Глава 9. Мэтт, Мередит, и Бонни наконец оставили Стефана с Еленой

Мэтт, Мередит, и Бонни наконец оставили Стефана с Еленой, теперь уже прилично одетой с помощью Бонни в "вечернее платье." Темнота снаружи была приятна для воспаленных глаз Стефана, ставших такими не из-за яркого дневного света, а из-за того, что пришлось сообщать друзьям столь грустные новости. Намного хуже, чем воспаленные глаза, было чувство голода вампира, который давно не питался, из-за которого Стефану пришлось чуть задержать дыхание. «Но скоро он это исправит», сказал себе вампир. Как только Елена заснет, он побежит в лес и найдет белохвостного оленя. Больше никто не может преследовать свою жертву подобно вампиру, никто не мог бы конкурировать со Стефаном в умении охотится. И даже если потребуется несколько оленей, чтобы удалить его голод, ни один из них после этого не погибнет.

Однако, у Елены были другие планы. Она не хотела спать, ей никогда не надоедало быть с ним. Как только рев двигателя автомобиля их посетителей затих вдалеке, она сделала то, что делала всегда, находясь в таком настроении. Она, словно паря в его руках, подняла к нему свое лицо, закрыла глаза, и немного поджала губы. Она ждала.

Стефан поспешил к незакрытому ставнями окну, бросил недовольный взгляд в сторону заглядывающих внутрь любопытных ворон, и вновь посмотрел на девушку. Елена, все еще находясь в том же самом положении, слегка покраснела. Ее глаза по-прежнему были закрыты. Стефан иногда думал, что она будет делать так всегда, когда захочет его поцелуя.

- Я обманываю тебя, любовь моя, - сказал он, вздыхая. Он наклонился к ней, и поцеловал ее мягко и нежно.

В Елене начало подниматься разочарование, словно в котенке, которому отказали в заслуженной ласке. Она чуть толкнула его носом в подбородок.

- Моя прекрасная любовь, - сказал Стефан, поглаживая ее волосы.

- Бонни расплела все узлы, не повредив их?

Он наклонился вниз, покорный ее теплу, беспомощный перед ним. Он уже чувствовал отдаленную, начинающуюся боль в своих зубах.

Елена снова подтолкнула его, требуя продолжения. На этот раз он целовал ее немного дольше. Следуя логике, он знал, что она достаточно взрослая. Сейчас она была старше, и намного опытней, чем девять месяцев назад, когда они только начинали терять голову от поцелуев. Но чувство вины всегда присутствовало в его мыслях, и он не переставал беспокоится о том, согласна ли она принять его ласку.

На сей раз это раздражало его. Елена была согласна. Внезапно, она повисла на нем, вынуждая держать ее на весу, поддерживать ее мягкое, теплое, женственное тело, словно молящее об этом. Он прикасался к ней так нежно, словно она была хрустальной.

Одно из первых слов, которое она выучила, когда проснулась немой и невесомой, было «пожалуйста». И, знала она или нет, но это слово словно переворачивало все у него внутри.

«Пожалуйста…?»

- О, моя любовь, - простонал он, - Моя прекрасная любовь…

«Пожалуйста…?»

Он поцеловал ее.

Долгое время было тихо, но он чувствовал, что его сердце бьется все быстрее и быстрее. Елена, его Елена, которая когда-то отдала за него свою собственную жизнь, была теплой и приятно тяжелой в его руках. Она была с ним, и они принадлежали друг другу, он никогда бы не захотел, чтобы что-то изменилось. Даже неуклонно нарастающая боль в верхней челюсти приносила ему некоторую радость. Боль сменилась удовольствием от того, что теплые губы Елены были накрыты его губами, и трепетали, словно крылья бабочки, поддразнивая его.

Иногда ему казалось, что она гораздо более активна, когда кажется полуспящей, расслабленной. Она всегда была подстрекательницей, и он беспомощно следовал за ней повсюду, когда она этого хотела.

