И ГРЯНУЛ БОЙ.

Но близ московского царя

Кто воин сей под сединами?

Двумя поддержан казаками,

Сердечной ревностью горя,

Он оком опытным героя

Взирает на волненье боя.

А. С. Пушкин

Поднимая тучи пыли, широкими степными дорогами к Полтаве опешили полки. Царь, прибывший туда в се­редине июня, каждый день слал во все концы гонцов, торопя войска. Дальше медлить было нельзя: Полтава держалась из последних сил. Туда попробовал было пробиться по мосту Меншиков с дивизией, но шведы заметили движение русских войск и поставили перед мостом заслон. А с полтавских стен каждый день прилетали в русский стан ядра с записками, в которых говорилось, что пороха нет, гарнизона и жителей осталось не больше половины.

Вечером под воскресенье Петр собрал генералов на совет. Высказывали много различных мнений, некоторые, особенно Меншиков, советовали подождать калмыков, находившихся в пяти-шести переходах от Полтавы. Петр слушал молча, уста­вившись немигающим взглядом на канделябр.

Легкий ветер колыхал полы шатра, пламя свечей дрожа­ло, – казалось, они вот-вот погаснут, но огненные язычки не гасли, поднимаясь колеблющимися ленточками.

Петр ткнул мизинцем в янтарную трубку и сунул в рот иску­санный мундштук. Князь Волконский встал, чтоб поднести Петру подсвечник, но царь перегнулся через руку Меншикова и прикурил от люльки Палия. Несколькими сильными затяжками раскурил трубку. На лбу сбежались морщины. Он заговорил спокойно, раздельно, поглядывая по очереди на генералов, как бы ища в их глазах протеста и в то же время не допуская его:

– Полтаву вызволить зело надобно. Возьмет ее швед – тогда потопчемся здесь. Карл от своего замысла не отступает. Снова в траншеи войско послал. Они к Крестовоздвиженскому монастырю арматы[31] стянули и город жгут, а мы на ассамблеях плясать будем? Так, по-твоему? – повернулся он к Меншикову, – Не будем ждать. Пленный сказал, что шведы хотят пер­вые баталию начать. Но мы должны опередить их. Надо перей­ти реку и ударить всеми полками. Войска хватит. Да и знать надо, что больше разум, уменье одолевают, чем количество. Пе­реправить надо войско тихо.

– По одному броду сразу всех не переправишь, – сказал Шереметев.

Петр на мгновение задумался, взял со стола свернутую в трубку карту и развернул на коленях.

– Артиллерию можно по мосту перевезти вот тут, возле сельца Петровки, – ткнул он пальцем.

Палий наклонился вперед:

– Ваше величество, тут, кроме Семенова брода, есть еще два.

– Еще два? От Семенова далеко?

– Почти рядом. И не глубже, чем Семенов, воды по колено. Дно песчаное. Хоть наш берег и болотистый, но зато выходить будем на твердый.

– Где? Показать можешь? – переложил Петр карту на ко­лени Меншикова. Генерал Рен пододвинул канделябр.

– Вот они оба, – показал Палий.

Петр поставил ногтем крестики и передал генералам карту. Налил из графина воды и припал к ней потрескавшимися, об­ветренными губами.

– Когда переправляться будем? – спросил Шереметев, потирая занемевшую ногу.

Петр допил воду и, вытирая платком рот, ответил:

– Сейчас начнем. Сниматься шумно, с огнями, итти назад. Там тайно повернем влево и к бродам подойдем. Переходить реку тихо, никому не болтать, огня не светить. Часть конницы следует послать в тыл шведам. Пусть станет где-то возле Будищ. Кого пошлем?

– Снова послать Скоропадского, – подсказал генерал Рен.

Петр взвесил, сколько у него остается конницы.

– Быть по сему, – сказал он. – Ну, господа генералы, не­чего сидеть. С богом!

Генералы стали выходить из шатра. Петр на минуту задер­жал Палия, отвел его в сторону.

– Ты, господин полковник, не езжай к Будищам, оставайся со мной. – И, выпустив большой клуб дыма, продолжал: – Большая баталия предстоит, от нее зависит, быть России и Украине вместе или нет. Пошли, посмотрим, как собираются войска.

Они вышли. Ночь была теплая, спокойная. Затих до утра, заснул, кутаясь в густые тени, на другой стороне Ворсклы лес. В темной воде поблескивали большие редкие звезды – казалось, будто кто-то щедро набросал в реку золотых червонцев, они попадали на дно и заиграли в темной глубине белым светом.

Лагерь, уже затихавший на ночь, снова зашевелился. Ржали во тьме лошади, перекликались пушкари, громко ругались кап­ралы, выстраивая солдат.

