Читайте также: |
|
Абазин с топором в руках прохаживался вокруг только что отремонтированной каморы, изредка ударяя обухом по бревнам, чтоб удостовериться, крепко ли держатся.
– Да брось ты там стучать, иди лучше под грушу и доплети кадушечку! – крикнула из сеней жена Абазина.
– Цыц, старая! – с шутливой строгостью крикнул Абазин. – Ишь, иродово племя, она мне еще указывать будет! Нет того, чтоб мужу воды подать или соку березового наточить – прохладиться. Нет, она его работой загонять готова, кадушечку ей доплети! – И уже серьезно добавил: – Правда, Одарко, вынеси соку.
– У меня руки грязные, полы мажу. Сейчас я Павлику скажу. Павлик, вынеси соку деду!
– Не деду, Павлик, а мне. Какой я у чорта дед?
– Опорка старая, гляньте, он еще не дед... А кто ж ты, скажешь, – парубок?
– Ой, гляди, доведешь ты меня, возьму да выгоню, а вместо тебя девку высватаю...
– Пан полковник, – крикнул от ворот всадник, не слезая с коня, – гостя принимайте, к вам Корней Кодацкий едет!
– Где он?
– В городе задержался. Он у Васюты, что шинок за базаром держит. Скоро тут будет.
– А ты куда едешь?
– Заскочу домой и опять в город. Я коня нашел доброго, а денег с собой не было.
– Одарко! – крикнул Абазин жене. – Приготовь чего-нибудь, к нам Корней едет.
Он еще некоторое время тесал бревно, потом загнал топор в колоду и вышел на улицу. Сел на обрубок, спрятанный в густой тени яблони, свесившей через тын свои ветви почти до самой земли. Не успел Абазин выкурить и люльки, как на высоком вороном коне к воротам подъехал Корней. Не замечая Абазина, Корней привязал коня, к крыльцу и пошел в хату. Абазин отвязал Корнеева коня, завел в хлев и, задав коню сена, тоже пошел в хату.
– Куда же он девался? – говорил Корней, выйдя с Одаркой на порог. – А, вон ты где...
Друзья крепко, словно стараясь побороть друг друга, обнялись, расцеловались.
Абазин пригласил Корнея в хату.
– Такая оковитая у нас есть, – хвалился он, – что аж дух забивает! Одна только моя жинка может такую пить.
– Пошли, попробуем твоей оковитой. Только коня надо завести.
– Какого коня?
– Как какого?
Корней посмотрел на улицу, затем перевел испуганный взгляд на Абазина:
– Я только что его привязал, Где ж он?
– Может, кто украл, у нас это часто случается. А-а, вон он, держи...
Корней обогнал Абазина и со всех ног кинулся на улицу. До калитки было далеко, и он с разгону прыгнул на тын. Но в это мгновение Абазин, громко смеясь, так дернул его назад, что Корней упал на землю.
– Мотню разорвешь... Ох, и побежал ты, так побежал, что тебе и коня не нужно... Я твоего коня в хлев поставил.
Корней поднялся с земли и, обиженный, пошел в хату.
– Вахлак чортов, что я тебе, мальчишка, что ли? – Но, дойдя до порога, сам от души рассмеялся.
Долго еще за столом все смеялись над этим происшествием.
После обеда Одарка поставила на стол миску с желтыми сочными грушами и небольшими, с виду зелеными, но очень вкусными яблоками. Ел их больше Абазин, который вообще любил вкусно поесть, как и всласть посмеяться при случае, а Корней только запивал обед сладким узваром.
– Хорошо, что ты приехал, – говорил Абазин, выбирая грушу, – а то остался я один, как перст. С тех пор как Искра уехал, только и работы, что с Одаркой ругаемся.
Одарка усмехнулась и вышла во двор.
– Расскажи все про Захария, я давно о нем ничего толком не слышал.
– Что там рассказывать? Заплыл Искра в наставленный на него вентерь. Подарил ему король именье, купить хочет Захария... А может, уже и купил.
– Ты был у него?
– И быть не хочу.
– Плохо, надо бы поехать. Не может он отказаться от старых друзей.
– Попробуй, поезжай и упроси какого-нибудь шляхтича отказаться от дворянства и скарба.
– Для чего мне туда ехать?
– Правда, смешно? Так и здесь. Если Захарий по началу не устоял, так теперь о том и думать нечего.
Абазин молчал, задумчиво посасывая грушу.
Вытирая об полу руку, в хату вошел Гусак, приехавший с Кодацким и задержавшийся в городе. Абазин повернулся к нему:
– Где ты ходил до сих пор? Садись к столу. Есть такая поговорка: «Тем, кто поздно приходит, – кости». Счастье твое, что мы мясного ничего не ели.
