Интуиция и понимание.

В процессе познания наряду с рациональными операциями участвуют и нерациональные. В реальной жизни люди сталкиваются с быстро меняющимися ситуациями. Поэтому наряду с решениями, основанными на общепринятых нормах поведения, им приходится принимать нестандартные решения. Такой процесс обычно и называют творчеством. Центральный момент творчества – озарение, интуитивное схватывание нового. Интуиция – это непосредственное неосознанно полученное знание.

На вопрос – в чем же состоит интуитивная творческая функция мышления? Коротко можно ответить так: в превращении чувственных образов в понятия о предметах. Описанию этого процесса и посвящена «Критика чистого разума».

Кант говорил, что его не интересует процесс формально-логического выведения – это с исчерпывающей полнотой сделал Аристотель. Канта интересовало познание в собственном смысле слова как отношение субъекта к объекту, процесс превращения чувственных созерцаний в понятия о предметах, в научное знание, обладающее необходимостью и всеобщностью.

Важнейшая роль в преобразовании чувственных созерцаний в научные понятия принадлежит категориям. Категории – это предельно общие понятия, которыми владеют люди. В предшествующей Канту философии их называли «врожденными» идеями. Но разумеется, они возникли исторически в процессе освоения объективной реальности.

К предельно общим понятиям относятся «качество», «количество», «причина и следствие» и многие другие. О категориях можно сказать, что это предшествующий опыт человечества. Именно он отложился в категориях. И познание всегда представляет собой воспроизведение того, что дано человеку в данный момент через призму предшествующего опыта.

Мышление категориально. Категории есть формы, с помощью которых мышление идеально воспроизводит объективную реальность.

Как же это осуществляется?

Вот здесь мы и подходим к тому, чтобы речь повести об интуиции. Она есть непосредственное мысленное усмотрение. Мышление – это не только выведение из знания знания, но и непосредственное осмысленное усмотрение в предмете того, чего мы раньше не знали.

Мы привыкли к тому, что видеть можно глазом, но можно «видеть» и мышлением. Особенность видения мышлением состоит в том, что мы смотрим на мир через призму категорий. Сказанное можно изобразить так: чувственные данные подводятся под категории мышления. Этот акт заключает в себе привнесение всеобщего, заключенного в категориях, в чувственные данные, единичное. Также происходит извлечение с помощью непосредственного мысленного усмотрения общего из еденичного предмета. Так осуществляется категориальный синтез с помощью интуиции.

Мысленное усмотрение не могло бы состояться без подведения чувственных данных под категориальную структуру мышления. Оно не могло бы состояться и без привнесения категориального всеобщего в чувственные данные, в единичный предмет. И только в результате этого и извлекается общее из единичного предмета, именно с помощью непосредственного мысленного усмотрения.

Действующая интуиция детерминирована, с одной стороны, чувственными данными, а с другой – категориями мышления. Проявляется же её действие в том, что на основе категориального всеобщего мы непосредственно мысленно усматриваем общее в чувственных данных Так осуществляется мысленное усвоение чувственности.

Все открытия в науке осуществляются с помощью категориального синтеза непосредственного мысленного усмотрения, т.е. интуиции (которую Кант называл продуктивным воображением). – Так, все видели и знают, что яблоки с яблони падают на землю. И только Ньютон мысленным взором обнаружил связь между этими телами: яблоками и землей. Связь эта, как видно из примера, не дана глазу. Но она дана мысленному взору человека. Или. Через точку вне прямой можно провести одну прямую, параллельную данной прямой. Это утверждение Евклида также результат мысленного усмотрения. Ни прямая, ни точка как таковые глазу не даны. Они продукт мысли.

Категориальный синтез, осуществляемый интуицией, - это не выдумка Канта, а естественный познавательный объективный процесс, который если и не осознается людьми, то происходит всегда и везде, где возникает понимание того, что дано в чувствах, - где возникает знание, т.е. понятие о предмете.

