Заложные покойники

Следующей большой группой умерших являются “нечистые” или “заложные” покойники. Коми причисляли к заложным покойникам умерших колдунов, а также самоубийц, утопленников, опойц, некрещеных детей (Терюков, 1990. Л.129). Все это умершие, не преодолевшие мытарства переправы, а значит оказавшиеся в глубинах преисподней. Несмотря на это, считается, что заложные покойники бродят в мире живых и всячески им вредят. По сведениями Н.Заварина: “Зыряне верят, что души грешные, особенно души колдунов и ведьм, осуждаются Богом на скитание по земле, и что тела их мать-сыра земля не принимает... Эти отверженцы того света могут оборачиваться вороном или ласточкой, бегать волком и высасывать из людей кровь (Заварин, 1870. С.147). Как и в случае с родителями, мы обнаруживаем единовременность местонахождения нечистых умерших в преисподней и в мире живых. В сущности, обе группы можно считать в равной степени “бродячими”, с разницей лишь в том, что одни из них помогают живым, а другие — вредят и пьют их кровь. В.П.Налимов пишет даже о стычках между родителями и заложными, или как он их называет “злыми” усопшими: “Злой человек и за гробом строит козни, старается вредить живым. Добрые усопшие заступаются за живых: окружают мстительного усопшего, отрезают ему путь к его жертве и, наконец, окончательно загоняют его в болото” (Налимов, 1907. С.16). “Болото” здесь соответствует наиболее “низкой” точкой местного ландшафта по отношению к местам обитания родителей на более “высоких” и “сухих” местах. Кстати, Д.К.Зеленин упоминает болота, как места захоронения заложных покойников в некоторых российских губерниях (Зеленин, 1916. С.54). Ср. также “болото”, как один из маркёров первозданного хаоса в космогоническом мифе коми (Попов, 1938. С.39). Можно сказать, что “болото” является одной из метафор преисподней наряду с другими “низкими” точками местности: оврагами, ручьями, речками, озерами. Разумеется, актуализм метафор происходит после случившихся чрезвычайных событий. Так, в с.Нившера мост через ручей Кöдза-ёль стали называть гажтöм “нечистым” после совершившегося здесь убийства девушки (с.Нившера. ПМ О.И.Уляшёва). Считается, что душа заложного покойника остается на месте своей смерти, она то и является живым, “пугает”. Считается также, что душа убитого остается на месте своей смерти и ожидает смерти своего убийцы, чтобы затем проводить его в преисподнюю (с.Ижма, ПМА). Эти души обозначаются в коми языке словом повзьöдчысь “пугающий”, или гажтöм “нечистый”. В сборнике Уотилы есть одна характерная быличка о нечистом (гажтöм) месте в верховьях речки Човью, неподалеку от Сыктывкара. Здесь некогда утонули девушки, и после этого, якобы, можно видеть как на огромной сосне сидит девушка и прядет пряжу. Из-за нечистоты места из верховьев Човью нельзя было сплавлять лес (Уотила, 1989. С.195).

В предыдущей главе я упоминал о погребениях заложных покойников на специальных кладбищах за рекой. Не в силах перейти водных рубеж эти умершие бродят вдоль реки, оглашая стонами окрестности: “Вась Микöл Миша похоронили на другой стороне реки, так он все время кричал: “Перевезите меня, перевезите”. И все бывавшие на том берегу знали это “перевезите”. Мертвого одного похоронили там, его нечистый дух и кричал” (Ветошкина, Материалы. 1981. Л.115). С другой стороны, эти “нечистые духи” имеют возможность передвигаться вдоль по оврагу или ручью. Пути передвижения нечистой силы так и назывались: омöль туй или лек туй “плохими, т.е. нечистыми дорогами”. В построенном возле такого пути здании всегда что-то “кажется” или “слышится”: “Школа д.Рак стоит на дороге злых духов (лёк туй вылын) и по ночам на втором этаже слышны какие-то звуки. Учительница однажды босиком к соседям убежала. По этой дороге лек “нечистые” ходят, и школа попала на этот путь. Слышен звук шагов, будто кто-то на втором этаже ходит взад-вперед. Школа эта возле ручья стоит, вот нечистые духи и ходят” (Ветошкина, Материалы, 1981. Л.21-22). Определенных запретов на строительство жилых домой возле оврагов или ручьев, очевидно, не было, однако, после ряда несчастий, которые происходили в таком доме, людская молва как бы “вспоминала” и о том, что место для дома выбрано не в самом удачном месте (с.Гурьевка. ПМА).

