Как-то раз, трое шаловливых заек выбежали после занятий в воскресной школе на улицу. День был солнечный и радостный, скоро зайчатки должны были отправится с прочими зверятами из воскресной школы в большое путешествие на байдарках по православным местам. Зайчатки уже представляли, как будут сидеть у костра и слушать истории о святых, о воинах, защитниках земли русской, о будущем, и кfк они будут верно служить своей стране. Взялись они за лапки друг друга и стали весело прыгать, поднимая хвостиками пыль.
И вот вышел им навстречу енот-сефирот. Идёт, глядит на всех грозно исподлобья, курит, книга чёрная подмышкой. Подходит он к зайчаткам и говорит: "Ну что, мылаши, верите вы своего боженьку? А хотите я вам своего покажу, настоящего?". Рассмеялись зайчатки, ведь знали они, что нельзя боженьку увидеть, а только в сердце своём ощутить и призвать. Тогда разозлился енотик топнул лапкой и сказал, мол ладно, не верите, я вам сейчас покажу!
Он отошёл в сторонку, очертил круг мелом, потом звезду в нём, а по пяти лучам перевёрнутые кресты. Открыл он книгу, стал голосом страшным читать из неё какие-то молитвы замогильные. Прижали зайчтаки ушки, стали ближе подходить. А енотик им и кричит: "Вставайте кругом! Да явится сущий". Испугались зайчатки, растерялись и кругом встали.
И тут явился святой Николай.
Русь... Православие... Дух...
Глядя на просторы полей наших русских, неважно, еду ли я куда или смотрю на коробку "Родных просторов", переполняет сердце моё русское щемящее и сладкое чувство. Вот она Россия, Русь...
И всегда ищу я на светлом русском небе одинокий отблеск храмового креста. Ведь что такое Русь без Православия? Ничего! Одна бесовщина. Бесовщина денег, разврата, христопродавцев.
Эх, не передать мне того, как как подкатывают к моим глазам слёзы радости и счастья, слёзы тоски и безграничного медового отчаяния, когда вижу я храм наш православный. Вижу я своих предков, сражающихся с нечистью поганой, языческой. Вижу наших крестьян, что помолившись идут вспахивать землю русскую. Вижу ангелов, что спустились на Русь и защищают её.
Люблю Россию.
Люблю храмы наши, войдя в которые растворяешься в господе нашем Иисусе Христе, в самоей Руси. И так радостно от этого, словно сам Господь спустился к тебе на ладоши и заиграл утренней росой. И так радостно...
И так больно, когда забывают люди о Руси И Храме. Когда вместо молитвы они распивают алкоголь и курят, слушают музыку бесовскую и ведут разговоры матерные про блуд. Жалко мне вас атеистов и грехопаденцев, ведь не ведаете вы могучей силы Руси и Православия.
Сам я долго пребывал во грехе. Плачут по мне бесы и прогулы ставят. Но раскаялся я, вновь пустив в сердце своё Православие Русь. И вас хочу за собой позвать. Придите ко мне и вместе мы будем наполняться радостью и благостью, ибо только Православие и Русь спасут нас от геены огненной.
Кайтесь. Кайтесь и приходите ко мне.
Гаденькая заметочка: падения Рима (пьеска)
Закат.
Над вечным городом туман и дым.
И двое у окна в измятых тогах,
Стоят в великом напряженьи спин.
Вот он, патриций, и она лупина,
Стоят и смотрят в огненный закат.
Что видно в нём? Сплошную смерть и тину.
Но разговор идёт меж ними так:
Лукреция!
Сгорает Рим,
и наша вся Империя за ним.
Младая поросль в штанах
И варваров чуть больше, чем сограждан,
танцует там, где предков прах.
А впрочем.. всё уже неважно.
Лукреция, закат уже на Тибре,
он хуже Спартака и тех рабов.
Лукреция, моё созвездье,
где нам искать отныне кров?
Лукреция, закат стоит над Римом.
Их слишком много, слышен только вой.
Что делать, если больше не осталось
куда идти и дома ни ногой!
Лукреция, за что немилостивы боги?
За что, за что они карают нас?
