Четверть века спустя

После зарисовки Ваньясом своей диагностики прошло чуть более двух месяцем. И все это время он ощущал себя жаворонком, высоко парящим в безоблачном небе. Шел третий месяц осени с того самого времени, как были разорваны семейные узы любви, казавшиеся со стороны родных и близких ему людей неимоверно крепкими. Все прошлое как будто провалилось в какую-то Пустоту и исчезло, а он, окрыленный свободой – экономической, политической, социальной, дополнявшей его внутреннюю свободу – наслаждался новым Бытием, совершенно новым переживанием, проживанием качественно иного измерения.

И как все новое и таинственное приходит к человеку внезапно, так и к Ваньясу тайна бытия его внутреннего Существа пришла неожиданно и в то же время непринужденно и легко. Она наполнила его естество, сопровождаемое свежестью осенней поры, внутренней экзистенциальностью, пробужденностью и чувствительностью.

Она, та, которая двадцать пять лет тому назад провожала Ваньяса в армию, на физическом плане появилась как-то внезапно и неожиданно. Это было похоже на внезапно появившийся ураган «Торнадо», предупреждающий о наступлении неукротимо-разрушительной бури.

Как и четверть века, тому назад, она также работала в парикмахерской, которая находилась на той же привокзальной площади, на той же самой улочке и в том же старом, не тронутом временем фасад-доме.

Первый разговор между ними начался легко, но как-то скоротечно и сумбурно, наполняя окружающее пространство обрывистыми фразами. И хотя Ваньяс не отличался высоким уровнем интеллекта и скоростью мышления, неожиданно для себя увидел со стороны, что тоже, как и она, молниеносно и легко включился в этот диалог. Ну, а чем можно поделиться в разговоре со своим старым другом и когда-то любимым человеком, сидя в кресле парикмахера, ставшего, за двадцать пять лет профессионалом своего дела.

Да обо всем! Понемногу, но обо всем! Об ушедшей, но повзрослевшей юности, невидаль какой, но семейной жизни, установившейся индивидуальности, с возрастом перешедшей после расторжения брака обоих в независимость и самостоятельность. О незаметно повзрослевших детях сегодняшнего времени и, конечно же, не только о внуках и внучках, напоминавших каждый раз своих детей, а просто о будничных делах. Сидя перед зеркалом в целлофановой накидке, Ваньяс, наполненный чувством вдохновения, не смотря на канувшие годы, смотрел и любовался отражением его первой, захлестнувшей и поглотившей в прошлом Любви.

Вдруг до мельчайших подробностей он вспомнил и увидел духовным зрением всю картину его проводов в армию: праздничный стол, а вокруг – родных и знакомых, давно знавших его друзей по двору, ну и, конечно же, ее! Он отчетливо увидел, как на лестничной площадке в полутемном подъезде «хрущевки» по ее нежным, притягательным, не тронутым временем щекам катились слезы. Прижавшись к Ваньясу, всхлипывая и глотая окончания слов, он слышал один и тот же вопрос: «Как же теперь я буду без тебя жить?» Трудно было понять, к кому обращался этот вопрос: задаваемый то ли себе самой, то ли новобранцу. И хотя вино приглушало его чувствительность Ваньяс, обняв за плечи и прижав ее к себе, молчал, но в то, же время понимал и осознавал, что наступает кульминационный момент. Вот и все. Убегают последние мгновенья едва начавшейся, но уже открытой, подлинной любви. В то же время он отчетливо видел и осознавал, что данную реальность изменить уже невозможно, и уж тем более повернуть вспять. Единственное, что можно было сделать, так это принять данную Реальность всю и без остатка!

Внешне могло показаться, что Ваньяс был спокоен, но это только внешне. Глубоко в сердцевине своего внутреннего «я», своей Души и естества, переполненный любовью своего сердца, он также был сонастроен с ней и, так же как она, ощущал в себе бурлившее в нем чувство сопереживания, сострадания и любви…

И вот сегодня, спустя столько времени, ЗДЕСЬ и СЕЙЧАС! Ваньяс, наблюдая за ловкими, и в то же время все такими же нежными руками мастера, увидел: «Уж если всему сущему нужно было так произойти, значит, так оно и произошло». Ведь только подумать, двадцать пять лет тому назад расстались два любящих друг друга юных человека! Те, чьи сердца были еще так далеки от поколов, порезов и шрамов проживаемой ими жизни. Жизни, прекрасная половина которой уже прожита методом не только проб, но и ошибок. Жизни, наполненной взлетами и падениями, успехами и разочарованиями, радостями и печалями, влюблениями и страданиями. Жизни, наполненной переживанием проживания самой жизни!