На противоположном берегу скакали дозорные, стараясь понять, в чем дело. Генерал Реншильд, которому, раненый Карл передал командование, тоже терялся в догадках. Он доложил королю, и они решили, что русские отступают. А на рассвете их разбудил капитан и сообщил, что русские в трех местах пере­правляются через Ворсклу. Реншильд хотел помешать, но Карл остановил его:

– Не успеешь. Пока поднимешь полки, русские на этой стороне будут. Только генеральный бой фортуну в нашу сторону повернет. Опередить их надо, первыми атаковать. Готовь вой­ско к баталии, завтра с рассветом ударим.

Русское войско переправилось через Ворсклу и остановилось на берегу. Когда последний батальон перешел реку, Петр в со­провождении генералов поднялся на высокий холм, окружен­ный глубокими оврагами. Глазам открылась широкая равнина, напоминающая подкову и по краям обрамленная лесом. Вдали виднелись села Яковцы, Тахтаулово, Малые Будища.

Все глядели вперед.

– Место мы выбрали подходящее, – сказал Меншиков.

– Для Карла оно тоже не плохое.

Шереметев оторвал от подслеповатых глаз подзорную трубу.

– Редуты надо строить, хотя бы с полдесятка. Гляди, твое величество, вон там, возле деревеньки, – указал он левой ру­кой, передавая Петру трубку.

– Я и так вижу. Только надо их еще немного вперед подви­нуть... Бригадир Августов, будешь ночью строить редуты! За редутами поставить кавалерию Рена и Бауэра, а также Волконского.

Шереметев отрицательно покачал головой:

– Всю кавалерию там ставить нельзя. Волконский пусть разместится в лесу, за деревенькой...

– Всю кавалерию там ставить нельзя. Волконский пусть разместится в лесу, за деревенькой...

– За Малыми Будищами, – подсказал Меншиков.

– Со Скоропадским они нам в нужное время мно­го помогут.

Петр не возразил главнокомандующему. Он стал что-то отмечать на карте. Сзади кто-то тихонько вздохнул и зевнул в кулак. Царь свернул карту, обер­нулся:

– Кто там в обоз просится? Подайте коней, объедем полки. Дух воина перед боем крепок быть должен.

Он взял Шереметева под руку и стал спускаться с холма.

– Страшновато, Борис Петрович. Не за себя опа­саюсь. Ведь если баталию сию проиграем – оторвет Станислав от нас Украину.

– Не бойся, все ладно будет. Побьем Карла, истинный бог, побьем!

Петр сел на тонконогого, огненной масти коня и поехал вдоль полков. Солдаты брали на караул, далеко по полю ка­тились приветственные клики. Возле Семеновского полка царь осадил коня. За семеновцами были еще два казачьих полка, а дальше – артиллерия.

– Товарищество! Король польский и самозванец Лещинский привели к своей воле изменника Мазепу, – говорил царь нарочито громко, чтобы слышали казаки. – Уповал изменник собрать под свои знамена двадцать тысяч войска, подкупил Порту, орду. Но волею божьей казаки и малороссийский народ остались нам верны, шведские войска уже наполовину разбиты, султан с нами мирный трактат подписал, войска Лещинского разогнаны. Остается нам докончить викторию. Вера и отчизна к этому нас призывают!

Громким «ура» проводили Петра семеновцы и казаки. Изда­ли царь еще раз взглянул на ровные четырехугольники, они вселяли в него веру.

На Диканьку опустилась ночь. Большие белые звезды, беспо­рядочно разбросанные по небу, заливали бледным светом спя­щее село. Широкой улицей, прячась в тени, крались три чело­века. Это были Максим, Дмитрий и Мазан. Не доходя до пере­крестка, они остановились под яблоней, что склонилась над плетнем, и начали советоваться.

– Вон там повесим последний – и делу конец, – показал рукой на ворота Мазан. – Дидько его знает, что делать! Нуж­но бы хоть с кем-нибудь из казаков поговорить. Только как ты поговоришь? Зайдешь в хату, а там сердюки. Те сразу шум под­нимут.

– Нет, лучше не на ворота, а прямо на двери по­весим, – сказал Максим, вынимая из-за пазухи свер­нутую в трубку бумагу. Он перепрыгнул через пле­тень, перебежал двор и поднялся на крыльцо. Максим еще не успел как следует приклеить бумагу, как в хате послышалось покашливание, вслед за ним раз­говор, а еще через мгновение скрипнула дверь. Мак­сим отскочил в сторону, за куст сирени. На крыльце показался в нижнем белье казак. Потягиваясь, он прошел к сараю, где стояли лошади. Потом вышел из сарая, зевнул, перекрестил рот и пошел в хату. Возле двери остановился. Только теперь он заметил на дверях что-то белое. Испуганно оглядываясь, казак сорвал бумагу и, не прикрыв дверь, скрылся в хате. Дмитрий и Мазан видели с улицы, как блеснул в избе огонек, как поднялся из-за куста Максим и прокрал­ся в сени.

