Глава 13. Двое суток Маг безвылазно провел в темном бараке.

Двое суток Маг безвылазно провел в темном бараке.

С утра отсюда уводили группы по нескольку человек, к вечеру они возвращались, но не все. Некоторых, как и Мага, пока не трогали. Это были такие же новички, которых выдерживали перед продажей, чтобы были смирнее. Кормили их ровно столько, чтобы не умереть с голода. Хозяин не держал товар подолгу, поэтому не считал нужным разоряться на еду. Правда, Маг узнал, что в отдельном помещении содержались несколько молодых красивых девушек, которых специально откармливали, чтобы были пухленькими.

На третий день надсмотрщик остановился перед ним и отомкнул замок на его цепи. Его вывели во двор, где уже стояли несколько мужчин, связанных за шеи веревкой на скользящей петле, присоединили к цепочке и повели на рынок.

— Просто возмутительно, чем она занимается, — проворчала Талеста с пояса Мага, имея в виду веревку на его шее. — Она позорит всех нас, честных веревок!

— А чем занимается этот торговец? — ответил вопросом на вопрос Маг. — А этот надсмотрщик? Разве они не позорят всех нас, носителей божественной искры?

Талеста самодовольно хмыкнула — ей понравился намек на равенство между творцами и веревками. Она даже взмахнула кисточкой, хотя в плотном теле это давалось ей с трудом.

— Мало того, — продолжил Маг, — а сколько виселиц стоит по этому миру, и при каждой из них человек и его веревка. Мир людей — жестокий мир, и когда еще он станет другим.

— Ты веришь, что он станет другим?

Маг ответил не сразу, видимо, взвешивая про себя все «за» и «против».

— Верю, — ответил наконец он.

Их привели на тот самый рынок, по которому недавно разгуливал Маг. Перед продажей их раздели догола и выставили посреди толпы на невысоком помосте, где у хозяина было постоянное торговое место.

На них не обращали внимания — рабская нагота давно примелькалась здесь. Зазывала что есть сил расхваливал достоинства товара, стремясь привлечь внимание покупателей, но большинство их шло мимо, потому что рабы были дорогим товаром, который был по карману только состоятельным людям, а таких было немного на рынке.

Тем не менее они были. Они подходили и приценивались к рабам, иногда начинали торговаться, но чаще отходили прочь. Вскоре двое мужчин были куплены, покупатели интересовались и Магом, но услышав, что он не знает ремесел, переставали спрашивать дальше. Торговец заломил высокую цену за молодого крепкого парня.

Маг развлекался тем, что рассматривал окружающую толпу. Мужчины с кошелками, рабы с тележками, мальчишки-подростки, норовящие стащить хлебец или кусок сладкой тянучки из-под бдительного ока торговца. Женщин было мало, большинство из них были замотаны по самые глаза платками. Некоторые выставляли напоказ набеленные, насурьмленные лица и плечи — теперь Маг не хуже людей знал, чем зарабатывают на жизнь эти красотки. Впрочем, красивых среди них было гораздо меньше, чем уродливых.

Вышедшая из паланкина женщина была хорошенькой и, видимо, богатой, поэтому она привлекла внимание Мага. Одетая как шлюха, она шествовала по базару с видом госпожи, толпу перед ней расталкивал раб с корзиной. За женщиной увязался господин среднего, ближе к пожилому, возраста, разодетый в парчу и шелк. Он что-то говорил ей вслед, она отвечала не оборачиваясь, со злым, надменным выражением на размалеванном лице. Наконец она остановилась и повернулась к преследователю лицом, выкрикивая что-то резкое. Маг решил не осквернять высший слух подслушиванием этой парочки.

Накричав на преследователя, женщина отвернулась и пошла по базару, сохраняя на лице высокомерное выражение. Мужчина отстал, но пошел за ней следом, держась поодаль. Женщина шла между рядами, едва удостаивая взглядом лотки с товарами, пока не оказалась у самого помоста с выставленными на продажу рабами. Ее оценивающий взгляд обошел рабов, остановился на Маге, прошелся по его наготе. Можно было не читать ее мысли — они и так были совершенно очевидны.

