Капитану Герман

БЕЛАЯ ГВАРДИЯ, 2006 № 9

Д. Е. Жалнин

МОРСКОЙ БЛИНДИРОВАННЫЙ ПОЕЗД «АДМИРАЛ КОЛЧАК»

Одним из символов Гражданской войны стали бронепоезда. Причиной тому послужило ведение боевых действий вдоль основных транспортных путей. Еще в большей степени это относилось к Северному фронту, представлявшему собой ряд узких дефиле, одно из которых даже получило назва­ние «Железнодорожного фронта».

Морской блиндированный поезд «Адмирал Колчак» снискал наибольшую известность среди северных бронепоездов не столько из-за своего «от­кровенно-контрреволюционного» названия, сколько благодаря роли, которую он сыграл в боях на Железнодорожном фронте. Долгое время единст­венным источником сведений о северных морских бронепоездах оставалась книга Н. 3. Кадесникова «Краткий очерк Белой борьбы под Андреевским флагом на суше, морях, озерах и реках России в 1917-1922 годах», выпущенная в Нью-Йорке в 1965 году. К сожалению, имеющиеся в этой книге не­точности, повторенные в разнообразных публикациях, стали восприниматься как неоспоримые факты [1]. Тем не менее, само существование флотских подразделений в составе белых армий Севера и, в частности, история создания «Адмирала Колчака» разрушают ряд стереотипов, устоявшихся в со­ветской историографии.

В середине января 1919 года французское командование предложило русскому морскому ведомству Северной области установить корабельное шестидюймовое (калибром 152,5-мм) орудие на железнодорожную платформу для использования в качестве подвижной артиллерийской батареи. Об условиях, в которых создавался этот проект, весьма красноречиво говорится в рапорте флагманского артиллерийского офицера штаба командующего флотилией Северного Ледовитого океана:

«5 января 1919 года № 3

СЕКРЕТНО

Командующему Флотилией Северного Ледовитого океана

РАПОРТ

В настоящее время по требованию Союзного Командования я занят разработкой проекта установки 6” – 45-клб. артиллерии на паровозн. тенде­рах, вследствие чего занимаюсь дома по вечерам совместно с Артиллерийским Офицером Лейтенантом РОДИОНОВЫМ, которого иногда за поздним временем оставляю у себя ночевать.

Это не нравится моей квартирохозяйке Гражданке ГРОМ (адрес Петроградский пр. д. №-112), которая сделала сегодня распоряжение своей при­слуге не впускать этого Обер-Офицера в квартиру.

Донося о сем, прошу Вашего господин Контр-Адмирал, ходатайства перед Генерал-Губернатором, об обуздании гражданки ГРОМ мешающей службе и пособствующей большевикам против которых и предназначаются паровозы с вышеупомянутой артиллерией.

п. п. Капитан Герман» [2]

С позиции последующих событий данная ситуация воспринимается не больше чем анекдот. Несравненно большие проблемы пришлось решать, ко­гда за разработкой проекта последовали практические действия. Вопреки распространенному в советской литературе мифу о «неограниченной по­мощи интервентов белогвардейцам», постройка морского бронепоезда является весьма характерным примером обратного (уже само обращение французов вряд ли можно истолковать иначе, чем решение русских проблем за русский же счет). Инициативе и поистине титаническим усилиям не­большой группы морских офицеров противостояли не только технические проблемы, но и равнодушие, а иногда и открытое противодействие союзни­ков.

Для осуществления проекта были необходимы железнодорожные платформы, орудия, боеприпасы, броневые листы и, разуметься, производст­венные мощности. Прежде всего, командование флотилии провело ревизию артиллерийского имущества. Шестидюймовые морские орудия находи­лись в Кольском заливе – 4 пушки стояли на береговых батареях и 8 – в спаренных башенных установках на линейном корабле «Чесма». Четырехору­дийная батарея располагалась и на острове Мудьюг [3]. Кроме этого, на всей огромной территории Северной области имелось одна 130-мм пушка, весь боезапас которой был израсходован в боях на Северной Двине, и восемь 120-мм, но последние, как и орудия меньшего калибра, не представляли ин­тереса для данного начинания [4]. Таким образом, из всего этого «богатого» арсенала можно было рассчитывать только на четыре шестидюймовки Мудь­юга, расположенного недалеко от Архангельска. Уместно вспомнить, что тыл VI и VII красных армий располагал производственным потенциалом Петрограда и центрального промышленного района, ресурсами Балтийского флота, где еще к началу 1917 года только 6-дюймовых пушек Канэ (да­леко не самых мощных из имеемых) было 170 штук [5].