– Вот чорт, – прошептал Дмитрий, снимая с плеча ружье, – еще попадется.

А Максим, спрятавшись в углу, слушал, что делается в хате. Медленно, по складам, кто-то читал глухим басом:

– «...И мне, как царю и оборонцу малороссийского края, надлежит отцовскую заботу иметь о вас, чтоб в рабство и разо­рение Малую Россию не отдать. Мазепа хочет народ продать шведу, церкви православные отдать в унию...»

– И то правда, ей-богу, – прервал кто-то, – разве не ста­вят шведы в церквах лошадей?

– Ш-шш, читай, Микола, дальше, – послышалось со всех сторон.

– «При этом объявляю, что нам стало известно, что бывший гетман хитростью, без нашего на то разрешения, аренды и прочие всякие великие поборы положил на малорусский на­род, будто бы для платы войску, а на самом деле для своего обогащения. Эти тяготы повелеваю с народа снять. Мазепа, забыв страх божий и креста целование, без всякой причины перешел на сторону врага. Не верьте ему, идите в наш обоз под Полтаву. Мы не имеем зла на вас, понимаем вашу невинов­ность. Мы, русские, одноверцы и братья по крови, никогда не оставим в беде малорусский народ, будем вместе драться против врага. Станем же дружно на супостата. Пусть сгинет враг.

Царь Петр, дано в обозе под Ромоданом», – закончил казак.

Некоторое время в хате было тихо. Потом послышался голос казака, читавшего универсал:

– Кто ж его разберет... Если бы знал, где упал, то соломы подостлал. Я про то говорю, не будет ли нам чего.

– Думаю, что простят, – послышался другой голос. – Давно надо было уходить отсюда, когда все уходили.

– Зачем мы будем сидеть здесь? Мазепин обоз стеречь? Войско все у Скоропадского и уже давно со шведом воюет.

В хате заговорили все разом. Тогда Максим вышел из угла и смело шагнул в хату.

– При его появлении несколько казаков вскочили на ноги, кто-то сорвал со стены саблю. Максим широким взмахом руки оста­новил его:

– Свои, повесь саблю. Это я царскую грамоту на дверях приклеил.

– Ты из какого полка? – спросил один из них.

– Из Палиевого. Меня послал с этой грамотой полковник Палий.

– Палий? – вскрикнуло несколько человек. – Его ж нет!

– Царь Петр его вернул из Сибири. Еще раз говорю: Па­лий меня послал с царской грамотой и своими универсалами, их у меня уже не осталось, прочитаете завтра, они здесь в селе есть. Полковник зовет всех вас итти в наш лагерь под Полтаву.

– А нам ничего не будет? – спросил один ив казаков.

– Тому порукой царское слово и слово полковника Па­лия. – Максим обвел присутствующих внимательным взглядом и уже тише продолжал: – Стыдно хлопцы. Неужто вы хуже всех! В такое время сидеть здесь – позор. Народ кольями шве­дов бьет, а у вас напрасно сабли на стенах висят. Неужто вы их подымете против своего народа? По правде, нам они не очень страшны. Вас здесь немного осталось. Поэтому, пока не поздно, идите к нам. Пускай с Мазепой дуки-сердюки остаются. Еще одно помните: если не перейдете – прощенья вам не будет. И от нас и от царя тоже. Теперь все, мне пора. – Максим про­тянул руку к двери.

– Подожди.

К нему подошел казак, который читал грамоту.

– Верим тебе, казак. Придем. Мы знаем, что правда всегда была там, где был Палий. Осталось здесь пять полков. Все о пе­реходе говорят, боятся только. Знаете, как нас Мазепа к Карлу вел? Сердюками окружил, и пикнуть нельзя было. Те полки, что отдельно были, сразу Петру написали, а нам что было делать? Теперь прорвемся, с боем прорвемся. Через три дня ждите нас, передайте поклон полковнику.

Посланцы Палия подошли к Ворскле перед рассветом. Обой­дя лесом шведский лагерь, они вышли на поле.

Один за другим, низко пригибаясь к земле, казаки бежали к густым кустам лозняка на берегу речки. До кустов оставалось не больше ста шагов, когда Мазан, бежавший впереди, остано­вился и махнул рукой. Максим и Дмитрий упали в траву, под­ползли ближе к Мазану.

– Там кто-то есть, – показал тот рукой, – не дозор ли шведский? Ползем сюда.

Но ползти им не пришлось. Справа послышался конский топот, приглушенные голоса. С земли было хорошо видно, как к Ворскле приближались всадники. До казаков ветер донес об­рывки разговора на незнакомом языке.

Вдруг над головой первой лошади блеснул огонек. Казаки невольно прижались к земле.

– Это по нас? – Максим легонько толкнул Дмитрия в бок.

