Чистая поэзия

Заметки к выступлению Много шуму было поднято в обществе (я имею в виду общество, пищейкоторому служат продукты наи-более изысканные и наиболее бесполезные), --много шуму поднято было вокруг двух этих слов: чистая поэзия. В какой-томере я несу за это ответственность. Не-сколько лет назад в предисловии ккниге одного из мо-их друзей мне случилось произнести эти слова, непри-давая им исключительного значения и не предвидя, какие следствия из нихвыведут различные умы, при-косновенные к поэзии ¹. Я знал,разумеется, какой смысл в них вкладывал, по я не мог знать, что они породятстолько откликов и столько реакций в мире любителей литературы. Я хотел лишьпривлечь внимание к опре-деленному факту, но отнюдь не намеревался выдвигатькакую-то теорию и тем более -- формулировать некую догму, которая позволялабы считать еретиком каждо-го, кто не станет ее разделять. Я полагаю, чтовсякое литературное произведение, всякое творение слова со-держит в себекакие-то различимые стороны или же эле-менты, наделенные свойствами, которыея пока что. прежде чем их рассматривать, назову поэтическими. Всякий раз,когда речь обнаруживает известное откло-нение от самого непосредственного и,следовательно, самого неосязаемого выражения мысли, всякий раз, ког-да этиотклонения позволяют нам как бы угадывать мир отношений, отличный от мирачисто практического, мы прозреваем, с большей или меньшей отчетливостью,возможность расширить эту особую сферу и ощутимо улавливаем некую долю живойблагородной субстанции, которая, вероятно, поддается обработке исовершенст-вованию и которая, будучи обработана и использо-вана, составляетпоэзию как продукт искусства ². Мож-но ли построить из этихэлементов, столь явственных и столь резко отличных от элементов той речи,какую я назвал неосязаемой, законченное произведение; мож-но ли,следственно, с помощью произведения, стихотвор-ного или иного, создатьвидимость цельной системы обо-юдных связей между нашими идеями, нашимиобразами, с одной стороны, и нашими речевыми средствами -- с другой, --системы, которая прежде всего способна бы-ла бы рождать некое эмоциональноедушевное состоя-ние, -- такова в общих чертах проблема чистой поэзии. Яговорю "чистой" в том смысле, в каком физик гово-рит о чистой воде. Я хочусказать, что вопрос, который нам нужно решить, заключается в том, можем лимы построить произведение, совершенно очищенное от не-поэтических элементов.Я всегда считал и считаю по-прежнему, что цель эта недостижима и что всякаяпоэ-зия есть лишь попытка приблизиться к этому чисто идеальному состоянию.Коротко говоря, то, что мы име-нуем поэмой, фактически складывается изфрагментов чистой поэзии, влитых в материю некоего высказыва-ния.Прекраснейший стих есть чистейший поэтический элемент. Расхожее сравнениепрекрасного стиха с алма-зом показывает, что сознание этого качества чистотыобщераспространено. Термин "чистая поэзия" тем неудобен, что он связы-вается в уме спонятием нравственной чистоты, о которой нет здесь и речи, поскольку в идеечистой поэзии я ви-жу, напротив, идею сугубо аналитическую ³.Чистая поэ-зия есть, одним словом, некая мыслимость, выведенная изнаблюдения, которая должна помочь нам в уяснении общего принципа поэтическихпроизведений и напра-влять нас в чрезвычайно трудном и чрезвычайно важ-номисследовании разнообразных и многосторонних связей языка с эффектами еговоздействия на людей. Вместо чистой поэзии, возможно, было бы правильнейговорить о поэзии абсолютной, которую в этом случае надлежало бы разуметькак некий поиск эффектов, обу-словленных отношениями слов или, лучшесказать, отно-шениями их резонансов, -- что, в сущности, предпола-гает исследование всей сферы чувствительности, управ-ляемой речью. Исследованиеэто может совершаться ощупью. Именно так оно обыкновенно и производится. Но отнюдь не исключено, что однажды его поведут ме-тодически. Я пытался составить себе -- и пытаюсь выразить здесь -- четкоепонимание проблемы поэзии или по крайней мере то, что представляется мнеболее четким ее пониманием. Замечательно, что эти вопросы возбуж-дают ныневесьма широкое любопытство. Никогда еще, вероятно, интерес к поэзии, и темболее к ее теории, не захватывал столь многочисленной