26 января 1919 года для съемки орудий на о. Мудьюг были командированы такелажники с талями и домкратами, снабженные провизией на не­делю [6]. 30 января старшему лейтенанту Ю. Ю. Рыбалтовскому и лейтенанту Г. Н. Родионову «за быстрое и успешное выполнение тяжелого секретного поручения», начальнику всех формируемых команд на берегу капитану 2-го ранга Б. П. Казмичеву «за назначение в распоряжение вышеназванных обер-офицеров хороших матросов», а также самим матросам и особо – артиллерийскому специалисту Архангельского военного порта А. Мусинскому – командующий флотилией Северного Ледовитого океана объявил благодарность в приказе [7].

Наблюдение за постройкой блиндированного поезда было возложено на флагманского артиллериста штаба командующего флотилией капитана (вскоре получившего флотский чин старшего лейтенанта) Максимилиана Германа и помощника по технической части командира Архангельского во­енного порта, корабельного инженера капитана Георгия Корша. 12 февраля им было предписано отправиться с поездом на испытание 6-дюймовой артиллерии [8]. Испытания прошли успешно, за что оба офицера были отмечены в приказе командующего, а дата 13 февраля 1919 года стала днем рожде­ния морского бронепоезда [9].

Именно с этого дня числятся временно назначенными (с сохранением в прежних должностях) первые офицеры поезда: старший лейтенант Юлий Рыбалтовский (командир 2-й роты формируемых команд на берегу), лейтенанты Юрий Витте (командир эскадренного миноносца «Бесстрашный»), Ге­оргий Родионов (начальник Северного района службы связи) и подпоручик по адмиралтейству Василий Шерстобоев (субалтерн-офицер формируемых команд) [10]. В марте к ним присоединился поручик артиллерии Евгений Челмогорский (в недавнем прошлом – командир батареи на острове Торос в Коль­ском заливе) [11].

Бронепоезд создавался «неофициально». Не сразу было определено наименование: сначала – «русский вооруженный поезд», потом – «морской блиндированный поезд», в чем отразились как характер его использования, так и оперативное подчинение. Когда в марте 1919 г. бронепоезд учувст­вовал в боях у станции Емца, его команда еще формально не была сформирована. Табель комплектации был утвержден приказом командующего флотилией только 25 апреля, и тогда же, наконец, получили официальное назначение офицеры [12]. Но с самого начала среди офицеров флотилии появи­лись добровольцы. Так, в конце января корабельный инженер штабс-капитан Озаровский подал рапорт о зачислении его сверх комплекта для «изучения опыта стрельбы имея в виду, что поезд будет не последним», что нашло поддержку исполняющего обязанности начальника поезда Рыбал­товского: «Желательно, если придется добавлять платформами и орудиями взятыми у большевиков» [13]. Учитывая, что далеко не все представители офи­церского сословия горели желанием попасть на фронт, можно утверждать, что морской бронепоезд объединил не только единомышленников, но людей, сознательно сделавших свой выбор в Гражданской войне.

Биографии сражавшихся «по ту сторону фронта» до сих пор остаются весьма слабо изученными. Советская историография избегала этой табуи­рованной темы, весьма убедительно оперируя обезличенными схемами. По этой причине представляет интерес небольшая справка, написанная о себе начальником морского блиндированного поезда Ю. Ю. Рыбалтовским:

«За время последней войны в должности старшего артиллерийского офицера, лично управляя огнем линейного корабля, я участвовал в 6-ти мор­ских боях с подавляющими силами германского флота, в 4-х боях в южной части Рижского залива, с бетонными 9”-ыми фортами неприятельских мор­ских укреплений, а также во многих других боевых операциях.

За время той же войны Командующему морскими силами мною поданы были 4-е тактических работы:

1) Рижский залив как стратегический театр войны;

2) Маневрирование флота при защите минных позиций;

З) Совместные действия армии и флота;

4) Способ и правила стрельбы 12”-ой дальнобойной Церельской батареи (на 30 верст) по морским невидимым целям.

За все эти работы получил благодарность Адмирала, и большая часть моих мыслей были осуществлены на деле.

Последний чин Старшего Лейтенанта я был произведен покойным Императором в 1916 году, за выполнение же особо важной боевой работы я был представлен Командующим Балтийским флотом в середине Октября 1917 года к производству по службе в Капитан 2 ранга, но произведен не был из за большевистского переворота, и таким образом я не могу себя причислить к молодым неопытным офицерам. Специалистом по артиллерии я состою почти 9 лет и последняя моя работа сборка 14”-х двух орудийных башен морской крепости, комендантом которой я был в то время» [14].

К этому следует добавить, что боевое крещение Юлий Юльевич получил на крейсере «Жемчуг» 28 октября 1914 г. в малазийском порту Пенанг. Во время боя с германским крейсером «Эмден» артиллерийский офицер Ю. Ю. Рыбалтовский вместе со старшим офицером Н. В. Кулибиным в отсут­ствии командира сумели остановить панику, начавшуюся на торпедированном корабле, после чего лейтенант Рыбалтовский лично открыл огонь из кормового орудия уже тонущего крейсера [15].

