III. Познание элементарного в частицах.

Когда работаешь с людьми опытными и умелыми, может показаться вдруг, что это очень просто – кино снимать. Но на самом деле это большой труд, работать так тихо и быстро. Мне повезло работать с профессионалами, которые сами знают, что за чем должно быть сделано. Это очень помогло мне, это было главным, что обучило меня верной последовательности действий на площадке.

«Актер должен научиться трудное сделать привычным, привычное – легким и легкое – прекрасным». (Константин Сергеевич Станиславский).

Я помню, как обсуждался выбор артиста на роль Мурзина, это одна из двух главных ролей. Нужно было найти достойного противника, раз Максим Матвеев был утвержден изначально. Максим Александрович высокий, тонкий как игла, с точеным лицом. На его фоне и Дима Лысенков, с его природной, истерической, почти нездоровой фактурой, и Григорий Чабан (выдающийся начинающий, но уже полностью оснащенный артист, нужно запомнить!), смотрелись бы странно в роли красного следователя. Слишком откровенным мог бы показаться контраст между красным и белым лидером. Как бы не углядели в этом зрители односторонность авторской позиции, мол, «Вы за белых, да? Признайтесь!» Но я до сих пор не знаю, кто мог бы быть альтернативой совершенному выбору.

Илья Носков оказался тугим и костным артистом. Не знаю, испортили ли его в антрепризных театрах плоские роли героев-любовников или халатное отношение его к постоянным заработкам в дешевых сериалах, а может, он и не был никогда артистом. Но его актерский организм абсолютно разболтан. Ему не поддается его собственное тело, жест не рождается, а усваивается с большим трудом, не становится его собственным, голос его не слушается. Я навсегда запомню ужасные пятнадцать мучительных дублей для крупного плана: «Я прошу Вас, господин генерал!» Это напоминало вступительные экзамены в театральную академию, да и там у комиссии есть шанс прекратить прослушивание и отпустить всех восвояси. В переводе с французского «режиссер» это управляющий, исправляющий, правящий. Мне говорили, что истинный режиссер может заставить играть даже шкаф. Увы, ни времени, ни сил не было в избытке, чтобы упражняться режиссуре на Илье Анатольевиче. Такова профессия. Ну не будет, не будет, никогда не будет достаточно времени, чтобы заниматься репетициями, это не театр! Но это для меня был самый главный пример. Оголенная режиссура. И ведь в конечном итоге появилось лицо, появилась пластика, кондовая, но своя, угомонились руки, жесты стали плавнее и сдержаннее. Удивительным образом Илья Анатольевич преобразился. Жаль, что лишь к концу съемок, но это был очевидный прогресс. Ему очень трудно собраться, он слаб душою, не выдержан, не сосредоточен. Он глуп. Да, он человек глупый. Помню, как на «Следователе Тихонове» Дима Лысенков готовился к своей роли между кадрами, настраивался, не говорил ни с кем, словно медитировал. Помню рассказы о том, как перевоплощался в Брежнева Сергей Шакуров, стоял по десять минут, уперевшись лицом в угол, а поворачивался уже другим человеком. А Носков расплескивает свою энергию, распыляется как артист, вечно шутит. Шутки у него идиотские, чего стоит его извечная привычка имитировать голос Дональда Дака, диснеевской утки-придурка из мультфильма.

И другие артисты видели это, стыдились. Сергей Перегудов как-то за стаканом признавался, что рядом с Носковым трудно работать: «Это полный финиш, если артисту начинают «ставить руки». И жалко его, и я понимаю, как ему трудно. Роль у него, пожалуй, самая сложная. У меня и у Макса понятно все. А Мурзин – это такое сопротивление, такая борьба внутри, все время перед выбором, все время колеблется. А колебаться это самое трудное для артиста. А у Ильи таких неоднозначных ролей не было никогда, и он, наверное, не готов был, не понял до конца, что делать нужно, что хотят от него».

Прикрывали Носкова всем, чем можно. Движением камеры поддерживали эмоциональный накал, забирали текст Мурзина, отдавая финальные, решающие монологи другим артистам. Это должно спасти персонажа. Самая главная фраза фильма, финальная фраза Пепеляева «Все-таки странно, что мы с Вами по разные стороны баррикад» определяет этих двух героев, как равнозначных. Я очень надеюсь, что противостояние получилось. Посмотрим, многое зависит от монтажа.

