Я считал, что должен жить в Ашфорде. То, что я Наследник, внушалось мне постоянно, и я понимал, что это значит. Кто‑то должен заботится о Замке и о гостях. «Хозяин – это, прежде всего, обязанности» ‑ тяжело вздыхая, говорил мой отец.
‑ Я не поеду в Лондон! – закричал я им из своего угла.
Они мгновенно замолчали, вспомнив, наконец, о моем присутствии.
Тетя Эста отправила меня спать, а сама уехала в тот же вечер. Мое слово оказалось решающим. Это успокаивало.
Не могу точно сказать, когда я начал понимать, что происходит в Замке. Тетя Эста забирала меня иногда в Лондон, на несколько дней. О жизни особо не расспрашивала, а показывала город, парки, огромные дома, совсем не похожие на готические сооружения, к которым я привык. Два раза мы с ней были в Дублине. Тоже красиво. Она дарила мне множество книг. Читал я все подряд.
Образ жизни тети Эсты в корне отличался от привычек моей Семьи. Через два года, когда мне исполнилось девять лет, она вышла замуж. За маггла. У него было свое издательство. Книги, которые он продавал, совершенно не походили на наши. Какая разница? Это же книги! Библиотеку Ашфорда я изучал, мечтая в будущем стать ученым, а в огромном книжном магазине, принадлежавшем Луису Босиани, рыскал для удовольствия. Дядя Клаус расстраивался, но молчал. Я быстро понял, что они с тетей Эстой договорились не вмешиваться в деятельность друг друга. Они уважали мой выбор. И я был благодарен им за это.
Так прошло четыре года. Я считал себя защищенным, во всем на свете разбирающимся и очень умным. Дядя Клаус учил меня множеству интереснейших вещей, не забывая попутно добавлять, что за пределами Ашфорда о моих познаниях упоминать не стоит. Я обожал свой Замок, огромные, вечно заваленные кипами старых пергаментов столы, постоянно кипящие в подземельях котлы, стаи летучих мышей, с упоением кружащих под сводами башен, и царствующего над всем этим великолепием Мага. Он довольно быстро переселился в Ашфорд насовсем, уезжал редко и увлеченно занимался моим образованием. Пожалуй, я был счастлив.
Могу точно сказать, что к моменту поступления в школу я не питал никаких иллюзий относительно обитателей Замка. Я прекрасно понимал, с кем живу. Но я привык, не видел в этом ничего странного и, честно говоря, смутно представлял, чем именно я сам отличаюсь от моих многочисленных гостей. Я гордился. У кого еще есть такие родственники?
Вечером моего четырнадцатого дня рождения мы сидели вдвоем с Дядей Клаусом за столом на Тревесе. Я страстно желал этого разговора. Теперь я взрослый. Раньше, отвечая на мои многочисленные вопросы, Дядя Клаус часто отсылал меня к этому дню. Наконец, я дождался. Теперь я научусь превращаться в летучую мышь и смогу попасть в ту часть подземелий, которая была мне недоступна. И больше никогда не услышу от него отказа в удовлетворении моего любопытства. Я взрослый.
Дядя Клаус выглядел очень серьезным и нервничал, что само по себе было странно. Сперва он сказал, что я вырос и могу называть его Кес. Это было приятно. Но на этом приятное и закончилось. Дальше начался кошмар.
Я не перебивал его, а только слушал, с нарастающим ужасом понимая, что никогда, ни за что, ни при каких обстоятельствах, я не соглашусь на его предложение. Я НЕ ХОЧУ. И когда он закончит, я должен буду ему отказать. А как ему отказать и что после этого будет, я представлял слабо.
Я не боялся его. Меня даже не испугала предательская мысль о странной смерти отца. Мой отец не согласился. И я не должен. Не сейчас, это точно. Но все, что он мне рассказывал...
Я испугался себя.