– Я не хочу, в городе пообедал.
– Хоть чарку выпей.
– Выпил там и чарку... Конечно, еще одна не повредит, только пусть она меня подождет. Я воды вынесу: какой-то проезжий просит коня напоить, а ведро оборвалось и в колодец упало.
– Казак, купец или посполитый?
– Кто его знает, на лбу не написано. Одет, как посполитый. Теперь не разберешь, только видно, что издалека едет.
Гусак взял в руки большую деревянную бадью.
– Проси его в хату, с дороги не мешает перекусить, кстати он нам, может, и расскажет что-нибудь. У человека с дальней дороги всегда какие-нибудь вести есть.
Гусак вышел, а друзья заговорили про урожай, про ярмарку в городе. Гость вошел вслед за Гусаком, скинул на пороге шапку, перекрестился на образа и поздоровался. Это был сухощавый человек лет тридцати пяти с тонкими прямыми чертами красивого лица. Абазин пригласил его к столу. Одарка подала еду, Корней налил ему и Гусаку по чарке.
– За здоровье ваше в горло наше, – перекинул Гусак чарку. Гость кивнул головой и выпил тоже. Гусак съел несколько ложек сметаны, вытер ладонью рот, налил себе еще чарку и закурил.
– Видно, издалека? – спросил Абазин.
– Издалека, – кивнул гость, продолжая есть.
– Куда бог несет?
– В Киев, к брату.
– Погостить на святки?
– Какие там гости... Надежда есть, что брат немного поможет, нищета одолела такая, что не дай бог никому.
Он кончил есть и полез в карман, но, спохватившись, вынул руку и вытер рот ладонью. Абазин пододвинул к нему груши и яблоки. Гусак сосал люльку и все время наблюдал за проезжими – от него не укрылся и последний жест гостя. Он никак не мог вспомнить, где его видел. Этот маленький шрам над белой бровью... нет, не он, тот был без усов. А может, он? Усы отрастить не такая мудрая штука. Гусак не вытерпел:
– Скажи мне, зачем ты этим шляхом в Киев едешь? Из Львова есть прямой путь.
Тонкие брови гостя испуганно взметнулись вверх, лицо передернулось, однако он тут же постарался изобразить искреннее удивление.
– Из какого Львова? Я иду...
– Врешь! – поднялся Гусак. – Я тебя во Львове видел, только не в полотне, а в кармазине. Эта гуня не с твоих плеч.
«Селянин» вскочил, рванул ворот сорочки и хотел сунуть руку за пазуху, но его остановил Корней, указав пистолетом на скамью.
– Сядь сюда!
Проезжий постоял с минуту, потом все же сел, потянулся к миске и взял грушу. Абазин удивленно усмехнулся:
– Может, ты уже понапрасну груши переводишь? Брось прикидываться, – серьезно добавил он. – Рассказывай все начистоту.
Гость некоторое время ел молча, потом, не таясь более, достал из кармана платок, вытер рот и заговорил:
– Ты угадал, я из Львова иду, шляхтич бывший. Был кой-какой скарб, теперь его нет, – вернее, еще есть, но не будет, отберут, если уже не отобрали. Не так много там и отбирать. Ты во Львове не лазутчиком ли был? Впрочем, меня это меньше всего касается. Дед мой казаком был, батько по началу тоже, а в шляхту позже выбился. Веры я православной. Будто и все. Не собираюсь ничего таить.
– Ты еще не сказал, куда едешь, зачем переоделся, – сказал Абазин,
– Этого я и говорить не собираюсь. Знаю, что вы меня так не отпустите, сказать обо всем придется. И скажу, только не вам. Где-то здесь полковник Абазин живет, ведите к нему, – ему все поведаю.
– Я полковник Абазин, это мой хутор.
– Чем докажешь? Я Абазина никогда не встречал. Вижу: по рассказам ты вроде на него похож, только этого мало.
Абазин подошел к скрыне[23] и показал пернач.
– Веришь теперь?
– Верю. Я обещал рассказать только Абазину, ему одному.
– Они могут слушать, это мои люди. Говори!
– Еду и к Мазепе – искать правды и защиты у гетмана левобережного. Зовусь Данилой, Данила Братковский, был брацлавским подстолием. Нет жизни люду православному, веру нашу ляхи поганят. Он меня во Львове видел, это правда, я на сейм туда ездил. Хотел все миром уладить, православных шляхтичей собрал пятьдесят человек. Только что эти пятьдесят – капля в море! На сейме нас на смех подняли. А я дальше не могу терпеть, гляньте, что кругом делается: в Каменце православным запретили селиться, все должности в городах только униаты могут занимать. Униатские церкви от повинностей освободили... Все это я на сейме сказал, а сейм вместо помощи все Подолье от Киевской православной митрополии отделил. Протеста нашего никто не принял и ни в одну городскую книгу его не вписали. За правду еще и в кандалы хотели заковать. Довольно терпеть, пора всем за веру встать! Лыцаря нам крепкого нужно, вот почему я и еду к Мазепе. Он веры нашей, один он может помочь.