И где же раньше были все жрецы,
раз не услышали божественный тот глас?
Лукреция! Вы только посмотрите!
Вот акведуки, овощи и рожь.
Вот это всё огнём охвачено отныне
и ты костей своих не соберешь!
Лукреция, ну что же вы молчите?
Вам, право нечего ответить мне?
Но вот я знаю, вы же на такая,
Ведь всегда по всюду на коне!
Лукреция лукаво улыбнулась.
она была нага душой.
А потому всегда всё честно говорила.
Пусть и сейчас, когда всё ждут покой.
Ах, Август, знатный вы оратор,
но видите не дальше своих ног!
Кто мог тогда предположить,
Что Рим не выучит урок?
Вы знаете откуда всё паденье?
С того всё началось, мой друг,
Что ранним утром мы в маршрутках
давали им
по сотне за проезд.
И кто бы смог
в их положеньи
Умело править колесницей
и управляться с нашими деньгами?
Вот тут причина их восстанья,
Отсюда вся их власть над нами.
Что мы им дали? Школы, бани, бога.
Закон, и медицину, акведук.
Но кто же знал,
что дикость неизбывна,
холёный мой и славный друг?
Но мелочь эта, что мы проглядели,
И мелочь та, что в сдаче их была,
Поставила меж нами стены.
И ими же взята она.
Они восстали, милый вы мой Август,
За угнетенье, за работу и уют.
И вот теперь сгорает Рим.
Они прибрались в нём и сами подожгут
Они стояли так ещё недолго.
Покуда не ворвался в этот дом
Сутулый и косматый варвар и
не зарезал милых мастерком.
Так Рим и догорел устало,
Оставив памяти века,
немного тротуарной плитки
и бога, с именем на А.
Гаденькая заметочка: Пламень любви
В одном городе прямо на берегу стоял пивзавод. Пивзавод славился по всей стране, с торца продавали в розлив и мир рядом с этим местом всегда казался лучше.
А напротив стоял общественный частный туалет. Неведомо сколько его владелец отдал на взятки, но точно известно, что через год он уже ездил на редком васильковом Порше.
Как и все подобные заведения, туалет делился на две половинки М и Ж, каждой из которых заведовала отдельная бабушка: Елена Степановна и Вера Владимировна. Надо, кстати, сказать, что в особо трудные, дни половое различие здесь забывалось на радость бизнесу, а жизнь проходила под озорное отсчитывание сдачи и отматывание бумаги.
И была ещё одна странность: обе бабушки никогда не видели друг друга, но смутно догадывались, что если есть М, то должно быть и Ж, а иначе какая вселенская гармония?
Обстоятельства, чуднЫе дела, никогда не сводили их вместе.
Каждый вечер, дома, намазывая икру на хлеб (доходы-то позволяют), они думали одну и туже мысль:
-Не может быть такого, что б я была одна. Там точно кто-то есть, ведь не может быть иначе. Но почему, почему она не идёт ко мне? Ну я то понятно, у меня дел полно. А она?
Ну, может она… Может она… Может у неё была тяжелая жизнь и она сирота. И может детство было таким тяжелым, что она не хочет никого видеть.
А может ей просто не попадался хороший человек? Тогда я просто обязана найти минутку, подойти к ней и обнять. Я должна сказать, что в мире много хороших людей, что жизнь на девятом десятке не кончается, а только начинается. Я должна!
С этой мыслью обе они засыпали. Откуда была уверенность, что и на той стороне бабушка-тайна.
Жизнь так бы и шла, вынимая по песчинке из часов жизни, если б не безразличный и насмешливый случай: на пивзаводе что-то жахнуло и начался пожар.
Огонь быстро расходился по заводу, выбегали люди, выбегали горящие факелы и падали с рёвом и рыком, таким громким, будто умирали они не от огня, а от собственных криков. Бежавшие следом спотыкались об них и их затаптывали, поджигали упавшие рядом.
Пламя шло весело и легко, горела пивная, горели машины у обочины, а ветер с реки помогал красному петуху забраться повыше.