– Откуда им нас видеть, – прошептал в ответ Дмитрий. Прогремел второй выстрел, уже значительно ближе. Где-то впе­реди, куда показывал Мазан, кто-то вскрикнул.

– Там наши, – вырвалось у Максима. Он стал на коле­но, сорвал с плеч фузею[32] и выстрелил.

Почти одновременно выстрелили Дмитрий и Яков Мазан. Шведы повернули коней в направлении Полтавы. Казаки под­нялись и с криками: «Свои, не стреляй!», уже не пригибаясь, побежали туда, откуда перед этим слышался стон. Навстречу им с саблей в руках поднялся солдат. Увидев, что это казаки, он наклонился к земле, где лежали, еще двое.

– Кто вы, откуда? – спросил Максим.

– За «языком» шли, а шведы товарища подстрелили, – быстро проговорил солдат, перевязывая оторванным рукавом сорочки плечо раненому.

– Берите, – сказал он, заканчивая перевязку. – А этого можно оставить, – указал солдат на пленного шведа.

– Зачем оставлять, возьмем и его, – ответил Дмитрий.

Дмитрий и Мазан взяли связанного шведа, во рту которого торчал солдатский треух, и бросились бежать вслед за Макси­мом и солдатом, которые уносили раненого. Путаясь в густых кустах лозняка, выбрались на берег и на минуту остановились отдохнуть.

– Ой, спасибо же вам, братцы, что так во-время шведов прогнали. Каюк бы нам был, – проговорил солдат.

Дмитрий прислушался. «Где я слышал этот голос?» – вспоминал он.

Казак наклонился к солдату и почти вскрикнул:

– Савенков! Узнаешь ли? Ты же к нам прикуривать прихо­дил, ужинали вместе.

– Тише, – толкнул Дмитрия Максим. – Потом будете гу­торить. У вас лодки нет? – обратился он к солдату.

– Есть, только она за полверсты ниже осталась.

– Теперь некогда за ней итти: того и гляди, шведы могут наскочить.

– Разувайтесь, хлопцы, – Максим первым стал снимать сапоги. – Как только мы их переправим?

– Я шведа перетащу, – сказал Мазан.

Дмитрий собрал и связал одежду, Максим и Савенков осто­рожно взяли раненого. Последним вошел в воду Яков Мазан, на плечах он нес шведа.

Увидев, что у того изо рта выпал треух, он проговорил:

– Ну, теперь кричи, сколько влезет. Только жабу напу­гаешь, тебе уже никто не поможет.

Мазан лег на спину, положил на себя шведа и, под­держивая его одной рукой за подбородок, а другой быстро загребая воду, поплыл к противоположному берегу, над кото­рым уже начинало светлеть предутреннее небо.

Савенков, время от времени отбрасывая рукой тяжелый ру­сый чуб, старательно насыпал бруствер редута. Рядом с ним копали другие солдаты. Земляной вал был насыпан только наполовину. Когда Савенков расправлял спину, он видел вправо и влево от себя такие же кучи земли. Редут, который насыпал Савенков, был вторым слева, рядом с ним на одной линии выси­лось еще восемь. Деревья для них солдаты носили из лесу. Воз­ле редутов дерево резали ножами и, обмотав тряпками топоры, бесшумно забивали в землю. К полуночи редуты обходил царь. Он спускался вниз, примерялся возле бойниц, снова взбегал на­верх, выругал сквозь зубы унтера, который сел под кустом покурить, шопотом подгонял солдат. Потом у первого редута пошептался с генералом, и тот, сняв с каждого редута половину людей, спешно послал насыпать еще четыре поперечных редута, для обстрела врага с тыла. Теперь работать приходилось вдвое быстрее. Болела спина, на руках появились мозоли. Наконец Савенков воткнул лопату в землю и толкнул локтем своего соседа:

– Пошли, отдохнем немного.

Чтоб не увидел кто-нибудь из офицеров, они пошли за пер­вый редут и сели на росистой траве. Густой туман окутал землю. Из тумана проступал лес, он казался легким, как марево. Над ним занялась утренняя заря. С Ворсклы повеяло прохладой. Ту­ман стал сбиваться в тяжелые клубы, они, казалось, катились по росистой траве. Где-то в болоте пронзительно, будто чув­ствуя опасность, дребезжал дергач. Вдруг к этому дребезжанию присоединился легкий шум. Савенков, растянувшись на траве, прислушался. Действительно, слева слышался глухой топот со­тен ног.

– Быстрей, быстрей к своим, – шепнул Савенков и бросил­ся бегом к редутам.

Но там уже знали о приближении врага. Савенков надел перевязь, плотнее натянул треух и занял свое место возле бойницы. Минуты ожидания казались непомерно долгими. Наконец появились густые колонны шведов. Они шли мед­ленно, четко выбрасывая вперед ноги, строго выдерживая строй.