Важную роль интуиции в познании подчеркивали многие философы, например, Платон, Кант, экзистенциалисты, представители психоанализа и другие. Существуют интуитивистские теории пытающиеся построить познание на таком фундаментальном уровне опыта, где еще нет различия между субъектом и объектом. Соответственно на первый план в таких теориях выдвигается интуиция, как основная познавательная способность человека. Известными представителями интуитивизма были, например, русский философ Николай Онуфриевич Лосский(1870-1965) и французский мыслитель Анри Бергсон(1859-1941). В построении своей теории Лосский отталкивается от положения Канта о том, что знать что-либо возможно только о тех предметах, которые имманентны сознанию, то есть непосредственно наличествуют (присутствуют) в сознании. По мнению Лосского предметы
внешнего мира имманентны нашему сознанию, то есть, непосредственно присутствуют в
сознании человека. Иными словами если сознание человека направлено на какой – нибудь внешний предмет, например – стол, то оно (сознание) охватывает собой (обволакивает) и стол и познающего человека, тем самым соединяя их в одно целое.

Пожалуй самым известным представителем интуитивизма был Анри Бергсон, рассуждения которого о познании в предельно обобщенном виде можно выразить так. Человек - слабое животное и он должен прибегать к помощи материальных инструментов для своей защиты. Поэтому интеллект человека с самого начала ориентирован на материю. Поскольку он ориентируется на материю, он «становится пространственным», раздробляется и рассекает действительность такими способами, которые соответствуют его собственным практическим целям. Поэтому он, например, отделяет содержащиеся в опыте качества друг от друга как совершенно обособленные и отличные, не признавая их нераздельного взаимопроникновения. Таким же образом интеллект выделяет из непрерывного потока определенные объекты, которые он мыслит как тождественные самим себе в процессе изменений. Абстрактный характер интеллекта особенно отчетливо проявляется в том способе, каким он трактует временное измерение. Интеллект раскладывает время так, как будто оно подобно точкам на линии, а не является непрерывным потоком изменений.

Расчлененность, отдельность бытия в интеллекте не дает ему возможности схватывать целое в его постоянном изменении. По Бергсону, интуиция гораздо ближе к инстинкту, чем к интеллекту. Как и инстинкт она не требует искусственного расчленения вещей, вычислений, анализа, символов. Она нелогична и недискурсивна (дискурсивный – рассудочный, опосредованный). Интуиция представляет собой некоторого рода прозревающую симпатию. В интуиции мы не кружим вокруг объекта, а «входит в него». Интуиция является «таким видом интеллектуальной симпатии, которая дает возможность перенестись внутрь объекта, чтобы слиться с тем, что является в нем уникальным и, следовательно, невыразимым».

Интуиция особо тесно связана с такой познавательной процедурой как понимание. Понимание и объяснение являются важнейшими познавательными процедурами. Объяснение раскрывает существо явлений и процессов посредством мыслей. Часто используется дедуктивное объяснение, в котором факты подводятся под понятия, понятия под законы, законы под принципы. Существуют также структурные объяснения характеризующие сложные объекты на основе знания их строения; генетические объяснения, описывающие события и процессы в их исторической последовательности.

Понимание – это универсальная форма освоения действительности, постижения смыслового содержания явлений исторической, социально-культурной и природной реальности. Отличие понимания от объяснения возможно показать на примере взглядов неокантианцев баденской школы (В. Виндельбанд (1848-1915) и Г. Риккерт (1863-1936), которые утверждали, что познание природы в корне отличается от познания общества и человека. – Явления природы подчиняются объективным законам, явления же социальной жизни и культуры зависят от совершенно индивидуальных особенностей людей и неповторимых исторических ситуаций. Так Виндельбанд противопоставлял естественные (номотетические — номос — закон, т.е. номотетические означает в данном случае — ищущие законы (закономерности) в функционировании природы) и исторические (идиографические — описательные, т.е. описываются неповторимые, уникальные события истории, культуры) науки (науки о природе и науки о культуре). В отличие от естественных наук, изучающих общее, повторяемое, закономерное в явлениях, исторические науки имеют дело с единичными явлениями и событиями в их неповторимости и исключительности. Для наук о природе характерно объяснение, а для постижения человеческого мира культуры, истории – понимание. Представитель «Философии жизни» и «Понимающей психологии» Вильгельм Дильтей (1833-1911) методом постижения человеческой жизни, человеческого мира также считал понимание. Понимание, родственное интуитивному проникновению в жизнь, он противопоставлял объяснению, применимому в «науках о природе». Понимание собственного внутреннего мира, по Дильтею, достигается с помощью интроспекции(самонаблюдения), понимание чужого внутреннего мира человека – путём «вживания», «сопереживания», «вчувствования»; по отношению к культуре прошлого понимание выступает как метод интерпретации, называемый Дильтеем герменевтикой.

