглядело жутковато, и я уже успела пожалеть о содеянном. Ударившая в двух шагах от меня голубая молния ослепила, рассыпала мое тело на атомы…

Дата добавления: 2015-07-18