Плотная стена черных кафтанов приближалась. Редуты угрожающе молчали. Когда шведы подошли не более как на тридцать саженей, послышалась резкая команда и первый редут блеснул огнем и окутался дымом. Почти половина шведов из первой шеренги, будто споткнувшись о какую-то преграду, повалилась наземь. Но другие шеренги не остановились, а только ускорили шаг. Тогда открыли огонь редуты, выдвинутые вперед. Савенков слышал только их первый залп, потому, что командир второго редута тоже отдал команду. Солдат поспешно пере­крестился, прицелился и спустил курок. Он видел, как смеша­лись шведские колонны, как, взмахивая короткими шпагами, офицеры возвращали назад солдат, как бегал между колоннами какой-то генерал. Редут, в котором находился Савенков, был недостроен – стрелять приходилось из-за беспорядочно на­сыпанных валов, земля осыпалась, набивалась в ружья, засоряла глаза. А шведы, хоть и нестройной толпой, вновь на­чали продвигаться вперед. Савенков не слышал команды офи­цера, не видел, как рядом упал сраженный пулей сосед. Переза­рядив ружье, Савенков выбирал цель, старательно целился и, спустив курок, снова брался за шомпол. Вдруг он заметил, что прямо на него бегут два шведа. Он подбросил в руках ружье и, почти не целясь, выстрелил. Один из шведов, сделав еще несколько шагов, ткнулся головой в землю. Другой повернул вправо и скрылся в клубах дыма.

Солдат осмотрелся. Редут был пуст. Только теперь Савенков заметил, что солдаты его и соседнего редутов, построившись в каре, отступают к лесу перед большой колонной шведов, ко­торые обошли редуты справа. Из редутов выскакивали отдель­ные русские солдаты, не слышавшие рожка и команды, и, оги­бая шведскую колонну, бежали к лесу. Савенков схватил ружье, вылез на бруствер и побежал следом за ними.

На сером небе появилось синее озерко. Оно быстро увели­чивалось, расплывалось. Тучи быстро поплыли за Будищинский лес. От земли подымался туман. Взошло солнце, в тумане оно казалось багровым.

Теперь Петр, который стоял на бугре, хорошо видел поле боя. Он уже знал, что шведы захватили два левых редута и, встретив сильное сопротивление, беспорядочно отступили от восьми правых.

Из-за леса выскочили шведские кирасиры, врезались в рус­ские кавалерийские полки, потеснили их. Палий, стоявший рядом с Петром, поднес к глазам подзорную трубу. Через минуту он опустил ее.

– Ваше величество, сейчас шведская конница опять закру­тит веремию[33].

Шведская пехота вновь выстроилась в две боевые линии. Шведы еще раз попробовали взять редуты, но, встреченные сильным огнем, смешались, потеснились в сторону и стали обхо­дить их. Правое крыло шведов не умещалось на узеньком про­странстве, оно постепенно уходило в лес и скоро вовсе скрылось из поля зрения. Левое крыло постепенно приближалось к по­строенному перед русским лагерем ротрашементу[34]. Их под­пустили на девяносто саженей, и пушкари разом, поднесли фитили. Будто буря пронеслась по шведским полкам, бросая на землю одних, гоня обратно в смертельном испуге других. Петр, сам того не замечая, сапогом ковырял землю.

– Молодцы, – закричал он, оборачиваясь к Палию, – хорошо ударили, смотри, как шведы покатились!

Но полковник уже смотрел в другую сторону.

– Ваше величество, там целая дивизия пехоты в лесу застряла.

Петр мгновенно понял Палия.

– Отрезать их, пусть Меншиков берет дивизию... – он огляделся, чтобы отдать кому-нибудь приказ.

– Ваше величество, – обратился к Петру Максим, кото­рый вместе с Дмитрием поддерживал Палия. – Я в лесу дороги знаю, сам когда-то здесь жил.

Петр бросил взгляд на Максима, затем на Палия. Полковник утвердительно кивнул головой. Тогда Максим вскочил на коня.

– Стой! – крикнул Петр. – Меншиков может не пове­рить. Писать некогда. Что ж ему дать?.. – Петр пошарил по карманам, потом выхватил изо рта трубку и протянул Мак­симу. Казак, не чувствуя, как сыплется в ладонь горячий пепел, зажал левой рукой трубку, правой ослабил поводья. Конь с места взял в галоп.

Максим отыскал Меншикова за редутом. Князь, разго­ряченный боем, сидел в толпе офицеров под кустом орешника. Максим соскочил с коня, передал Меншикову царский приказ и показал трубку.

– Где они сейчас? – спросил Меншиков.

Максим понял, о ком спрашивает князь.

– Там, где-то за лесом, в направлении Крестовоздвиженского монастыря. Лесом строй итти не мог. Они, видно, все правее брали, там поляны. Туда же отходили и солдаты из двух левых шанцев, – казак кивнул головой на редуты. – Нам можно и лесом ехать, там есть широкая дорога.