Юлий Юльевич Рыбалтовский принадлежал к фамилии морских офицеров, воспитанных на понимании чести как профессионального служения отечеству. Трагический парадокс судеб российского офицерства состоял в противоречии между этим принципом и изменчивым государственным ин­тересом. Братья Владимир и Николай сделали карьеру в Красном флоте, первый стал контр-адмиралом, начальником военно-морского училища имени Фрунзе, второй – капитаном 1 ранга, известным гидрографом, профессором, доктором наук. Трудно понять сегодня, что подвигло этих людей сделать свой выбор. Однако насколько он был сложен, говорит сопоставление некоторых фактов биографий братьев Рыбалтовских. Сразу же после подавле­ния мятежа на форте Красная Горка Владимир Юльевич был назначен его комендантом (правда, на непродолжительный срок – с 17 по 30 июня 1919 г.). В это же время, по обвинению в подготовке восстания был казнен начальник штаба Кронштадтской военно-морской базы Александр Юльевич Ры­балтовский [16].

Юлий Юльевич в числе многих офицеров Балтийского флота, искавших спасения от преследований, оказался на Севере. Возможно, с этим была связана его четкая позиция в вопросах формирования команды бронепоезда. В частности, Рыбалтовский считал, что в условиях гражданской войны одним из условий достижения победы является моральный фактор:

«По ходатайству моему поезд получил название «Адмирал-Колчак», я просил дать ему именно это название, основываясь на следующем: Поезд страшной силы и даже теперь внушает страх большевикам, команда у меня выборная – отличная, почти все добровольцы, и этим именем я ее воспи­тываю прилагая все усилия быть образцовой частью на фронте…» [17]

Удачные фронтовые испытания первого орудия в начале февраля вселяли оптимизм, а инициатива, наконец, получила официальную поддержку.

Для увеличения дальности стрельбы было решено поставить орудие на наклонную под углом 15° платформу, что было выполнено в середине марта и уже в конце месяца эта пушка с предельной дистанции 12 верст удачно стреляла по Емце. Но такая конструкция имела ряд технических не­достатков (в частности – трудность поворота при горизонтальной наводке), вследствие чего Рыбалтовский впоследствии предложил переворачивать орудия компрессором вверх, что увеличивало дальность стрельбы до 13, а с «длинными» снарядами, имевшимися на крейсере «Аскольд» – до 16 верст (при наклонной платформе соответственно – 7 и 12 верст). Подобный способ увеличения угла подъема стволов орудий широко применялся к 75-мм корабельным орудиям еще в годы Первой мировой войны, здесь же задача осложнялась большим весом крупнокалиберных пушек.

Так как главная артиллерия могла вести огонь лишь под углом до 20° каждую сторону от диаметральной плоскости платформы, а на дистанциях менее 7 верст возникала обширная «мертвая зона», для отражения открытых атак неприятеля предусматривалось вспомогательное вооружение двумя трехдюймовыми горными пушками и 16 пулеметами.

К каждой платформе с орудием прицеплялась платформа-каземат со снарядным погребом и вспомогательным вооружением, обшитая импровизи­рованной броней, состоявшей из двух полудюймовых стальных листов, пространство в 7 дюймов между которыми заполнялось песком, а позднее – бетонировалось. На одном из погребов-казематов предполагалось установить бронированную командирскую башню, сильно напоминавшую боевую рубку корабля и соединенную боевыми постами переговорными трубами, однако, вскоре от установки рубки отказались.

Рыбалтовский составил табель комплектации бронепоезда, вооруженного четырьмя шестидюймовыми орудиями, включавший 7 офицеров, 72 нижних чина (что в сравнении с бронепоездами союзников было безусловным занижением потребности, особенно если учесть дефицит артиллерий­ских специалистов).

Слабое развитие Архангельской губернии в предвоенные годы наложило отпечаток на организацию тылового обеспечения фронта. Если снабже­ние области осуществлялось в основном за счет союзных поставок, то производственной базой, обслуживавшей не только флотские, но и армейские части, являлись мастерские Архангельского военного порта. В годы Первой мировой войны кадровую основу формирующегося военного порта соста­вили эвакуированные из оккупированных прибалтийских городов. С окончанием войны они вернулись на родину. Другой причиной оттока кадров стала конкуренция частных предприятий, привлекавших более высокой оплатой труда. Периодически в мастерских военного порта устраивались за­бастовки, за которыми следовали увольнения. Вакансии заполнялись сезонными рабочими, в том числе – учащимися (во время каникул). Но даже при таком дефиците кадров, рабочие отвлекались на службу в национальном ополчении. С другой стороны, у мастерских порта к тому времени уже был опыт вооружения поездов – подобная работа по заказу союзников была произведена еще в августе 1918 года [18].