Герменевтика – это искусство и теория истолкования. Например, у неоплатоников – это интерпретация произведений древних поэтов, у христианских писателей – истолкование Библии. Общефилософская проблема герменевтики была разработана Фридрихом Шлейермахером (1768-1834) – немецким протестантским теологом. У Шлейермахера герменевтика мыслилась как искусство понимания чужой индивидуальности, а предметом герменевтики выступал аспект выражения (т.е. один и тот же смысл м.б. выражен различно – это зависит от особенностей того, кто выражает). Как метод исторической интерпретации герменевтику разрабатывал Дильтей. Он основой герменевтики считал «понимающую психологию» - непосредственное постижение целостности душевно-духовной жизни. В герменевтике В. Дильтея понимание представлено как проникновение в духовный мир автора текста, неразрывно связанное с реконструкцией культурного контекста его создания. У Мартина Хайдеггера герменевтика из искусства истолкования исторических текстов становится раскрытием бытия. Он считает, что «язык есть дом бытия» и бытие раскрывает себя прежде всего через поэтов. Многозначные слова поэтов и должна интерпретировать философская герменевтика. Учеником Хайдеггера был Ганс Георг Г а дамер – один из главных представителей философской герменевтики. Остановимся подробнее на его взглядах.

Гадамер отмечает, что понимание — это, строго говоря, не метод, а искусство понимания. Понимание есть, в первую очередь, взаимопонимание и всякое понимание есть в конечном итоге самопонимание. Поэтому вполне определенным герменевтическим требованием является требование поставить самого себя на место другого, чтобы понять его.

Помочь людям добиться согласия, восстановить его — «святая обязанность» герменевтики.

Понимание заключается не в том, что души людей таинственно сообщаются между собой, а в том, что они причастны к общему для них смыслу.

Проблема понимания — не узкая, локальная, а широкая, глобальная, «всечеловеческая». Она тесно связана с познанием, но не сводится к нему. Конечно, будучи постижением «замкнутого внутреннего», понимание тесно связано с познанием. «Замкнутое внутреннее» как то, на что направлено понимание, — это не что иное как смысл — либо «мертвый», либо «живой». Так, в процессе понимания текста происходит «преобразование мертвых следов смысла в живой смысл».

Но Гадамер, вслед за Хайдеггером, исходит из того, что понимание — не способ познания человеком мира, а способ бытия человека в мире и имеет онтологический (а не психологический, гносеологический или логический) характер, предваряя всякую человеческую активность в качестве предпонимания. У Гадамера, как и у Хайдегтера, понимание выступает не просто в качестве одной из черт человеческого познания (наряду, скажем, с объяснением), а в качестве определяющей характеристики самого его существования, не как свойство познавательной активности человека, а как способ его бытия.

При этом в герменевтике истолкованию подлежит не только то, что хотел сказать автор текста, а и то, что в этом тексте «хотело сказаться».

Гадамер подчеркивает идею о том, что писателя нужно понять лучше, чем он сам себя понимал. Развивая эту мысль, Гадамер формулирует следующий тезис (постулат): «Понимание может выходить за пределы субъективного замысла автора, более того, оно всегда и неизбежно выходит за эти рамки». Согласно Гадамеру, понимание текста прошлой культуры неотделимо от самопонимания интерпретатора. Поэтому предметом понимания является не смысл, вложенный в текст автором, а то предметное содержание («суть дела»), с осмыслением которого связан данный текст.

Характеризуя понимание, Гадамер, в первую очередь, подчеркивает его предметный характер. Дело в том, что понимать, по его мнению, означает прежде всего разбираться в чем-то, а уж потом, во вторую очередь, вычленять мнение другого, разуметь подразумеваемое им.

