БЕСЕДА 8

«Петр и Иоанн шли вместе в храм в час молитвы девятый» (Деян. 3:1).

Петр не искал славы. — Добродетель всегда полезна. — Грехи подобны терниям. — Твердость духа святителя. — Толпа, не исполняющая воли Божией, ничего не стоит.

1. Везде являются Петр и Иоанн в великом между собою согласии. Иоанну Петр подает знак (на вечери); вместе идут они ко гробу; об Иоанне (Петр) говорит Христу: «а он что?» (Ин. 21:21) Прочие знамения опустил писатель этой книги, а о том, которое произвело великий ужас и всех поразило, говорит. И заметь опять, что (апостолы) шли собственно не для того, чтобы совершить это (чудо): так они были свободны от честолюбия и подражали своему Учителю. Зачем же они шли в храм? Разве они жили еще по–иудейски? Нет; однако, этот поступок их сопровождался пользою. Опять происходит чудо, которое и их утверждает, и остальных привлекает, — чудо, какого они еще не совершали. Болезнь (хромого) происходила от природы и превышала врачебное искусство. Уже более сорока лет он прожил в хромоте, как говорится далее, и во все это время никто не исцелил его. Ведь вы знаете, что те (болезни) особенно трудны, которые бывают от рождения. Болезнь была столь ужасная, что (хромой) не мог даже доставать себе необходимую пищу. И он был всем известен как по месту, так и по болезни. А как (совершилось чудо), — слушай. «И был человек», сказано, «хромой от чрева матери его, которого носили и сажали каждый день при дверях храма, называемых Красными, просить милостыни у входящих в храм» (ст. 2). Следовательно, он желал получить милостыню и не знал, кто были — Петр и Иоанн. «Он, увидев Петра и Иоанна перед входом в храм, просил у них милостыни. Петр с Иоанном, всмотревшись в него, сказали: взгляни на нас» (ст. 3, 4). Он слышит это, но и при этом не встает, а все еще продолжает просить. Такова бедность: когда и отказываются дать, она настаивает и понуждает. Устыдимся же мы, так поспешно удаляющиеся при просьбах! Смотри, какую кротость тотчас выказал Петр, сказав: «взгляни на нас». Так сам внешний вид их обнаруживал их душевное свойство. «И он пристально смотрел на них, надеясь получить от них что–нибудь. Но Петр сказал: серебра и золота нет у меня; а что имею, то даю тебе» (ст. 5, 6). Не сказал: я дам тебе то, что гораздо лучше сребра; но что? — «Во имя Иисуса Христа Назорея встань и ходи. И, взяв его за правую руку, поднял» (ст. 6, 7). Так поступал и Христос. Часто Он исцелял словом, часто делом, а часто простирал и руку, где были более слабые в вере, — чтобы не подумали, что (чудо) совершалось само собою. «И, взяв его за правую руку, поднял». Этим показал воскресение, так как это было образом воскресения. «И вдруг укрепились его ступни и колени, и вскочив, стал, и начал ходить» (ст. 7, 8). Может быть, он испытывал себя и много раз пробовал, действительно ли это сделалось? Ноги у него были слабы, но не отняты; а некоторые говорят, что он и не умел ходить. «И вошел с ними в храм, ходя» (ст. 8). Поистине, это достойно удивления! Не они ведут его за собою, но он сам следует за ними и тем, что следует, показывает благодетелей, а тем, что, вскочив, хвалит Бога, прославляет не их, но Бога, чрез них действовавшего. Так благодарен был этот человек! Но посмотрим, что сказано было выше. «Шли вместе в храм в час молитвы девятый». Может быть, в это время приносили и полагали хромого (при храме) потому, что теперь особенно много людей входило в храм. А чтобы кто не подумал, что его приносили для чего–нибудь другого, а не для получения (милостыни), — смотри, как (писатель) ясно представил это словами: «которого носили и сажали каждый день при дверях храма, называемых Красными, просить милостыни у входящих в храм». Для того упоминает и о месте, чтобы представить доказательство на то, о чем пишет. Почему же, скажешь, не привели его (хромого) ко Христу? Может быть, сидевшие при храме были люди неверующие, так как они не привели его и к апостолам, хотя видели, что они входят (в храм) и уже сотворили столько чудес. «Просить», говорит, «милостыни». Может быть, по виду, он принял их за людей благочестивых, а потому и «просил у них милостыни».