— Сколько стоит этот раб? — поинтересовалась она у торговца и ужаснулась, услышав цену.

— Это дорогой раб, госпожа, — начал расхваливать товар торговец. — Молодой, крепкий, а какой красавец! — Видимо, мысли этой женщины и для него не остались тайной. — Чужеземец — такого больше нигде не купить.

О том, знает ли раб ремесла, не заговорили ни женщина, ни торговец. Обоими подразумевалось, что он подходит для целей покупательницы. Она явно не собиралась выпускать покупку из рук, но торговалась, как завзятая скупердяйка. Ей удалось прилично сбросить цену, и она уже полезла за деньгами, как вдруг к торговцу обратился преследовавший ее мужчина:

— Сколько, говоришь, стоит этот раб?

Торговец, мгновенно учуяв выгоду, назвал начальную цену.

— Возьми.

Мужчина, не считая, бросил ему кошелек.

Тот высыпал оттуда деньги и тщательно пересчитал их.

— Но мы же договорились! — Женщина прожгла обоих ненавидящим взглядом.

— Товар берет тот, кто щедрее платит, — с постным видом потупился торговец.

Не обращая внимания на возмущенную брань обойденной покупательницы, он повелительно кивнул зазывале. Тот велел Магу одеться, а затем передал конец цепи дожидавшемуся у помоста мужчине. Мужчина даже не посмотрел на свою покупку. Проводив злорадным взглядом удаляющуюся женщину, он намотал на кулак избыток цепи и быстрым шагом пошел с базара. У паланкина он, однако, остановился и оглядел новоприобретенного раба с головы до ног.

— Меня, сановника самого шейха, эта потаскуха оставила как мальчишку, — проворчал он себе под нос, явно не рассчитывая, что чужеземец поймет его речь, — но и с тобой она развлекаться не будет. Наверное, помираешь с досады, чужеземный пес.

— Нет, господин.

Мужчина изумленно взглянул ему в лицо:

— Разве ты говоришь по-нашему?

— Да, господин.

— Откуда ты знаешь нашу речь?

— Когда я был мальчишкой, на караван моего отца напали грабители, — начал Маг рассказывать сочиненную за время сидения в сарае историю, обрывки которой были взяты из голов сидевших с ним рабов. — Всех зарезали, но мне удалось спрятаться. Вскоре я попал поводырем к слепому нищему, у него и научился говорить на вашем языке. Когда слепого избили до смерти, я некоторое время бродяжил, затем меня нанял в услужение писец. Я пробыл у него, пока не вырос. Тогда писец выгнал меня — я стал больше есть, да и моя одежда стала стоить дороже. С тех пор я странствую один. На днях я пришел в этот город, стражники схватили меня и продали в рабы.

— Где твоя родина?

— Я был слишком мал, чтобы помнить, где она.

— Ремеслами владеешь?

— Нет, господин.

Мужчина снова потерял интерес к покупке. Он приказал Магу сесть рядом с возницей, на лбу которого белело рабское клеймо, и заложить руки за спину. Связав их концом идущей от ошейника цепи, он уселся в карету и велел трогать. Карета покатила по городу, в хозяйский особняк.

Это был просторный трехэтажный дом за каменной оградой, внутри которой оказалось целое хозяйство. Мужчина передал Мага управляющему, тот повел его на обширный задний двор, где размещались хозяйственные постройки — сараи для припасов, скотины и рабов, кухня, конюшня и кузница. В первую очередь управляющий привел Мага в кузницу, усадил на низкую скамейку у стены и приказал опереться о стену затылком. Пожилой кузнец ухватил щипцами бронзовую чушку, накалил в огне и прижал ко лбу Мага. Запахло паленым мясом, и над бровями нового раба отпечатался багровый оттиск хозяйского клейма, такого же, как у кузнеца.