Сразу же продолжились работы по снятию оставшихся пушек. Любопытен механизм их транспортировки. Получив распоряжение о доставке вто­рого 6” орудия, начальник артиллерии о. Мудьюг прапорщик Быков произвел торги среди крестьян Патракеевской волости, согласившихся предоста­вить 12 лошадей за 3500 рублей (обосновывая высокую стоимость глубоким снегом). Погрузку орудий осуществляли военнопленные [19]. В середине фев­раля к острову подошел ледокол, а для сопровождения орудия с Мудьюга на Экономию был назначен конвой из 5 вооруженных матросов [20].

Почти одновременно начался демонтаж третьей пушки, однако ее доставка затянулась до конца весны, причиной чему явился ответ командую­щего флотилией контр-адмирала Викорста на рапорт командира поезда – «разделяя соображения относительно установки 6” на вторую Американ­скую платформу… я к крайнему своему сожалению принужден сообщить Вам, что создание как Вы желаете сильного поезда из 4-х 6” 45 клб. орудий осложняется неимением свободных Амер. платформ» [21]. Надежды на пресловутую иностранную помощь оказались тщетными.

С самого начала поезд создавался исключительно русскими моряками, союзники не принимали в этом абсолютно никакого участия, что, впрочем, не мешало им, не отвечая на просьбы русского командования о предоставлении железнодорожных платформ, обращаться с предписаниями, одно из которых приводится далее:

«Архангельск 5.2.1919

Капитану Герман

Вами сейчас производится установка 6” морского орудия на бронированный поезд. В связи с этим я просил бы Вас известить меня как только по­езд будет готов к отходу на фронт. Он, однако, не должен быть отправлен до получения приказа от Начальника Королевской Артиллерии.

Главного Штаба директор Отдела Интендантства Главного Штаба Северо-Русского Экспедиц. Корпуса» [22].

Все трудности преодолевались упорством и настойчивостью флотского командования. К концу мая должны были быть готовы второе и третье пе­ревернутые орудия. Но 7 мая совершенно неожиданно создалась опасность, что такой поезд так и не вступит в строй, несмотря на скорую его готов­ность. В этот день на 455 версту Архангельской железной дороги прибыл начальник Королевской артиллерии майор Делахей в сопровождении буду­щего начальника артиллерии Вологодского фронта подполковника Барбовича. Майор категорически заявил Рыбалтовскому, что «Адмирал Колчак» слишком силен и в данном составе на фронте не нужен.

Рыбалтовский недоумевал, Барбович, не будучи специалистом тяжелой, а тем более морской, артиллерии не нашел доводов возразить англий­скому майору. Обида за хозяйничанье англичан нашла выход в докладной записке Рыбалтовского командующему войсками Северной области:

«Относительно его военных талантов как и вообще всех англичан говорить ничего не буду, хотя часто у нас русских людей возникает вопрос, как могли они сражаться с немцами при таком способе военного мышления. Не им учить нас.

Майор Делахей доложит обо всем Генералу Айронсайду, вот почему в этом вопросе я прошу помощи Вашего Превосходительства» [23].

Впрочем, отношение английского командования имело чисто тактическую подоплеку: имея большой опыт применения бронепоездов в колониаль­ных войнах, британцы механически переносили его в Россию, не утруждая себя изучением местных условий, не понимая, что имеют дело не с тузем­ными племенами, а серьезным противником. Поэтому, считая морской поезд «слишком сильным» Делахей имел в виду, что нужен бронепоезд с доста­точным количеством среднекалиберной артиллерии и пулеметов для боя на коротких дистанциях. В отличие от англичан командир «Адмирала Кол­чака» ясно представлял возможности большевиков, выбрав тактику противобатарейной стрельбы с дальних позиций. В своем рапорте Рыбалтовский обосновывал вооружение поезда как минимум четырьмя морскими дальнобойными орудиями:

– необходимостью одновременной стрельбы по нескольким целям (включая подавление главного противника бронепоезда – 42-линейных (107-мм) батарей);

– перспективами встретить более сильного противника после соединения с Сибирской армией;

– ограниченность времени стрельбы (обычно через 15-20 минут батареи красных открывали ответный огонь) требовала повышения скорострель­ности;

– орудия системы Канэ образца 1893 года не обладали достаточной надежностью, а после 500-600 выстрелов из-за выгорания приходилось ме­нять стволы, то есть выводить орудия из строя на пять-семь дней, что при составе поезда в 4-е пушки не столь значительно ослабляло бы силы бро­непоезда.

«Только мой поезд может и будет с ними сражаться: при 4-х орудиях мне удастся дать до 16 выстрелов в минуту, а такой огонь выдержать нельзя.

