Читайте также:
|
В 1914 году в Санкт-Петербурге вышла книга «Мое время. Записки» Григория Степановича Винского.
В этом произведении, по словам литературоведа П.Е. Щеголева, Г.С. Винскому удалось «показать, как чувствовали в его время».
Часть мемуаров посвящена периоду жизни Григория Степановича в Баклани, куда он переехал в 4 года к отчиму Михаилу Васильевичу Губчицу (отец умер и мать вторично вышла замуж), бывшему в то время (с 1756 по 1765 год) бакланским сотником.
Впечатления о пребывании в селе остались у Винского навсегда. Прожил он здесь до 1762 года.
Для нас записки автора интересны тем, что дают представление о быте, нравах, которые царили в Баклани в 18 веке.
Дом сотника М.В. Губчица стоял вероятнее всего, на месте, где располагалась контора потребкооперации, недалеко от Никольской церкви(где живут Склянные).
Григорий-мальчик хорошо видел и старинное городище («беседка») и дорогу на Октябрьский и на Татищево («греблю»): «Переезд отсюда (из Котлякова) на житье в
Баклань, куда вотчим мой опредлен был сотником, гораздо явственно помню… Дом, сад, река Судость, гребля, городище ежели и теперь еще представляется мне еще явственно, сему виною долговременное тут даже до восьмого года пребывание».
Свои воспоминания Г.С. Винский писал, когда ему было 60 лет. Но его память до деталей хранила детские впечатления. И, читая их, вы можете сами через почти 300 лет посмотреть впечатляющую картину осеннего сентябрьского солнечного заката над красавицей-Судостью в том месте, где она еще по прежнему широка и полноводна. Вы можете найти пригорок (со стороны Татищева) и увидеть то, что описал Г.С. Винский: «…на пятом или шестом году моего века, едучи осенью из Почепа в Баклань, при захождении солнца спускалась наша повозка с небольшого бугорка к реке Судость. От солнечных лучей, скользящих по гладкой поверхности воды казалось она огненною; через нее летело несколько сорок в лес ночевать…» (в бор нынешнего п. Октябрьский).
Из повествования мы узнаем, что в середине ХVIII века в Баклани имелась церковно-приходская школа возле Никольского храма (по всей вероятности школа стояла или на месте дома П.Т. Байды, или дома Г.З. Коваленко).
В тем времена дьячок был главным педагогогом на селе(этот служитель церкви имел один порок- вымогательство). Он и стал учить Гришу. Этому посвящена небольшая главка книги: «Начало обучения грамоте» и далее: «В Баклани кажется начали меня учить грамоте. Мечтается (вспоминается) мне, что дом наш был насупротив церкви святого Николая, что школа, принадлежавшая ей, находилась через дорогу, что в сей школе жил дьяк, к которому меня водили, который, однако, чему и как учил меня, не помню, но что он часто и больно сек меня, особливо по субботам, сие помню. Сие глуповарварское обыкновение было в употреблении почти во всех приходских школах, по причине дьяку некоторого доходишка».
Далее идет глава «Малороссийская субботка». Где описывается экзекуция школяров. Григорию доставалось не из-за того, что он неспособен к учению, а из-за того, что мать не могла дать взятку дьячку, так как не имела возможности: ведь это был ее сын, а не сын Губчица М.В., поэтому и расходы на него минимально-сиротские: «После субботней вечерни все ученики собрались в школу и, не садясь по местам, а стоя, ожидали дьяка. При вступлении в школу он был приветствован ото всех в один голос: «Мир ти (тебе) благий (добрый) учитель наш!» На что он отвечал: «Треба секты вас» и тотчас начинает экзекуцию. «Учись, не пустуй, помни субботку»: - были его увещевания при сечении. Те матери, которые присылали дьячку почаще (подарки) получали удары по платью (по одежде),
а бедняки или (те) у кого матери были скупы расплачивались голыми задами».
Но не только в приходской школе учились бакланские дети из богатых семей. Были и учителя-предметники, которые в частном порядке обучали языкам (французскому, латинскому и другим).
Кто учил и как учил в главе «Учение латинскому языку» автор пишет: «Первого же моего инспектора, то есть домашнего учителя, поляка пана Мушинского гораздо
более помню не по его учению, а по тому, что он был охотник стрелять, удить рыбу, ловить птичек и меня нередко с собой водил… Он был крайне зол и нас сек без милости. После сего был принят пан Дворецкий. При сем учителе я прошел латинский алфавит, по-российски же читал уже по вечерам для матери и в церкви, писал изрядно. Сей инспектор был нрава тихого, и я его душевно любил; бывали и от него наказания, но редко, и не напрасно, и не жестоко».
Горька и тяжела была жизнь ребенка в доме отчима. Нравы, царившие в семьях тогдашнего времени, хорошо показаны Винским в главе «Дом вотчима». Детей держали в постоянной строгости, и каждый день секли, даже, если ничего не набедокурили. Били для «профилактики», чтобы завтра «не натворил».
Экзекуторствовал в семье отец по докладу матери или бабушек и дедушек.
В семье Губчица иначе: «Вскормленный в доме вотчима, я испытал прежде (больше) несправедливости и обиды, нежели ласки и милости, но я их тогда не сильно чувствовал и по ребячеству скоро забывал. Вотчим мой, будучи от природы человек угрюмый и сердитый, к нам весьма был неласков, но сам, сколько помнится, меня не бил, а выполнял сие через нашу несчастную мать, которая, как теперь помню, при наказании иногда сама горько плакала. Наказания случались ежедневно».
Таковы житейские законы того времени.
Дата добавления: 2015-12-07; просмотров: 40 | Нарушение авторских прав