Меншиков отдал приказ. Офицеры разбежались по своим полкам, гусары сели на коней.

...В лесу было тихо и спокойно. Только где-то над головой, в чаще, ворковал голубь.

Ехать пришлось не долго. Через некоторое время лес по­редел, стали попадаться большие поляны, поросшие кустами, орешника.

Вдруг где-то впереди послышались выстрелы. Меншиков натянул поводья, поджидая высланный вперед разъезд. Разъезд возвратился и донес, что перед ними находится швед­ская дивизия генерала Росса, которая ведет перестрелку с солдатами, выбитыми из двух левых редутов. Шведы ото­рвались от своих и, наверное, не знают, что их войска отсту­пили перед ротрашементом.

Меншиков послал два полка прямо по дороге в обход врага, три других полка повернули лошадей влево и стали пробираться через кустарник. Шведы, расположившись на самой опушке леса, не ожидали нападения. С криком, стре­ляя на ходу, на них ринулись с двух сторон гусары. Некото­рое время шведы пытались обороняться, но, разрозненные, разбитые на отдельные отряды, они не в силах были выдер­жать натиск кавалерии и бросились бежать.

Дав коню свободу, Максим носился между кустами ореш­ника, умело действуя шашкой. За лесом протянулось поле, но через полверсты снова начинался лес. Выехав на поле, Максим увидел, что вместе с гусарами бегущих врагов пре­следуют солдаты Августова. Теперь приходилось сдерживать лошадей, чтобы не наскакивать на своих. Шведам тем вре­менем удалось добежать к шанцам возле Полтавы. Там, в лесистом овраге, завязался жестокий бой. Шведы поверну­ли пушки, из которых обстреливали Полтаву, и картечью стали бить по наступающим русским. Со свистом врезалась в деревья картечь, откалывая щепки. Столетние дубы и грабы глухо гудели, будто жалуясь на раны.

Еще на поле под Максимом убило коня, и теперь он бе­жал вместе с солдатами. Он скатился в овраг и, цепляясь за кусты, стал взбираться по склону. Вдруг куст, за который он ухватился, вырвался с корнем и Максим откинулся назад. Его поддержал высокий солдат. Казак наклонился вперед, схватился за ветку орешника.

В это мгновение справа грохнул выстрел, солдат выпустил руку Максима, упал на колени и покатился в овраг. Казак оглянулся на выстрел и увидел шведа. Прислонившись к дереву, тот подымал ружье. Тогда Максим, бросив к ногам саблю, выхватил из-за пояса длинный тонкий кинжал и, по­давшись вперед, метнул его. Кинжал просвистел в воздухе и пронзил шведу грудь. Но Максим не видел, как падал враг, – что-то горячее обожгло голову. Он протянул руку – рука не нашла опоры. Максим упал навзничь и скатился на дно оврага. Перед глазами перевернулись деревья, промельк­нуло голубое небо.

На дне оврага казак пришел в чувство и открыл глаза. Над ним склонились два солдата.

– Живой, – сказал один из них.

Максим собрал последние силы, пристальнее всмотрелся в знакомое лицо солдата.

– Савенков, и ты здесь. Помираю, друже. – Казак глот­нул воздух, изо рта струйкой побежала кровь. Слабым дви­жением он сунул в карман руку и протянул ее Савенкову. На ладони лежала янтарная трубка с искусанным мундштуком.

– На, отдай царю. Скажи, что я выполнил его приказ... Батьке поклон низкий... скажешь...

Максим не договорил. В горле у него заклокотало, длин­ные, похожие на женские ресницы вздрогнули и медленно опустились. На высоком челе неподвижно застыли две мор­щины; казалось, Максим, умирая, унес с собой какую-то глу­бокую думу.

Савенков, держа Максимову руку в своей правой руке, левой снял с головы треух.

– Кому это поклон, Скоропадскому? – спросил у Са­венкова второй солдат.

Савенков молчал. В уголках его глаз дрожали две боль­шие слезы. Он украдкой вытер их и тихо сказал:

– Нет, не Скоропадскому. Один батька у них – Палий.

К ногам Петра солдаты и офицеры сложили четырнадцать знамен и штандартов. Августов подъехал с поздравлением, но царь перебил его:

– Это только начало, генерал, не так легко Карла одо­леть.

Осторожно пробираясь между генералами и офицерами, к Петру подошел солдат. Он подал царю трубку.

– Казак передал, – сказал он.

– Очень кстати, я курить захотел. А где же тот казак?

– Убит. Он просил меня сказать, что исполнил твой приказ.

– Убит? – Петр посмотрел на трубку, будто видел ее впервые. Затем высыпал из нее на землю табак и осторожно положил трубку в карман мундира.