Если сейчас чувствуется нужда в единовременной стрельбе по трем целям, то через два-три месяца под Вологдой это может не только потребо­ваться, но будет и необходимо…

Будем же хотя бы теперь в конце пятого года войны значительно сильнее неприятеля. Как мы страдали из за этого, сколько несли напрасных жертв, теперь же преступно отказываться от этого перевеса особенно у нас на севере. 1919 год это критический год, мы должны их победить теперь как можно скорей, в 1920 году будет уже поздно, мы погибнем если затянем войну. Все это требует быть подавляюще сильнее их, это дает нам ини­циативу и даст победу» [24].

При этом Рыбалтовский подчеркивал, что поезд нельзя делить на части. Люди, обслуживающие резервные пушки, находясь вне надзора командо­вания поезда, несомненно, стали бы распускаться, а самое главное – при частых атаках неприятеля на тыловые разъезды команде приходилось за­щищаться своими силами, при этом разделение ослабило бы поезд.

Казалось, дело сдвинулось с места. Однако, 22 мая сообщается о весьма странном решении сухопутного командования – морякам разрешили иметь два блиндированных поезда, но вооруженных каждый только двумя 6-дюймовыми пушками. При этом такое решение обуславливалось отнюдь не тактическими соображениями (к примеру, необходимостью прикрытия одновременно двух участков). Второй поезд было разрешено комплектовать только тогда, когда в Архангельске будет 2500 снарядов для этих пушек, то есть строительство второго поезда можно было продолжать, но комплек­товать только по прибытии снарядов [25]. Так или иначе, обстановка на фронте не давала возможности вступать в торги с английским командованием.

До сих пор в литературе, посвященной боевым действиям на Северном фронте, нет единого мнения о количестве морских бронепоездов. В опера­тивных сводках и мемуарах упоминается название двух морских блиндированных поездов – «Адмирал Колчак» и «Адмирал Непенин». Действуя на разных фронтах (Железнодорожном и Мурманском), не связанных общей железнодорожной системой, они не могли иметь единого оперативного под­чинения.

Между тем, в мае 1919 года старший лейтенант Ю. Ю. Рыбалтовский назначается начальником группы морских поездов. Ему пришлось пересмат­ривать так и не воплощенные в жизнь табели комплектации. Новые штаты предусматривали наличие 40 воинских чинов на каждом поезде (что пре­вышало потребность, но позволяло постепенно подобрать лучших людей) при девяти офицерах на весь дивизион (по три на каждый поезд и три – в штабе дивизиона). Но до конца года на Железнодорожном фронте участвовал в боевых действиях только один морской блиндированный поезд с ко­мандой всего 23 человека. Армейское командование отказалось принимать какое-либо участие в строительстве, но Рыбалтовскому (уже предложив­шему назвать второй поезд «Вице-Адмирал Непенин» в память погибшего 4 марта 1917 г. от рук революционных матросов командующего Балтийским флотом) было достаточно, чтобы морякам хотя бы не мешали [26]. К осени вооружение «Адмирала Колчака» было доведено до трех 6-дюймовых и двух 3-дюймовых орудий при 22-х пулеметах [27], а название «Адмирал Непенин» в это время было использовано моряками Мурманского фронта. Строитель­ство морского бронепоезда, именовавшегося в документах «№ 3», так и не было завершено.

Летом 1919 года команде бронепоезда пришлось выдержать особо тяжелые бои. Примером может служить описание боя на 448 версте (в районе станции Емца):

«Лейтенанта Юрия Витте 26 июня 1919 г. №2

Весьма Секретно копия

РАПОРТ

Сего 26 июня согласно плану стрельбы, я отправился с орудием № 1 на заранее приготовленную, известную Вам позицию и немедленно связался с Вами телефоном.

После того, как мы открыли огонь – неприятель начал отвечать. Начав с больших перелетов, он перешел на малые в расстоянии 100-200 саж. От нас, засыпая снарядами путь у нас в тылу. В это время я получил приказание от Вас окончить стрельбу и идти назад. Я послал вперед и. д. унт. оф. Попова осмотреть путь т. к. все пространство сзади было покрыто сплошным дымом. Пройдя с поездом около 200 саж. Благополучно, пришлось оста­новиться тк. кк Попов сделал знак, что путь неисправен. Взяв с собой подпоручика Шерстобоева и машиниста, пошел осмотреть путь, а Попова по­слал с донесением к Вам. В то же время матрос Грачев был послан соединиться с Вами телефоном, что и было им выполнено. Но провода вероятно были перебиты и он не получил ответа. Через некоторое время подпор. Шерстобоев предложил исправить путь. Оставив у пушки дневального (она стояла в 200 саж. от повреждения), я отправился с командой чинить путь. Работой непосредственно руководил подпор. Шерстобоев. В 20 минут путь был исправлен и поезд благополучно прибыл обратно.