Своих тайных желаний, Семьи, Ашфорда, в котором больше двух тысяч лет ничего не менялось, моего долга перед гостями, перед Кесом, перед... людьми...
Я, наконец, осознал, с кем провел детство. Я понимал это всегда, но осознал только теперь. И мне было страшно. Я человек. Я слабее их всех. Я смертен, в конце концов. И я не хочу ничего менять. Не сейчас. Я должен отказаться. Я могу отказаться. Имею право. И не надо взывать к моей сознательности. Я ‑ просто до смерти перепуганный мальчишка, которому сегодня стукнуло четырнадцать. С чего он взял, что я взрослый? Он хочет, чтобы я принял решение сейчас же. И я знаю почему. Он не желает терять время.
Он вкрадчив. Я смогу вернуться в школу, жить в свое удовольствие, передо мной откроются такие перспективы, о которых я и мечтать не смел, меня будут бояться, я стану сильнейшим волшебником, смертному никогда не достичь таких высот. Это и есть мое Наследство. Я должен его принять. Но могу отказаться. Предложение остается в силе, пока я жив. Но зачем терять время...
Я перестал его слушать. Нельзя! Обратного пути не будет. Мне нужно стать действительно взрослым. По‑настоящему. Тогда я смогу принять правильное решение.
‑ Почему мой отец отказался? – спрашиваю я, не узнавая собственного голоса.
‑ Ты совсем не похож на своего отца. У тебя задатки сильнейшего мага. Он и не должен был соглашаться. Он бы не справился. Последний раз по‑настоящему подходящий случай был в середине семнадцатого века. Я бы мог отойти от дел и заниматься только наукой. Но не успел. Наследник погиб совсем молодым. Я не хочу потерять тебя также. Подумай, Севочка!
‑ Ты, случайно, не помог моему отцу освободить тебе поле деятельности?
Он отшатнулся, поджав и без того тонкие губы. Обиделся! Надо же!
‑ Ты сам сказал, что если бы мой отец согласился, то я не остался бы сиротой.
‑ Боже мой, Сев! Чему я учил тебя семь лет? Ты так ничего и не понял!
‑ Я понял. Просто так спросил... Я не хочу. Извини, Кес.
Тишина. Воздух становится вязким и тягучим. Я замер. Я смотрю ему в глаза. Пока он меня не отпустит, я не оторвусь. Не получится. Его взгляда я не боюсь. Он не может меня заставить. Я не способен оторвать взгляд, но он на меня не действует, как на остальных. Мы с ним даже тренировали этот фокус прошлым летом. Стал бы он меня учить, если бы желал мне зла? Он не может меня заставить. Я могу согласиться только сам. А ведь он прав. Согласившись, я стану когда‑нибудь волшебником более могущественным, чем он. Но я НЕ ХОЧУ. Не продавишь. И не пытайся.
Кес отводит взгляд. Как тяжело...
Я вскакиваю из‑за стола и, не оглядываясь, бегом устремляюсь к себе. Теперь я знаю, почему они не могут ходить в Восточное Крыло. Никогда не смогут.
Я сижу в спальне, обхватив колени руками. Что же мне теперь делать... Я всегда знал, что не такой, как все. Мне это нравилось. Очень. И никогда не приходило в голову, что придется заплатить за то, что дети в школе шарахаются от меня, как от прокаженного. Заплатить вот такой ночью. Я считал, что просто умнее остальных. И сильнее.
На следующий день меня ждал еще один удар. И он оказался не слабее первого. Вот уж не ожидал...
Размышляя ночью над своим положением, я решил посоветоваться. Единственный человек, к которому я мог обратиться за советом, была моя тетя Эстер Босиани. Она, конечно, все знала. Потому и ненавидела Кеса. Потому и не хотела, чтобы я жил в Ашфорде. Под утро я написал ей письмо, понимая, что она предложит послать Кеса подальше, переехать к ней в Лондон и не «грузиться по пустякам». Она была всего‑то на двенадцать лет меня старше. Если Кес станет настаивать, я так и поступлю, но пока мне нужен был просто совет. Совет, как потактичнее отвязаться от Наследства, никого при этом не обидеть, остаться с Кесом в хороших отношениях и вернуть тот образ жизни, к которому я привык.