— Он будет у тебя в помощниках, — объявил управляющий. — Учи его ремеслу, чтобы работал не хуже.

— Да, господин, — поклонился кузнец.

Он отсоединил цепь, оставив на шее Мага только закованный намертво ошейник. Управляющий выделил Магу место в бараке, где содержались рабы-мужчины, и объявил, что с завтрашнего утра тот будет ходить работать в кузницу.

Женщины здесь жили отдельно, в соседнем бараке, уборная располагалась в дальнем углу двора, а в остальном все было похоже — те же соломенные подстилки, та же скудная пища, которую выдавали дважды в день — в обед и вечером. С утра рабы выходили работать, а на ночь возвращались в бараки на солому. Их не приковывали цепями, потому что клейменому рабу некуда было бежать. За поимку беглеца полагалась награда, небольшая, но достаточная, чтобы на нее польстилась нищета. Пойманных рабов обычно засекали до полусмерти, а иногда и до смерти, в назидание другим.

Телесные наказания были здесь обычным делом, плетка не покидала руки надсмотрщика. Пороли за все — за небрежность, за леность, за то, что попался под руку, на всякий случай. Серьезно провинившихся привязывали за руки лицом к столбу, специально для этого вкопанному посреди двора, секли кнутом и оставляли висеть на ночь или дольше, в зависимости от тяжести проступка.

Со следующего утра Маг стал работать в кузнице. Сначала в его обязанности входило подбрасывать топливо в горн, затем кузнец доверил ему поворачивать щипцами куски раскаленного железа, пока сам обрабатывал их молотом, придавая им форму подковного гвоздя или колесного обода. Когда Маг освоился с этим делом, кузнец показал ему, как держать молот, объяснил, как подбирать и нагревать металл, как определять его готовность для ковки, какие жидкости нужно применять для закалки.

Маг поначалу предполагал, что каждый раб мечтает стать свободным, но не успело зажить его клеймо, как он понял, что ошибся. И слова, и мысли рабов были только о том, как бы поменьше работать и побольше поесть. Любимые темы вечерних разговоров в бараках были о том, как содержатся рабы у других хозяев. Кому-то завидовали, кого-то жалели вслух, радуясь про себя, что здесь пока не так, и каждый мечтал о хозяине, который будет хорошо кормить, мало сечь и не заваливать работой.

Мечты рабов… Маг пытался спрашивать, что стали бы делать эти люди, оказавшись свободными, но встречал в ответ одни непонимающие взгляды. Большинство здесь стало рабами не вследствие войны — многие были проданы в рабство за долги или мелкие, вынужденные нищетой проступки. Они не умели жить на свободе. Они не знали, как прокормить себя и семьи, а здесь им был обеспечен кусок хлеба. У них был неплохой хозяин — здесь не морили голодом и зря не секли до полусмерти. Рабы жили здесь подолгу и были довольны своей судьбой.

Как-то управляющий пришел в кузницу со свитком папируса и угольной палочкой. Он начал расспрашивать кузнеца, сколько произведено изделий, сколько на них пошло металла и топлива, а затем стал записывать на свитке. Догадавшись, что хозяин требует отчет, Маг заглянул через плечо управляющего. Каракули выглядели незнакомо, но Маг извлек нужные сведения из его головы и прочитал цифры. На листке уже были записаны кухонные и конюшенные расходы.

— Что ты уставился? — заметил его взгляд управляющий. — Можно подумать, ты здесь что-то понимаешь.

— А что тут сложного? — повел плечом Маг. — Затраты на кузницу, кухню и конюшню.

Управляющий поднял на него недоверчивый взгляд:

— Ты что, умеешь читать и считать?

— Умею, — подтвердил Маг.

— Что же ты молчал? — возмутился тот. — Тебя же спрашивали, знаешь ли ты ремесла!