Савенков ушел. К Петру подъехал драгунский капитан и донес, что Карл бросил против казаков Скоропадского пе­хоту и что там уже с полчаса идет бой. Тогда царь, боясь, что­бы шведы не рассеяли казаков, приказал строить полки к бою.

Он выехал перед полками суровый, подтянутый. В мунди­ре гвардейского полковника, в ботфортах и шарфе, с полуторааршинной шпагой, рукоятка которой была перевита проволокой, Петр медленно проезжал перед войском. Остановил­ся против пехотных полков фельдмаршала, приподнялся в стременах, опершись о высокую луку турецкого седла.

– Воины, пришло время, когда решается судьба отчиз­ны! Поймите: не за Петра вы бьетесь. Нет. За державу рус­скую, за род свой!

Последние слова потонули в тысячеголосом «ура». Петр поскакал дальше. Тесными, ровными рядами стояли гвардей­цы. Царь, радостно прищурив глаза, прошелся взглядом по их высоким фигурам. Вместо ответа на рапорт Бориса Голицы­на сказал:

– Разве можно сомневаться в победе, глядя на таких орлов!

– Государь, ты видел нас в боях. Будет подвиг такой и ныне, как раньше, – сказал один из офицеров.

Конь снова понес царя дальше. Звонко заиграли рожки. Войско строилось в две боевые линии, по фронту расставляли пушки. На фланги выезжала конница. Петр подъехал к дивизии Меншикова.

– Твоя дивизия остается в ротрашементе, она будет ре­зервной.

В ответ на слова Петра из строя послышались возгласы:

– Государь, мы все несли равные невзгоды. Чем же те­перь провинились?

– За что нам перед всеми краснеть?

Петр рассмеялся:

– Ничем не провинились. Но кому-то нужно быть в ре­зерве.

Он повернул лошадь и в последний раз объехал линию войск. Перед одетым в сермяжные мундиры полком ново­бранцев натянул поводья.

– Не дело это, шведы по мундирам новичков сразу узнают. И линию здесь нашу прорвут. Им поменяться мун­дирами с новгородцами надо.

Опять заиграли рожки. Войско двинулось навстречу швед­ской армии, впереди которой, окруженного гвардейцами и драбантами[35], на носилках везли Карла.

Медленно сходились армии. Дрожала под ногами земля, дробно стучали барабаны. Лучи солнца играли на лезвиях штыков. Русские первые дали залп, из пушек и бросились вперед.

Трудно было что-либо разобрать. Петр видел, как разо­рвавшаяся граната свалила лошадей под носилками Карла и убила четырех драбантов. Гвардейцы подхватили носилки с королем, который размахивал шпагой, и пошли вперед.

Лошадь Петра послушно поворачивала по едва ощутимо­му движению повода. Гвардейская охрана стеной окружила царя. Свистнула пуля, прошила шляпу Петра на вершок от головы, другая ударила в седло, но Петр не обращал на это внимания. Он пытался охватить взглядом все поле боя. Уви­дев, что под натиском вдвое превосходящих сил противника отступает Новгородский полк, Петр подскакал ко второму батальону преображенцев и повел их за собой. Конь, пере­скочив через перевернутую пушку, прыгнул в сторону, чтобы не наступить на убитого, в вынес всадника в самую гущу боя. Опять пуля пробила шляпу у самой головы. Перед конем вырос шведский солдат с поднятым ружьем. Петр припал к гриве и ударил саблей по ружью, из которого курился ды­мок. В разорванном на плечах мундире налетел на шведа преображенец и вогнал штык врагу под ребра. Вдруг Петра что-то сильно ударило в грудь. Он схватился обеими руками за луку, чтоб не упасть. Пуля попала в крест, вогнула его, сплющилась и покатилась вниз вместе с драгоценными ка­меньями. Гвардейцы бросились к царю, остановили коня. Петр оглянулся: новгородцы снова пошли вперед. Тогда он, не сле­зая с седла, снял ботфорт и достал из него пулю. Кто-то про­тянул флягу с водой. Петр жадно припал к ней. Потом поехал к пригорку, где, поддерживаемый под руку Дмитрием, сидел на коне Палий. Петр остановился рядом. Ему казалось, что от начала боя прошло не более десяти минут, а на самом деле шел уже второй час. Армии как бы застыли на месте. Если бы не грохот выстрелов и не клубы дыма и пыли, можно было подумать, что войска остановились на отдых.

– Смотри, ваше величество, наши драгуны шведских кирасиров как поджали. Вот бы теперь во фланг шведу из пушек пальнуть, – показал трубой Палий.

И, будто в ответ на его слова, справа от леса вырвались клубы белого дыма. Шведы отпрянули, стали отходить. Но, поравнявшись со своей конницей, остановились снова.

