Читайте также:
|
|
Страх смерти
Все мысли о смерти
Нужны для жизни.
Лев Толстой.
Смерть — это все. Смерть — это ничто.
И будут черви грызть твой труп.
Старинная детская песенка
Однажды мое прекрасное тело просто перестанет быть, затем покроется пятнами и червями и станет прахом, на котором вырастут прекрасные цветы. Если конечно повезет.
Смерть (ги́бель) — прекращение, остановка жизнедеятельности организма.
Все мы рождаемся и входим в земную жизнь на условиях обязательного ухода из нее. Мы знаем, что нам отпущено какое – то количество лет и однажды мы уйдем в никуда, по – видимому туда, откуда в свое время пришли на землю. Для одних это другие миры, инобытие, для других – ничто.
Смерть всегда несла некий отпечаток таинственности и мистичности. Непредсказуемость, неизбежность, неожиданность и подчас незначительность причин, приводящих к смерти, выводили само понятие смерти за пределы человеческого восприятия, превращали смерть в божественную кару за греховное существование либо в божественный дар, после которого человека ожидает вечная и счастливая жизнь.
Смерть нельзя рассматривать как противоположность жизни. Смерть — это не отсутствие жизни, а её окончание, завершение. Поэтому смерти противостоит не жизнь, а рождение. Это вполне естественный процесс перехода из живого состояния в неживое. Живое и неживое, выживание и не выживание — это две стороны единой окружающей нас природы.
Вся наша и западная культура ориентированы на то, чтобы не думать о смерти.
В действительности мыслей о смерти избежать нельзя, как бы мы того не хотели, поскольку это единственное, что в нашей жизни со стопроцентной гарантией осуществится. Материалистическое общество лицемерит, когда призывает человека полностью отключиться от подобных мыслей. Если смотреть на этот вопрос непредвзято, со стороны, то кажется странным, что большинство людей не готовятся к самому важному, итоговому событию их жизни. Чем меньше мы знаем о чем – либо, тем больше боимся этого. И наоборот, то, что нам известно, кажется не таким уж страшным. Вытесненные в подсознание мысли о смерти руководят оттуда нашим поведением, и мы не в состоянии корректировать их сознанием (З.Фрейд).
В нашей культуре сегодня вряд ли найдет поддержку мысль о том, что к смерти надо готовиться, и нам может показаться странным, что на Востоке внезапная смерть считалась большим несчастьем. Известный философ Монтень говорил, что он хотел бы умереть за работой. С точки зрения материалиста это звучит красиво, Но фактически мы видим желание спрятаться от смерти в привычной деятельности и уйти от налаживания связи между мирами.
Работа является составной частью жизни и имеет смысл, только пока жизнь продолжается. Освобождение от работы обычно переживается нелегко. Но в старости необходимо пройти через это и сохранить самоуважение, несмотря на замену прежнего социального статуса статусом пенсионера. Согласно воззрениям индуистов, последние годы, вместо сожаления об уходящей жизни и связанных с этим страданий, необходимо посвятить размышлениям о прожитом и подведению итогов, а в китайской классификации возрастных периодов, или жизненных циклов, выделяется даже этап познания собственных заблуждений. При таком подходе идентификация себя в старости приобретает смысл.
Вызывает сомнение, что атеистическая доктрина может дать глубокое ощущение смысла жизни и счастья. Хотя, как утверждает В.Франкл, смысл жизни, в принципе, можно найти и при атеистическом подходе. По данным социологического исследования М.Аргайла, верующие люди более счастливы и здоровы. Трудно не согласиться с К.Юнгом говорившим, что для психического здоровья лучше видеть в смерти цель, к которой надо стремиться, чем отгонять от себя мысли о ней. Особенно актуальным это становиться в конце жизни, ведь духовное здоровье невозможно без перспективы, «прицельной точки в будущем». Во всех мировых религиях есть стоящая над миром цель, следуя к которой человек может прожить вторую половину своей жизни так же целенаправленно, как и первую. Видеть в одухотворенной смерти цель возможно только в том случае, если к ней иначе относиться и ощущать земную жизнь в ее связи с более широким контекстом, а не в отрыве от других возможных миров. На прожитую жизнь можно смотреть как на заданную и решенную задачу, за которую вскоре предстоит отчитаться.
Зачатки этого мироощущения есть почти у любого человека, но воспитанный в нас и привычный нам атеистический подход накладывает вето на поощрение и развитие в себе подобных состояний души. Нужна внутренняя смелость, чтобы противостоять широкому атеистическому мировоззрению, не быть предубежденным, когда речь идет о спорных вопросах бытия, доверять своей интуиции. И эта смелость получает вознаграждение в виде настоящего глубинного самоуважения, ощущения внутреннего стержня и смысла прожитой жизни.