— Разве это ремесло? — удивился Маг. Ему и в голову не приходило, что умение читать — довольно-таки редкая в этой стране наука.

— Это тебе за обман! — Управляющий несколько раз хлестнул Мага плетью. — Ты еще и от хозяина получишь!

Он дописал цифры и вышел из кузницы. Вскоре он вернулся и увел Мага с собой. Когда они миновали печально известный столб, Маг понял, что его ведут не наказывать, а прямо к хозяину. Управляющий провел его по задней лестнице на второй этаж, в кабинет сановника. Тот взглянул на раба и кивком выпроводил управляющего.

— Мне доложили, что ты умеешь читать и считать, — сказал он.

— Да, господин, — подтвердил Маг.

— А писать ты умеешь?

— Да, господин. — Не так уж сложно было расставить по бумаге эти закорючки.

— Где ты научился этому?

— У писца. — Эта замечательная мысль только что озарила Мага. — У которого я служил.

— Почему ты не сказал об этом сразу?

— Я не подумал, что это заинтересует тебя, господин.

— Садись туда, напиши что-нибудь. — Хозяин кивнул в угол на низенький столик, где стояли письменные принадлежности, и пошарил глазами по своему столу. — Перепиши… ну, хотя бы это, — он подал Магу свиток, — как можно чище и красивее.

Маг взял папирус и уселся на подушку за столом, скрестив ноги. Извлекши из памяти хозяина, как должно выглядеть чистое и красивое письмо, он начал выводить буквы. Не слишком быстро, но, видимо, такая скорость удовлетворяла сановника, потому что тот не торопил его.

— Все, готово. — Маг присыпал текст песком, затем встряхнул свиток и подал хозяину.

Тот взял свиток и стал придирчиво разглядывать буквы.

— Пожалуй, ему можно доверить переписку, — сказал он сам себе, затем поднял взгляд на раба. — Где ты работаешь?

— В кузнице, господин.

— Теперь ты будешь работать у меня, переписчиком, — объявил ему хозяин. Его собственный почерк всегда оставлял желать лучшего, а писцы брали за работу бешеные деньги. Кроме того, не каждый свиток можно было доверить глазам писца.

— Слушаюсь, господин.

Теперь Маг вместо кузницы стал ходить в особняк своего хозяина. В остальном в его жизни ничего не изменилось — он все так же ел впроголодь и ночевал на соломе. Тем не менее, многие рабы стали завидовать ему и сторониться его, считая его положение привилегированным. Мага это нисколько не задевало — в их дружбе он не нуждался, а их мысли и разговоры давно перестали интересовать его.

Гораздо интереснее ему были мысли и свитки сановника шейха. Через руки Мага проходили документы государственного значения, дипломатические письма, налоговые отчеты, копии законов, по которым он читал о жизни страны в целом и взаимоотношениях ее обитателей. Прежде все люди казались ему одинаковыми или почти одинаковыми, но теперь он получил представление о сословиях, для каждого из которых были определены свои законы, об армии и межгосударственных отношениях. Ради этого стоило терпеть рабство.

Однажды хозяин вручил ему для переписки совсем короткий текст — всего четыре строчки. Пробежав их глазами, Маг с удивлением понял, что это были стихи.

Смотри под ноги — мне мудрец изрек.

Не знаешь разве, мудрый человек, —

Кто по земле ступает осторожно,

Тому небес не увидать вовек.

Это было так неожиданно, что Маг заулыбался. Хозяин, еще не успевший отвести от него взгляда, нахмурился.

— Чему ты смеешься, раб? — спросил он.

— Я не смеюсь, — ответил Маг, глядя на свиток. — Просто это в точности мои мысли — вечный спор между благоразумием и безрассудством, между расчетом и порывом, между насущными потребностями и высокими стремлениями. Как странно увидеть это здесь…

— Разве ты понимаешь стихи, раб? — изумился сановник. — Такого суждения я не слышал даже от придворных самого шейха.