Ответа я не получил и, просидев весь день у себя, все‑таки спустился к обеду.
Вечер. Мы с Кесом сидим на Тревесе напротив друг друга, точно так же, как сидели вчера. Перед ним лежит пергамент. Он небрежно двигает его в мою сторону.
‑ Это написала мне Эстер. Я хочу, чтобы ты прочел, а то к подозрению в убийстве твоих родителей прибавишь еще какую‑нибудь мерзость.
Я читаю.
Этого не может быть! Не может быть!
«Кес, он спрашивает совета. Объясни ему, что я не стану отвечать. Я не желаю больше получать от него писем. Проследи за этим. Эстер.»
Что это? Я не верю! Она отказалась от меня? Она не может. Как же... Она мой опекун...
На Кеса я не смотрю. Он скажет, что не знает, почему она так написала. Может это подлог...
‑ Мы договорились. Давно. Она не имеет права вмешиваться в наши дела. Не пиши ей больше. Она очень любит тебя, Севочка, но отвечать не станет. У нас магический контракт. Я не мешал ей воспитывать тебя, как ей нравилось. Теперь ты наш. Я тебе вчера объяснял. У тебя есть вопросы?
‑ Она насовсем от меня отказалась?
‑ Ну что ты. Мы договорились на год. Один год. Не переживай. Просто я не хочу, чтобы на твое решение кто‑то влиял. Особенно человек, не имеющий к нашей Семье никакого отношения. Ты должен понимать...
‑ Я понимаю.
Вот так я остался один. В четырнадцать лет «год» воспринимается примерно как «вечность».
Через десять дней я уехал в школу. С твердым убеждением, что все сделал неправильно. Я, видимо, должен был согласиться. Кес остался разочарован. Это сквозило в его обычном ласковом тоне, в предложении подумать и в уверенности, что я все равно никуда не денусь.
Уже в школе я вдруг отчетливо понял, что ко всему прочему лишился дома. Не было больше места, куда бы я стремился вернуться. Это оказалось тяжелее всего.
~*~*~*~
Айс пробыл в Ашфорде почти месяц. Не знаю, как я не лопнул от нетерпения. Он вернулся в середине января. Занятия уже шли полным ходом, и я отчаянно мучился от необходимости создавать видимость учебы. В отсутствие Айса это оказалось сложно.
Выглядел он плохо. Казалось, стал еще бледнее, а главное, мрачнее и злобней. Перемены в нем было настолько заметны, что я не мог понять, почему никто, кроме меня, их не видит. Хотя нет. Был в школе еще один человек, который наблюдал за ним. Профессор Дамблдор явно знал, что происходит с Айсом. Он провожал его задумчивым взглядом при случайных встречах и следил за ним во время обеда в Большом Зале. Насторожено следил. Как будто ждал чего‑то. Примерно через неделю директор успокоился. Мне и раньше казалось, что он относится к Айсу немного пристрастно, но я прекрасно знал, что такое хорошие связи, и не видел в этом ничего предосудительного. Только Айс «ездил» домой непосредственно из кабинета директора. Ясно же, что не просто так.
~*~*~*~
Тоска ‑ неясно сформулированная цель.
Дети придают серьезное значение многим пустякам. Особенно подростки. Отсюда истерики и суициды. Подчас из‑за ерунды. Относиться бы мне в четырнадцать лет к окружающей действительности так, как я отношусь сейчас. Скольких проблем удалось бы избежать!