Елена Степановна и Вера Владимировна сначала заметили тишину в своих заведениях, и только потом её разорвали на куски вопли погибающих.
Они вышли на улицу. Огненный зверь жадно доедал пожарную машину и до до туалета оставались считанные шаги.
Бабушки впервые увидели друг друга. Седые волосы в пучок, яркие наряды, свойственные их поколению, усталые блеклые глаза, мешковатые тела. Они взялись за руки и долго изучали по отблескам в глазах жизнь друг друга. Между ними пронёсся горячий воздушный вихрь.
Бабушки обнялись и начали целоваться. Так крепко и так искренне, как недоступно это молодым, недоступно влюбленным, неведомому ни эллину, ни иудею.
Они целовались и сухие губы увлажнялись, сердца с трудом вспомнили забытые ритмы и тела медленно превратились в монолит, издали больше напоминающий индейский тотем во время праздника урожая.
Так они и погибли в этом пламени. То ли от огня, то ли от настоящей любви.
А завершит этот парад ахинеи лучшее, что я когда-либо придумывал и писал. Точка.
Гаденькая заметочка: ненаписанная эпопея (много букв, много)
Идея этой эпопеи посетила меня много лет назад, может на четвертом или на пятом курсе. Это должно было быть масштабное произведение, в котором герои путешествуют из города в город и видя, что что каждый из них со своей странностью, и именно эта странность даёт ему жизнь. Например в планах был город, в котором всю свою жизнь закручивают и откручивают огромный болт.
Как и любой молодой графоман я хотел наполнить эпопею героями и приятностями своей жизни. Но потом, один из главных героев оказался в итоге не самым хорошим человеком и имя... а пусть остаётся. Слишком долго я носил это в себе.
Это не полноценный рассказ, а так, скорее синопсис повести, которую я так и не напишу: лень и тяготение к малой отточенной форме. Да и диалоги у меня выходят топорные.
Читайте, может кому пригодиться, но упоминайте автора. И извините за долгую аннотацию. Эта штука меня должна уже отпустить после пяти лет проживания в голове.
Города строились по-разному. Где-то вырывали яму, обмазывали глиной и зажигали в ней костёр. Потом строили навес и ссыпали зерно. Получался неплохой амбар, который позже превращался в храм, а где храм, там и чудеса, люди, богатства. И вот он город.
Или на большой реке ставили пристань, а может на пресечении путей из одной деревни в другую ставили постоялый двор и стены для защиты. Город мог появиться и так.
Вамем же появился на месте маяка.
Башня в несколько метров высотой, с круговой лестницей, по которой носили наверх дрова. Но иногда дрова не доносили, корабли разбивались и служители маяка неожиданно богатели. Что поделать, такова судьба.
На такое сырное место потянулись и другие, маяк перенесли в место, откуда кораблю точно не спастись. А старый маяк сделали капищем, где приносили жертвы какому-то богу, который должен был присылать корабли.
Однако эта история началась в то время, когда Вамем стал торговым и научным центром. Именно здесь установили, что земля летит в межзвездной пустоте на спине огромной черепахи, а на ней в свою очередь стоят 4 быка: запад, Восток, Север и Юг. Ну а на ней и земля. А что б точно знать с какой стороны какой бык стоит (каждому воздавали свою хвалу и и у каждого была работа) посреди города стоял невероятной высоты обелиск, именуемый Зарат и на каждой стороне была указано имя быка. Получалось что-то вроде компаса.
Но однажды в город пришёл некто Сэро Греймин, блудный ученый. Не особо церемонясь он прошёл прямиком к местной академии наук, где тактично пояснил двенадцати мудрецам, что Земля круглая. Мудрецы долго смеялись, а потом строго посмотрели на Сэро и велели не сеять смуту.
Тут надо сказать, что эти ученые были ещё и главными администраторами города, а значит всегда вызывали чьё-то недовольство. Так у людей бывает: сидишь в золоте, ешь золото, а чем-то недоволен.