В один миг он вдруг решил остановится, прервал поцелуй на середине. Тогда она перестала мысленно разговаривать с ним и уплыла в угол, где затем села прямо в пыль и паутину и заплакала.

Он ничего не мог сделать, никак не мог утешить ее, хотя, встав на колени на твердых деревянных половицах, просил и уговаривал и сам почти-что плакал. Затем он снова взял ее на руки.

Он пообещал себе больше никогда не совершать подобной ошибки. Но, тем не менее, боль вины точила его изнутри, хотя и становилась все более отдаленной, и более запутанной, поскольку Елена внезапно изменила давление своих губ и мир вокруг покачнулся. Ему пришлось отступить назад, к кровати, и, потянув Елену за собой, присесть на нее. Мысли Стефана спутались. Он думал только о том, что Елена вернулась, сидит на его коленях, такая реальная, чуть подрагивающая, с шелковистой кожей, эти мысли словно взорвались у него в голове, и он больше не мог терпеть.

Он знал, что она наслаждется, поэтому терпел разгорающуюся в челюсти боль.

Больше не было времени и причин для размышлений. Елена таяла в его руках, ее волосы от его ласк приобрели шелковую мягкость. На самом деле, они таяли вдвоем. Боль в зубах Стефана наконец привела к неизбежному - клыки удлинились и стали очень острыми. Их соприкосновение с нижней губой Елены вызвало у Стефана сильную вспышку удовольствия, почти заставившую его задохнуться.

А затем Елена сделала кое-что, чего она никогда прежде не позволяла себе. Очень изящно и аккуратно она взяла один из клыков Стефана губами. И затем, так же изящно и преднамеренно взялась за него губами.

Мир вокруг Стефана покачнулся.

Это было венцом его любви к ней, венцом их связанных разумов. Он не прокусил ее нижнюю губу. Древний инстинкт вампира убеждал его, что это желание людской крови всегда будет у него внутри, будет его инстинктом.

Но он любил ее, и они были одним целым - и поэтому он не опустил свои клыки в ее кожу. Он застыл от удовольствия. Его зубы больше не увеличивались и не вонзались в губы Елены, она сама случайно задела их нижней губой. Кровь очень медленно сочилась вниз, в его горло. Кровь Елены, которая изменилась, вернувшись из мира духов. Ранее само существование юной, такой живой Елены, было для него чудом.

Сейчас… Это было нечто особенное. Нечто неописуемое. Он никогда не испытывал ничего похожего на кровь возвращенного духа. Это было нечто куда более высокое, столь же отличное от человеческой крови, как человеческая отличается от крови животных.

Для вампира ощущение человеческой крови, текущей вниз, в его горло, было необыкновенно острым, не сравнимым с какими-либо другими эмоциями.

Сердце Стефана бешено билось в его груди.

Елена слегка дернула клык, захваченный ее губами.

Стефан понимал, что от этой жертвенной боли она чувствует удовлетворение, некое удовольствие, потому что она связана с ним, и потому что она принадлежит к редчайшей породе людей: к тем, кто способен полюбить и обласкать вампира, кому нравится отдавать ему свою кровь, чувствовать себя нуджным ему. Это была высшая элита людей, и она принадлежала к ней.

Жаркая дрожь прошла по его спине, кровь Елены побежала по его венам.

Елена освободила его клык, сосущий кровь из ее нижней губы. Она откинула голову назад, подставляя для него свою шею.

Ее горячая шея, выставленная напоказ прямо перед ним - это было чересчур, чтобы сопротивляться, даже для него. Он знал узоры вен Елены точно так же, как знал ее лицо. И все же…

«Все правильно. Все хорошо…» - прозвучал голос Елены у него в голове.

Он погрузил свои зубы в маленькую вену на ее шее. К этому времени его клыки стали настолько острыми, что для Елены этот укус был практически безболезненным, в отличии от всех предыдущих, подобных укусу жалящей змеи. Для него, для них обоих, это было насыщением, неописуемая сила свежей крови Елены заполнила горло и вены Стефана, а она сама погрузилась в счастливое и бессвязное состояние.