За десять дней, проведенных в Ашфорде после памятного дня рождения, я измучил себя настолько, насколько это может сделать перепуганный, всеми брошенный ребенок. Во всяком случае, мне нравилось считать себя безмерно несчастным.
К моему удивлению, в школе я обнаружил, по крайней мере, двух человек, которым было не все равно, что со мной происходит. Удивление было сильным.
Во‑первых, я не ожидал, что Дамблдор окажется в курсе моих проблем. И совсем не ожидал, что при этом станет меня поддерживать. Могу объяснить, почему. Никто не может быть в курсе наших дел, если Князь этого не хочет. А раз Кес счел возможным посвящать директора в свои планы, значит, они... друзья? Тогда какого черта директор не хочет, чтобы я согласился на предложение Кеса?
Во‑вторых, Фэйт.
~*~*~*~
Айс сильно изменился. И не в лучшую сторону. Он стал намного раздражительнее, еще злее на язык, и даже умудрился превратить в белку Алисию Сомерсет за то, что она посмеялась над его попытками оседлать метлу. Инцидент произошел прямо во дворе школы. Обезумевшую от ужаса белку ловили больше часа. Скандал вышел серьезный. Айс категорически отказался возвращать Алисии первоначальный облик, нагрубил МакГонагалл и был препровожден в кабинет директора для объяснений. Видимо, были причины, по которым Дамблдор не мог расколдовать Алисию сам. Но для понимания этих причин моего воображения не хватало. Айс успокоился только на следующий день и сам отправился в кабинет директора, где обитала уже почти сутки жертва его ярости. История эта вызвала у меня приступ панического ужаса. Ну и приятеля я себе завел...
В середине февраля Айс отправился домой, как обычно, на одну ночь, а за завтраком я опять наблюдал очень обеспокоенного директора. Пару дней Дамблдор пристально следил за ним, потом успокоился. Через месяц все повторилось. Перемены мне совсем не нравились.
Может, обязанности Хозяина Ашфорда оказались слишком обременительны? Он явно не получил ожидаемого. В конце января я спросил его о превращении в летучую мышь. Он нервно ответил, что это оказалось для него невозможно. Больше мы на эту тему не говорили.
Но серьезнее всего меня расстраивало беспокойство директора после визитов Айса в Ашфорд. Раз Дамблдор считает это опасным, то зачем позволяет? Что может угрожать Айсу дома? Его родственники ‑ очень милые люди, а Дядя Клаус в нем души не чает, зовет его исключительно «Севочкой» и никогда ему не противоречит. Айс действительно Хозяин в своем Замке. Это было видно летом. Они его уважали и слушались. Что же там могло случиться, что ни сам Айс, ни Дядя Клаус, ни Дамблдор не в состоянии были прекратить?
~*~*~*~
Вот уж от Фэйта я никак не ожидал подобной прыти. Если директор настороженно провожал меня взглядом день‑два, то Фэйт просто «сел мне на хвост». Он следил за мной. И дело было не в любопытстве. Он беспокоился за меня. Объяснить ему я ничего не мог, а у него хватало ума и такта не спрашивать. Я был ему невероятно благодарен. Просто за то, что ему было не все равно.
Я упивался своим несчастьем, даже получал некоторое извращенное удовольствие от понимания, что никто мне помочь не может. А необходимость учиться летать на метле делала ситуацию совершенно невыносимой. Так я и страдал, с большим, надо сказать, удовольствием, пока не обнаружил, чем мои страдания чреваты для окружающих.
Почему из Алисии Сомерсет получилась именно белка, я не знаю. Я даже палочку не доставал. К счастью, этого факта никто не заметил. Что‑то мне Кес говорил, да я, наслаждаясь собственным горем, видать, прослушал...
МакГонагалл была в бешенстве, но трансформировать белку не пыталась, что говорило об ее опытности. Алисию поймали, и наше милое общество переместилось в кабинет к Дамблдору, где я и заявил, что превращать ее обратно не стану. Кажется, я даже ногами топал от злости.