Маг ничего не ответил — увлекшись своими размышлениями, он совсем забыл, где находится и с кем разгоааривает.

— А вот это. — Хозяин протянул ему другой листок. — Что ты скажешь об этом?

Маг рассеянно протянул руку и прочитал другое четверостишие:

Ты ярче звезд, луна моя,

Ты краше роз, газель моя,

Померкли гурии в раю —

Идет красавица моя.

Ему почему-то вспомнилась Нерея. Это стихотворение явно перебрало, сравнивая свою базарную красотку с женскими сущностями тонких миров.

— По-моему, не стоило так горячиться, — Маг насмешливо приподнял уголок губы, — особенно, если под красавицей подразумевается та наштукатуренная особа, которая так хотела купить меня на базаре… с намерениями, которые, я думаю, не остались непонятными для нас обоих. Гурии могут и обидеться.

На его лице вспыхнула увесистая пощечина.

— Как ты смеешь, раб! — Яростно исказилось лицо сановника. — Наглый пес!

От удара Маг очнулся и понял, что вышел из своей роли.

— Прости, господин, — виновато пробормотал он.

— Ты у меня поплатишься за это! — Сановник подступил к нему вплотную и схватил за рубаху на груди. — Ты у меня узнаешь, как смеяться над хозяином!

Он вытащил Мага в коридор, окликнул там раба и потребовал позвать надсмотрщика.

— К столбу его! — приказал он, когда надсмотрщик явился. — Высечь и оставить до утра!

Надсмотрщик позвал двоих сильных рабов. Те поставили Мага лицом к столбу, подняли его руки над головой и привязали кожаным ремнем так, чтобы носки его ног не доставали до земли. Очень редко случалось, что у столба наказывали по приказу самого хозяина — порка у столба обычно назначалась самим надсмотрщиком или управляющим — поэтому надсмотрщик взял кнут потяжелее и не покладая рук расстарался над хозяйским поручением. Когда на спине Мага не осталось живого места, он отер с лица выступивший пот и оставил раба висеть на столбе.

Полуденное солнце нещадно палило. На запах крови слетелись мухи и слепни. Рабы проходили мимо, не поднимая глаз на Мага, но он читал в их мыслях тайное удовлетворение, что хозяйскому любимчику здорово досталось. Чтобы не чувствовать боли и жажды, он отключил ощущения в растерзанном теле. Длинный день сменился бесконечно длинным вечером, затем наступила бесконечная южная ночь. Двор опустел, все разошлись спать.

Маг вспоминал разговор с хозяином и думал, что было мгновение, когда они говорили как равные. Но только до первого противоречия. От раба можно было выслушать похвалу, но не критику.

Со стороны особняка послышались шаги. Не крадущиеся, не семенящие, не тяжело шаркающие — это была уверенная хозяйская поступь. Маг включил высшие чувства и увидел хозяина. Поздней ночью сановник оставил свою спальню и вышел во двор. Он направлялся к столбу.

— Эй, раб, — окликнул он Мага, подойдя вплотную. — Ты еще жив?

Маг промолчал. Хозяин осмотрел его и удостоверился, что раб жив и в сознании.

— Почему не отвечаешь? — В его голосе слышался гнев.

— Неудобно разговаривать в таком положении, — ответил Маг.

— Ты заслужил это наказание, — сказал сановник.

— Наказание должно быть разумным, — процедил сквозь спекшиеся губы Маг. — Ты рискуешь остаться без имущества, господин. Нельзя же так бросаться собственными деньгами.

Сановник усмехнулся:

— Я уже выбросил деньги, когда купил тебя. Ты неплохой раб, но таких денег не стоишь. Я не настолько скуп, чтобы не убить тебя, если мне вздумается.

— Безрассудство тебе не чуждо, господин.

Маг услышал звук выходящего из ножен кинжала. Может, не стоило дразнить этого человека? Он узнал еще не все, ради чего оказался здесь.