Но смотри, как Иоанн везде молчит, а Петр отвечает и за него. «Серебра», говорит, «и золота нет у меня». Не сказал: не имею при себе, как мы говорим; но — совсем не имею. Что же хромой? Ужели (говорит) презираешь мою просьбу? Нет, отвечает (Петр); но из того, что я имею, то и возьми. Видишь ли, как Петр чужд надменности, как он не тщеславится даже пред тем, кто получает от него благодеяние? И вот (его) слово и рука сделали все. Таковы–то были и хромавшие иудеи! В то время, как надлежало просить здоровья, — они лежат на земле, и лучше просят денег. Для того они и сидели при храме, чтобы собирать деньги. Что же Петр? Он не презрел (хромого); он не стал искать человека богатого, и не сказал: если не над таким человеком совершится чудо, то не будет ничего великого; не ожидал от него никакой почести и не в чьем–либо присутствии исцелил его, так как этот человек был при входе, а не внутри храма, где находился народ. Ничего такого Петр не искал и, когда вошел (в храм), не объявил (чуда), но одним только видом своим он расположил хромого к просьбе. И удивительно, что хромой быстро уверовал. Ведь освободившиеся от продолжительных болезней с трудом верят даже самому зрению. И получив исцеление, хромой находился уже с апостолами и благодарил Бога. «И вошел», сказано, «с ними в храм, ходя и скача, и хваля Бога».

2. Смотри, как он не остается в покое, частью от удовольствия, а частью для того, чтобы заградить уста иудеям. А мне кажется, что он скакал и для того, чтобы не подумали, будто он притворяется, так как это уже не могло быть делом притворства. В самом деле, если прежде он не мог даже просто ходить, несмотря на то, что его принуждал (к тому) голод, — иначе он не захотел бы делить милостыню с носившими его, если бы сам мог ходить, — то тем более (не мог скакать) тогда. Да и к чему он стал бы притворяться в пользу тех, которые не подали милостыни? Нет, это был человек благодарный и по выздоровлении. Итак, и то, и другое обстоятельство являет его верным, — и его благодарность, и то, что с ним случилось. Не всем, конечно, он представлялся известным, почему и старались узнать, кто он. «И весь народ видел его ходящим и хвалящим Бога; и узнали его, что это был тот, который сидел у Красных дверей храма» (ст. 9, 10). И хорошо сказано: узнавали, так как после того, что случилось с ним, можно было и не узнать его. Это выражение мы обыкновенно употребляем о тех, кого едва узнаем. Итак, следовало поверить тому, что имя Христово отпускает грехи, если оно совершает и такие дела. «И как исцеленный хромой не отходил от Петра и Иоанна, то весь народ в изумлении сбежался к ним в притвор, называемый Соломонов» (ст. 11). По благорасположению и любви к ним, (хромой) не разлучался с ними, а может быть, и благодарил и прославлял их. «Увидев это, Петр сказал народу» (ст. 12). Опять Петр и действует, и проповедует. Прежде возбудило иудеев к слушанию чудо (огненных) языков, а теперь — это. И тогда Петр начал речь с их обвинений, а теперь — с их тайной мысли. Посмотрим же, чем эта проповедь отличается от той и что имеет общего с нею. Та была в доме, когда никто еще не присоединился (к апостолам) и когда они ничего еще не совершили, а эта — когда все удивлялись, когда подле стоял исцеленный, когда никто не сомневался, как в то время, в которое говорили, «они напились сладкого вина» (Деян. 2:13). И тогда Петр говорил, находясь вместе со всеми апостолами; а теперь — с одним Иоанном: он уже не боится и говорит сильнее.