‑ Ну и не надо, ‑ спокойно сказал директор, ‑ пусть попрыгает.
После этого попросил всех зрителей кабинет покинуть.
Когда мы остались одни, он уселся в кресло и предложил мне чаю. Я настолько офигел, что даже злиться перестал.
‑ А почему бы вам меня не отчислить?
‑ Ты хочешь этого?
‑ Я всегда этого хотел.
Именно об отчислении я мечтал, пока, хромая, тащился за МакГонагалл в кабинет директора. Колено разболелось в самый неподходящий момент. Впрочем, это уж как обычно. Только теперь я знал причину. Понимание того, что мне действительно никогда от этого не избавиться, настроения не улучшало.
Исключив из школы, Дамблдор не оставит мне выхода. Эстер со мной не общается, значит, придется вернуться в Ашфорд и согласиться на предложение Кеса. Что мне еще останется делать? Не могу же я всю оставшуюся жизнь просидеть в Восточном Крыле. Таким образом, я полностью перекладывал на директора ответственность за выбор моего будущего. Осознать, что исключать меня он не собирается, было крайне неприятно.
‑ Ты понимаешь, что никто кроме тебя расколдовать ее не сможет?
‑ Разве вы не можете?
‑ Могу, конечно, только гуманнее будет ее предварительно утопить. Ты не находишь?
Я молчал. Значит то, что говорил мне Кес, правда...
‑ Разве Кес не объяснял, что теперь тебе нужно быть поаккуратнее?
‑ Я думал, он шутит...
‑ Шутит?
‑ Или преувеличивает...
‑ Послушай, Северус... Я понимаю, как тебе сейчас трудно, но согласись, что не очень справедливо заставлять окружающих страдать из‑за ваших семейных неурядиц.
‑ Вы вообще понимаете, что сейчас сказали? – удержаться от хамства я не смог.
‑ Девочка не виновата, – твердо произнес он.
‑ Можете считать ее моей первой жертвой, ‑ злорадно отрывался я, упиваясь своей безнаказанностью.
Так вот, что имел в виду Кес! Вот она ‑ неограниченная власть! Никто ничего не сможет сделать. Они ничего не могут мне сделать. Никто не заставит меня ее расколдовать.
Я развеселился.
‑ А если явятся ее предки, отправьте их объясняться к Кесу. Он их сожрет. Вместе с белкой.
Директор смотрел на меня сочувственно и молчал.
Если я сейчас не перестану смеяться, то будет истерика. Однозначно. Этого еще не хватало!
‑ Вы меня не заставите.
Смех удалось обуздать и я начал успокаиваться.
‑ Я знаю. И вовсе не собираюсь тебя заставлять.
Какого дьявола он так спокоен! Интересно, что надо сделать, чтобы его довести. Он вообще орать умеет? Может, превратить прыгающую по клетке белку еще в какую‑нибудь пакость, тогда он, наконец, перестанет смотреть на меня с сочувствием. Ненавижу! Всех ненавижу! Этих тупых учителей, гадких детей, вообще людей, у которых нет забот, кроме каких‑то пустяков и мелочей. Почему им всем хорошо, а мне так плохо? Я могу превратить их жизнь в ад. Запросто. И мне ничего за это не будет. Ничего!
‑ Северус, ты человек... ‑ доносится до меня издалека.
Что‑то мягкое... Ощущение полета и невероятной усталости... Как при отравлении, только ничего не болит...
‑ Что это было?
Теперь я лежу в его кресле, а он сидит на подлокотнике и откровенно смеется над моей растерянностью.
‑ Обычный обморок, мистер Подросток.
Мне стыдно. Я что, истеричная барышня, чтобы в обморок падать?
‑ Все в порядке, ‑ мягко говорит он. – Просто ты пока не обладаешь счастливой способностью ненавидеть весь мир без ущерба для себя. Но при некоторой тренировке...