Доношу, что починка пути, соединение телефоном производились под действительным огнем неприятеля. Людей засыпало землей, валило с ног воздухом, но все бодро и весело работали, сохраняя полное присутствие духа, считаю за чудо, что нет убитых и раненых. Каждого можно было ок­ликнуть и он сразу-же отзывался и бежал делать то, что приказано. Один снаряд попал в круг работавших – между рельс и не разорвался. Все упали, но когда увидели, что все целы, происшествие вызвало только смех. Подпор. Шерстобоева этот снаряд задел за рукав и оставил на нем след веду­щего пояска. Попов так быстро сбегал к Вам и обратно, что успел принять участие в общей работе.

Особо отличившимся полагаю подпор. Шерстобоева, который вызвался исправить путь и действительно исправил его. Матросы все до одного мо­лодцы и я горд был за свою часть. Машинисты – штатские люди – выше всякой похвалы. Выйдя за стрелку с позиции и попав в зону огня, я остановил поезд и перевел стрелку на главный путь согласно полученному приказанию. Машинисты остановили машину по первому знаку и затем во все даль­нейшее время своим хладнокровием и точной исполнительностью много способствовали благополучному исходу дела.

За сегодняшний день зарекомендовал себя с лучшей стороны еще строевой боцманмат Можаев, который оставался старшим при пушке № 2 сто­явшей в резерве. Когда около него стали падать снаряды, он со своими людьми пытался на руках вывести свою пушку из сферы огня. Работа оказа­лась не под силу. Тогда он крикнул толпе солдат […] прятаться от снарядов в лес, чтобы они вернулись помочь. Когда слов оказалось мало, он при­грозил им пулеметом и заставил их вернуться. Откатить пушку все же не удалось, но инициатива и распорядительность – налицо…» [28].

К рапорту прилагался список нижних чинов и штатских железнодорожников, представляемых к награждению Георгиевскими крестами и меда­лями.

Команда «Адмирала Колчака» несла неизбежные потери. 12 июля был тяжело ранен лейтенант Родионов – один из первых создателей поезда (в этом бою погиб один человек, тяжело ранило четверых, двое были контужены) [29]. В августе Г. Н. Родионов в связи с ранением был отправлен в распоряже­ние Морского Командования в Черном море [30] (Георгий Николаевич скончался 12 ноября 1955 г. в Швейцарии и был похоронен в Кламаре) [31]. А команду бронепоезда пополнили новые люди: мичман военного времени Михаил Фетелего, старшие лейтенанты Александр Лобода (участник леген­дарного боя крейсера «Варяг», в 1918 году бывший начальником военно-морского отдела Центрального комитета Мурманской флотилии) и Николай Олюнин (явился 26 июля из Финляндии) [32].

Эвакуация вчерашних союзников произвела гнетущее впечатление, многие флотские офицеры подали в отставку и покинули Северную область. Русское командование получило не только долгожданную самостоятельность, но и почти неразрешимые задачи снабжения.

Острейшей проблемой Северного фронта стало обеспечение боеприпасами. С окончанием мировой войны у стран Антанты образовался значи­тельный излишек оружия и боевой техники. Однако расчеты на увеличение союзных поставок не оправдались. Как и прежде, проблему снабжения бронепоезда боеприпасами пришлось решать самим. А она возникла уже летом 1919 года, и к октябрю стала чрезвычайно острой. Штаб флотилии Северного Ледовитого океана произвел тщательную ревизию артиллерийских складов Архангельского военного порта, кораблей флотилии, береговых батарей в Белом море и на Мурманском побережье с целью выяснения имеющегося артиллерийского вооружения и боеприпасов. Результаты про­верки не внушали оптимизма.

Оставалась еще надежда на русское имущество (в частности, большое количество боевых кораблей и мобилизованных гражданских судов), кото­рое в предыдущее время оказалось в руках союзников и с окончанием совместных боевых действий подлежало возвращению владельцу. С этой целью в Англию был командирован капитан 2 ранга Лисснер, получивший инструкцию, предписывавшую попытаться вернуть боезапас с крейсера «Аскольд».

Оригинальный выход был найден капитаном 2 ранга М. Германом. В артиллерийских мастерских порта стали снаряжать порохом уже стреляные гильзы. Сложнее обстояло дело со снарядами, но и тут флагманский артиллерист нашел неожиданное решение. Уже в октябре по его предложению делались попытки перетачивать под 6-дюймовый калибр снарядов 155-мм французской гаубицы (около четырех тысяч таковых хранилось в Архан­гельском порту Экономии) [33].

Данный способ был сопряжен с большим риском разрыва снарядов при стрельбе, но в ответ на опасения Рыбалтовского, Герман отвечал в харак­терной для себя манере: «Это мое дело, если бояться разрывов, то поезд останется без снарядов» [34]. Однако начальник штаба флотилии счел подоб­ный ответ грубым, необоснованным и совершенно недопустимым по форме, а обточку до выяснения результатов опытов стрельбы «румынскими» сна­рядами распорядился временно прекратить. Однако, попытка применения «румынских» 150-мм снарядов не удалась – при стрельбе ими получался прорыв газов, сгорание поясков, снаряды при полете кувыркались [35]. Кроме того, пришлось окончательно расстаться с надеждой на помощь вчераш­них союзников – англичане сообщили Лисснеру о затоплении боезапаса «Аскольда» во избежание разложения порохов, других боеприпасов для пушек Канэ в Англии не оказалось [36]. В результате, к январю 1920 г. все же пришлось вернуться к пополнению боезапаса таким рискованным способом, как обточка.