– Петрик тоже был веры православной, а татар на Украину водил, – заметил Абазин.
– Петрик – то дело совсем иное. Мазепе стоит только привести свои полки сюда, как запорожцы выступят, и тут люди поднимутся, – пусть только знак подаст. Я сам людей по Волыни разослал, там шляхтичи православные, оружно многие встанут.
– Они хоть и встанут, да нам с ними не по дороге. Небось и ты сидел тихо, пока, как сам говоришь, дело до скарба не дошло.
– Нет, со скарбом уже после началось.
– Пусть, но таких, как ты, немного найдется. Посполитым дела нет до того, что шляхта польская забирает в городах должности, а шляхте нашей, – Абазин подчеркнул «нашей», – мест не дают. К Мазепе тоже не советую ехать, зря только время терять.
– Не знаю, пан полковник, почему у тебя к гетману веры нет.
– Бросим про это говорить, поедешь – сам увидишь. Скажи лучше, не тобою ли книга писана «Свет по частям»?..
–«Свет, пересмотренный по частям».
– Да, точно, мне дьяк в Немиройе читать давал, потом обратно забрал. Очень хорошая книга, только не пойму, как тебя шляхтичи за нее не убили.
– Не успели, она недавно надрукована. Я еще хочу вам сказать: подольская, Волынская и киевская шляхта давно ждет удобного случая отменить казачество сеймовым указом, но, как вы знаете, до сих пор дело у них не выгорело. То Сапега сейм разогнал, то сами шляхтичи перегрызлись. А ныне указ непременно издадут, а после того пошлют войско реестровое или ополчение созовут. Не с Палия ли начнут?.. Теперь спасибо за хлеб-соль, мне пора.
– Может, ночевать останешься?
– Нет, поеду, до ночи еще далеко.
– Куда после Мазепы поедешь, если там ничего не добьешься?
– Добьюсь!
– А все-таки, если не добьешься?
– К Палию поеду.
– Оттуда надо бы и начинать, – сказал Корней Абазину, когда Братковский вышел за дверь. – Я тоже сегодня уеду.
– Что, дети дома плачут или жинку молодую оставил?
– Само собою, оставил, хоть и не свою... Я к тебе по делу. Семашко женится, вот я и приехал звать тебя на свадьбу. Всех скликаем. Погуляем так, как давно не гуляли. Даже к Мазепе Семен послал Цыганчука со свадебным платком.
– Он до сих пор верит в то, что Мазепа поможет нам?
– На Мазепу он никогда не надеялся, ты это знаешь. На Москву у него надежда, как и у всех нас.
– Я на свадьбу, Корней, не поеду: стар уже по свадьбам гулять. Съездим-ка лучше к Захарию. Негоже нам не свидеться с ним. Поговорим, тогда уж будем знать, ставить ли на нем крест.
– Ладно, поехали.
В тот же день они поехали к Искре. Поместье, в котором жил Искра, было богатое, с лесом, прудом и большим садом. Искра встретил их невесело. Он был под хмельком, а выпив с гостями, еще больше опьянел и стал жаловаться на свою долю. Окрестные польские шляхтичи были недовольны тем, что ему, Искре, пожаловали шляхетское звание, чуть ли не каждый день писали доносы, составили целую петицию новому королю; он, Искра, ясное дело, со своей стороны тоже пощипал их. Захарий говорил, что плюнет и на поместье и на шляхетское звание и вернется в свою старую тихую хатку. Абазин усердно поддакивал ему.
Потом Искра заснул. Корней уехал, а Абазин, дождавшись, пока Захарий проспится, завел с ним разговор снова, теперь уже с глазу на глаз. Он укорял Искру, посмеивался над ним, поддразнивал прелестями хуторской жизни, тишины и покоя. В конце концов он довел Искру до того, что Захарий решил немедля бросить надоевший маеток и возвратиться на старое место. Но Абазин отговорил его от спешки, посоветовал маеток продать. Мало, мол, на что могут сгодиться деньги, – полковая казна была не слишком богатой. Абазин уехал довольный тем, что вытащил товарища из ямы, в которую его так легко удалось заманить хитрому королю Казимиру.
Глава 17
Дата добавления: 2015-12-07; просмотров: 85 | Нарушение авторских прав