Он надо мной смеется.
Действительно, глупо получилось. Надо пользоваться случаем. Может, удастся хотя бы сравнить информацию, полученную от Кеса, с тем, что скажет мне Дамблдор.
‑ Вы можете мне объяснить, что произошло?
Он встал и начал ходить по кабинету, хмуря лоб. Потом решительно остановился и посмотрел мне в глаза.
‑ Будет лучше, если ты станешь задавать вопросы.
‑ Как я ее заколдовал?
‑ Ты разозлился.
‑ Разве?
В тот момент я вовсе не злился... Пожалуй, досадно было... Хотелось тишины...
‑ В этом‑то все и дело. Ты разозлился... не так, как злятся... люди. Ты разозлился... по‑другому. Отсюда столь тяжелый эффект. Ты как раз должен избегать теперь такой... отвлеченной досады. Старайся переводить свои отрицательные эмоции в обычную ярость. Не надо сдерживаться. Ты прекрасно топал ногами на профессора МакГонагалл. Постепенно, когда ты научишься не давать вырываться «той» злости, сможешь контролировать и обычную. Но не сразу. А девочке я теперь не могу помочь. Мы можем вернуть ей форму, но твой... холод... останется с ней. Чтобы этого не случилось, ты должен пожелать вернуть ее обратно. Не согласиться, а пожелать. Ты понимаешь?
Я понимал. Объяснение Дамблдора было совершенно не похоже на то, что говорил мне Кес, но суть была та же. Оба предлагали учиться контролю. Но как по‑разному можно описать одно и то же! Кес делал упор на сознательном использовании моих «талантов», а директор на их обуздании. А не пошли бы они оба...
‑ Я не хочу.
‑ Почему?
‑ Не знаю. Не хочу, и все...
‑ Разве она что‑то тебе сделала плохое?
‑ Это здесь вообще не при чем. Мне просто все равно. А вы сказали, что нужно желание.
Он стал очень серьезен.
‑ Вот что, Северус, тебе придется определиться. Если решил остаться человеком, то и веди себя соответственно. А если тебе «все равно», то лучше соглашайся на предложение Кеса, да поскорее. Люди хотя бы будут знать, с кем дело имеют.
‑ Не будут. Таких, как вы, очень мало.
‑ Главное, чтобы ты сам понял, кто ты есть.
‑ Действительно! Какие пустяки! Да я только этим и занимаюсь второй месяц.
Он опять засмеялся.
‑ Ну тебя. Иди отсюда. Если станет не «все равно», то приходи сам и расколдуй свою «первую жертву». Время пока есть.
Я уже открыл дверь, когда он тихо добавил:
‑ Кесу я пока ничего не скажу. Сомневаюсь, что его это обрадует.
Дверь я захлопнул и резко обернулся к директору:
‑ Как раз это его очень обрадует.
‑ Объяснений не будет. Иди отдыхай.
Разговор был окончен. Я вышел в коридор и практически споткнулся об сидящего под дверью Фэйта.
‑ Ну что? – вскочил он.
Как же я был рад! Точно не любопытство. Я уверен.
‑ Ничего. Я не стал ее расколдовывать.
‑ А почему они не могут?
‑ Ну... Я применил некоторый вариант... родовой магии. Теперь только я могу. А я не хочу.
Я старался никогда ему не лгать. Отчасти тренируясь говорить правду, ничего при этом не сказав. Полезное умение. Не мог же я объяснить ему все, как есть. Он мой единственный... друг. На край света сбежит, если узнает, с кем связался.
Глава 4. II. Книга ужасов и предложений (часть 2)
Единственным предметом, который не давался Айсу, были полеты. Но после возвращения в январе он взялся за них всерьез. Днем над ним смеялись, и он уходил летать по ночам. К лету он вполне освоил эту науку и, если летал и не отлично, то, во всяком случае, не хуже других.