Палий усталыми глазами продолжал смотреть в трубу. Он искал Мазепу. О, как ему хотелось сейчас увидеть пере­пуганного врага, встретиться с ним в смертельной схватке, вложить последние силы в нажим курка! На миг полковнику показалось, будто он видит окруженного сердюками Мазепу, но Палий не знал, что Мазепа, которому Карл поручил охра­нять тылы, уже стоял с немногими оставшимися верными ему казаками и горсткой сердюков у оседланных лошадей, готовый бежать при первом же известии о поражении.

Казаки стояли в засаде в лесу, прислушиваясь к грохо­ту боя.

– Пан полковник, – обратился к Савве Андрущенко, – не пора ли нам выступать? Сил нет ждать.

В ответ Савва молча покачал головой.

– Слышишь, гремит как? – сдерживая коня, тянувше­гося к ветке, заговорил Семашко. – Люди же гибнут, наши люди! Не могу больше, сам поеду к гетману Скоропадскому.

Но в этот момент кто-то громко крикнул:

– Дозорные скачут, шапками машут! Пришло и наше время. Эх, и ударим же!..

Полетела в траву медная пуговица, сорванная с кафтана нервной рукой Петра. Царь ударил коня шпорами, подтя­нулся в седле, кровь отлила от лица, глаза, не мигая, всмат­ривались в даль, туда, где кирасиры смяли кавалерию Бауэ­ра на фланге и поворачивали, чтобы ударить в центр, на пехоту Шереметева.

– Резерв, резерв! – закричал Петр, хотя и он и Палий хорошо понимали, что резерв – половина дивизии Меншикова – не сможет удержать шведов, а если бы даже и смог, то теперь все равно не успеет.

И Петру и Палию показалось, что все пропало.

Но вдруг за лесом поднялись тучи пыли. С гиком и сви­стом, поставив сабли наискось против ветра, на бешеном аллюре мчались казачьи полки и гусарская кавалерия князя Волконского. Кирасиры не успели даже развернуться, как были порубаны, разогнаны и рассеяны по всему полю. По­чуяв подмогу, русская пехота усилила натиск.

Шведы не выдержали, побежали. Офицеры связали уз­дечками разбитые королевские носилки, подхватили их на плечи и побежали, неся Карла впереди войск.

Русская кавалерия сделала полукруг и вновь разверну­лась навстречу шведам. Крайние казацкие полки прошли почти возле кургана, на котором стояли Петр и Палий. Вы­соко держа над головой знамя, с перекошенным, напряжен­ным лицом промчался мимо Яков Мазан. Он скакал посреди казачьей лавы, мчавшейся вдогонку бегущим шведам. Бы­стро-быстро бежала под ногами земля. Впереди Мазана над тучами пыли билось на ветру белое с синими полосками по краям русское знамя. Мазан пригнулся ниже к гриве, при­жал коня шпорами. Конь скакал бешеным, галопом. Белое с синими полосками знамя все приближалось. Уже было вид­но широкую спину всадника, крепкую, загорелую шею. А еще через некоторое время их лошади поравнялись и те­перь скакали рядом.

А на кургане неподвижно застыли Петр и Палий. Схва­тив руку Палия, Петр, как бы в забытьи, повторял одни и те же слова:

– Гляди, пошли как! Виктория, это – виктория!

Ничто уже не могло остановить наступления конницы. Кое-где шведы еще пытались обороняться, но вскоре бросали оружие и бежали к лесу, сдавались на милость победителей.

Русские и казачьи полки перемешались, и уже только два знамени виднелись на горизонте, и трудно было отличить их одно от другого.

Палий, опершись на руку Петра, следил за конницей. Из глаз старого полковника текли слезы. Они стекали по длин­ной седой бороде и падали на гриву коня, на кунтуш, на руку Петра, на истоптанную копытами черную землю...

1953 г.

ОГЛАВЛЕНИЕ

Глава первая. Выборы

Глава вторая. В грозу

Глава третья. Коварный друг

Глава четвертая. В Фастове

Глава пятая. Царские милости

Глава шестая. В плену

Глава седьмая. Обоз купца

Глава восьмая. За правду народную

Глава девятая. Враги

Глава десятая. Удар на Очаков

Глава одиннадцатая. В Киеве

Глава двенадцатая. По царскому велению

Глава тринадцатая. Новое пополнение

Глава четырнадцатая. Смерть сотника Цвиля

Глава пятнадцатая. Запорожцы

Глава шестнадцатая. В шляхетских сетях

Глава семнадцатая. Западня не захлопнулась

Глава восемнадцатая. Чья дивчина?

Глава девятнадцатая. Восстание

Глава двадцатая. Не посрамим славы казацкой!

Глава двадцать первая. Неверная любовь

Глава двадцать вторая. Дипломат

Глава двадцать третья. Черное предательство

Глава двадцать четвертая. Лагерь в лесу

Глава двадцать пятая. У короля Карла

Глава двадцать шестая. Друзья встречаются снова

Глава двадцать седьмая. И грянул бой

Дата добавления: 2015-12-07