Эстетика и воспитание

В ценностную иерархию личности входят и эстетические ценности. Они не менее важны, тем более что не только в науке, но и в жизни эстетика идет в паре с этикой. Крылатая фраза Достоевского, что красота спасет мир, более глубока, чем красива. Конечно, все слишком нежестко связано. Гитлер любил Вагнера, Эйхман даже и играл на скрипке бетховенские вещи, а великий Шостакович поднятием руки в Верховном Совете санкционировал все, что надо было Политбюро. Но в целом «несовместны гений и злодейство». В целом даже дуэль Пушкина, может быть самое великое его произведение, — это призыв к благородству. В целом финал Девятой симфонии Бетховена — это вселенская любовь. В целом от «Пушкинских вальсов» Прокофьева хочется на износ работать для человечества... Какая же эстетика преподносится детям?

■ Начнем хотя бы с бесконечных гипсовых — белых, посеребренных, позолоченных, покрашенных коричневатым или цвета «детской неожиданности» суриком — Лениных с рукой, указующей в беспросветное будущее.

Все это в таком недалеком прошлом, что когда в очередном районном городке на 5000 жителей видишь сегодня очередного Ильича, то понимаешь, что Ленин не будет похоронен, даже если тело В. И. Ульянова будет покоиться рядом с его матерью. Если Ленина уважать, как уважаю его я, несмотря на то что он, именно он, пусть и не ведая, что творит, проложил дорогу Сталину и сталинизму, то за него становится обидно, — никакой враг с талантом Кукрыниксов не поиздевался над этой трагической личностью язвительнее, чем брежневские наполеоны Мценского уезда. Но Бог с ним. Дело, начало которому он положил, продолжает жить в виде такой вот карикатуры. Кто-то может сказать даже, что так ему и надо. Но дети-то при чем? Впрочем, нас больше волнует даже не это как символ распада несостоявшейся утопической системы. Хотелось бы, чтобы ребенок предпочитал слушать ту музыку, которую предпочитает исполнять Ростропович.

Этой образной фразой я хочу выразить, конечно, нечто более общее. Как только с людьми без музыкального или достаточного культурологического образования заводится разговор о классике, тут же начинается: если нам нравится шлягер и не нравится классика, то это дело вкуса, а о вкусах не спорят, и не надо насаждать классику. Беда, однако, именно в том, что насаждается как раз шлягер. И чем более низкого пошиба, тем больше он насаждается. Этот разговор легко завершить сразу, если сойтись на методе экспертов. Экспертами могут быть Ростропович, Спиваков, Светланов. Потому что они смогут сыграть по нотам любую шлягерную вещь. А Укупник или Киркоров вряд ли сыграют репертуар Спивакова или Рихтера. Так вот, мнения настоящих, квалифицированных экспертов уже собраны — они предпочитают играть классику. Так что будем ориентироваться на них в том, какую музыку преподносить детям. Опять же оговорка, песня под гитару, под фортепиано и под оркестр может, быть и со вкусом. Мы опять же — ЗА. За Высоцкого, за Окуджаву, за Веронику Долину, за Эдит Пи-аф, за Мирей Матье, за Шарля Азнавура, за «Битлз», за... Но и ПРО... Ну как можно петь такое (это о словах в данном случае): «ледяной горою айсберг из тумана выплывает»? Заглянем в словари. Айс — лед, берг — гора. Да это давно уже хороший художник Федотов высмеял в картине «Анкор, еще анкор!»... И навязывается эта безвкусица, а не Высоцкий. Навязывается Лариса Долина, а не Вероника Долина...

С другой стороны, довольно сложная задача — создать потребность в классике. Те, кто учится в музыкальных школах, слушают много хорошей музыки на «специальности», на сольфеджио, на муз-литературе, на академических и других концертах. И только такое слушательское трудолюбие обеспечивает слушательскую культуру. Ведь чтобы соль-минорная симфония Моцарта стала своей, ее надо прослушать раз десять, чтобы узнаваемой стала «Патетическая соната»

Бетховена, ее надо воспринять раз двадцать, чтобы начать наслаждаться Седьмой симфонией Малера, ее надо прокрутить раз тридцать, а Первый скрипичный концерт Шостаковича надо выдержать раз сорок. Но вместо этого — у всех в ушах торчат уши «Зайки моей». Уж пусть лучше бы в ушах были бананы.

В музыкальных школах учатся единицы, и то иногда лишь для того, чтобы получить минимальную музыкальную грамоту и уйти в доходный шоу-бизнес. Впрочем, в наших музыкальных школах, училищах и вузах качество музыкального обучения прекрасное. Когда-то партком в Московской консерватории решал, кто поедет за первой премией во Флоренцию в этом году (а то, что первая премия будет наша, и сомнений-то не было). Только это высокое качество для малого количества. И когда самоотверженный Спиваков ездит по городам и весям России — это капля в океане. В то же время загляните в музыкальные магазины — все есть на кассетах. Все симфонии Чайковского, все оперы Мусоргского, не говоря уже обо всех увертюрах Вагнера и всех концертах Бетховена, — все есть. Только это все не слушает Россия. А слушает навязанный низкопробный шлягер.

■ В Париже многие храмы превращены в концертные залы, где бесплатно дают концерты классической музыки, а у нас — о, у нас! — если, не дай Бог, нотная библиотека в бывшей церкви, то ее тут же надо выселить.

Пусть святые отцы построят новые храмы, что же выселять библиотеку нотную-то, ведь не казино же устроили. В Париже в каждом переходе подземки — скрипач или виолончелист, а то и арфа, а у нас в наших роскошных метровских дворцах это — лишь в порядке экзотики.