К концу третьего курса он оттаял и стал почти прежним. Почти, потому что появилось у него в глазах что‑то виноватое и очень несчастное. Может быть, даже страх, но я считал, что мне кажется.
За все свои переживания я получил в итоге замечательный подарок. Айс сам попросился ко мне на лето. Я был счастлив. Пусть сидит в библиотеке и дни, и ночи. Я больше не буду к нему приставать. Главное, чтобы он был доволен.
Благодаря Айсу я окончил третий курс не хуже второго. Так и не прочитав в своей жизни ни одной книги.
~*~*~*~
Когда я заявил Кесу, что проведу лето в Имении Малфоев, лед между нами сломался. За те полгода, что мы «дулись» друг на друга, я умудрился провести дома рекордно мало времени. Четыре ночи. И ни секунды больше.
В середине июня Кес отступил. Мы «помирились». И все стало как было. Почти. Когда‑нибудь меня перестанет нервировать постоянное ожидание в его холодном взгляде. Когда‑нибудь я смогу посмеяться над тем, что любая беседа с ним обязательно закончится упоминанием его предложения. Лет до тридцати я ему не отвечу. Я так решил. Я даже набрался храбрости и сказал ему об этом, прибавив на всякий случай еще пять лет. Он обещал, что подождет. Что ему остается? Когда мне будет тридцать пять, мы обсудим все заново. Это вовсе не значит, что я соглашусь. Просто обсудим. А пока он увлеченно занимался скрытой рекламой. Да и открытой тоже. Ну‑ну... Боюсь, милый Кес, что шансов у тебя нет. Если уж я отбился в четырнадцать... А впрочем, там будет видно. Может быть, с возрастом я, наоборот, смогу оценить его предложение. Мне еще многому надо учиться...
Тогда же, в июне, я рассказал ему о белке. Все‑все рассказал. В подробностях. Даже про обморок, хотя это было самым неприятным. Уж очень мне было интересно, почему Дамблдор решил, что Кеса эта история не обрадует. Может, и не обрадовала, но такой хохот мне доводилось слышать редко.
‑ Понимаешь, Севочка, ‑ сказал он отсмеявшись, ‑ белочка пушистая – это не совсем то, чего я мог бы ожидать от разозлившегося, потенциально сильнейшего темного мага, которого я семь лет лично обучал. Ты представить себе не можешь, сколько надежд ты этим во мне убил.
И он снова расхохотался.
Ну, в общих чертах я все понял. И, честно говоря, порадовался.
~*~*~*~
Хорошо быть линкором ‑ башню снесло, три осталось!
Четвертый курс начался для меня так же беззаботно, как и три предыдущих. Беззаботность продлилась почти четыре недели. В конце сентября, сидя за завтраком, я, как обычно, поймал на лету сброшенную совой газету, чтобы она не угодила мне в тарелку. С первой страницы на меня смотрел портрет отца. Очень серьезно, надо сказать, смотрел. Лихорадочно пробежав взглядом по строчкам, я узнал, что стал хозяином Имения. Молча встал, свернул «Пророк» и медленно пошел из зала.
О чем я думал? Да ни о чем, в общем‑то. Единственная мысль, которая помещалась в тот момент в голове, пыталась уверить меня, что это ошибка. Безуспешно, надо сказать. Я не обольщался. Какая там ошибка, раз на первой полосе напечатали.
Я не плакал. Не спеша, спустился в спальню, Надел теплый плащ и, повернувшись, ткнулся в Айса. Попытка его обойти успехом не увенчалась, да я и не рассчитывал особо. Что я, Айса не знал. Он отобрал у меня «Пророк» и, изучив его секунд за пять, сунул обратно мне в руку.
‑ Куда собрался? – спросил он довольно равнодушно.
‑ К озеру.
‑ Ну‑ну...