И это замечательно, что встреча их произошла именно сегодня. Именно в это время встретились два человека, даже, несмотря на то, что головы их тронуты сединой, а лица, когда-то излучавшие улыбки радости былой молодости, – морщинами. Но глаза, также как и четверть века спустя, выражали непознаваемую глубину когда-то родившихся взаимных чувств между мужчиной и женщиной, подтверждая этим блеском лишь подлинность и реальность отсутствия Времени.

Это чувство объяснить невозможно, он просто не дается словесному высказыванию, какому-то объяснению, несмотря даже на самый высокий уровень интеллекта. Это чувство можно только пережить, впитать его в себя, наполнить и переполнить им свое сердце настолько, что оно начинает литься из тебя само по себе, безо всякой на то причины. Это чувство любви распространяется и становится безбрежным, несмотря на летящие так быстро и без остановки годы, часы, минуты и мгновения…

Внезапно разговор между двумя людьми, встретившимися, через двадцать пять лет «долгой разлуки», вдруг также внезапно оборвался. Наступило некоторое молчание, лишь монотонно и часто нарушавшее ее, тишину, неповторимым звуком парикмахерских ножниц.

В едва наступившем безмолвии прозвучали слова, подводившие некую черту проживания Ваньяса уже этой жизни: «Ну что, нагулялся?» Не, неверным будет сказать о том, что услышанное ввело Ваньяса в замешательство. Пока не были произнесены эти слова, все проживание его было очевидным, настоящим, реальным. Пока не прозвучало это «заключение», все воспринималось естественно, с пониманием и осознанно.

«Ну что, нагулялся?» У этих ключевых слов был подтекст. Ваньяс почувствовал внутренним ощущением то, что говоривший эти слова человек все двадцать пять находился от него не где-то там, за тысячи километров, а совсем рядом с тобой и не долгие годы, месяцы, дни и минуты, а каждое мгновение. Причем настолько близко, насколько близко не приходилось с ним быть даже его родным.

Сознание Ваньяса увидело, что слова «ну что, нагулялся» прозвучали Запредельным, они подводили некую черту его, Ваньяса проживания, замыкали круг еще одного переживания. Внутренним зрением он увидел, то, что с ним произошло уже в этой жизни, с качественно новым проживанием, с новым мышлением, с совершенно иным свидетельствованием.

Но в, то, же мгновение Ваньяс увидел и почувствовал в себе абсолютную, без каких либо ограничений, внутреннюю свободу.

«Может быть, отметим нашу встречу», – предложил Ваньяс. «Через неделю и лучше у тебя дома», - продолжал он. Ответ был искренним: «Я тоже об этом подумала».

Ровно через неделю, когда осенние сумерки, опустившись, накрыли город, Ваньяс, на площади бывшего автовокзала ее встретил.

Подарив ей красную розу, они, окрыленные любовью, как и четверть века спустя, поехали к ней домой…

Но это уже совсем другая история.

P.S. Так внезапно, словно неожиданный порыв ветра в безветренную погоду, четверть века спустя, само Существование подарило им в задержавшейся на редкость теплой и сухой осени незабываемые две ночи и два дня влюбленности…

Уже сидя за столиком при свечах в кухоньке, со вкусом обустроенной совместно с сыном, она скажет: «Ты знаешь, не знаю почему, но я за шесть лет самостоятельной жизни первый раз пригласила в свою квартиру мужчину…» С интересом вглядываясь в таинственный взгляд, Ваньяс в очередной раз лишь увидел следствие и услышал в подтверждение то, что делает, не смотря на бесследно канувшие в прошлое прожитые годы, открытая, настоящая, подлинная Любовь!

Дата добавления: 2015-07-12