Стремительное крушение Северного фронта оказалось неожиданностью для многих организаторов обороны Северной области. Полным ходом шло изготовление снарядов для «Адмирала Колчака». После пожара артиллерийских мастерских на Бакарице 9 января, полностью уничтожившего артил­лерию, предназначенную для установки на поезде № 3, были спешно выделены 120-мм морское орудие «Канэ» и две 76,2-мм японские пушки. Во­енно-морское командование готовилось к открытию навигации, производя ремонт и перевооружение судов речной и озерной флотилий. Состав Пер­вого Морского стрелкового полка был доведен до полнокровного батальона.

Но причины будущего поражения можно разглядеть уже осенью, в период наибольших успехов на Железнодорожном фронте. 20 октября 1919 года Рыбалтовский докладывал в рапорте начальнику штаба командующего морскими силами:

«Непрерывными боями в продолжение почти 2 месяцев (с 28 августа), команда вверенного мне поезда сильно утомлена. Как на ст. Емца, так и теперь на Плесецкой, приходится нести усиленную караульную службу по 7 человек сразу ввиду того, что станция еще до сих пор не укреплена и даже нет проволоки, на поезд же мой большевики давно целятся, почему его приходится сильно охранять.

Кроме всего этого на поезде почти все эти 8 месяцев производились работы как по оборудованию его, так и по укреплению позиции вокруг места стоянки.

За последнее время приходится особенно много работы. Так, за время с 5 октября собственными средствами поставлены щиты на орудия; работа эта взяла 8 дней, причем люди работали с 6 утра до 12 ночи (18 час. в день).

В настоящее время производятся следующие работы:

1) Прокладывается проволока в три кола кругом поезда, общей длиной около 1½ верст

2) Идет постройка вагонов бани, столовой

3) Оборудование вагона-блокгауза

4) Устройство пулеметных гнезд на платформах

5) Строится гальюн для личного состава, мостки и др.

Работы производятся с 8 до 18 час причем из-за недостатка людей приходится привлекать к ним свободные смены караула.

Ко всему этому необходимо еще добавить, что последние две недели люди стояли по две вахты т. к. позиция поезда была совсем без прикрытия пехоты среди леса.

Все вышеизложенное есть причина полного переутомления команды и 25% ее больные (частью в госп.)

Боевая обстановка же требует полного напряжения по крайней мере еще на ½ года тк кк Правительство ожидает, что при ликвидации больше­вики двинутся на нас, как наиболее слабых.

На основании всего изложенного усиленно ходатайствую перед Вами, Г-н капитан 1 ранга о срочном назначении ко мне на поезд людей, согласно прилагаемого списка.

Я прошу именно этих выбранных людей т. к. мой поезд д. быть укомплектован самыми лучшими и надежными людьми – этого требует обстановка гражданской войны.

Если, не дай Бог, мой поезд будет захвачен мятежниками или большевиками то фронт будет открыт, тк кк нельзя забывать, что мои орудия имеют круговой обстрел и наибольшую дальность.

Прошу верить, что все вышеизложенное не есть моя фантазия – люди переутомлены и изнервничались до крайности - это факт» [37].

За время боев Рыбалтовскому удалось создать образцовую команду. Свидетельством тому - отсутствие сколько-нибудь значительных проступков. Весь экипаж «Адмирала Колчака» получил заслуженные награды: нижние чины – Георгиевские кресты и медали, офицеры – ордена. До какой же сте­пени сильными оказались недоверие своему командованию и наивность по отношению к противнику, если такая часть в критический момент решила сменить флаг. Как и предупреждал Ю. Ю. Рыбалтовский, пушки морского бронепоезда не только не спасли Железнодорожный фронт, но и способст­вовали продвижению красных.

Недостаточно исследованным остается вопрос о судьбе команды бронепоезда. После падения Железнодорожного фронта офицеры «Адмирала Колчака» пытались пробиться с группой генерала Вуличевича к Мурманской дороге, однако, попав в окружение, были вынуждены сдаться. Н. З. Ка­десников пишет, что они были расстреляны в Холмогорах, но, вероятнее всего, речь идет о станции Холмогорской [38]. Истинная трагедия заключалась в том, что офицеры погибли не в боях с наступающим противником, а по вине «своих» же матросов, открывших фронт. Можно только догадываться, какая участь постигла в дальнейшем команду бронепоезда, «отпустившую» своих офицеров и перешедшую на сторону наступающих большевиков.