Такова–то добродетель: получив начало, она идет вперед и нигде не останавливается. Смотри же, как (Промыслом) устроено было и то, что чудо произошло при храме, чтобы и другие стали дерзновенны. Не в сокровенном каком–либо месте совершают его или не тайно; но также — и не внутри храма, где было много народа. Почему же, скажешь, этому поверили? Потому, что сам исцеленный возвещал о благодеянии. А он, конечно, не стал бы лгать и не пришел бы к каким–либо посторонним людям. Итак, апостолы или потому совершили там чудо, что, то место было пространное, или потому, что то было место отделенное. И заметь, как это случилось. Пришли они по одному поводу, а делают другое. Так и Корнилий, постясь, молился об одном, а видит другое. До сих пор они везде называют Христа Назореем: «во имя Иисуса Христа Назорея», говорит (Петр), «встань и ходи», потому что пока еще они только заботились о том, чтобы уверовали в Него. Но не будем утомляться началом рассказа, а напротив, если бы кто, сказав о каком–либо великом деле, остановился, — станем снова повторять начало. Если так всегда будем поступать, то скоро придем к концу, скоро станем на вершине, потому что от усердия, как говорят, родится усердие, а от лености — леность. Кто сделал, как должно, что–либо малое, тот получил побуждение приступить к делу более важному, а отсюда — идти и гораздо далее. И как огонь, чем больше объемлет дров, тем сильнее становится, так и ревность, чем больше возбуждает благочестивых помыслов, тем больше вооружается против остального рода мыслей. Скажу пример. Есть в нас, подобно терниям, клятвопреступление, ложь, лицемерие, коварство, обман, злословие, насмешки, смехотворство, срамословие, кощунство; с другой стороны — любостяжание, грабительство, несправедливость, клевета, наветы; далее — похоть злая, нечистота, сладострастие, блуд, прелюбодеяние; а также — зависть, ревность, гнев, ярость, злопамятство, мстительность, хула и тысячи подобных пороков. Если мы исправимся от первых, то мы уже исправимся не только от них, но чрез них — и от следующих за ними, потому что наша душа приобретает от того большие силы к уничтожению их. Например, если тот, кто часто клянется, оставит эту диавольскую привычку, то в нем не только исправится этот порок, но появится и другого рода благоговение. Мне кажется, никто из не клянущихся не захочет легко сделать какое–либо другое зло, но устыдится той добродетели, которой он уже достиг. Как носящий прекрасную одежду стыдится валяться в грязи, так точно — и он. А отсюда он придет к тому, что не будет ни сердиться, ни драться, ни браниться. Так, если только однажды будет сделано и малое доброе дело, то уже будет сделано все. Часто, впрочем, случается и противное: поступив однажды хорошо, мы по лености опять впадаем в прежние пороки, так что от этого и самое исправление становится даже невозможным. Например, мы положили себе закон не клясться; в течение трех или даже четырех дней мы исполняли его; но потом встретилась какая–либо нужда — и мы расточили всю собранную прибыль. Тогда мы впадаем в беспечность и отчаяние, так что даже не хотим снова коснуться того же. И это естественно. Кто построит себе какое–либо здание и потом увидит, что его строение обрушилось, тот с меньшим старанием приступает вновь к строению. Но и в этом случае не следует быть беспечным, а напротив, надобно опять употреблять все старание.

3. Итак, положим себе ежедневные законы и начнем пока с легкого. Отсечем от уст своих частую клятву, обуздаем язык, — пусть никто не клянется Богом. Не требует это издержек, не требует труда, не требует продолжительного обучения: достаточно захотеть и — все окончено, потому что это — дело привычки. Да, прошу и умоляю, приложим к этому старание. Скажи мне: если бы я велел (вам) внести (за меня) деньги, — не с готовностью ли каждый из вас принес бы по мере сил своих? Если бы вы увидели меня в крайней опасности, не отдали бы вы даже часть своего тела, если бы можно было отнять ее? И теперь я в опасности, и в большой, так что, если бы я был в темнице, или получил тысячи ударов, или находился в рудниках, — и тогда я не скорбел бы более. Прострите же руку помощи. Подумайте, как велика опасность, когда вы не можете сделать и этого крайне малого дела: называю его весьма малым по труду, какого оно требует. Что скажу тогда в ответ на обвинения? Отчего не обличил? Отчего не повелел? Отчего не положил закона? Отчего не удержал непослушных? Не достаточно будет, если я скажу: я увещевал. А надобно было, сказано будет мне, употребить и более сильное порицание. Ведь увещевал и Илий, — но не дай Бог сравнивать вас с детьми его! И он увещевал, и он говорил: «дети мои, нехороша молва, которую я слышу» о вас (1 Цар. 2:24); а между тем, Писание далее говорит, что он не вразумлял сыновей своих (1 Цар. 3:13), и говорит так потому, что он вразумлял не строго и не с укоризною. Не странно ли, что в иудейских синагогах законы имеют такую силу, хотя все заповедует тот, кто учит, а здесь мы в таком пренебрежении и презрении? Не о своей славе забочусь я (моя слава — ваша добрая жизнь); но — о вашем спасении. Каждый день мы вопием, возглашаем в слух вам, и, между тем, как никто не слушает, мы не выказываем никакой строгости. Боюсь, чтобы за это неуместное и большое снисхождение не дать нам ответа в день будущего суда. Поэтому громким и ясным голосом объявляю всем и умоляю, чтобы те, которые виновны в этом преступлении и произносят слова, происходящие от неприязни (Мф. 5:37), — а это и есть клятва, — не переступали за порог церковный. Но настоящий месяц пусть будет назначен вам для исправления. Не говори мне: меня заставляет необходимость, потому что мне не верят. Оставь пока клятвы, произносимые по привычке. Знаю, что многие будут смеяться над нами, но лучше нам быть осмеянными теперь, чем плакать тогда. Да и смеяться будут люди безумные; в самом деле, скажи мне, кто с здравым умом станет смеяться над тем, что соблюдается заповедь? Если же и будут смеяться, то такие люди станут смеяться не над нами, а над Христом. Вы ужаснулись этих слов? Я вполне верю этому. Ведь, если бы я ввел этот закон, то смех относился бы ко мне; если же есть другой Законодатель, то осмеяние переходит на Него. Некогда и плевали на Христа, и били Его по ланите, и заушали: так и теперь Он терпит это, и нет здесь ничего не сообразного. Поэтому–то уготована геенна, поэтому — червь нескончаемый.