публики. Мы на-блюдаемдискуссии, мы являемся свидетелями экспери-ментов, которые отнюдь неограничиваются, как преж-де, крайне замкнутыми и крайне узкими кружкамице-нителей и экспериментаторов; но, вещь поразительная в наше время, даже вширокой публике мы обнаружи-ваем своеобразный интерес, и порой интересстрастный, к диспутам почти теологического свойства. (Что может быть болееродственно теологии, нежели, например, спо-ры о вдохновении и труде или одостоинствах поэтиче-ской интуиции, которые сопоставляют с достоинствамиприемов искусства? Не являются ли эти проблемы впол-не аналогичныминебезызвестной теологической пробле-ме благодати и человеческих дел? Равнымобразом су-ществует в поэзии ряд проблем, которые в своемпро-тивопоставлении норм, установленных и закрепленных традицией,непосредственным данным личного опыта и внутреннего чутья совершеннотождественны иным, не менее характерным для теологии, проблемам, связанным сантиномией личного переживания, непосредственного постижения божественныхсущностей и религиозных за-поведей, священных текстов, догматическихканонов...) Переходя теперь к нашей теме, я твердо намерен ограничиться тем, чтосводится либо к простой конста-тации фактов, либо к самым несложнымумозаключениям. Обратимся к слову "поэзия" и отметим сперва, что этопрекрасное слово ассоциируется с двумя различны-ми категориями понятий. Мыупотребляем его в общем смысле или в смысле конкретном. Эпитетом"поэтиче-ский" мы наделяем пейзаж, обстановку, а подчас даже личность; сдругой стороны, мы говорим о поэтическом искусстве, и мы можем сказать: "это-- прекрасная поэ-зия". В первом случае явно подразумевается опреде-ленногорода переживание; всякий испытывал этот осо-бый трепет, напоминающийсостояние, когда под дейст-вием тех или иных обстоятельств мы чувствуем себявдруг возбужденными и зачарованными. Состояние это совершенно не зависит откакого-то конкретного объек-та; оно естественно и стихийно порождаетсяопределен-ной созвучностью нашей внутренней настроенности, фи-зической ипсихической, и неких волнующих нас обсто-ятельств (вещественных илиидеальных). С другой сто-роны, однако, когда мы касаемся поэтическогоискусства или говорим о конкретной поэзии, речь идет, конечно же, осредствах, вызывающих аналогичное состояние, искусственно стимулирующихтакого рода эмоцию. Од-нако это еще не все. Необходимо, сверх того, чтобысредства, позволяющие нам возбуждать это состояние, принадлежали к числусвойств и являлись частью меха-низма артикулированной речи. Переживание, окотором я говорил, может порождаться предметами; оно может быть такжевызвано средствами, полностью чуждыми речи, -- архитектурой, музыкой и т.д., тогда как поэзия в собственном смысле слова целиком зиждется наис-пользовании речевых средств. Что касается чисто поэти-ческогопереживания, следует подчеркнуть, что от про-чих человеческих эмоций егоотличает особое свойство, изумительная черта: оно стремится внушить намчув-ство некой иллюзии либо иллюзию некоего мира -- та-кого мира, в которомсобытия, образы, существа и предметы, оставаясь подобными тем, какимизаполнен мир повседневности, связаны в то же время непостижимой внутреннейсвязью со всей сферой нашей чувствитель-ности. Знакомые предметы и существакажутся, если можно так выразиться, омузыкаленными; они сочета-лись друг сдругом отношениями резонанса и стали как бы созвучны нашей чувствительности.С этой точки зре-ния мир поэзии обнаруживает глубокое сходство с со-стояниемсна или по крайней мере с тем состоянием, какое подчас возникает во сне. Сонпоказывает -- ког-да нам удается восстановить его в памяти, -- что нашесознание может быть возбуждено и заполнено, а также утолено совокупностьюобразований, поразительно отли-чающихся, по своим внутреннимзакономерностям, от обычных порождений восприятия. Но что касается этогоэмоционального мира, к которому нас иногда приоб-щает сон, наша воля невластна вторгаться в него и его покидать по нашему усмотрению. Мир этотзамкнут в нас, как и мы в нем, из чего следует, что мы никак не можем нанего воздействовать, дабы его изменять, и что, со своей стороны, оннеспособен сосуществовать в нас с нашей могущественностью воздействия навнеш-ний мир. Он появляется и исчезает