Для него всегда существовала опасность взять слишком много, или не дать ей достаточное количество своей крови, чтобы она хорошо себя чувствовала и не погибла. Не то, чтобы ему нужно было слишком много крови, но торговля ею с вампирами всегда может быть чревата. В конце концов темные мысли покинули Стефана, и его душу заполнило светлое счастье от их обоюдной близости.

Мэтт выловил из кармана ключи, и затем он, Бонни и Мередит уселись все вместе на широкое переднее сидение его машины-драндулета. Мэтт смутился от того, что вынужден был поставить свою машину рядом с роскошным Порше Стефана. Обивка сидений его автомобиля была в клочьях, которые обязательно начинали отваливаться, как только кто-нибудь прислонялся к спинке. Бонни села на переднее откидное сидение с встроенным ремнем безопасности, между Мэттом и Мередит. Мэтт украдкой следил за ней: когда она была расстроена, она иногда забывала пристегиваться. Дорога назад, через старый лес, была слишком ухабистой, с крутыми поворотами, которые будет сложно преодолеть, даже если по дороге они будут ехать в полном одиночестве.

«Больше никаких смертей» - думал Мэтт, пока они отъезжали от пансиона. «И больше никаких удивительных воскрешений». Мэтт уже увидел достаточно много сверхъестественного, на остаток жизни ему точно хватит. Сейчас он чувствовал себя, как Бонни: хотел, чтобы все стало нормальным, таким, как и было всегда, а жизнь шла своим чередом.

«И без Елены», - насмешливо прошептал голосок у него внутри.- «Отказаться от нее даже без борьбы?»

- «Эй, ты бы в любом случае не смог победить Стефана, в любом виде борьбы, даже если бы ему связали руки за спиной и одели мешок на голову. Забудь об этом!…Все кончено.»

- «Но она же все-таки поцеловала меня! Хотя теперь она для меня просто подруга.»

Но он все еще чувствовал вчерашнее прикосновение теплых губ Елены к его губам. Это мягкое прикосновение просто неприемлимо для двух обычных друзей. Но она не знала об этом. А он мог почувствовать теплоту и гибкость ее тела, его легкую дрожь.

«Проклятье! По крайней мере, физически, она вернулась совершенной!» - думал он.

Жалобный голос Бонни резко ворвался в его приятные воспоминания,

- Как только я начинаю верить, что все будет хорошо, - вопила она, - Как только я начинаю верить, что, в конце концов, у нас все получится, как мы хотим, все становится так же плохо, как и всегда!

Мередит, очень мягко, ответила:

- Это трудно, я знаю. Кажется, мы все больше теряем ее. Но это не дает нам право становится эгоистичными!

- А я могу быть эгоистичной! - категорично заявила Бонни.

«И я.» - подумалось Мэтту. - «По крайней мере, в душе, где никто не сможет увидеть мой эгоизм. Старый добрый Мэтт… Мэтт никогда не будет возражать! Ах, какой же он хороший! Но наступило время, когда даже старый добрый Мэтт против! Но она выбрала другого, и что я могу с эти поделать? Похитить ее? Запареть на замок? Попытаться взять ее силой?»

Эта мысль вдруг отрезвила Мэтта подобно холодному душу, и он стал внимательнее следить за дорогой. Автоматически он уже проехал несколько кривых поворотов дороги с одним переулком, бегущей сквозь Старый Лес.

- Мы все вместе планировали поступить в колледж, - упорствовала Бонни, - Затем мы хотели вернуться сюда, к церкви Фелла. Вернуться домой. Мы запланировали это фактически с детского сада, и теперь, когда Елена снова человек, я думала, что наши планы осуществятся. Но сейчас уже понятно, что ничто уже не будет таким, как мы задумали, не так ли? - она закончила свой вопрос более спокойно, и вздохнула,

- Так что? - это уже не было вопросом.

