Глава восьмая. Готтштейн продолжал:

Готтштейн продолжал:

– И все‑таки, с какими бы неприятностями ни было сопряжено ваше пребывание на Лупе, я думаю, сегодня, расставаясь с ней, вы не можете не испытывать сожаления.

– И даже очень большого, – выразительно пожал плечами Монтес. – Как только подумаю о земной силе тяжести. Одышка, боль в ногах, испарина. Я буду все время мокрым от пота.

– Рано или поздно и мне придется пройти через это.

– Послушайте моего совета – обязательно летайте на Землю не реже чем раз в два месяца. Что бы ни говорили вам доктора, какие бы изометрические упражнения вы ни проделывали, непременно каждые шестьдесят дней возвращайтесь на Землю минимум на неделю. Старайтесь, чтобы ваше тело сохраняло ее ощущение.

– Попробую, насколько это будет от меня зависеть… Ах да! Я побеседовал с моим другом.

– С каким это?

– С моим спутником по кораблю. Мне казалось, что я его уже видел раньше. И я не ошибся. Некий Денисон, радиохимик. Как оказалось, я очень хорошо помню все, что с ним связано.

– То есть?

– Мне запомнилась одна его навязчивая идея, и Я попытался вызвать его на откровенность. Он противился с большой ловкостью. И рассуждал очень логично. Настолько логично, что мои подозрения еще больше укрепились. Некоторым типам маньяков свойственна весьма изящная логичность. Это своего рода защитный механизм.

– Боже мой, – с видимой досадой сказал Монтес. – Я что‑то запутался. С вашего разрешения я на минутку присяду. Когда то и дело лихорадочно прикидываешь, все ли упаковано как следует, и предвкушаешь первую встречу с земным тяготением, поневоле хочется отдышаться… Так в чем же заключается его навязчивая идея?

– В свое время он пытался убедить нас, что Электронный Насос опасен. Что его применение приведет к взрыву вселенной.

– Неужели? А это правда?

– Надеюсь, что нет. В тот момент от него отмахнулись, и довольно грубо. Когда ученые работают на пределе понимания, они начинают нервничать. Один мой знакомый психиатр называл это синдромом «кто знает?». Если, несмотря на все ваши усилия, вам не удается получить нужных данных, вы говорите: «Кто знает, что произойдет?», а дальше начинает работать воображение.

– Да, но если физики говорят нечто подобное, пусть даже не все…

– В том‑то и дело, что они ничего подобного не говорят. Во всяком случае, официально. Существует такое понятие, как ответственность ученого, и журналы не публикуют заведомого вздора… Вернее, того, что они считают вздором. Видите ли, эта идея снова всплыла. Физик но фамилии Ламонт обратился к сенатору Бэрту, к Чену, этому самозванному спасителю среды обитания, и еще к некоторым влиятельным людям, стараясь убедить их в реальности угрозы космического взрыва. Ему никто не верит, но слухи ползут и ползут, ничего не теряя от пересказа.

– И этот человек – тот, который приехал с вами на Луну, – тоже так думает?

Готтштейн широко улыбнулся.

– Боюсь, что да. Черт побери, ночью, когда мне не спится… между прочим, я то и дело падаю с кровати… я и сам готов поверить. Возможно, он надеется, что сумеет здесь подтвердить свою теорию экспериментально.

– Ну и?..

– Пусть подтверждает. Я даже намекнул, что мы ему поможем.

– Рискованно! – покачал головой Монтес. – Мне не нравится официальное поощрение навязчивых идей.

– Но ведь нельзя совершенно исключить возможность, что даже навязчивая идея может оказаться верной. Впрочем, дело не в этом. Если нам удастся устроить его здесь, на Луне, благодаря ему мы сумеем узнать, что, собственно, тут происходит. Он хотел бы восстановить свою репутацию, и я дал ему понять, что он может рассчитывать на наше содействие, если поведет себя соответствующим образом… Я буду держать вас в курсе… По‑дружески, так сказать.

– Спасибо, – сказал Монтес. – Ну, счастливо оставаться.

Дата добавления: 2015-07-11