|
Читайте также: |
В самом начале 19 века Брянщину посещал иностранец, очень наблюдательный человек – Отто фон Гунн. Он бывал в гостях у графа К.А.Разумовского в его почепских и бакланских владениях.
Свои впечатления путешественник изложил в записках «Поверхностные замечания по дороге от Москвы в Малороссию в осени 1805 года, сочинения Оттона фон Гунна».
«16 сентября».
Ехал он из Почепа, через лес, Семцы, дальше возле Гончаровки на п. Октябрьский. А там по плотине и мосту к дворцу.
Баклань, село принадлежащее к почепской графской экономии, лежит в 25 верстах от Почепа. Все то, что природа совместила в малом виде и позволила искусству украсить, найдете Вы в Баклани в виде большом, увеличенном. Здесь искусством сделано весьма ещё немного, но все произведено натурою.
Надобно въезжать на целый ряд высоких гор, коих вершины украшены лесом, а спереди на горе же видно величественное здание, подобное рыцарскому из времен прошедших столетий. Оно построено не позже, как 5 лет тому назад, подражание итальянским сельским, около Рима домам, и весьма сходствует с великолепным, близ Москвы, Дурасовским домом (сочинитель говорит здесь, конечно, о месте, называемом Люблино, принадлежащем графу Дурасову). Думать надо, что при строении сего дома главной целью было то, что из каждой его комнаты можно было видеть натуру
(природу) в разных её изменениях. Истинно, рассматривающий взор наблюдателя не знает, на котором предмете ему остановиться. Повсюду видна чрезвычайная многообразность в обширном пространстве природы, и если бы
Сюда привесть самого Клавдия Лорреня или какого-нибудь Вернета, то и тот не вдруг бы решился, какой из предметов почесть самым лучшим.
Самый дом имеет свое положение на краю одной, высокими деревьями обросшей, горы и со второго его этажа сделан выход на арках, по коему можно из комнат выходить в отверстую природу, и именно прямо на высокую гору, обделанную так, что представляет собой натуральный английский парк.
Отсюда, так как почти и со всех пунктов, видна внизу страшно глубокая и широкая долина, по которой течет из Почепа река Судость, извиваясь разными кривизнами. По обеим сторонам оной на пойменных лугах видны сотни стогов сена. Через Судость, разлившуюся здесь широко, сделана плотина со многими в ней шлюзами и мостами, три мучных мельницы и маслобойня, кои действуются водой, страшный шум производящею, что придает всему ландшафту большую прелесть и приводит всякого в размышление и задумчивость. Маслобойня, построенная лет за 5 со всем искусством, перерабатывает в каждый месяц масла пудов до тысячи. Может быть она единственная во всем государстве, ибо известно, что масло вырабатывается везде вручную. Но здесь конопляное семя посредством воды раздавливается прежде на преогромном камне двумя вертикально поставленными жерновами, катающимися и вместе вертящимися по нем, потом поджаривается оно на огне и, наконец, выжимается посредством клиньев и пестов. Дабы все таковые заведения довести до возможной степени совершенства, граф принял к себе механика-англичанина и привез его с собой из Москвы.
В трех верстах от Баклани были мы во вновь заводимой английской ферме (или хуторе), где в течение последнего года некто, английский земледелец по прозванию Скот, завел все на английской ноге.
Он засеял там две десятины наилучшим английским картофелем, однако ж здешний народ не может ещё привыкнуть к сей изящной пище. Так же и репу сеял
он в поле. Горы бакланские состоят по большей части из мергеля.
Дорога из Почепа к Баклани идет сначала через большой, далеко простирающийся лес, потом по местам болотистым, а наконец по полям, коноплями и гречихой засеянными и покрытыми жнецами обоих полов, что и делало эту поездку чрезвычайно занимательною.
«Для кого вы работаете? – Вы, трудолюбивые люди, -- думал я часто про себя. Для торговли рижской, и чтоб привести Россию в цветущее состояние. А какая им за то награда? – Самые бедные жилища, какие я когда-нибудь видывал».
Мне хотелось видеть Баклань при восхождении солнца, для чего, встав на следующее утро ранее обыкновенного, вышел я на упомянутый переход. Внизу, в долине, все казалось мне морем, и туман расступался под моими ногами наподобие облаков: одни только деревья, на лугах стоящие, видны были из тумана, как карабельные мачты.