Из числа заложных покойников наиболее опасными считались души умерших колдунов и самоубийц. По ночам они вставали из могил и рыскали в поисках добычи. В сборнике Д.Фокоша-Фукса есть текст, в котором бродячий покойник едва ли не каждую ночь убивал жителей одной деревни и пил их кровь (См.Фокош, 1951. С.297). Чтобы прекратить эти, по выражению Н.Заварина, “шалости”, умершего колдуна хоронили лицом вниз, связав руки конопляными веревками, и вбивали в спину осиновый кол (Сорокин, 1910. № 22. С.43; Заварин, 1870. С.247).

Как видим, если родители воспринимаются как духи-покровители, то заложные покойники считаются злыми духами. Со временем они как бы растворяются в сонме нечистой силы и обозначаются иначе, нежели просто души умерших. Я уже говорил о терминах гажтöм и повзьöдчысь, на самом деле их больше. Как правило, генезис злых духов осознавался носителями традиции. Ср.: “ведшие при жизни неправедный образ жизни — колдуны, конокрады, беглые и др. могут попасть в разряд мелких злых духов — кереметей. Число подобных духов постоянно увеличивается, потому что к ним присоединяются умершие вообще насильственной смертью (Кузнецов, 1904. С.106). Часто образы таких духов совпадают с образами духов воды и леса. Эта закономерность отмечена Д.К.Зелениным, материалы которого показывают, что во многих российских губерниях лешие, водяные, русалки считались “бывалошными” (древними) людьми, над которыми тяготеет проклятье. “Леший говорит о себе: “Я такой же человек, как и все люди, на мне только креста нет, я проклят, меня мать прокляла” (Зеленин. 1916. С.106). По представлениям мордвы лесные бабы (вирь-авы) постоянно пополнялись за счет проклятых детей и самоубийц (Шахматов, 1910. С.141). Удмуртские кутыси — “духи умерших не своей смертью, не получающие обычного пропитания: духи утопленников, убитых, подкидышей и т.д. Озлобленные, голодные, они напускают на тех, кто имел несчастье с ними столкнуться, болезни и вынуждают дать жертву, точь-в-точь как черемисские вадыши. В тех случаях, когда обстоятельства появления кутыся помнятся, он занимает место между душами умерших, — но наступает момент, когда они забываются и являются ву кутыси, которые естественно, помещаются рядом с духами ручьев, рек — ву муртами ” (Смирнов, 1890. С.223). Последнее рассуждение принципиально важно, поскольку оно обнаруживает связь образа заложных покойников со стихией воды. Ближайшей параллелью ву кутысям являются коми-пермяцкие ичетики — души утопленных в воде младенцев. И.Н.Смирнов отмечает, что в представлениях ичетики сливаются с водяными, как и вотяцкие кутыси. “Ичетики начинают рассматриваться как владыки вод и рыбы; рыбаки бросают им перед ловом частицы: яйца, блины, деньги, клочки ситца” (Смирнов, 1891. С.248). Вместе с тем, в среде водяных оказываются и утонувшие. Показательно представление о том, что утопленник считается подмененным (вежöм), а не умершим, и под водой он живет жизнью, свойственной водным духам. В приведенной И.Н.Смирновым быличке утонувший становится одним из ичетиков выполняет все характерные для них действия. Однако ичетики (к. маленькие) — чисто заложные покойники. “Ичетики — маленькие мохнатенькие человечки, духи утопленных матерями младенцев. Живут в омутах, на мельницах, предвещают несчастье” (Смирнов, 1881. С.247).

Дата добавления: 2015-07-11