Не слушает Россия, потому что не услышала, а то бы услышала, расслушала и стала бы слушать. Не слушает, потому что не создана потребность. В школе, в школе надо прививать музыкальную слушательскую культуру. Небольшое насилие необходимо, даже чтобы ребенок окунулся в прохладную, неприятную сначала воду и понял бы, что она потом становится теплой. Так же и с музыкой. Лекции студентам я начинаю часто с одной части крупной музыкальной формы, заполняю ею и перерывы в качестве музыкальной паузы. И уже это дает свои результаты. А потом те же студенты записывают на аудиокассету, например, увертюру к «Эгмонту» Бетховена, «Форель» Шуберта, «Турецкий марш» Моцарта, и на вечерах для старшеклассников в качестве фона это все идет non stop. Час звучания — и юный народ живо интересуется: «А что это? Нельзя ли переписать?»

Аналогично обстоят дела с изобразительным искусством. Клиповые видеоряды заполонили телеэкраны. Какой там Леонардо да Винчи... в лучшем случае появится Джоконда в карточной колоде. В Третьяковке — мало народа. Зря Третьяков тратился, «новым» якобы русским все это собрание сокровищ интересно только как предмет коммерции, а учительницам с учениками на приобщение не хватает денег. Даже при удешевлении билетов. До Москвы еще надо и доехать... Ну, что ж, репродукция — не картина, но неплохие огоньков-ские репродукции дали представление о живописи многим из нас. Так вот, в качестве подспорья в деле эстетического воспитания мы применяем такой способ.

Войдя с лестничной клетки в коридор школьного клуба культуры общения, человек оказывается перед огромным (от пола до потолка и протяженностью 20 метров) коллажем, который составлен из репродукций живописных полотен гениальных художников всего мира. На коллаже они расположены хаотично.

■ Причем каждая репродукция представлена не прямоугольником или овалом, а обрезана по «неправильному» контуру, который взаимосвязан с контуром расположенной рядом картины, составляя с ней некое единство по сходству или контрасту содержания или формы.

Смешение всех времен и народов. Коллаж — это и очень красивые обои. Но главное его назначение — запечатление в психике детей образов картин. Нет названий и имен авторов. И не надо — много раз воспринятые, они запоминаются на бессознательном уровне. А потом уточнится, кто это и что это.

В какой-то мере лучше дело с литературой. Но еще классик советской психологии Выготский вслед за Толстым отмечал, что привить отвращение к литературе легко — надо начать ее преподавать в школе. Разумеется, смотря как преподавать. Маленький, старый, рыжеватый и лысоватый кандидат педагогических наук Семен Рувимович Богуславский не едет в «свой» Израиль, а ездит с детьми своей авторской школы в Орел, чтобы там знакомить ребят с Лесковым, Тургеневым, Леонидом Андреевым — и вообще со всей своей Россией. А когда его шестиклассники разбираются в «Парусе» Лермонтова, то чувствуешь, что и ты развиваешься вместе с ними. Конечно, Богуславские — редкость. Поэтому нужны поддающиеся описанию и воплощению конкретные методы. Но животворящие, а не мертвящие.

Мы для целей развития литературного вкуса используем такой же коллаж, что и для изобразительного искусства. На стенах коридора, ведущего в клуб, напротив живописного коллажа — в виде облаков белые листы со стихами, написанными разными шрифтами, причем размер шрифта увеличивается по мере удаления «облаков» вверх или вниз, чтобы все было «читабельно». Это целые стихотворения или фрагменты стихотворений и поэм, четверостишия, двустишия... одна строка... «Я жить хочу, чтоб мыслить и страдать». А может быть, это прозаическая крылатая фраза... — «держава для народа, а не народ для державы». Только проникновенные и проникающие в ум слова. «Ичем случайней, тем вернее слагаются стихи навзрыд». Их много. «Ее глаза, как два тумана...» Они витают в облаках. «А он, мятежный, просит бури, как будто в бурях есть покой!» Они приковывают взор. «Двадцатый век... Еще бездомней, еще страшнее жизни мгла (еще чернее и огромней тень Люциферова крыла)». Они завораживают. «О красном вечере задумалась дорога...» Они поражают философской глубиной. «Поймет ли он, чем ты живешь? Мысль изреченная есть ложь». Они заставляют задуматься о тщете сущего. «Вот так и жизнь пройдет, как прошли Азорские острова». Они запоминаются. «Мне кажется, что я магнит, что я притягиваю мины. Разрыв — и лейтенант хрипит. И значит, смерть проходит мимо». Они предупреждают. «Кто раз испил хмельной отравы гнева, тот станет палачом иль жертвой палача...»

Ради святых, не подумайте, что мы подумали, что коллажи и «навязчивая музыка» — это все. Это только примеры того, как, нестандартно мысля, можно изобрести способы, которые восполнят хотя бы отчасти черные дыры в эстетическом воспитании.

Разумеется, главное — в школьных программах. И придется, наверное, уточнить, что важнее для будущего гражданина: знать, что есть голосеменные и покрытосеменные или что Бетховен сначала посвятил свою Третью симфонию Наполеону, а когда узнал, что тот стал императором, разорвал посвящение и назвал симфонию Героической. И, помимо школьной программы, надо бы еще системно-бессистемно все по многу раз преподносить в разных формах, в разное время, в разных местах, как это делается в художественных и музыкальных школах.

---

Дата добавления: 2015-07-14