Хозяин поднял руку с кинжалом, и Маг приготовился покинуть тело. Но вместо удара между ребер кинжал скользнул под ремень, привязывавший его руки к столбу. Путы лопнули, и Маг сполз вниз по столбу на колени, но тут же заставил себя подняться на ноги. Он повернулся и взглянул хозяину в лицо.

— Утром тебя убьют, раб, — сказал тот. — Но сейчас ты пойдешь со мной.

Маг пошел с ним в особняк, растирая онемевшие руки. Сановник привел его в тот самый кабинет, где они разговаривали днем. На треножных подставках по бокам стола горели светильники, на столе были разбросаны свитки.

— Читай, раб, — потребовал хозяин. — И говори все что о них думаешь.

Он стал подавать Магу один свиток за другим. На каждом были стихи. Маг уже понял, что провалил свою роль, поэтому позволил себе роскошь стать самим собой. Он говорил откровенно и напрямик, оценивал по достоинству сильные стихи, высмеивал слабые, словно поучая кого-нибудь из младших Сил. Хозяин терпеливо выслушивал каждое замечание, не выдавая ни удовлетворения, ни гнева. Он уже не числил этого раба в живых.

Когда вся груда свитков была прочитана и оценена, оба оторвались от них и взглянули друг на друга.

— До рассвета еще долго, господин, — сказал Маг. — Я ответил на все твои вопросы, может быть, за оставшееся мне время ты ответишь на мои?

— С первыми лучами солнца ты умрешь, — напомнил тот. — Неужели тебе еще хочется что-то узнать?

— Почему бы и нет? — усмехнулся Маг.

— Ты странный раб, — пристально взглянул на него сановник. — Хорошо, спрашивай.

— С тех пор, как я стал рабом, я много размышляю о рабстве, — сказал Маг. — Мне понятно, почему одни люди порабощают других, но непонятно, почему они не считают их за людей.

— Побежденный — не человек, — пренебрежительно поморщился сановник.

— Но ведь большинство рабов не военнопленные, — заметил Маг.

— Все равно — побежденные.

— А почему люди терпят рабство? — задал Маг мучивший его вопрос. — Рабов гораздо больше, чем хозяев, они легко могли бы освободиться. Почему они не хотят быть свободными?

— Да, их гораздо больше, — согласился его собеседник. — Но, видишь ли, рабство выгодно не только хозяевам, но и рабам. Иначе оно не могло бы существовать. Рабы не умеют жить свободными.

— Но они могли бы научиться, если бы их не поработили, — возразил Маг. — А в рабстве у них просто нет такой возможности.

— Все наоборот, — сказал сановник. — У них была свобода, но они не сумели прожить в ней. Рабами не становятся, рабами рождаются. Дай им свободу — и мир заполонят толпы нищих и преступников.

— Теперь понимаю… — кивнул Маг. — Но неужели нельзя хотя бы содержать их получше? Кормить сытнее?

— Голодный раб мечтает стать сытым, а сытый — свободным, — пояснил сановник. — Он забывает, что на свободе ему придется самому кормить себя, а голод помогает ему помнить свое место.

Маг замолчал.

— Ты узнал все, что тебе хотелось? — Его собеседник заинтересовался разговором и был непрочь продолжить его.

— Кажется, да, — наклонил голову Маг.

— Тогда жди рассвета. — Сановник кивнул ему на место по другую сторону стола, а сам погрузился в бумаги. Он взял стило и начал что-то черкать в свитках, забыв о Маге.

Приближался рассвет. Маг сидел и смотрел на своего бывшего хозяина. Исчезнуть прямо сейчас, перед ним, чтобы тот понял, что обсуждал свои стихи с творцом — слишком много будет чести. Быть убитым на глазах у рабов — нет, обойдутся они без этого удовольствия.

Он бесшумно лег на спину, заложил руки за голову и закрыл глаза. С рассветом хозяин вышел из-за стола, чтобы пинком разбудить посмевшего уснуть в его присутствии раба. Тот не шевельнулся.