~*~*~*~
Вот и он остался один. Его мать второй год жила в Марселе, и что‑то мне подсказывало, что она не приедет. Я даже не мог понять, почему я так решил. Какое‑то смутное ощущение, связанное с Кесом. То ли я когда‑то слышал какой‑то разговор, то ли не разговор, а просто какие‑то намеки. Не помню. Давно было. Ах, да. Прошлое лето.
На эту тему я размышлял, двигаясь за Фэйтом в сторону Запретного Леса. В отдалении, конечно, двигаясь.
Надо спросить у Кеса, что там случилось. То, что Фэйту позволили провести прошлое лето в Ашфорде, показалось мне подозрительным еще тогда. Его отец прекрасно знал, кто я такой и что за место Ашфорд. Недаром он передавал Кесу приветы. Ни один нормальный человек не отпустит туда ребенка, находясь в здравом уме и твердой памяти. И если прошлым летом меня обуревали смутные сомнения, что это неспроста, то теперь я был просто уверен. Слишком много интересного я узнал о своей милой семейке с тех пор.
Ничуть не замедляя шага, Фэйт решительно скрылся среди деревьев. Надо поторопиться, а то я потом его не найду.
~*~*~*~
Я хотел разыскать то маленькое озеро, вокруг которого мы носились как‑то ночью на первом курсе. Не знаю, почему, но мне хотелось именно туда.
Мать, скорее всего, не приедет. Отца наверняка убили. Я уверен. Хотя надо прочитать все подробнее. Только найду озеро.
~*~*~*~
Он устроился под деревом, примерно там, где мы с ним гуляли как‑то ночью, и изучал газету. Я сел на траву таким образом, чтобы не выпускать его из виду, но и не попасться ему на глаза. Надеюсь, что это ненадолго. Меньше всего ему подходит имидж одинокого страдальца. Переживет.
~*~*~*~
В общих чертах я так это все и представлял. Отца убили прямо в его кабинете, в Министерстве Магии. Ведется расследование. Спорить могу, что ничего не найдут. Одна радость – мать приезжает сегодня вечером. На три дня. На похороны. Наверно, мне надо быть дома... Да, пожалуй...
~*~*~*~
Он так и не заплакал. Сидел на земле, с прямой спиной и, отложив прочитанную газету в сторону, не отрываясь глядел на черное озеро. Начинало темнеть. Стало совсем холодно. Надо его уводить. Эти чертовы ангины...
~*~*~*~
За те полтора года, что я не видел свою мать, она совсем не изменилась. Похороны особого впечатления на меня не произвели. Казалось, что все это какой‑то мучительный сон, но не было ощущения, что я сейчас проснусь и все кончится, а представлялось, что сон этот должен вскоре перейти в новую фазу. Не менее неприятную, но другую. Как болезнь с высокой температурой или бредом, когда состояние, может, и меняется, но каждое новое не лучше и не хуже, а просто другое.
На следующий день мать возвращалась во Францию. На прощание гладила меня по голове и все время повторяла, что ждет летом к себе. Я проводил ее и вернулся в школу.
Вот так. Три дня ‑ и инцидент исчерпан. Был человек ‑ теперь нет. Быстро и просто. Я понял, что в этой жизни ненавижу так же сильно, как страх. Я ненавижу необратимые процессы. Может быть, даже больше, чем страх. Просто со страхом сталкиваешься каждый день, и он очень мешает жить. А с необратимыми процессами встречаешься гораздо реже, и в повседневной жизни о них забываешь. Теперь я запомню.
~*~*~*~
Конечно, я был прав. Я всегда прав. В школу Фэйт вернулся практически в нормальном виде. Он даже не заболел ничем. Страдания – это не для него. Через неделю он с прежним упоением дрался с такими же придурками, как он сам, пакостил Филчу и срывал уроки. Все у него было отлично...
Дата добавления: 2015-12-08; просмотров: 181 | Нарушение авторских прав