по собственной при-хоти, но человекнашел в данном случае тот же выход, какой сумел или пытался найти во всем,что касается явлений ценных и недолговечных: он искал -- и открыл -- способывоссоздавать это состояние когда угодно, обре-тать его по своей воле и,наконец, искусственно культи-вировать эти естественные порождения своегочувству-ющего естества. Он как бы сумел извлечь из природы, почерпнуть вслепом потоке времени эти столь зыбкие образования или конструкции; онвоспользовался для этого множеством средств, о которых я упоминал. Са-мым жедревним, самым, может быть, благородным и притом самым сложным, самымнеподатливым из всех этих средств, позволяющих строить поэтический мир,является язык. Мне нужно теперь отметить и показать, до какой степени усложнилась внашу эпоху работа поэта и сколь-ко трудностей поэт встречает в этой работе(он их, к счастию, не всегда сознает). Речь -- стихия обыден-ная ипрактическая; следовательно, она неизбежно дол-жна быть орудием грубым, ибокаждый им пользуется, применяет его к своим нуждам, стремится переиначитьего на свой манер. Как бы она ни вросла в нас, как бы ни укоренилось в нашейдуше мышление посредством слова, речь, однако, есть продукт статистическойформа-ций и чисто практического назначения. Задача поэта должна, такимобразом, заключаться в том, чтобы най-ти в этом орудии практики средства дляпостроения не-кой реальности, органически практике чуждой. Как я ужеговорил, он призван творить некий мир или некий порядок вещей, некую системуотношений, абсолютно не связанных с порядком практическим ⁴. Чтобы представить всю сложность этой задачи, я хо-чу сравнить исходноесостояние, элементы и средства, которыми располагает поэт, с теми, какиенаходит иной художник, чьи цели, однако, не столь уж отличны от целейпервого. Я сопоставлю ресурсы поэта с ресурсами композитора. Счастливкомпозитор! Развитие его искус-ства обеспечило ему в ходе столетий сугубопривилеги-рованное положение. Как же сформировалась музыка? Чувство слухаприобщает нас к миру шумов. Ухо впи-тывает бесчисленные ощущения, которыезапечатлевает в каком угодно порядке и в которых находит четыре различныхсвойства. Между тем уже древние наблюде-ния и чрезвычайно ранниеэксперименты позволили вы-делить из мира шумов систему или мир звуков, тоесть шумов наиболее простых и различимых, наиболее спо-собных образовыватькомбинации, группы, -- шумов, коих структуру и связь, различия и подобия ухоили, лучше сказать, восприятие фиксирует сразу, как только они раздаются.Это -- чистые элементы или же сочета-ния чистых и, следственно, различимыхэлементов. Они четко выражены, и, что особенно важно, люди нашли способпроизводить их неизменным и тождественным об-разом с помощью инструментов,которые являются, в сущности, подлинными инструментами меры. Музыкаль-ныйинструмент -- это инструмент, который можно раз-метить и настроить такимобразом, чтобы определенные действия с неизменностью порождали определенныйэф-фект. Поскольку мир звуков резко отличен от мира шу-мов и наше ухоприучено ясно их различать, такая орга-низация области слуха приводит кследующему замеча-тельному результату: когда слышится чистый, то есть болееили менее редкостный, звук, тотчас возникает ка-кая-то необычная атмосфера,наши чувства охватывает какое-то необычное ожидательное состояние, иожида- ние это как будто стремится породить ощущения, по чи-стоте и характеруаналогичные ощущению вызванному. Если в концертном зале разносится чистыйзвук, все в нас мгновенно преображается; мы ждем появления му-зыки. Инаоборот: если, скажем, во время концерта в зале послышится шум (падаеткресло, кто-то громко говорит или кашляет), мы ощущаем, что нечто в наспресеклось, что нарушен строй некой субстанции или некий ассоциативныйзакон; некий мир распадается, не-кие чары развеяны. Таким образом, прежде чем композитор приступает к работе, все ужеготово к тому, чтобы он сразу и без-ошибочно мог найти материал и средства,необ-ходимые для творческого усилия его мысли. Этот мате-риал и эти средствав его переработке не нуждаются; он должен лишь сочетать четко выраженные изакон-ченные элементы. Насколько, однако, отлично состояние вещей, с кото-рым сталкиваетсяпоэт! Перед ним