Покинутое Магом тело уже начинало коченеть. Его лицо было спокойно-расслабленным, словно у спящего на губах осталась насмешливая улыбка.

* * *

Воин завидел Мага издали и приветственно помахал рукой. Прервав полет, тот телепортировался прямо в сиденье рядом с ним.

— У-фф… — Маг потер ладонью лоб, словно там еще розовело свежевыжженное рабское клеймо. — Рыжий, ты мне бутылку должен. Кажется, так там говорится, у людей.

— Значит, успех? — обрадовался Гелас. — Что ты узнал?

— Что я узнал? — усмехнулся в ответ Маг. — Что быть рабами хочется большинству людей. Только злоупотребления хозяев могут заставить их желать свободы. К счастью, этого там более чем достаточно.

— Как это? — недоверчиво уставился на него Воин. — Как можно хотеть быть рабом?

— Да очень просто. Кто свободен, тот сам в ответе и за свою жизнь, и за свою смерть. Прожил не так — не на кого жаловаться, кроме себя. У раба всегда виноват хозяин. Представляешь, какой бальзам на сердце дураку, лентяю, трусу? Насмотрелся я на этих рабов — никто из них не хочет свободы, зато все хотят хорошего хозяина. Естественно, что в боге они видят самого лучшего, самого всесильного хозяина.

— Может быть, ты не так их понял? — осторожно спросил Воин.

— Если бы… да ты сам вспомни, как они представляют себе рай. Много хорошей еды, хороших напитков, хорошей одежды. Хорошая погода и обстановка. Красивые женщины, которых можно иметь сколько угодно. И бесконечная райская музыка — свихнуться можно. По мне, так на свете нет ничего лучше тишины.

Воин утвердительно кивал на каждом слове Мага, его лицо мрачнело с каждым кивком.

— И все это им предоставил бог — лучший в мире хозяин. За примерное рабство, — закончил Маг.

Воин грохнул кулаком по подлокотнику колесницы.

— Что же с этим делать? — воскликнул он.

— Откуда мне знать? — пожал плечами Маг. — Да и зачем с этим что-то делать?

— Как зачем? — Воин яростно сверкнул на него глазами. — У рабов божественная искра перестает развиваться, даже тускнеет. А нам нужно, чтобы она раз-ви-ва-лась!

— В конце концов, — Маг покосился вниз, — их там целая прорва. Какие-то из них все равно развиваются. Наверное, бессмысленно надеяться, что все они будут развиваться одинаково.

— Пожалуй, — нехотя согласился Гелас. — Ты не возьмешься проследить за теми искрами, которые поярче?

— Не возьмусь. — Встретив разочарованный взгляд Воина, Маг смягчился. — Не сейчас, по крайней мере. Сейчас мне хотелось бы составить общее представление об их развитии. Но сначала я загляну в Аалан — не помню, когда я там был в последний раз.

— Возвращайся поскорее, — напутствовал его рыжий.

— А ты чем занимаешься? — спросил на прощание Маг.

— Да вот, присматриваю за ними. — Воин кивнул цепочку бредущих по пустыне людей, которых вел собой чернобородый мужчина могучего сложения. Его искра ярко выделялась среди других. — То путь расчищу, то еды подброшу.

— Они куда-то переселяются?

— Да, со своей родины. Бежали от захватчиков.

— И где у них будет вторая родина?

— Нигде. У них была возможность бороться за свои первую родину, победить или погибнуть. Но они предали ее, выбрав бегство, и теперь у них никогда не будет второй. Второй родины не бывает.

Оба на время замолчали, с преувеличенным вниманием вглядываясь в цепочку бредущих внизу людей.

— Ну зачем же так? — В непривычно тихом голосе Мага послышался упрек.

— А что я мог поделать? — вздохнул Воин. — Это был их выбор.

Дата добавления: 2015-07-11