Мэтт и Мередит переглянулись, удивленные жалостью, одновременно промелькнувшей в их взглядах, и беспомощно попытались успокоить Бонни, которая обняла себя руками, не обращая внимания на прикосновения Мередит.

«Это - Бонни… Вечная актриса драматического жанра», мелькнула у Мэтта мысль, но его природная честность не позволяла ему поддразнить ее.

- Я предполагаю, - медленно начал он, - Это именно то, о чем мы все на самом деле подумали, когда она только-только вернулась. - Когда мы танцевали от радости, тогда, в лесу, словно сумасшедшие, я подумал: «Вероятно, все мы думаем о том, что мы могли бы теперь продолжать жить, как и прежде, рядом с церковью Фелла, и что все будет, как раньше… Перед появлением Стефана…».

Мередит покачала головой, смотря вдаль сквозь ветровое стекло,

- Не Стефана.

Метт понял, что она имеет ввиду. Стефан приехал к церкви святого Фелла, чтобы воссоединиться с миром людей, а не для того, чтобы потянуть человеческую девушку за собой, в неизвестность.

- Ты права, - ответил он, - Я тоже думал о подобном. Она и Стефан, возможно, смогли бы найти способ жить здесь, вместе, в спокойствии. Ну, или поблизости отсюда… Это все из-за Дамона. Он приехал, чтобы взять Елену против ее воли, и все поменялось.

- И теперь Элена и Стефан уезжают. И если они уедут, они больше не вернутся! - прокричала Бонни.

- Зачем? Для чего Дамон начал все это?

- Стефан однажды сказал мне, что он любит вмешиваться в разные события из-за скуки. На сей раз это, вероятно, началось из-за ненависти к Стефану, - ответила Мередит.

- Но сейчас мне жаль, что на этот раз он, похоже, действительно оставил нас в покое.

- Какое это теперь имеет значение? - билась в истерике Бонни. - Ну пусть это была ошибка Дамона. Меня это уже не волнует! Чего я действительно не могу понять - что от этого изменится?

- Нельзя войти в одну и ту же реку дважды. Или даже однажды, если ты - достаточно сильный вампир, - проговорила Мередит глухим голосом. Никто не засмеялся. Тогда она добавила очень мягко,

- Возможно, ты спрашиваешь не того человека. Возможно, Елена - тот человек, который мог бы ответить тебе, что должно измениться, если она помнит, что случилось с ней там, на Другой Стороне.

- Я не подразумевала, что все действительно должно измениться…

- Но изменится, - сказала Мередит задумчиво и еще более мягко. - Разве ты не видишь? И в этом нет ничего сверхестественного. Это жизнь. Все должно меняться…

- Я знаю! У Мэтта есть футбольный кубок школы, ты собираешься в колледж, а затем, вероятно, выйдешь замуж! Потом у тебя появятся дети! - Бонни сказала это так, словно это было чем-то неприличным. - Я же собираюсь застрять в среднем колледже навсегда. Все вы повзрослеете, забудете о Елене со Стефаном… И обо мне. - закончина она тоненьким голоском.

- Эй, - Мэтт всегда был защитником хрупких и более слабых. И даже сейчас, когда он думал только о Елене - задавался вопросом, сможет ли он когда-нибудь избавиться от воспоминаний об этом поцелуе - он вдруг обратил внимание на Бонни, которая казалась сейчас такой маленькой и хрупкой.

- О чем это вы говорите? Я собираюсь вернуться после колледжа домой и жить здесь. Вероятно, я и умру прямо здесь, у Церкви Фелла. И буду думать о тебе. Если ты, конечно, не против.

Он поглаживал руку Бонни, и она не уклонялась от его прикосновений, как от рук Мередит. Она наклонилась к нему и положила голову ему на плечо. Когда она вдруг слегка вздрогнула, он, не раздумывая ни секунды обвил ее своей рукой.