Исходя из традиционной герменевтики, Гадамер в структуре процесса понимания выделяет три момента:

1) понимание как таковое,

2) истолкование (интерпретация),

3) применение (аппликация).

Все три момента внутренне связаны и по существу представляют собой единый процесс.

Осуществляя процедуру интерпретации, необходимо осознать свою собственную предвзятость, только тогда текст явится «во всей своей инаковости». Осознание своей предвзятости — важнейшее условие понимания любого текста, в том числе и такого, как история. Постигая исторически иное, мы не должны просто выводить из него то, что сами же туда вложили.

Однако, согласно Гадамеру, герменевтическое усилие направлено не на то, чтобы переместиться в ситуацию автора, а на то, чтобы отнести несомое им сообщение к своей собственной ситуации. Следовательно, свою основную задачу философская герменевтика видит не в реконструкции (замысла), а в конструкции (смысла). «Такой поворот естественным образом ведет к признанию плюральности интерпретации. Различные истолкования текста не могут быть сведены к одному «правильному», ибо такового не существует. Поскольку смысловое содержание текста множественно по самой своей природе, постольку и «двусмысленность» неустранима из интерпретации».

Применение — это конкретизация для того или иного случая. Отсюда вытекает «...ясное герменевтическое требование: понимать сказанное текстом, исходя из той конкретной ситуации, в которой было сделано высказывание». Иначе говоря, важнейшим принципом (требованием) понимания является принцип конкретности.

Важную роль в процессе понимания играет герменевтический круг. Данное понятие выражает существенную особенность процесса понимания, которая связана с его циклическим характером. Герменевтический круг это круг целого и части: целое следует понимать, исходя из частного, а последнее — исходя из первого. Так, например, слово — часть относительно предложения, предложение — часть относительно текста, текст — часть относительно творческого наследия данного автора и т. д. Следовательно, смысл отдельного всегда вытекает только из взаимосвязи и тем самым, в конечном счете, из целого. Процесс понимания постоянно переходит от целого к части и обратно к целому. Задача состоит в том, чтобы концентрическими кругами расширять единство понятого смысла.

Понимание, по Гадамеру, должно быть историческим. Разъясняя сущность подлинно-исторического мышления в работе «Истина и метод», Гадамер отмечает, что историческая точка зрения состоит вовсе не в том, чтобы вообще «отложить в сторону» современные понятия. Этого никогда не бывает и быть не может, ибо без «вируса современности» никакое познание и понимание на деле неосуществимы. Избавиться от этого «вируса» — даже при самом большом желании и искреннем стремлении к объективности — нельзя.

Вот почему «в действительности мыслить исторически — значит проделать те изменения, которые претерпевают понятия прошедших эпох, когда мы сами начинаем мыслить в этих понятиях.

В познании социально-исторического мира понять нечто как таковое можно только «через понимание путей его становления».

Вместе с тем Гадамер считает утопическим идеал современности, с точки зрения которого прошедшее будто бы освещается абсолютно полно — такого в действительности быть не может. В этом смысле он отмечает, что у исторического мышления нет никакой «современности» (как чего-то раз навсегда данного), а есть только постоянно сменяющийся горизонт будущего и прошедшего.

Процесс понимания как постижения смысла есть от начала до конца процесс языковый. Язык, по Гадамеру, есть та среда, в которой происходит процесс взаимного договаривания собеседников и обретается взаимопонимание по поводу самого дела. Это понимание дела всегда, таким образом, осуществляется в языковой форме.

Для решения проблемы понимания недостаточно перемещения интерпретатора в «горизонт» автора, необходимо «переплавление» их горизонтов. Последнее же может произойти только благодаря чему-то третьему, тому общему, в чем смогут примириться позиции обоих. Таким «третьим» является язык, рассматриваемый с точки зрения его бытийного статуса, т. е. как особая реальность, внутри которой человек себя застает. В стихии языка осуществляется как понимание человеком мира и его самопонимание, так и понимание людьми друг друга.

В анализе названной проблемы Гадамер исходит из того, что язык — это «всеобщая стихия общения», скрепляющая человеческое общество. Важнейшая функция его и состоит в осуществлении понимания.

Дата добавления: 2015-07-15