Наиболее благоприятным периодом для размышлений о смысле жизни является старость. Во многих исследованиях отмечается, что уже в преддверии старости люди в большинстве своем становятся более религиозными, даже независимо от влияния социума. В качестве примера можно привести «отца позитивизма» О. Конта, который в 50 лет сменил свое позитивистское мировоззрение на религиозное. Очевидно, приближение старости ставит перед человеком новые задачи. Погоня за властью и богатством утрачивает прежнюю значимость, ведь, даже если они будут достигнуты, пользоваться ими он сможет недолго.
В старости очень болезненной становится проблема планирования будущего и связанная с этим проблема смысла жизни. Многие пожилые люди пытаются взглянуть в глаза своему будущему и понимают его неизбежное сужение и ограниченность, если считать теперешнюю земную жизнь единственной. В нашем обществе принято обходить эти вопросы молчанием, как будто их не существует вообще. В результате каждый решает их на индивидуальном уровне, кто как может, и часто не лучшим для себя образом. Социокультурный норматив «не думать о смерти» приводит только к тому, что эти мысли становятся особенно страшными и поэтому загоняются глубоко в подсознание.
Однако вечные вопросы актуальны не только для старости. Даже если вы молоды и сильны, это еще не значит, что вы неуязвимы для смерти. К ней лучше быть готовым всегда, поскольку неизвестно, когда она наступит. «Memento mori», — говорили древние, и в этом был глубочайший смысл. Если мы не формально, а действительно глубоко ощущаем ограниченность жизни, мы больше ценим каждое ее мгновение и ничего не откладываем на потом. Ведь этого «потом» может и не быть.
Часто люди, представляя свою возможную смерть, думают не столько о прикосновении к непостижимому, сколько о том, как это воспримут те, кто останется на земле. Они чувствуют себя так, как будто и в этот миг выступают на жизненной сцене, продолжают играть данную им роль.
Однажды на экскурсии водитель автобуса неожиданно завез группу по узкой петлистой тропинке высоко в гору. Вниз было страшно смотреть: малейшее неверное движение или отказ тормозов могли окончиться плачевно. В эти минуты большинство туристов молчали. Но потом некоторые поделились своими переживаниями, и было удивительно, насколько они оказались различными. Одна женщина, оказывается, больше всего волновалась о том, смогут ли опознать ее тело, если оно будет искажено до неузнаваемости. Другая женщина возбужденно рассказывала, как представляла себе некролог в газете и реакции на этот некролог всех своих знакомых. Казалось, что она не в состоянии представить себя даже после смерти без привычного окружения, отказаться от земных интересов, отделить свою сущность от преходящих явлений.
Подобные восприятия возможности смерти свидетельствуют о том, что эти люди и после ее наступления еще долго не смогут оторваться от земных дел. Для них земные дела — единственная реальность. И ни на какую другую они не настроены. По-человечески это вполне понятно, ведь наша культура наложила на них свой отпечаток. Но настоящие знатоки посмертных состояний — тибетские ламы говорят о нежелательности психологических задержек на пути перехода, о невосполнимости потери первых решающих мгновений после смерти для дальнейшего продвижения. Даже мысленное представление своей смерти дает своеобразный прогноз, как мы, скорее всего, будем вести себя после ее наступления.
В древности человека учили опыту умирания. В те времена люди были ближе к природе и стремились к общению с духами окружающих стихий и своих умерших предков. Так что различие между этим и тем мирами не казалось им таким уж значительным. В некоторых странах Востока людей учили даже опыту перевоплощения. Одним из ключевых моментов этого является попытка проникнуть в природу человеческого сознания. Каково оно сейчас и как проявит себя, когда разъединится с телом? Некоторые люди проходили даже через символический опыт микросмерти, в чем-то сходный с глубокой медитацией на смерть.
Психологическая наука утверждает, что, доведя в своем воображении любой страх до предела, человек перестает бояться его. Ведь опыт, полученный нами в воображении, мало чем отличается от реального. И в своей жизни мы, наряду с реальным, постоянно пользуемся воображаемым опытом, иногда даже не отличая один от другого. Все это в полной мере относится и к микросмерти. Поэтому человек, воспитанный в таких культурных традициях, почти совсем не боялся смерти, во всяком случае, страшился ее значительно меньше, чем большинство наших современников. К тому же он получал поддержку от родственников и друзей, которые по мере своих сил и разумения помогали ему перейти в иной мир. Современные же люди своим горем, плачем, отчаянием очень затрудняют положение умирающего, а в дальнейшем также и умершего. Фактически они хотят вернуть его в прошлое. И он, видя тяжелое эмоциональное состояние близких ему людей, никак не может от них оторваться. А это для него пагубно, поскольку его душа уже должна отрешиться от земных дел, перед ним стоят уже совсем другие задачи. Мало того что он совершенно не подготовлен к смерти, так еще родственники мешают ему ориентироваться в новых переживаниях, заставляют терять драгоценные первые мгновения после смерти.
Дата добавления: 2015-12-07; просмотров: 81 | Нарушение авторских прав