простирается во всю ширь обиходный язык -- этот мир средств,не отвечаю-щих его целям и созданных не для него. Не нашлось для негофизика, который определил бы отношения этих средств; не было здесьпостроителя гамм; нет у него ни камертона, ни метронома; опереться ему не начто; единственное его подспорье -- чрезвычайно несовершен-ные инструменты:словарь и грамматика. Притом обра-щаться он должен отнюдь не к слуху, чувству особому и уникальному, которое композитор заставляет испыты-ватьвсе, что ему диктует, и которого орган является органом ожидания и вниманияпо преимуществу, -- но к ожиданию отвлеченному и рассеянному; и онобраща-ется к нему посредством речи, которая представляет собой самуюневероятную смесь беспорядочных возбу-дителей. Трудно вообразить нечто болеепестрое, более головоломное, нежели причудливое сочетание свойств, какое мынаблюдаем в речи. Все прекрасно знают, как редкостно тождество звука исмысла; все знают также, насколько различны качества, которые высказываниеак-центирует в ущерб остальным: речь может быть логич-ной -- и чуждой всякойгармонии; она может быть гар-монической -- и бессодержательной; она можетбыть ясной -- и абсолютно лишенной красоты; она может быть прозой илипоэзией; одним словом, чтобы сумми-ровать все эти независимые ее проявления,достаточно перечислить науки, созданные для разработки этого многообразияязыка и для разностороннего его иссле-дования. Речь может рассматриваться фонетикой в черед с метрикой или ритмикой, ее дополняющими; есть в нейаспект логический и уровень семантический; она равно питает риторику и синтаксис. Мы знаем, что эти различные дисциплины позволяют анализироватьодин и тот же текст множеством самодовлеющих способов... Поэт, такимобразом, имеет дело с необычайно пестрой и слишком множественнойсовокупностью элементарных свойств -- слишком множественной, чтобы неоказать-ся в итоге хаотической; но именно в ней он должен об-рести свой художественный предмет -- механизм, рож-дающий поэтическое состояние; ондолжен, иными сло-вами, заставить орудие практики, орудие грубое, бог вестькем созданное, орудие расхожее, которое служит смертным для удовлетворениятекущих потребностей и которое они ежесекундно деформируют, -- стать нане-кое время, отведенное его мыслью поэме, субстанцией неповторимогоэмоционального состояния, резко отлич-ного от тех случайных и неопределенныхпо времени состояний, из коих складывается наша обычная чувст-венная ипсихическая жизнь. Можно сказать без пре-увеличения, что обиходный язык естьплод беспорядоч-ности человеческого общежития, поскольку люди само-горазличного склада, которые зависят от неисчислимых условий и потребностей,наследуют его и им пользуют-ся -- к вящей корысти своих влечений и интересов-- в целях взаимообщения. Между тем язык поэта, хотя в нем используютсяэлементы, почерпнутые в этом стати-стическом беспорядке, есть, напротив,итог усилия от-дельной личности, создающей на самом обыденном мате-риаленекий искусственный и идеальный порядок. Если бы эта парадоксальная проблема могла быть разрешена до конца; еслибы, иначе говоря, поэт на-учился строить произведения, абсолютно лишенныеэле-ментов прозы, -- поэмы, в которых мелодия развива-лась бы безостановочнодо исчерпания, в которых смыс-ловые связи были бы неизменно тождественныотноше-ниям гармоническим, в которых взаимопревращения мыслей казались быболее существенными, нежели всякая мысль, и в которых наличие темырастворялось бы полностью в игре фигур, -- тогда позволительно было быговорить о чистой поэзии как о чем-то реальном. Это, однако, не так:практическая, или утилитарная, функция речи, логические навыки и структуры,равно как и беспорядочность, иррациональность словаря (след-ствия бесконечноразнообразного происхождения эле-ментов речи, их огромной возрастнойпестроты), о кото-рых говорилось выше, приводят к неосуществимости по-добныхтворений абсолютной поэзии. Тем не менее до-статочно очевидно, что понятиеэтого идеального или вообразимого состояния чрезвычайно важно для оценкивсякой реально существующей поэзии. Идея чистой поэзии есть идея некоего недостижимо-го образца, некоегоабсолютного предела влечений, усилий и возможностей поэта...

Дата добавления: 2015-07-18