А человек, который осуществлял черновой монтаж, на съемках никогда не присутствовал. И судя по тому, как он монтировал, боюсь предположить, понимает ли он вообще, о чем делается кино и зачем. «Монтировать в шаг», оживлять крупные планы говорящих героев оценками других персонажей, паузы, напряжение… Такое ощущение, что этот загадочный Миша Петров (это его имя) всю жизнь деньги зарабатывал монтажом сериалов для телевидения, в лучшем случае.

Кстати. Сергей Александрович Мачильский однажды сказал, что частые крупные планы это для телевидения, чтобы человек, у которого стоит дома телевизор с маленьким экраном, смог разглядеть, что же там играют артисты. А кинематограф занимается широким экраном, то есть это в основном общие планы, с внутрикадровым, сложным движением, с выстроенным многоуровневым светом. Как в живописи, чтобы не работать с одними портретами, а создавать целый мир, с воздухом и атмосферой. Сергей Валентинович Астахов на втором курсе нам сказал: «Крупный план должен быть как рукопожатие». Даже крупный план реакции персонажа на происходящее, оценка, должна быть выстроена режиссером и сыграна, прожита. Нельзя просто нарезать лица актеров и подложить текст из-за кадра. Это халтура.

Не понимаю, кто и зачем нанял этого тусклого человека, Мишу Петрова. Впрочем, я так и не поняла, кто был виной кадровым проблемам в лице двух уволенных линейных продюсеров и некого Даниила Разуваева, странного хвастливого придурка, вместо кого меня и назначили. А ведь он выпускник Хотиненко из ВГИКа, готовый режиссер по сути. Хотелось бы никогда не стать ни в чем на него похожей.

Мистическим персонажем для меня остался и Владимир Николаевич Южаков. Не знаю, то ли это сломанная в Новый Год нога его так подкосила, то ли что еще, но он запомнился мне как человек слабовольный, мягкий и витающий в облаках. Да, он сделал потрясающую декорацию, а это очень важно в такой замкнутой, камерной истории, где полтора часа фильма проходят в пределах практически одной комнаты. Но было несколько важных моментов, которых можно было избежать, если бы их обсудили заранее. К примеру, голубятня в Пушкине. Южаков сделал голубятню открытой, предполагая совершенно иное движение камеры и не рассчитывая на то, что голуби вынуждены будут сидеть на жердочках так долго. Поэтому, когда поставили кран и встал вопрос о том, как удержать голубей на своих местах, - привязывать ли их жгутиками или закрыть голубятню сеткой, Владимир Николаевич, вместо того чтобы принять какое-либо решение, ретировался задом, попросту сбежав с площадки, оставив ситуацию в руках своих ассистентов. Пол был оклеен бумагой, которую нельзя мыть, не были заготовлены посадки в пол для выстрелов под ноги Каменского, не были обговорены даже точные места попаданий, притом дубли разбивающихся окон, вылетающих во время взрыва деревянных рам, дубли стульев, которые выкидывают из окна, - это все нужно было предусмотреть либо в подготовительном периоде, либо уже в съемочном, но заранее, а никак не на месте. Почему-то декорация строилась совершенно под иной объект, и этот полукруглый эркер в спальне Мурзина никак не напоминают здание, из которого выкидывают кровать. Да, наверное, это теперь художественная условность. Изрезанная как попало крышка рояля, впрочем, тоже дело вкуса. Было несколько моментов, где видение художника и воля режиссера расходились, как то: портрет царя с выколотым глазом или кусок голой женщины, вырванный из стены. Может быть, из-за таких мелочей и пропал Южаков со съемок. Даже на шапке не появился, исчез. Странный художник.

Зато мне повезло познакомиться с двумя достойными товарищами из художественного цеха. Я говорю про Андрея Абраменкова и Диму Татарникова. Ребята наделены невероятным стремлением к труду и созиданию. Умелые, профессионально оснащенные, мудрые. На любую возникшую проблему они вмиг находят несколько вариантов решений. Они ловкие и сообразительные. Для меня это составляющие таланта. Глядя на них, хочется снимать кино. Я очень хочу с ними поработать, эти парни мне нужны.