Но солнце вскоре рассеяло туман и миллиарды блестящих капель росы ослепили мои глаза. Я вспоминаю о летнем утре, о лунном сиянии в вечеру, помаленьку наступавшая уже осень напоминала о проведении и бессмертии всего древне сотворенного. Сии чувства, оживлявшие меня некогда на высоком Брокене Бланкенбургском или на Альпах в Гельвеции, сопровождают меня и здесь, и я расстаюсь с Бакланью растроганный и с тем желанием, чтобы граф, ради продолжения своей жизни, проживал
здесь хотя бы некоторую часть каждого года. Ведь наслаждение временем есть величайшая философия в жизни и сколь хорошо и справедливо сказал Шекспир в своей «Буре»: «Башни покрываемые облаками,
чертоги великолепием отливающиеся, неприкосновенная святость храмов и даже сам огромный шар земной со всем на нем живущем когда-то ниспровергнется, исчезнет, как ночное приведение, и не оставит по себе даже ни следа бывшего своего существования». Равно и Баклань когда-нибудь заставит исчезнуть жестокое, неумолимое время, и его нынешнее существование не оставит по себе ни малейшего следа.
Повозки подведены, меня зовут, - прощайте, мы едем назад в Почеп.»
«сентябрь 24, 1805 года».
В этом рассказе интересно описаны условия жизни бакланцев.
«Прекрасная погода, столь много нам благоприятствовавшая от самой Москвы до Почепа, какой ни в Москве, ни в здешних странах через все лето не было, была к нам благоприятна и сегодня, когда пустились мы в дальнейшее путешествие. Первой станцией была милая Баклань.
Но с какой силою наступившая осень приуготовила всю природу, за неделю перед сим – ещё в полном цвету находившуюся, -- к зимнему отдыханию!
Горы и долины, луга и поля, так как и вода в Судости и небеса – все возвещало близкий хлад зимы. Горы и долины, казалось, как будто опалены, леса сделались уже прозрачными, вода получила темный цвет, а облака состояли из светлых полос. Умирающие листья на всех родах деревьев давали совсем другой вид изменившейся природе.
В огородах видны были дети, занимающиеся собиранием бобов и гороха, капуста ожидала также, чтобы собирали и её, и преленивые лошади таскали нога за ногу – снопы с полей. И сами мы ходили уже в шинелях и однако ж при всем том, не могли еще довольно надивится прекрасному положению Баклани и по достоинству её выхвалить. Мы ходили и по деревне, которая весьма не мала и имеет в себе деревянную церковь. В какой бедности живет здесь крестьянин! Сюда то бы надлежало привести Меркеля, дабы изобразил златые времена латышей чертами, столько же благодарности изъявляющими, сколь неблагоприятным часто является его перо. Он нашел бы в каждом латыше помещика в сравнении с здешним крестьянином. Кажется, невозможно поверить, чтобы в этих жилищах могли жить люди.
В одно из них мы входили. Весь двор при жилище можно было весьма легко вымерить аршином, а побочные на дворе строения совершенно прозрачны. Самое жилище
состоит из небольшой, низкой, чрезвычайно жарко натопленной избы, которой одну четвертую часть занимает печь, другую нары, а остальная часть избы так стеснена двумя лавками и небольшим столом, что с трудом можно пройти одному чтобы не зацепить другого. Подле печи стояла хозяйка с грудным на руках ребенком, у двери её муж, а на нарах стояли 2 недурных
мальчика и, выбирая семена из подсолнечника, любимого здешнего цвета, ели их. Два мальчика же постарше их и столько же девочек, которые все живут в этом тесном жилище, были тогда в поле.
Лошадей и коров, всегда только нужных для крестьянина животных, редко здесь найти можно. Немногим лучше этого живут и кормятся в здешнем селении так называемые новые дворяне, которых число простирается здесь до 14-ти семейств. Сии люди в настоящем смысле суть не что иное, как самые бедные мужики, от которых равняется только тем, что некоторые из них владеют другими, беднейшими их мужиками, не более как душ по десятку. Тут живут еще 3 семейства евреев. Не можно без удивления смотреть на разбросанные владения помещиков. Здесь поистине можно уподобить большое поле или луг Арлекинскому плащу…»
Дворец
На территории, которую занимает нынешняя больница, располагался дворец. Здание красивое, его можно было видеть издалека.
Въезд на дворцовую усадьбу устроен со стороны села Баклань (от дома Склянных) черезкрасивые деревянные ворота.
Дворец был построен в середине-конце XVII века. В нем со второй половины XVIII века жили Разумовские.
Алексей Кириллович Разумовский – это последний гетман Украины при Екатерине II. (Большой любитель соловьиного пения он из Почепа приезжал сюда для прослушивания пернатых певцов).Последний владелец – Барановский.
Здание дворца двухэтажное. В нем бывал внук Разумовского – Алексей Толстой – будущий русский поэт и писатель. По утверждению брянского литературове
да Г.ИСтафеева этот дворец описан в фантастической повести нашего великого земляка «Упырь».
После 1917 года дворец ветшал, а в последствии был разобран на кирпич.
Около дворца находился дом для прислуги. Он и сейчас стоит (это бывшее здание больницы).
Дата добавления: 2015-12-07; просмотров: 1 | Нарушение авторских прав