[1] Например, первый и последний командиры «Адмирала Колчака» капитан 2 ранга Рыбалтовский и старший лейтенант Олюнин числятся капитанами 1 ранга. К тому же, Николай Алексеевич Олюнин не погиб в числе офицеров бронепоезда, а скончался в Финляндии в августе 1943 г. См. – Кадесников Н. З. Краткий очерк Белой борьбы под Андреевским флагом на суше, морях, озерах и реках России в 1917-1922 годах. – М., 1993. – С. 35; Мартиролог русской военно-морской эмиграции по изданиям 1920-2000 гг. / Ред.: Лобыцын В. В. – М., Феодосия, 2001. – С. 168.

[2] РГА ВМФ, Ф. р-129, Оп. 1, Д. 156, Л. 9

[3] Здесь же находилась и вторая 4-х орудийная батарея, но установленные на ней пушки образца 1877 года на станках Дурляхера являлись откровенным анахронизмом, что, впрочем, не помешало позднее использовать их на берегу Северной Двины.

[4] РГА ВМФ, Ф. р-129, Оп. 1, Д. 156, Л. 11, 11-об.

[5] Широкорад А. Б. Корабельная артиллерия Российского флота 1867-1922 гг. – М., 1997. С. 17.

[6] РГА ВМФ, Ф. р-129, Оп. 1, Д. 156, Л. 10

[7] РГА ВМФ, Ф. р-129, Оп. 2, Д. 11, Л. 20, 20-об.

[8] РГА ВМФ, Ф. р-129, Оп. 2, Д. 11, Л. 18.

[9] РГА ВМФ, Ф. р-129, Оп. 2, Д. 11, Л. 40.

[10] РГА ВМФ, Ф. р-129, Оп. 1, Д. 156, Л. 2

[11] РГА ВМФ, Ф. р-129, Оп. 2, Д. 11, Л. 82.

[12] РГА ВМФ, Ф. р-129, Оп. 2, Д. 11, л. 116.

[13] РГА ВМФ, Ф. р-129, Оп. 1, Д. 156, Л. 12-об.

[14] РГА ВМФ, Ф. р-129, Оп. 1, д. 50, Л. 6-об, 7.

[15] Невский А. В. Русские крейсера на защите океанских коммуникаций Антанты // Гангут. Вып. 34. – СПб., 2003, – С. 13.

[16] Четверухин Г. Сполохи воспоминаний // Морской сборник. – 1990. – №12. – С. 84.

[17] РГА ВМФ, Ф. р-129, Оп. 1, Д. 50, Л. 6.

[18] РГА ВМФ, Ф. р-129, Оп. 1, Д. 156, Л. 2.

[19] РГА ВМФ, Ф. р-129, Оп. 2, Д. 11, л. 16, 16-об.

[20] РГА ВМФ, Ф. р-129, Оп. 1, Д. 156, л. 33.

[21] РГА ВМФ, Ф. р-129, Оп. 1, Д. 156, Л. 27.

[22] РГА ВМФ, Ф. р-129, Оп. 2, Д. 11, Л. 19.

[23] РГА ВМФ, Ф. р-129, Оп. 1, Д. 50, Л. 9.

[24] РГА ВМФ, Ф. р-129, Оп. 1, Д. 50, Л. 7-об.

[25] РГА ВМФ, Ф. р-129, Оп. 1, Д. 50, Л. 18.

[26] РГА ВМФ, Ф. р-129, Оп. 1, Д. 50, Л. 17, 17-об.

[27] РГА ВМФ, Ф. р-129, Оп. 1, Д. 35, Л. 126.

[28] РГА ВМФ, Ф. р-129, Оп. 1, Д. 50, Л. 21-22-об.

[29] РГА ВМФ, Ф. р-129, Оп. 1, Д. 50, Л. 23.

[30] РГА ВМФ, Ф. р-129, Оп. 2, Д. 11, Л. 285.

[31] Мартиролог русской военно-морской эмиграции по изданиям 1920-2000 гг. – Москва – Феодосия, 2001. – С. 117.

[32] РГА ВМФ, Ф. р-129, Оп. 2, Д. 11, Л. 238, 256, 263.

[33] РГА ВМФ, Ф. р-129, Оп. 2, Д. 2, Л. 102.

[34] РГА ВМФ, Ф. р-129, Оп. 1, Д. 50, Л. 24.

[35] РГА ВМФ, Ф. р-129, Оп. 1, Д. 50, Л. 38.

[36] РГА ВМФ, Ф. р-129, Оп. 2, Д. 2, Л. 107, 107-об.

[37] РГА ВМФ, Ф. р-129, Оп. 1, Д. 50, Л. 31-33.

[38] Кадесников Н. З. Указ. соч. – С. 35.

Дата добавления: 2015-07-11