Есть еще двое ребят, которым я очень благодарна, - Саша и Илья, военный костюм. Поразительное знание истории и фанатичная страсть к тому, чем занимаются. Притом, знание в таких подробностях, что начинает казаться, словно они там были. Илья Лябаев дал очень много полезных советов насчет работы второго режиссера на площадке, насчет фильмов, обязательных к просмотру для понимания эпохи, книг. Такие люди ценны, эдакая ходячая энциклопедия.

Это начинает напоминать благодарственную речь, но я не могу не отметить Сергея Александровича Мачильского. Это человек, настолько влюбленный в жизнь. Во всех ее проявлениях. Это талант. Да, талант все оправдывает. Нужен талант, чтобы так любить людей, чтобы прощать глупость и незнание. Я не хочу говорить о том, как Сергей Саныч видит кадр, ставит свет, управляет камерой… Я писала об этом в сочинении о предыдущей практике. Мачильский отмечен свыше. То, как он поет песни, какие поет песни, как он матом ругается, как кино снимает, как живет. Я просто его люблю. И настанет день, когда я буду обсуждать с ним сценарий нашего фильма, я этого хочу, я в это верю.

Вообще это картина для меня стала своего рода рынком. Поймите правильно. Я про приобретение. Например, артисты. Надя Толубеева, с которой я давным-давно училась в театральной академии, которая когда-то бегала по кафедре сцендвижения в нелепых тапках, которая стреляла у нас сигареты за углом академии, теперь оказывается удивительная актриса. Чуткая, трогательная, разнообразная. Даже на пробах она отличалась от остальных девушек такой осознанной, неслучайной, но прямой дерзостью, почти лезла на рожон. Она смелая. Мне с такими интересно. Она многое может.

И Григорий Чабан. Очень тщательный, вдумчивый, подробный артист, наделенный умом и большим желанием к перевоплощению. Роль ему досталась, скажем так, сладкая. Кто же из актеров не хотел бы сыграть умалишенного. Играй не хочу! Но как он ее вывернул. Это стало драмой. Не просто обозначением психа, а целой историей. Я сходу могу снять фильм многосерийный про Гнеточкина. Чабан тоже отправляется в копилку.

Очень не хочется говорить очевидные вещи. Сергей Перегудов удивительный, Александр Иванович Шпынев настоящий офицер, Андрей Полищук чудовище неслыханное... Скажу только про Максима Матвеева и Елизавету Боярскую. Это невероятный дуэт. Пронзительный, свежий. На них смотреть одно удовольствие, даже порознь. Талант, я утверждаю, это все талант. Черневича или Дятлова практически невозможно было загнать в кадр. Ну что ты будешь делать! Их постоянно занимали мобильные телефоны, разговоры. Лишь команда «Мотор» заставляла их подняться со стульев и принять должное положение, ох. Очень занятые люди, очень. Что, само собой, их мастерства не умаляет. Но Максим Александрович, ровно как Елизавета Михайловна, относились всегда с трепетом к предстоящему кадру. Всегда они были обходительны со всеми, всегда учтивы, готовы помочь, подыграть из-за кадра, никогда им не нужно было куда-то еще, куда-то кроме. Они приезжали в павильон только ради нас, ради фильма, и оставались всегда включенными, всегда внимательными.

Уважение к работе других людей это тоже составляющая таланта.

Я благодарна Константину Владимировичу Воробьеву за путь, который мы прошли с ним вместе. От недоверия – да, поначалу он вообще не понимал, почему он должен делать то, что я говорю, - до взаимопомощи. Это то, о чем я говорила выше. Он стал нуждаться во мне, стал спрашивать совета, просил поправить его по жестам и репликам. В конечном итоге, он даже не спешил убежать из декорации в свою комнату, сам предлагал помочь артистам, ждал общего плана.

Актеры нуждаются в нас, в режиссерах. Они нас ждут. Да, зарабатывают на жизнь, снимаясь в чем попало, но жаждут играть. Было бы что играть.

Так хорошо мне было с ними, с нашими актерами. Со всеми. Вот они, мои дорогие люди. Мы еще встретимся, как иначе.

Дата добавления: 2015-12-07