Сэро даром был блудный ученый, он вышел на площадь и стал смущать толпу рассказами о круглой Земле. Над ним смеялись, к нему прислушивались, но молодых вамемцев он задел. Кто-то, из особо активных, вдруг решил, что если сейчас особо смелые и честные пойдут за Сэро и докажут, что Земля не стоит на быках, то всё будет хорошо и можно будет доказать лживость текущей власти, сместить их и есть и пить уже с платины.
Молодость, горячность и высокие идеалы делают людей на редкость тупыми и потому. чрез несколько дней уже начались сборы, а через пару недель несколько тысяч молодых людей в полном дорожном облачении пошли за Сэро Грейминым, ведь никто больше не знает дороги.
Сэро же пошёл из чистого научного любопытства, ему было необходимо привести свидетелей. Хотя бы сотню.
И они ушли, оставив за спиной стелу с выбитыми буквами “Зарат Восток”
А город особо и не жалел об ушедших. Стало тише, спокойней, никто не кричал и ни призывал. Мягкое, пледистое болото накрыло город и он стал ещё более радостным для жизни. Как рекламный проспект дома престарелых.
И эти несколько тысяч шли.
Они шли год, они шли второй.
Иногда, когда начинались дожди, вся эта толпа, назвавшая себя Уходимцы, ставила шалаши и жила по несколько дней в ожидании солнца.
Им встречались кочевники, подарившие своё умение строить небольшие юрты и находить воду в степи.
Жители лесов научили их охотиться на больших лесных зверей.
Иногда Уходимцы, слава о которых (пусть порой и сомнительная) заходили в города. Города были очень разные и не походили один на другой.
В одном всю жизнь закручивали и откручивали огромный болт, в другом жили настолько технически продвинутые люди, что кошек и собак в этом городе даже и не знали. Кто-то оставался в этих городах и был счастлив до конца своей жизни, кто-то вливался к ним в племя. Всё жило и двигалось. Много дней, месяцев.
И на пятый год путешествия появились первые дети, идти стало сложнее и дольше.
На десятом году пути племя разделилось. Это случилось на большом празднике, отмечали день Ухода из Вамема. Большой бородатый человек сказал, что у них есть своё видение пути. И они пойдут дальше. Без детей и долгих привалов, они придут в Вамем первыми подготовят всё для тех, кто вернется.
В эту ночь они разошлись, разошлись как косяк сельдей, разделенный внезапно нагрянувшим дельфином.
Через 7 лет Сэро сильно заболел и Уходимцы простояли на привали почти четыре месяца, бегая по окрестным селениям в поисках лекарства. Сэро выздоровел, но идти уже не мог и часто спотыкался.
Тогда ему раздобыли лошадь, повозку и Сэро плёлся в третьем ряду, уныло разглядывая окрестности и что-то занося в свои книги с пустыми страницами.
На тридцатый год путешествия осталось не так много тех, кто вышел из города. Много осели в городах и поселках, некоторые поставили свои дома и дали жизнь новым селениям. Тех стариков осталось всего ничего, человек двадцать и почему они шли было уже непонятно. Но было много молодых. в возрасте своих отцов и матерей, ушедших из Вамема.
Сэро пришёл со своими возмутительными речами ещё молодым, ему было около тридцати, но это путешествие его потихоньку выматывало и на пятидесятый год в пути, в окружении внуков и правнуков первых Уходимцев, Сэро Греймин спокойно умер.
Их осталось около двадцати. Они не знали куда идут и зачем, им никто не пояснил, просто сказали, что надо идти с этим человеком, а они и шли. Потому что так жили мы уже не один год. А значит так правильно.
Потомки открыли книги Сэро и увидели, что они пусты, а единственные строки, которые иногда появлялись на страницах были весьма странными: “Всё слилось. Всё слилось. Всё слилось как пыльная дорога.”
Молодые люди решили похоронить Сэро и нашли подходящий камень, похожий на надгробие. На нём было написано “Зарат Запад” и они решили, что кто-то тут уже лежит. Здраво рассудив, что мертвым всё равно, они раскопали песок и положили учёного вместе с его книгами, постояли, немного и пошли дальше, оставив за спиной надпись “Зарат Восток”.
Песни
каменных
енотов
Дата добавления: 2015-12-07; просмотров: 54 | Нарушение авторских прав