- Мне не холодно, - сказала Бонни, не делая попыток сбросить его руку. - Сегодня вечером довольно тепло. Я только…Мне не понравилось, когда ты сказал «я вероятно умру», как будто ждешь этого!

- Мэтт, смотри!

- Стоп! - Мэтт нажал на тормоза, проклиная все подряд, обеими руками начал бороться с рулем, Мередит потянула Бонни вниз, наклонив ее к коленям. Теперешний автомобиль Мэтта, в отличие от старого, утонувшего в реке, был очень потрепанным и не имел подушек безопасности. Он являл собой нечто вроде кладбища различных запчастей от уже развалившихся автомобилей, собранных вместе.

- Держитесь! - завопил Мэтт, поскольку автомобиль потерял управление, шины взвизгнули, затем машина буквально развалилась на части, застряв в канаве, а бампером влетев в дерево.

Когда все замерло, Мэтт резко выдохнул и ослабил смертельную хватку на руле. Он начал было поворачиваться к девушкам и замер. Он шарил в темноте, пытаясь включить свет, но то, что он увидел, заставило его вновь застыть без движения.

Бонни, как и всегда в моменты огромных потрясений, повернулась к Мередит. Ее голова лежала у нее на коленях, руками она вцепилась в рубашку подруги. Сама Мередит сидела, сильно откинув назад голову, ее ноги вытянулись вперед до пола под приборной панелью. Все ее тело было сильно отклонено назад на сидении, руки же упирались в Бонни, с силой прижимая ее к коленям.

Пробившая окно, узловатая, подобно широкому копью в цепкой руке, ветвь гигантского дикого дерева упиралась прямо в шею Мередит, более низкие ветви были поверх маленько тела Бонни. Если бы ремень безопасности не позволил ей пригнуться, если бы она не бросилась вниз, если бы Мередит не держала ее…

Мэтт смотрел прямо на расколотый и узловатый, но очень острый конец копья. Если бы его собственный ремень безопасности позволил ему наклонится вниз…

Мэтт мог слышать свое собственное затрудненное дыхание. Запах зеленой ели заполнил весь автомобиль. Он даже мог почувствовать большую концентрацию этого запаха там, где более молодые ветви преломились и источали сок.

Очень медленно Мередит потянулась пальцами, чтобы сломать острый прут, указывающий ей прямо в горло, словно стрела. Она не смогла это сделать. Оцепенев, Мэтт потянулся к ней, чтобы помочь. Но хотя прут был не намного толще его пальца, он был очень жестким и не гнулся.

«Как будто он припаян к дереву» - ошеломленно подумал он. - «Но ведь это смешно. Это - живое дерево, я могу чувствовать его ветки и его запах.»

- Ой.

- Могу я, пожалуйста, встать? - спокойно спросила Бонни. Ее голос приглушенно прозвучал с колен Мередит. - Пожалуйста. Прежде, чем ЭТО схватит меня. Оно хочет этого.

Мэтт смотрел на нее, пораженный, и поцарапал щеку одной из иголок расколотой ветви.

- Но ЭТО не собирается трогать тебя, - он крутился и изворачивался, пытаясь вслепую снять ремень безопасности. Почему у Бонни вдруг появилась та же мысль, что и у него: что эта ветвь похожа на огромную, изогнутую, косматую руку? Она ведь даже не видит ее.

- Ты знаешь, что оно этого хочет, - прошептала Бонни, ее тело слегка подрагивало. Она откинулась назад, пытаясь снять ремень безопасности.

- Мэтт, мы должны выскользнуть отсюда, - сказала Мередит. Она показывала всем своим видом, что ее болезненное положение, и отклоненная назад голова, ее совершенно не беспокоят, но Мэтт слышал ее тяжелое, прерывистое дыхание.

- Нам нужно перебраться к тебе, ЭТО пытается поранить мне горло.

- Это невозможно. - но он так же видел, что она права. Расщепленные концы толстой ветви чуть переместились, ближе к горлу Мередит, принуждая ее отклонять голову все дальше.