Вот я опять говорю и свидетельствую. Пусть, кто хочет, смеется; пусть, кто хочет, издевается: на то мы поставлены, чтобы над нами смеялись и издевались, и чтобы мы все претерпели. Мы «мы как сор для мира, как прах», по слову блаженного Павла (1 Кор. 4:13). Если кто не желает исполнить этого приказания, то я настоящим словом, как бы некоторою трубою, запрещаю такому человеку переступать за порог церковный, хотя бы то был начальник, хотя бы сам носящий диадему. Или отнимите у меня эту власть, или, если я остаюсь с нею, не окружайте меня опасностями. Я не могу восходить на этот престол, не совершая (ничего) великого. А если это невозможно, то лучше стоять внизу, потому что нет ничего хуже начальника, который не привносит подчиненным никакой пользы. Постарайтесь же еще, прошу вас, и будьте внимательны; или лучше сказать: станем стараться вместе, и тогда непременно будет какая–либо польза. Поститесь, молите Бога, а вместе с вами (будем молиться) и мы, чтобы Он уничтожил в нас эту гибельную привычку. Великое дело — сделаться учителями вселенной; не мало значит, когда везде услышат, что в этом городе никто не клянется. Если это будет, то вы получите награду не только за свои подвиги, но и за попечение о братьях: вы сделаетесь тем же для вселенной, чем я теперь для вас. Тогда, наверно, и другие поревнуют вам, и вы поистине будете светильником, стоящим на свещнице. И это, скажешь, все? Нет, это не все, но это начало прочих (добродетелей). Кто не клянется, тот волею или неволею, из стыда или боязни, но непременно придет и к другим делам благочестия.

Но многие, скажешь, не согласятся и отступят? Но лучше один творящий волю Господню, нежели тысячи беззаконных (Сир. 16:3). Оттого–то все ниспровержено, все в крайнем беспорядке, что мы, как на зрелищах, ищем множества людей, а не множества людей добрых. Какую пользу, скажи мне, может принесть тебе толпа народа? Хочешь ли знать, что народ составляют святые, а не толпа людей? Выведите на войну сотни тысяч и одного святого: посмотрим, кто сделает больше? Иисус Навин вышел на брань и один сделал все; и таким образом остальные не принесли никакой пользы. Толпа людей, возлюбленный, когда они не творят воли Божией, ничем не разнится от тех, кого нет совсем. Я молюсь и желаю, чтобы Церковь украшалась множеством людей, но — множеством людей добрых: ради этого я охотно позволил бы растерзать себя на части. Если же это невозможно, то я желаю, чтобы немногие были добрыми. Не видите ли, что лучше иметь один драгоценный камень, нежели тысячи мелких монет? Не видите ли, что лучше иметь здоровый глаз, нежели, потеряв его, отяготить себя тучностью тела? Не видите ли, что лучше иметь одну овцу здоровую, нежели тысячи шелудивых? Не видите ли, что лучше немного детей добрых, чем много дурных? Не видите ли, что в царстве — немногие, а в геенне — многие? Что мне от множества людей? Какая польза? Пользы никакой, а скорее вред для прочих. Ведь это то же, как если бы кто, при возможности иметь или десять здоровых, или тысячи больных, привел эти тысячи к тем десяти. Большинство, когда они не делают ничего доброго, не принесут нам ничего другого, кроме наказания там и бесславия здесь. Ведь никто не скажет, что нас много, но (всякий) будет порицать за то, что мы бесполезны. Так именно (язычники) всегда говорят нам, когда слышат от нас, что нас много: много вас, — говорят, — да худых. Вот я опять запрещаю и громким голосом возвещаю вам: пусть никто не считает этого шуткою. Я удалю и не допущу непослушных. И пока я буду сидеть на этом престоле, — я не откажусь ни от одного из прав его. Если кто низвергнет меня, я буду уже невинен. А пока я подлежу ответственности, до тех пор не могу пренебрегать, не ради собственного наказания, но ради вашего спасения, так как я пламенно желаю вам спасения. Об этом я терзаюсь и болезную. Но послушайтесь меня, чтобы и здесь, и в будущем (веке) вы получили великую награду, и мы (все) вместе насладились вечными благами, по благодати и человеколюбию единородного Сына Божия, с Которым Отцу, со Святым Духом, слава, держава, честь, ныне и присно, и во веки веков. Аминь.

Дата добавления: 2015-07-12