- Возможно лишь то, что никто не может навсегда оставаться в таком положении, - сказал он, зная, что эти слова не имели смысла, - В приборном ящике есть фонарь.

- Приборный ящик полностью заблокирован ветками. Бонни, ты не сможешь дотянуться и открепить мой ремень безопасности?

- Попробую. - Бонни потянулась вперед, не поднимая головы, и протянула руку, пытаясь наощупь отыскать кнопку спуска.

Мэтту показалось, что косматые, зеленые и сильно пахнущие ветви будто захватили ее. В их иглах чувствовалось напряжение.

- Похоже, у нас здесь целая Рождественская ель. - он отвернулся и взглянул в окно со своей стороны. Он щурился, чтобы лучше видеть в темноте, и прижался лбом к удивительно холодному стеклу.

Он почувствовал какое-то прикосновение к своей шее. Подскочив от неожиданности, он замер. Прикосновение не было ни холодным, ни теплым, было похоже на девичий палец.

- Черт побери, Мередит!…

- Мэтт…?

Мэтт был настолько разъярен, что собирался подскочить к ней. Но прикосновение было… случайным.

- Мередит? - он медленно пошарил руками в темноте, пока не увидел отражение в темном окне. Мередит не трогала его.

- Не двигайся… Остановись Мэтт. Здесь где-то длинный и острый обломок дерева. - голос Мередит, холодный и всегда слегка отдаленный, обычно напоминал Мэтту картины с горными синими озерами, окруженными снегами, из тех, что обычно делают на календарях. Сейчас он показался ему каким-то придавленным, напряженным.

- Мередит! - произнесла Бонни, прежде, чем Мэтт успел собраться с мыслями. Голос Бонни звучал как из-под тяжелой подушки.

- Все в порядке. Я только…стараюсь держаться подальше. Не волнуйся, я не отпущу тебя.

Мэтт вновь почувствовал уколы еловых иголок. Некотрые из них вновь коснулись его шеи справа.

- Бонни, перестань! Ты тянешь дерево прямо на нас с Мередит!

- Мэтт, заткнись!

Мэтт заткнулся. Его сердце дико стучало. Все, что он мог сделать, уже делалось за его спиной.

«Но это глупо», - подумал он, - «Потому что, если Бонни тянет дерево, то я могу попытаться сдержать его.»

Он оглянулся, взрагивая, и попытался увидеть в отражении окна, что на самом деле происходит. Его рука двинулась по толстому стволу, поверх веток с иголками.

Он подумал, что нельзя забывать об осколках веток, находящихся рядом с его горлом.

- Получилось! - прозвучал приглушенный голос, сопровождаемый щелчком отстегнутого ремня безопасности. Чуть погодя голос осторожно сказал, - Мередит, мне в спину упираются иголки.

- Окей, Бонни, Мэтт, - проговорила Мередит с усилием, но с большим терпением, подобно тому, как они разговаривали с Еленой.

- Мэтт, теперь ты должен открыть дверь со своей стороны.

В голосе Бонни прозвучала паника,

- За моей спиной не только иглы, но и небольшие ветви. Они похожи на колючую проволоку. Мне… мне не подняться.

- Мэтт! Ты должен прямо сейчас открыть дверь!

- Я не могу.

Тишина.

- Мэтт?

Мэтт поворачивался, упираясь руками и ногами в чешуйчатую кору дерева. Он со всей силы отталкивал его ствол.

- Мэтт! - Мередит почти кричала, - Оно упирается мне прямо в горло!

- Я не могу открыть дверь! Снаружи она прижата деревом!

- Откуда там может быть дерево? Это же дорога!

- Как там может быть дерево, растущее здесь?

Теперь в машине повисла другая тишина. Мэтт чувствовал, как поломанные ветки и иголки прижимаются все ближе к его спине и шее. Если он как можно быстрее не увернется куда-нибудь, то больше никогда не сможет этого сделать.

Дата добавления: 2015-07-11